Лаковое дело
Лакировочный, или «лакирный» промысел, то есть украшение небольших изделий живописью под лаковое покрытие, получило столь же ограниченное распространение, как и иконопись. Ведь оно требовало особого умения, художественных способностей. Да и потребность в лаковых изделиях была ограниченной. Зародился этот промысел в 1796 г. в сельце Данилкове в Московской губернии. Сейчас это селение широко известно, как село Федоскино. Побывавший в Германии купец Коробов познакомился там с производством табакерок и организовал у себя небольшое «заведение» с двадцатью рабочими. В ту пору, в XVIII–XIX вв. нюханье табака во всех слоях общества было распространено едва ли не более курения. Некоторые историки искусства утверждают, что Коробов начинал лаковое дело с изготовления козырьков для киверов (по другой версии – для фуражек и касок) для армии. Да вот только и кивера, и фуражки, и каски, во-первых, вошли в состав обмундирования русской армии в начале XIX в., а во-вторых, эти козырьки были кожаными: это знает каждый любитель униформистики. А лаковые изделия, о которых идет речь, делались из папье-маше, а примерно с 30-х гг. из прессованного картона (прессшпана).
Это были прямоугольные или круглые коробочки, предварительно подвергавшиеся проклейке, прессованию и чистовой обработке мелким напильником. По прочности они не уступали твердым породам дерева. Затем изделия грунтовались, шлифовались, покрывались особым лаком и просушивались. По черному, белому, красному или светло-зеленому грунту они и украшались живописью маслом. Письмо было «по-плотному», непрозрачными красками, и «по-сквозному», жидкими прозрачными красками, но всегда многослойное, причем каждый слой просушивался, покрывался лаком и полировался. Живопись «по-сквозному» обычно выполнялась по сусальному золоту или по выпрямленным и врезанным в материал перламутровым пластинам, вырезанным из обычных речных раковин-перловиц. Такое изображение буквально горело, светясь изнутри. Перламутр использовался и для инкрустирования изделий.
Живопись на «лукутинских» (в 1824 году заведение лаковых изделий перешло к зятю Коробова, Петру Лукутину) вещах была нескольких типов. Самые простые вещи были просто орнаментированы. Весьма популярным был орнамент «шотландка» из пересекающихся цветных линий, напоминавший рисунок пледов («тартанов») шотландских горцев. Прост-то такой орнамент прост, но в существующим поныне фабричном музее не устаешь любоваться этой «простотой». Орнаментировали коробочки и под черепаху (на светло-желтом грунте светло– и темно-коричневые с черным пятна и разводы), под красное дерево и даже «под бересту». Изначально также на крышки наклеивались небольшие, тонко выполненные и раскрашенные гравюры, заливавшиеся потом лаком. В начале XIX в., особенно после Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии, популярны были аллегорические композиции. Широко была распространена портретная миниатюра – в основном копирование портретов, выполненных видными русскими художниками. Точно так же копировалась живопись с видами Москвы и Петербурга, произведения русских и западноевропейских живописцев. Для копирования использовались литографии и лубочные картинки. Наконец, широко, как и в традиционной народной росписи по дереву, использовались жанровые бытовые сценки: чаепития, катания, гуляния. Но вся живопись была высокого класса, отличаясь реалистичностью. Лукутинские изделия получали медали на российских и международных торгово-промышленных выставках, и владелец заведения получил право ставить на них государственный герб.
Успех Лукутина сподвигнул окрестных крестьян с предпринимательской жилкой также заняться лаковой живописью. Недаром на его фабрике к середине XIX века трудилось около 100 человек (разумеется, далеко не все из них были живописцы). К началу ХХ века в добром десятке селений Троицкой и Марфинской волостей производством лакированных изделий занималось около 50 небольших мастерских. Правда, в это время спрос стал падать, и даже закрылась фабрика Лукутиных: нюханье табака быстро вытеснялось курением, особенно с появлением фабричных папирос. Но в 1910 г. федоскинские мастера организовали артель. Она была поддержана Московским губернским земством и его Кустарным музеем и просуществовала до 1916 г.
Параллельно с развитием лакового промысла в Данилкове (Федоскине) стали появляться аналогичные заведения в других подмосковных селениях. Так, крестьянин графов Шереметевых, Филипп Вишняков в селе Жостово Троицкой волости Московского уезда, открыл свою мастерскую в 1780 году. Вишняковы, как и Лукутины, начали производство из папье-маше табакерок, чайниц, сигарных коробок и пр. Но еще они стали изготовлять лаковые подносы, что, ввиду широкого развития «трактирного промысла», оказалось весьма прибыльным делом. Сам Филипп в 1807 году открыл мастерскую в Москве, но в Жостове остался его брат Тарас, а затем открыл свою мастерскую и его сын Осип. Так началось лакировочное производство шереметевских крестьян в Троицкой волости – в селе Осташкове, в Новосильцеве, в Сорокине, Хлебникове. В 1876 г. в волости было уже около 20 мастерских – в основном небольших, находившихся в обычных крестьянских избах. Как и в случае с другими промыслами, мастера сдавали свою продукцию скупщикам либо владельцам более крупных заведений, сбывавших крупные партии товара прямо в Москве.
До 1841 года Вишняковы продолжали изготовление подносов из папье-маше, получая медали на выставках и конкурируя с петербургскими и митавскими мастерами. А с середины столетия подносы из папье-маше стали вытесняться жестяными изделиями. Их производство началось еще во второй половине XVIII века на принадлежавших Демидовым заводах в Невьянске и Нижнем Тагиле. Начал делать подносы принадлежавший Демидовым посессионный крестьянин Худояров, изобретший высококачественный лак, который, по словам академика и путешественника Палласа, превосходил по прочности английские лаки и равнялся с китайскими. Подносы украшались цветами, бабочками, птицами, а затем на них появилась сюжетная и орнаментальная роспись. Происхождение жестяных нижнетагильских и невьянских подносов было вполне естественным: где же, как не на Урале, было так доступно качественное листовое железо. Подмосковные же мастера приобретали жесть через московских скупщиков, которые покупали ее оптом на Макарьевской (Нижегородской) ярмарке. Инструментарий был прост: молоток, зубило, напильники, ручной пресс; немногие мастера, занимавшиеся живописью, должны были иметь еще и сушильный шкаф. Коваль выколачивал поднос, затем шпаклевщик грунтовал его, заравнивая неровности, после чего живописец расписывал изделие и лакировал его. Процесс живописи распадался на ряд этапов – подмалевок, перемалевок, замалевок и т. д. – до семи этапов. Точно так же до семи этапов имел и процесс лакировки: покрыли, высушили, отполировали, снова покрыли, высушили, отполировали и т. д. Это давало необычайно «глубокий» и прочный лак. Разумеется, в трактирах с их поточным обслуживанием посетителей и такой лак стирался, нарушался и живописный слой. И жостовские мастера зарабатывали еще и тем, что, скупая по трактирам попорченные подносы, заново расписывали и лакировали их.
К концу XIX столетия в Троицкой волости работали уже десятки небольших мастерских, в которых трудилось до 350 рабочих. Мастерские эти были крохотные, домашние: только в трех из них имелись станки, на которых в день изготовлялось до 20 подносов. А к началу ХХ века в Жостове осталось всего 2 коваля: ручную ковку вытеснила механическая штамповка. Хозяева крупных мастерских, скупая изделия у мастеров-одиночек, сбывали продукцию в московские посудные лавки, откуда она развозилась на ярмарки в Нижний Новгород, Курск, в южные губернии. В то же время спрос на расписные, в народном духе, подносы стал падать и производство сокращаться. В 1912 г. мастера попытались создать артель, но вскоре она распалась.
