Иконописание

Существовал еще один своеобразный крестьянский промысел, представлявший уже вид искусства – иконописание. Да, да, это был именно промысел, ремесленное производство. А нынешние сказки о том, как иконописцы перед работами подолгу постились да молились и во время работы вели богоугодную жизнь – сказки и есть: «богомаз» помер бы с голоду, постись он перед работой над каждой иконой.

В литературе XIX века часто можно встретить упоминание о «суздальских богомазах» и иконах «суздальского изделия», даже о «суздальских картинках». На самом деле в самом Суздале иконописцы были очень немногочисленны. А ремесленное иконописание было развито в больших селах Палеха (Палех) и Мстера, слободе Холуй и окрестных деревнях, занимая ограниченный регион в Суздальском уезде. Ремесленное производство получило здесь большой размах в силу абсолютной неплодородности местных почв: это сплошной песок. В то же время регион относительно беден лесом, хотя, конечно, кое-какие леса там есть. А почему сложился живописный промысел – сказать сложно, хотя, как мы уже видели, щепной промысел (прялки, донца и пр.) также был связан с живописью по дереву.

Производство икон здесь было массовым, и вывозили их на рынок буквально возами, якобы продавая с воза по 15 копеек пара – немного дороже пареной репы; конечно, речь могла в данном случае идти о дешевых крестьянских «краснушках», написанных в основном охрами. О таких иконах в народе говорили: «Годится – молиться, а не годится – горшки накрывать». На самом деле, разумеется, иконы сдавались скупщикам и поступали в иконные лавки. Но местные иконописцы делали и довольно дорогие «подстаринные» иконы, подделываясь под разные «пошибы» – строгановскую, царскую и др. школы. Заказчиком в данном случае выступали старообрядцы, отвергавшие «никонианские» иконы. Самые искусные мастера в расчете на любителей-собирателей из старообрядцев даже искусственно «старили» иконы: использовали покоробившиеся при неправильной сушке доски, покрывали их копотью, наводили кракелюры (трещинки на живописном слое) и т. д.

Огромная потребность в иконах (ведь они были в каждой лавке, в каждой мастерской, в каждой избе, в каждом городском доме, и не по одной) вызвала рост иконописного производства и появление новых его центров. Так, в Запонорской волости Богородского уезда (ныне бывший Богородск называется Ногинском) Московской губернии иконописный промысел возник еще в начале XVIII века, преимущественно в селениях Анциферово, Яковлевское, Елизарово, Костино, Давыдово, Лахово и Горы. Во второй половине XIX столетия центром иконописания стала деревня Анциферово, где работало от 20 до 30 мастеров; всего же этим ремеслом в уезде занималось более 70 человек. Ближе к концу XIX века центр производства перемещается в деревню Яковлевская, где находилось 9 мастерских, в том числе самая крупная, Ф. Морозова с семью наемными иконописцами. В Анциферово было 11 мастерских. А, по данным 1898 г., в Богородском уезде находилось 34 мастерских с 99 ремесленниками; в год они производили до 9 тысяч икон на 13–18 тысяч рублей. В основном это были семейные заведения с небольшим начальным капиталом в несколько рублей. Так что иконописью занимались во многих местах, например, в деревне Борки Можайского уезда, в Троице-Сергиевой Лавре и в Покровском Хотьковском монастыре недалеко от Лавры, в Ростове и его окрестностях и т. д.

Существовало разделение труда как в изготовлении досок для икон, так и в самой живописи. В столярных мастерских из покупного материала тысячами заготавливались доски, как цельные, для небольших икон, так и клееные, для больших домовых и церковных икон. В упомянутый Богородский уезд из Рязанской губернии доски доставлялись возами, в каждом по 100–150 штук. В расчете на «старинщиков» изготовлялись и доски с «ковчегом», т. е. неглубокой выемкой по всему среднику, которую нынешние доверчивые коллекционеры считают безусловным признаком икон XVII века и более ранних; делались доски и с двойным ковчегом. В самостоятельных мастерских в огромном количестве строгались шпонки – узкие пластинки, загонявшиеся «на ласточкин хвост» в задник иконы или в ее торцы, чтобы доска не коробилась.

Для хороших дорогих икон лицевая сторона заклеивалась тонкой тканью – паволокой. Затем поверх паволоки в несколько слоев накладывался левкас – смесь алебастра или гипса с клеем. На нем и писалось изображение. В дешевых иконах, особенно во второй половине XIX века, вместо паволоки могли наклеить… газету или залевкасить доску и без паволоки, очень тонким слоем левкаса.

Сама живопись также изготовлялась с применением средств ее стандартизации и разделением труда. Для этого существовали лицевые иконописные подлинники – сборники рисунков с кратким комментарием, как изображать того или иного святого. На белоснежный левкас накладывался лист с печатной прорисью иконы – штриховым изображением образа и всех деталей. По этим штрихам были сделаны иглой частые проколы. По ним наносились легкие частые удары паузой – небольшим узелком из редкой ткани, наполненным мелко растертым углем. Уголь просыпался на лист, а через проколы – на левкас. Осторожно сняв прорись, оставалось острой иглой процарапать рисунок, после чего можно было приступать к собственно живописной работе. И здесь были мастера с разными специальностями: один писал лики, другой выполнял «доличное письмо», т. е. одежды, третий делал «палатное письмо» – то, что находилось за пределами фигуры. Любое отступление не просто от канона, но от прориси рассматривалось как ересь, и икона браковалась. Хорошие дорогие иконы золотили тончайшими листочками сусального золота, дешевые крестьянские «краснушки» натирали оловянным порошком и потом покрывали всю икону олифой, «запекая» ее в печи: под прикрывавшим живопись слоем олифы олово приобретало вид сусального золота. При необходимости еще один мастер наносил на фон иконы рельефный узор, «пряник», штампами разной формы. Были мастера, специально занимавшиеся расковкой сусального золота: небольшие пластинки золота закладывались между листами крохотной книжечки из пленки с бычьей печени и аккуратными ударами деревянного молотка по ней превращались в тончайшую пленку. Специальные мастерские изготовляли штампованные ризы, оклады из медной или даже серебряной фольги. Самые дешевые «подуборные» иконы писали без паволоки и левкаса, на тонких дощечках прямо из-под пилы, прострагивая только лицевую сторону. Здесь писались только лик и руки, а затем все закрывалось отштампованным в форме окладом с прорезями для живописи.

Как это было в любом художественном промысле, сформировались местные школы иконописи, и при небольшом навыке можно легко отличить Мстеру от Палеха, а палехские иконы незначительно отличаются от холуйских.

В начале ХХ века в Палехе иконами занималось около 400 человек, производивших до 10 тысяч икон в год. Производство икон было сосредоточено в руках нескольких богачей, дававших работу кустарям. Ремесло это было наследственное: работать начинали с 9–10 лет и учились лет пять-шесть. Посторонних учили даром, но на своих харчах. Года два-три ученик мел полы, убирал стружку, растирал краски, бегал в лавочку за водкой. А затем садился на низенький табурет, с раннего утра и до поздней ночи учась накладывать и полировать левкас, затем наводить рисунок паузой и т. д. Мастера работали сдельно, на своих харчах, получая 2–5 копеек с лика и 3–5 копеек с риз. Это давало от 8 до 19 рублей заработка в месяц – заработок неплохой, и ремесло не хуже других.

В советское время с его официальным воинствующим атеизмом иконное производство должно было погибнуть. А мастера больше ничего не умели делать – только рисовать. И вот, после недолгих поисков новой продукции (расписывали декоративные бочоночки-поставцы, грибочки и пр.) палешане, холуяне и мстеричи перешли к прославленной лаковой живописи по папье-маше. А примером для них послужили т. н. лукутинские лаковые табакерки с росписью, в большом количестве производившиеся в селе Федоскино под Москвой.