Офени и коновалы
Еще в школе, «проходя» (мимо?) русскую литературу, все узнавали о каких-то коробейниках, описанных Н. А. Некрасовым. Было время, когда по радио часто звучала приобретшая характер народной песня «Эх, полным полна коробушка, есть и ситцы, и парча…» на стихи того же Некрасова. Но кто были на самом деле эти коробейники, откуда брались и когда извелись – никто не интересовался.
Между тем офенский отхожий промысел, как называли торговое ремесло разносчиков-коробейников, был весьма развит. Даже сегодня далеко не в каждой деревне имеется магазин, и автолавки приезжают не в каждую деревню. Следовательно, за всяким пустяком, начиная от иголки, нужно ехать (или идти пешком) туда, где есть сельмаг, торгующий не только хлебом и водкой, но и галантерейными и хозяйственными товарами. В XIX веке деревенские универсальные лавочки существовали лишь в больших селах, центрах волостей. И снабжали русскую деревню необходимыми мелочами только бродячие торговцы-офени. Число их было огромно и никем не учитывалось. Однако такие уезды Владимирской губернии, как Вязниковский и Судогский, жили почти исключительно за счет этого промысла. Много офеней высылали Тульская губерния, Серпуховский и Подольский уезды Московской губернии. Торговали они дешевым «красным товаром» (фабричными тканями), разной галантереей – иголками и наперстками, бусами, сережками и колечками, зеркальцами, румянами, туалетным мылом, лентами, платками, тесьмой, булавками – всякой всячиной. А вязниковские офени торговали исключительно ерундовыми лубочными книгами и картинками, и были офени-«старинщики», занимавшиеся скупкой и перепродажей старинных церковных книг, икон и вещей. Так что сам вышедший из народа издатель И. Д. Сытин, печатавший для народа дешевые издания русских классиков («весь Пушкин за 1 рубль»), справочники-календари и подобную качественную литературу, широко пользовался этим народным торговым средством для внедрения книг в деревню. И Л. Н. Толстой, помимо писания романов для «чистой» публики занимавшийся просветительством, писавший книжки для народа и даже создавший для этого просветительское издательство «Посредник», также живо интересовался офенями, чтобы через них распространять свои произведения.
Пешком, с огромным лубяным коробом через плечо, или на лошади с возом товаров отправлялись офени в путь в конце лета – начале осени и возвращались к Масленице или Пасхе. Люди эти, сформированные своей профессией, отличались общительностью, бойким нравом, сметливостью и словоохотливостью. А чтобы словоохотливость не повредила коммерции, офени создали свой особый, профессиональный жаргон, офенский язык, которым они объяснялись при посторонних людях и которым очень интересовались ученые-филологи. Офенское ремесло было семейным и наследственным, как наследственными были маршруты коробейников. Естественно, что проходивший через одни и те же деревни не менее двух раз в год, туда и обратно, офеня должен был, во-первых, «держать марку» и сбывать хотя и дешевый, но качественный товар, а во-вторых, он нередко торговал в кредит: наличные деньги в деревне были не всегда, а товар требовался часто. Вместо денег офени могли брать и продукцию сельского хозяйства, сбывая их затем скупщикам, так что это была подлинно народная торговля.
Разъезжали по деревням на ледащей лошаденке и другого рода торговцы – скупщики всякого дрязга, от ломаных кос и серпов до вконец изодранных бабьих тряпок (для бумажных фабрик) и скотских костей (на удобрения для господ помещиков). И расплачивались они чаще всего дешевым товаром, до линючих румян и слипшихся леденцов-монпансье: дело это было копеечное.
Точно таким же народным было ветеринарное ремесло коновалов. Если торговцев в русской деревне было очень немного, то уж образованных ветеринаров-профессионалов, можно сказать, и совсем не было: очень немногочисленные ветеринары Ведомства государственных имуществ в основном заняты были казенными обязанностями, а в земствах если был один ветеринар на уезд, так очень хорошо. Между тем услуги ветеринаров были востребованы намного больше, нежели услуги врачей, лечивших людей. Мужик, ежели прихворнет, так перемогается до последнего, по возможности пользуясь домашними средствами. А лошадь или корова перемогаться не будут, значение же их в хозяйстве огромно. Но главное, в хозяйстве постоянно требовалось кастрировать молодых животных – телят и жеребят, поросят и ягнят: нехолощеное животное, придя в возраст, обладает весьма дурным нравом и может быть даже опасно (бык, например), а мясо от него очень низкого качества, жесткое и вонючее. В качестве же производителей держали жеребцов, быков или кабанов далеко не в каждой деревне.
Долго живший в смоленской деревне и хорошо познавший крестьянскую жизнь профессор А. Н. Энгельгардт не преминул описать и коновалов. Так что лучше узнать об этой профессии из первых рук.
«Чрезвычайно интересные типы сметливых, умных, обладающих необыкновенною памятью людей представляют все крестьяне, занимающиеся специальными профессиями. Один из любопытнейших типов подобного рода представляют странствующие коновалы – наши доморощенные ветеринары. В нашей губернии почти нет местных коновалов… Между тем никакое хозяйство без коновала обойтись не может, потому что в известное время года, например ранней весною, в каждом хозяйстве бывает необходимо кастрировать каких-нибудь животных: поросят, баранчиков, бычков, жеребчиков. Без коновала никто поэтому обойтись не может. Необходимость вызвала и людей, специалистов-коновалов, занимающихся кастрированием животных и отчасти их лечением, насколько это возможно для таких странствующих ветеринаров. К нам коновалы приходят издалека. Есть где-то целые селения – кажется, в Тверской губернии, – где крестьяне специально занимаются коновальством, выучиваясь этому ремеслу преемственно друг от друга. Два раза в году – весной и осенью – коновалы отправляются из своих сел на работу, работают весной и возвращаются домой к покосу; потом опять расходятся на осень и возвращаются на зиму домой. Каждый коновал идет по известной линии, из года в год всегда по одной и той же, заходя в лежащие на его дороге деревни и господские дома, следовательно, каждый коновал имеет свою практику, и, обратно, каждая деревня, каждый хозяин имеет своего коновала, который побывает у него четыре раза в год: два раза весною – идя туда и обратно – и два раза осенью. Коновал заходит в каждый дом и кастрирует все, что требуется, понятно, что он знает все свои деревни и в деревнях всех хозяев поименно. Обыкновенно, идя весною вперед, коновал только работает, но платы за работы – по крайней мере у крестьян – не получает, потому что, если операция была неудачна, платы не полагается. Проработав весну и возвращаясь домой, коновал опять на обратном пути заходит ко всем, у кого он работал, и собирает следующий ему за труды гонорар. Часто случается, что коновал и на обратном пути весною не получает денег от бедных крестьян, у которых редко весною бывают деньги, тогда он ждет до осени, когда у мужика будет «новь», когда он разбогатеет, и получает весенние долги во вторую свою экскурсию, причем берет не только деньгами, но и хлебом, салом, яйцами, для чего обыкновенно имеет с собою лошадь. Пройдя сотни верст, обойдя тысячи крестьянских дворов, кастрировав несметное количество баранчиков, поросят, бычков, коновал помнит, где, сколько и чего он сделал и сколько остается ему должен каждый хозяин, у которого он работал…
В производстве самой операции кастрирования коновалы достигли большой ловкости, что совершенно понятно ввиду той огромной практики, которую они имеют. Заходящий ко мне коновал Иван Андреевич… в течение пяти лет кастрировал у меня множество различных животных, и не было ни одного несчастного случая, все животные после операции выхаживались легко и споро. Точно так же ни от одного из соседних крестьян я не слыхал, чтобы когда-нибудь коновал сделал операцию неудачно, чтобы животное околело вследствие операции. Это и понятно, так как коновал дорожит своей репутацией, то, осмотрев животных до операции и заметив, что которое-нибудь нездорово, он предупреждает об этом хозяина, указывает, в чем болезнь, для того, чтобы потом не подумали, что животное заболело от операции. Впрочем, хозяину нечего опасаться, потому что если он пожелает, то может у того же коновала застраховать свое животное. За свою работу коновалы берут недорого: за кастрирование баранчика – 5 копеек, за боровка – 5 копеек, за бычка – 10 копеек и, сверх того, если работы много, коновал получает полштофа водки и кусок сала, в котором он, по окончании работы, жарит себе на закуску поступающие в его пользу органы, вынутые при операции. Впрочем, коновал выпивает водку и съедает приготовленное им жаркое не один, а вместе с рабочими, которые помогали ему при работе, ловили и держали оперируемых быков…
Конечно, коновал получает такую незначительную плату лишь за обыкновенную работу. Если нужно кастрировать старых быков, боровов, жеребцов, то плата коновалу возвышается: он получает рубль, пять, десять, двадцать пять рублей, смотря по трудности операции, ценности животного и т. д. Тут уже нет определенных цен, но цена устанавливается по взаимному соглашению… Кастрировать баранчиков, поросят может каждый коновал-мальчишка, обучающийся при своем отце или брате, кастрировать бычков уже труднее, жеребчиков еще труднее, а труднее всего кастрировать старых животных. Тут уже коновал действует гораздо осмотрительнее, внимательно изучает животное, созывает на консилиум других коновалов, идущих по параллельным линиям, и о месте пребывания которых он всегда знает, потому что, вероятно, есть пункты, в которых идущие по разным линиям коновалы сходятся. Часто случается, что и после консилиума коновалы объясняют, что кастрировать животное нельзя, потому что они, дорожа своею репутацией, вообще очень осмотрительны в своем деле и дорожат своею практикою, своими линиями, к которым привыкли. Коновалы занимаются также и лечением животных, но значение их в этом отношении ничтожно, потому что оно проходит только в известное время года. Но самое дорогое то, что, поручая ваше животное коновалу, вы можете его страховать у того же самого коновала. Если вы не хотите рисковать, если вы очень дорожите животным, если вы не верите коновалу, то вы оцениваете ваше животное, и тогда коновал вносит вам назначенную сумму в заклад и затем делает операцию, если животное пропадает, то внесенная коновалом сумма остается в вашу пользу. Понятно, что при страховании плата за операцию гораздо выше и тем выше, чем более заклада вы потребуете от коновала. Если коновал раз признал возможным сделать операцию, то он всегда возьмется страховать животное, если вы того пожелаете, потому что если даже у него самого нет денег, то он найдет других коновалов и соберет требуемую сумму».
Думается, из приведенного описания читатель понял, что когда коновалом называют плохого врача, то ему безбожно льстят.
Читателя, верно, шокировала практика поедания коновалами изъятых у кастрированных животных яичек. Не исключено, что это было что-то вроде древнего магического обряда, смысл которого был забыт. Вообще, в практике коновалов было много магии, и они широко пользовались травами и заговорами, подобно деревенским знахарям, и даже иногда занимались знахарством. Покровителями своими они считали святого Власия, древнего славянского бога Велеса, а также святых Козьму и Демьяна. У них был даже особый коновальский знак: большая медная ажурная бляха с изображением животных и святых.
Степень распространения коновальского ремесла, как и размеры заработков, неизвестны: никто и никогда этого не фиксировал. В некоторых местностях (например, с. Санниково Пошехонского уезда Ярославской губернии, с. Кентуры Тотемского уезда Вологодской губернии, многие деревни Алатырского уезда Симбирской губернии) оно получило характер отхожего промысла, на который отправлялось почти все взрослое мужское население. А коновалы-костромичи одновременно были и швецами, и шерстобитами, и вязальщиками, а иногда и овчинниками.