Прислуга

Современный город населяют горожане: они работают на предприятиях и служат в учреждениях, торгуют и обслуживают. Наш современник может подумать, что так было и в старину. Однако на деле значительную часть городского населения раньше составляли… крестьяне. И чем больше был город, чем более он был промышленным и торговым, тем большую долю среди его жителей занимали крестьяне. Дореволюционный журналист С. Чериковер писал в изданной в 1909 году книге «Петербург»: «Как ни много в Петербурге дворян, купцов, духовенства, почетных граждан, мещан и цеховых (двух последних в 1900 году было почти 1/5 населения – 19,4 %), в общей сумме они не составляют и половины всего населения. Преобладающая масса здесь – крестьяне. <…> Крестьяне, как только были освобождены от крепостной зависимости, хлынули туда, куда влекли их экономические интересы, куда гнала их нужда, отсутствие заработков на родине и необходимость платить тяжелый оброк. А Петербург тогда нуждался в рабочих руках, так как получил сильный толчок к своему развитию. Ему нужны были рабочие руки и для фабрик и заводов, быстро нарождавшихся, и для огромного количества новых построек, и для работ по улучшению внешнего вида, благоустройства и санитарного состояния города. Не только из ближайших губерний, окружавших Петербург, но и из более отдаленных стали приходить сюда на заработки крестьяне. Оставляя свое убогое хозяйство в ведении жен, дочерей и стариков, они почти круглый год остаются в Петербурге, распределяясь по фабрикам, заводам, лавкам, поступая в частную и городскую службу. <…>

Легче всего крестьянину и крестьянке устроиться в Петербурге на поденной работе. Несколько ознакомившись затем со столицей, с ее жизнью, привыкнув к ней, вся эта масса поденщиков и поденщиц в большинстве случаев находит себе постоянные места, уступая поденные заработки новым притекающим в столицу массам. Легче всего приискивается служба в качестве дворников, чернорабочих и особенно домашней прислуги. Сравнительная дешевизна платы, обусловленная огромным предложением, нетребовательность этого разряда ищущих труда, наличность множества семейств с достатком, дающим возможность держать прислугу, а если даже и без надлежащего достатка, то воспитанием приученных к пользованию домашней прислугой, – все это значительно повышает ее количество в Петербурге. <…>

Среди прислуги, личной и домовой, есть, однако, и привилегированные лица, места которых часто считаются особенно завидными для их менее счастливых собратий: это – швейцары в богатых домах, отелях, ресторанах, кучера, повара и лакеи в дорогих ресторанах и кафе. Заработок этих лиц иногда достигает настолько значительных размеров, что домогающиеся этих мест готовы платить сами немалые деньги тем, от кого зависит их прием, или к кому на службу они хотели бы поступить. Швейцары и дворники – это к тому же еще почти единственные лица в этой группе, имеющие хоть и небольшую квартирку там, где они служат, а потому получающие возможность жить здесь со своей семьей. Немало прислуги имеется в Петербурге и другого типа: это – курьеры, сторожа и другие низшие служители в различных казенных, общественных и частных учреждениях столицы и при больницах и лечебницах. <…> Все только что перечисленные занятия дают заработок все же только 150 000 крестьян, не знакомых ни с каким ремеслом, не имеющих никакой предварительной подготовки и никакого знакомства с более сложной работой. Вся остальная масса крестьян распределяется между многочисленными отраслями огромной торгово-промышленной жизни Петербурга. Ремесленные заведения столицы, фабрики и заводы, занятые обрабатывающей промышленностью и приготовлением питательных продуктов и т. д., типографии, литографии, мастерские одежды, обуви, и т. п. – все это главным образом состоит из крестьян. Постройка новых домов, ремонт старых, очистка и уборка жилищ ежегодно привлекают сюда в большом количестве крестьян, знакомых с разного рода строительными, малярными и тому подобными работами, и число их неуклонно растет с каждым годом».

Действительно, на рубеже XIX – ХХ веков торгово-промышленной деятельностью в северной столице было занято 62,6 % населения (вместе с семьями), и крестьяне составляли 61,3 % населения. Только торговым, трактирным и извозным промыслом в 1900 году было занято около 170 тысяч человек. Поденщиков, о которых говорилось выше, в 1897 году насчитывалось около 40 тысяч, домашней прислуги, преимущественно женщин, в 1900 году, насчитывалось свыше 100 тысяч, строительными и ремонтными работами занималось почти 66 тысяч человек. Такая же ситуация (разумеется, пропорционально величине города) была и в других городах России. Например, в 1867 году в таком важном в торговом и промышленном отношении губернском городе, как Саратов, из 93 318 жителей обоего пола крестьян было более 12 тыс. (13 %). А в 1895 году – 126 173 жителя, а крестьян – 24 986 душ (20 %). В Нижнем Новгороде с его знаменитой ярмаркой и пристанями на 1865 году числилось 38 358 обитателей, из них крестьян и бывших дворовых – 6077 (16 %), а в 1896 году на 81 563 жителя крестьян было уже 25 945 душ – более 30 %. А в Самаре, только за год перед тем получившей статус губернского города, в 1852 году из 34 494 жителя крестьян было 3316 – 9 %. Зато в уездном Мценске в 1865 году на 13 712 жителей приходилось почетных граждан и купцов 1030 да мещан 10 774, а на «прочих», включая крестьян, – всего 908 человек; оно и не диво: здесь «жители, не только крестьяне и мещане, но некоторые из купцов, занимаются хлебопашеством и огородничеством… Значительная часть жителей занимается работами на городской пристани, а также уходит на заработки в другие местности». Где уж тут заработать пришлым крестьянам.

В Петербурге одной только разносной торговлей в 1902 году занималось около 12 000 человек. Это было нехитро: требовался начальный капитал в несколько рублей и приобретение в городской думе «жестянки» на право торговли. В основном это были крестьяне Ярославской, Тверской и Костромской губерний. Преимущественно торговым и трактирным промыслом были заняты юркие ярославцы, практически монополизировавшие места половых в российских трактирах. Такая «специализация» связана была с естественным стремлением вновь пришедшего в город крестьянина найти своих земляков с понятной надеждой при их помощи и рекомендации куда-либо устроиться. Во многих местах состав рабочих, по словам Чериковера, подбирался из соседних волостей или даже из одной волости. Наиболее смекалистые и активные, разжившись, открывали собственные заведения. В середине 90-х годов в столице насчитывалось 320 трактирщиков, из них около 200 были ярославцы; естественно, что и прислугу в свои заведения они брали из земляков. А в их 644 заведениях служило около 11 тысяч трактирных слуг.

Вся эта публика – дворники, кухарки, горничные, лакеи, половые, официанты – издавна привлекала внимание литературной братии. Еще в 40-х годах XIX века в русской литературе родился т. н. «физиологический очерк», получивший широкое развитие и в последующие десятилетия. В 1849 году вышел даже целый сборник таких очерков – «Физиология Петербурга», где, например, интересный очерк жизни петербургского дворника был дан популярным тогда писателем Казаком Луганским, сегодня более известным под именем В. И. Даля. Хорошо известен А. Башуцкий и с его знаменитой книгой «Наши, списанные с натуры русскими». Были и московские «физиологисты», например несправедливо полузабытый ныне В. И. Кокорев (его книга «Москва 40-х годов» была переиздана в 50-х годах ХХ века). Извлекать обширные фрагменты из этих очерков – дело неблагодарное, проще отослать к ним любопытствующего читателя. Здесь же отметим лишь отдельные стороны этой жизни.

Во-первых, ничтожность заработков. Например, кухарка, обитавшая в кухне или в каморке при ней, и в не слишком богатых семействах (а в богатых кухарок, готовивших по навыку самые простые блюда русской кухни, заменяли дипломированные повара) исполнявшая роль прислуги «за все», получала в месяц 5 рублей на хозяйских харчах и по праздникам недорогие подарки вроде платка. Естественно, она должна была не только готовить, бегать на рынок за продуктами, подавать на стол, мыть посуду, чистить хозяйское платье и пр., но и сносить капризы хозяев. Дворник, также обитавший в каморке в полуподвале, получал те же 5 рублей и чаевые по праздникам и от припозднившихся жильцов, которым он должен был отпирать ворота, не зная покоя и ночью. Между тем обязанности дворника были чрезвычайно многообразны: он не только убирал двор и прилегающий к домовладению участок улицы (а при гужевом транспорте и дислокации в городах кавалерии при «нормальной» езде считали на 1 квадратную сажень улицы 0,56 пуда нечистот), но и разносил по квартирам дрова, круглосуточно наблюдал за порядком и сторожил подъезды и двор от воров и бродяг, бегал в полицию с паспортами вновь прибывших жильцов, в праздники натирал смесью сала и сажи тротуарные тумбы, расставлял и зажигал плошки иллюминации, во время массовых шествий, вооружившись метлой, помогал полиции наблюдать за порядком и участвовать в разгоне несанкционированных демонстраций и пр. и пр. Это были не нынешние дворники, благоразумно полагающие, что снег и сам растает, а грязь – высохнет: за непорядок в ту пору можно было быстро получить от околоточного надзирателя по зубам.

Ресторанные официанты и трактирные половые жалованья вообще не получали. Они должны были довольствоваться чаевыми от клиентов да еще и платить из них хозяевам за разбитую посуду, сбежавших клиентов, а иногда и приплачивать за право работать в заведении. Рабочий день их никак не нормировался, и с раннего утра до поздней ночи они были на ногах (присаживаться строго запрещалось), обязанные не только быстро и внимательно обслуживать клиентов, но и сносить их капризы; а при привычках загулявшей публики издеваться над «шестерками», «лакузой», например мазать им горчицей физиономии, было это непросто.

Во-вторых, масса пришлых работников была вынуждена обитать где попало. Кто хотя бы что-то зарабатывал, снимали углы, размер которых ограничивался площадью пола в квартире сдатчика, так что в 1897 году в Петербурге насчитывалось около 12 тысяч угловых квартир, а в 1900 году их было уже 17 800. Прочие же, прежде всего упомянутые более 40 тысяч поденщиков, обходились многочисленными ночлежками, где за пятачок можно было получить место для сна на нарах, кусок хлеба и кипяток вечером и кусок хлеба и похлебку утром. В недавнее время огромной популярностью у читателей пользовалось переиздание романа Вс. Крестовского «Петербургские трущобы», где в романтических тонах описана т. н. «Вяземская лавра», один из домов, заселенных угловыми жильцами. Таких трущоб в столице имелось немало. Даже квартирная прислуга, лакеи и горничные, были вынуждены ютиться где и как попало, в основном на полу: комнаты для прислуги в квартирах стали предусматриваться при строительстве новых домов только на рубеже XIX–XX веков.