Многие привыкли думать, что насилие – это когда бьют. Но ударить можно не только кулаком, но и словом, и делом, и равнодушием, и несправедливостью.

Насилие – это умышленное применение силы или власти против воли человека. И его не так-то просто распознать, как может показаться на первый взгляд. Оно может выражаться в словах – в виде оскорблений, угроз, запретов, ультиматумов, чрезмерного контроля. Может проявляться в действиях – не только в толчках или ударах, но и в швырянии предметов, физическом удерживании, загораживании двери (чтобы не дать человеку выйти из помещения) и т. п. А еще насилие может выражаться в бездействии и игнорировании.

Обычно насилие условно разделяют на виды в зависимости от того, какой сферы оно касается. Мы с вами коротко разберем, что именно относится к каждому виду, а потом остановимся чуть подробнее на психологическом насилии, ведь оно бывает таким неуловимым, что иногда даже выглядит как… забота. Впрочем, обо всем по порядку.

Любое действие, совершенное против воли человека с применением физической силы, а также бездействие, приносящее физические страдания:

• избиение: удары, щипки, толчки и т. п.;

• ограничение свободы: при попытке уйти загораживают проход, хватают, удерживают и не отпускают;

• угрозы: запугивание физическим насилием;

• нарушение личных границ: например, насильственное кормление;

• бездействие: неоказание помощи, отказ давать лекарство.

Это принуждение к совершению сексуальных действий или попытка такого принуждения без согласия другого человека:

• изнасилование, в том числе в браке;

• использование чувства вины или стыда для принуждения к сексуальным действиям;

• домогательства: нежелательные прикосновения или просьбы прикоснуться к интимным местам;

• бесконтактные формы: непрошеный интимный контент, скрытая съемка, требование интимных фотографий.

Это совокупность форм поведения, мешающих принимать самостоятельные решения, связанные с репродуктивным здоровьем. Форм такого насилия много, для примера привожу несколько:

• принуждение: требование родить ребенка/сделать аборт, оказание давления различными способами (привет мамам, требующим внуков);

• контрацептивный саботаж: принуждение к незащищенному сексу, порча средств контрацепции, препятствование приему противозачаточных препаратов;

• лишение: женщине не дают доступа к гинекологической помощи;

• ограничение: предотвращение доступа к качественной информации в области сексуального и репродуктивного здоровья, намеренное искажение фактов;

• привязывание: использование беременности как способа удержать партнера или изменить статус отношений.

Это форма жестокого обращения, при которой один партнер ограничивает доступ другого к экономическим ресурсам, тем самым снижая его способность себя обеспечивать, быть независимым в своих решениях. Вот как это может выглядеть:

• запрет доступа: к деньгам, счетам, имуществу, причем иногда к собственным ресурсам;

• контроль: жертву вынуждают отчитываться за потраченные деньги, критикуют, ругают или даже наказывают;

• обесценивание: человека убеждают, что он не способен распоряжаться деньгами;

• блокирование карьеры: запрещают работать или учиться;

• бездействие: отказ от приобретения продуктов, лекарств и т. п. для недееспособного партнера;

• ограничение: требуют жить на сумму, которой недостаточно для покрытия даже базовых потребностей.

На всякий случай поясню важные детали. Во-первых, речь идет о романтических партнерах, а не о несовершеннолетних(!) детях и их родителях. Во-вторых, если в паре работает только один, а второй живет за его счет и супруги добровольно договорились о таком распределении средств, то это, конечно, никакое не насилие. Совсем другое дело, если человеку запрещают работать или используют давление в финансовых вопросах. В-третьих, отказ содержать совершеннолетнего, здорового и дееспособного человека – это не насилие. Люди не обязаны финансово обеспечивать своих партнеров.

Это формы насилия, которые могут привести к психологической травме и/или нанести вред психологическому благополучию человека. Причем здесь важно, что такое поведение имеет повторяющийся характер, то есть это не единичный эпизод, который может быть неосознанным и непреднамеренным, а постоянный паттерн.

Чаще всего психологическое насилие имеет следующие формы:

• контроль действий: ограничение круга общения, требование отчетов о своих действиях;

• эмоциональное насилие: внушение чувства вины, стыда, требование благодарности/любви;

• обесценивание: обидные замечания, непризнание достижений, преувеличение недостатков, придирки, необоснованная критика;

• внушение: навязывание установок и убеждений;

• бойкот: наказание молчанием, игнорированием, дистанцированием;

• газлайтинг: убеждение в неадекватности, неправильном представлении о мире.

Газлайтинг встречается очень часто и может быть довольно незаметным:

• человека убеждают, что он глупый, некомпетентный, ничего в обсуждаемом вопросе не смыслит. Причем нередко делают это публично;

• когда жертва пытается напомнить агрессору о каком-то нехорошем действии с его стороны, тот уверенно заявляет, что ничего такого не было, а у собеседника проблемы с памятью. Ну а что, на диктофон же никто не записывал и на видео не снимал;

• если жертва озвучивает мысль, что такие отношения ее не устраивают, партнер заявляет, что его оговорили – ее подруги, родственники, друзья;

• в ответ на претензию или просьбу перестать унижать газлайтер говорит, что проблема в чрезмерной чувствительности жертвы: «все нормально общаются, а она одна какая-то слишком уж нежная. Слова не скажи!»;

• нередко в ход идет перекладывание ответственности. Это не газлайтер изменил/ударил/наорал, это жертва его довела («монстра из нормального человека делает!»).

Газлайтинг может привести к тому, что жертва вообще перестанет доверять себе. Процесс этот развивается обычно долго, и человек просто не замечает, как день за днем растет сомнение в своей адекватности. В какой-то момент начинает верить, что проблема действительно в нем. В самых тяжелых случаях начинает видеть мир так, как его рисует агрессор, во всем опирается на его мнение и впадает от него в зависимость.

К газлайтингу могут прибегать не только романтические партнеры, но и родители, учителя, руководители. Например, начальник может внушать подчиненному, что тот слишком многого хочет, требуя соблюдать трудовой кодекс, и вообще нужно отдавать всего себя компании, работать в выходные и выполнять неоплачиваемые дополнительные поручения. А как иначе? Все так трудятся! Если не устраивает, то он или зарвался, или просто лентяй, и вообще незаменимых нет. Учителя могут газлайтить ученика, унижая его и внушая, что «старших надо уважать». Или рассказывая, что «нормальные дети на пятерки учатся» (спойлер: нет, особенно в старших классах), «не красят волосы и вообще думают только об учебе». В случае с родителями газлайтинг может выглядеть, например, как постоянное вмешательство в личную жизнь взрослых детей и истерики в ответ на попытку как-то остановить неуемное любопытство.

Иногда человек может ляпнуть что-то, не подумав, случайно задеть чьи-то чувства. Это не значит, что он злостный манипулятор. А вот если такое происходит постоянно, если партнер не извиняется, а главное – не меняет своего поведения после того, как вы сказали, что вам неприятно, то пора задуматься, нужны ли такие отношения.

Можно сказать, что газлайтинг – это в каком-то смысле тест на самоуважение. Если ваши мысли и чувства важны, то вы такого отношения к себе не потерпите. Но если голос манипулятора повторяет то, что вы говорите себе внутри, то сомневаться в себе вы начнете очень скоро. Так что в ситуации газлайтинга на жертву нападают двое: манипулятор и она сама.

При газлайтинге жертва путает насилие с собственной неуверенностью. Но нередко насилие скрывается под другими масками.

Самая частая форма психологического насилия, которая выглядит как забота или даже любовь, – это тотальный контроль. Человек хочет знать о партнере все: куда он пошел, с кем разговаривал, что делал. Поначалу это воспринимается как забота. Действительно, если заботится, то хочет знать, все ли в порядке, в достаточной ли безопасности находится любимый человек. Но при тотальном контроле такая «забота» нарушает личные границы, и чем дальше, тем больше. В какой-то момент начинаются запреты: с этим не общайся, туда не ходи. Причем не всегда это звучит как приказ, куда чаще как выражение своего мнения. Причем нелестного – о друзьях жертвы, родственниках, коллегах и работе в целом. Партнер находит способы убедить жертву, что с этими людьми общаться не стоит: друзья ей вовсе не друзья, и работа только стресса добавляет. Со временем уговоры становятся все более настойчивыми и даже агрессивными. Если жертва как-то пытается свои границы отстоять, в ход идут манипуляции и разные виды психологического насилия – разговоры о ее неблагодарности, о том, что в людях вообще не разбирается. Так потихоньку партнер получает над ней все больше власти.

Контроль под маской заботы встречается не только в романтических отношениях. Родители тоже используют похожие приемы при общении со взрослыми детьми. Например, при подготовке к свадьбе мама «из лучших побуждений» пытается организовать торжество так, как хочет она, а не молодожены. Или она может прийти в гости и, «желая помочь», устроит уборку или купит в дом молодой семьи что-то, что она посчитает нужным. И только попробуйте не принять – тут же станете бессердечными и неблагодарными! Таким образом мама незаметно устанавливает свои правила в чужом доме. А когда появляются внуки, поводов обрести власть над другими людьми становится еще больше.

За маской заботы могут прятаться стремление к соперничеству и желание самоутвердиться. Например, друг как будто из лучших побуждений может сказать что-то обидное: «Ну кто тебе правду скажет, если не я. Слушай, твоя машина, которой ты так гордишься, честно говоря, вообще ужасная». Или подруга может заявить: «Ты, конечно, молодец, что стараешься выглядеть хорошо. Но, понимаешь, с твоими кривыми зубами все впечатление портится. Ты бы хоть брекеты себе поставила».

Такое общение не просто непрошеные советы и нарушение психологических границ, это еще и возможность возвыситься за счет другого. Ведь тот, кто дает оценку, как будто лучше знает и больше прав имеет.

Забота становится насилием тогда, когда кто-то придерживается позиции «я лучше знаю, что тебе нужно», игнорируя при этом желания второго, и/или когда цель коммуникации в том, чтобы что-то получить – власть, ощущение собственной важности и нужности, подтверждение своей «идеальности» и т. п.

P. S. Самое важное, что нужно знать о насилии, – его нельзя спровоцировать: за причинение вреда и применение силы отвечает только тот, кто это действие совершил. У него всегда есть выбор – расспросить, промолчать, взять паузу, уйти, оскорбить, ударить. Если он выбирает насилие, то это его и только его ответственность.

Любой человек может случайно кого-то обидеть, резко выразиться, не выполнить обещания. И все по-разному реагируют на ситуацию, в которой или они сами чувствуют себя виноватыми, или партнер говорит о своей обиде. Но некоторые люди не извиняются вовсе. Или делают это мимикой, жестами, действиями. Слово «прости» не говорят, но осторожненько наливают человеку чай. А есть и такие, кто прощения просит, но делает это так, что лучше бы промолчал. Почему так трудно извиняться и почему есть те, кто не делает этого вообще?

Во-первых, многие люди считают, что признать свою вину – значит расписаться в своей «плохости», а их хрупкая (то есть низкая) самооценка этого просто не выдержит. Им трудно отделить действия от личности, ошибку от тотальной «ничтожности»: либо я нормальный и делаю все правильно, либо я сделал что-то не то, и это значит, что я ужасный человек, дурак и прочие ругательства. Причин тут может быть много: чаще всего такого человека слишком много критиковали, унижали и обвиняли, а следствие одно – слишком хрупкая самооценка, чтобы выдержать вину.

Во-вторых, неспособность извиняться встречается при патологиях характера. У психологов шутка такая есть: «Знаете, как отличить здорового от нездорового? Первый сомневается в себе, а второй уверен, что с ним-то все отлично, а вот весь остальной мир кривой, косой и неправильный». Так вот это не шутка. Действительно, люди с нарушениями психики часто не признают свою вину, зато активно винят окружающих.

Но неспособность извиняться, конечно, не говорит о том, что психика человека однозначно нарушена. Просто нужно иметь в виду, что такой вариант тоже возможен.

В-третьих, такое случается с теми, кто плохо «считывает» чувства других людей и не понимает, что следует извиниться. Или человеку сложно выстраивать коммуникацию. А может быть и так, что его не-извинения – это попытка манипулировать.

«Извини, если ты неправильно меня понял(а)».

«Мне жаль, что ты так все воспринимаешь».

«Прости, но ты сам(а) спровоцировал(а)».

«Ты меня, конечно, извини, но…»

«Мне жаль, что тебе показалось, будто я…»

«Мне жаль, что собственная дочь/сын считает нормальным отчитывать меня».

«Я просто пошутил(а)» или «Ну извини, я же не знал(а), что ты шуток не понимаешь».

«Прости» (после чего человек продолжает делать все то же самое).

«Да-да, понял(а), я во всем виноват(а), давай уже о другом поговорим».

«Забудь уже, я все понял(а)».

Такие извинения не работают. Человек, произносящий их, не признает свою вину, не стремится изменить поведение и улучшить отношения. Он просто хочет оправдаться, уйти от разговора и обвинить в ответ.

Извинения, которые на самом деле могут улучшить отношения, выглядят совсем иначе. Состоят они из трех вещей: признания своей ответственности, сочувствия и желания изменить поведение. Общая формула выглядит так:

• выбрать подходящее время. Лучше не затягивать, но и попросить прощения за что-то в прошлом тоже важно. В любом случае лучше попросить, чем не попросить;

• выслушать человека, если он хочет рассказать о своей обиде;

• сказать «прости меня»: четкая формулировка, что это именно извинение;

• после слов «мне жаль, что…» описать конкретные действия, слова, нарушения границ – то, за что именно извиняются (если вы не понимаете, чем конкретно задели человека, попросите его объяснить, чтобы понять и впредь его не ранить);

• «Я причинил(а) тебе боль/тебе от моего поведения было плохо» – выражение сочувствия. Затем нужно спросить, как можно загладить вину;

• МЕНЯЕМ поведение. Если поведение не меняется, нет никакого смысла просить прощения.

Это, конечно, примерный план извинения. Может, вы что-то добавите или измените, но главное при извинениях – искренность, бережное отношение к чувствам другого человека, поэтому извинения с «но» не работают: человек оправдывается, а не просит прощения. Фраза «ты меня спровоцировал(а)» – это вообще обвинение, а не извинение. А формулировка «извини, если ты это так воспринял(а)» – это разговор свысока и обесценивание.

Рассмотрим ситуацию «твоя обида – твоя проблема». Есть такая популярная идея про обиду: мол, если ты на меня обиделся, то это твое решение и твоя проблема, а я тут ни при чем.

И многих она ставит в тупик. С одной стороны, выглядит как защита собственных границ и возвращение человеку ответственности за то, что с ним происходит. С другой – очень похожа на манипуляцию. Получается, можно как угодно вести себя – оскорблять, унижать, хамить, а если кто-то обижается, то он сам выбрал так реагировать. Но на самом деле возникновение обиды (как и других эмоций) мы контролировать не можем. Однако человек полностью ответствен за то, как ее выражает и что под ее влиянием делает. Он может, например, поступать так:

• надуться и наказывать обидчика молчанием;

• отыгрывать свою эмоцию, то есть вместо того, чтобы сказать об обиде, делать что-то плохое в отместку, чтобы другого заставить чувствовать себя так же неприятно;

• страдать, вздыхать, жаловаться, при любом удобном случае говорить что-то вроде: «Ну тебе же все равно плевать на мои чувства»;

• требовать искупить вину непомерными жертвами или внушать чувство вины, постоянно припоминать эту обиду, а заодно и прошлые;

• вместе с психологом выяснить, адекватна ли обида ситуации и откуда она взялась, а также как себе помогать в таких случаях;

• рассказать, какие конкретно слова или действия обидели, попросить больше так не поступать;

• вместе с обидчиком разобраться, что вызвало обиду и как им обоим дальше действовать, чтобы не разрушить отношения;

• признать, что обида может быть связана не с конкретным человеком и его поведением, а с личностными особенностями того, кто обиделся, и начать работать над собой.

Как я уже отмечала, все сказанное касается и других эмоций и чувств. Например, нормально в определенных ситуациях испытывать злость, но вот как человек ее выражает – это уже на его совести. Вариантов тут много – от сказать или написать до напасть физически. То же и с другими чувствами. Например, находясь в отношениях, человек испытывает симпатию к кому-то третьему. Он будет нести ответственность не за это чувство, а за свои действия. Что он предпочел – флиртовать, изменять или сбежать от соблазна подальше, дабы остаться верным партнеру, судорожно начать разбираться, что пошло не так в отношениях, раз кто-то еще понравился? Это то, что зависит от человека и чем он может управлять.

Знаменитый психолог Эрик Берн обнаружил, что люди, не имея по какой-либо причине возможности находиться в искренних близких отношениях друг с другом, начинают эти отношения имитировать. Такие попытки «контакта без контакта» хоть и применяются абсолютно разными людьми, но при этом сюжеты очень похожи. Их-то Берн и назвал психологическими играми.

Почему люди играют в психологические игры? Потому что быть открытым в отношениях с другими очень страшно. Потому что есть желание что-то получить – внимание, подтверждение своих установок и т. п. Потому что это привычные схемы избегания близости.

Игры воспринимаются нами как нечто безопасное, ведь в них (в отличие от жизни) есть и правила, и понятный предсказуемый результат. Правда, этот самый результат Берн недаром называет расплатой: на самом деле игры не так уж безопасны, как может показаться. Они могут привести и к конфликтам, и к разрыву отношений, и к заболеваниям, и даже к смерти. Чаще, конечно, все ограничивается неприятными эмоциями, но все же игры не самый здоровый способ выстраивать отношения с людьми и миром.

В играх человек неосознанно делает вид, что добивается одной цели, хотя на самом деле стремится к другой. На его приманку клюют другие люди и начинают играть предписанные им роли. Но поскольку говорится одно, а делается другое, то в какой-то момент напряжение от этого несоответствия прорывается – и наступает расплата.

Давайте рассмотрим сюжеты, которые чаще всего встречаются в психологических играх. Возможно, вы узнаете ситуации, с которыми не раз в жизни сталкивались.

«Да, но…» Человек жалуется, что в его жизни полно проблем, и иногда даже прямо просит о помощи (правда, чаще всего очень невнятно объясняет свою ситуацию). На это клюют остальные участники: начинают давать советы, предлагать варианты, оказывать помощь. Но все, что ни предлагают страдающему, удивительным образом ему не подходит. На каждый способ решения его проблемы он отвечает разными вариантами фразы «Да, но…»: «Да, это могло бы помочь, но не в моем случае, потому что…», «Да, но я уже пробовал, и ничего не получилось» и т. п.

В итоге наступает расплата. Советчики и помощники чувствуют все больше раздражения от того, что их помощь не принимают и отказываются от их рекомендаций. Они так стараются, а все зря! Могут даже разозлиться на просителя. А он получает свою бессознательную выгоду. Во-первых, много внимания. Во-вторых, ощущение своей исключительности, ведь у него такая уникальная ситуация, что никто не может помочь. В-третьих, подтверждаются его негативные установки о себе и мире.

«Пни меня». В эту игру, как и в предыдущую, часто играют люди, находящиеся в роли жертвы. Сюжет такой: человек с абсолютно невинным видом провоцирует других на проявление агрессии. Например, нарушает принятые в этом обществе правила или вторгается в чужие границы, лезет со своим мнением, когда его не просят. В результате он получает отпор (Берн называет это пинком). Его бессознательная выгода в том, что пинки – единственная форма любви и внимания, которую он может переварить. Он не привык к теплу, одобрению и поддержке, для него любовь выражается совсем не так. Так что в его понимании он получает именно любовь.

«Тупик». Игра, участники которой просто не могут быть хорошими. Игрок создает ситуацию, когда что ни скажи, что ни сделай – всегда будешь плохим или виноватым. Не принес жене цветы? Обвинит в жадности и равнодушии. Принес? Так не те нужно было, совсем не интересуется, что она любит! В этом примере жена получает, с одной стороны, ощущение своей исключительности. С другой – «право» обижаться, основание, чтобы внушить мужу чувство вины. А виноватыми людьми очень просто управлять.

«Если бы не ты». В этой игре ответственность за свои неудачи перекладывается на собеседника. Игрок сообщает другим участникам, что все в его жизни было бы хорошо, если бы не они. Например, руководитель может сказать подчиненным, что компания не приносит прибыль, потому что они все лентяи. Так он оправдывает свою неэффективность, снимает с себя ответственность за результат, при этом внушая чувство вины сотрудникам. В итоге их самооценка снизится, и они будут выкладываться по полной, не требуя доплаты. Не за что им платить, они ведь плохо работают.

«Загнанная домохозяйка». Как правило, этот сюжет разыгрывает женщина, на которой «держится весь дом». Она взваливает на себя огромное количество обязанностей, постоянно устает, не имеет времени на себя. При этом есть и второй игрок – муж-критикан, который всегда недоволен: то сковородка грязная, то похудеть жене надо бы, то детей не так воспитывает.

Муж наслаждается властью, поднимая свою самооценку за счет постоянных придирок к жене. Она же привыкла получать критику от своих родителей и жить по сценарию, когда все время пытается быть для них достаточно хорошей, но они раз за разом поднимают планку. От игры она получает сочувствие наблюдателей и возможность игнорировать проблемы в браке, постоянно занимаясь домашними делами.

В этой игре есть еще один сценарий, связанный с игрой «Тупик», где мужу вовсе не обязательно критиковать жену. Игра выглядит так: жена, вымотанная домашними делами, которые она сама на себя взвалила, постоянно жалуется, что она одна старается. Но стоит хоть кому-то предложить помощь, как она тут же от нее отказывается. Выигрыш домочадцев в том, что они могут продолжать сваливать все дела на чужие плечи. Бонус жены в том, что она чувствует себя не просто нужной, а незаменимой и вдобавок получает право на всех обижаться.

«Посмотри, как я стараюсь». Суть игры в том, что человек активно демонстрирует другим, как сильно он старается что-то сделать, но при этом результата не достигает. Его цель – стараться, а не достигать. Он может обратиться к психологу, но не для того, чтобы действительно решить возникшую проблему, а чтобы показать другим, что он делает «все возможное». Это часто наблюдают семейные психологи в работе с парой: один супруг пришел и работает, а второй… просто пришел. Показать первому, как сильно он старается.

Выигрыш заключается в возможности имитировать решение проблемы, которую на самом деле человек не собирается решать.

«Пророк». Игрок говорит второму участнику, что ему не надо что-либо делать. Окружающие (если они есть) устраивают обсуждение, часто высказывают скептицизм. Дальше прогноз или сбывается (и игрок с торжествующим видом говорит: «Я же предупреждал!»), или не сбывается (этот исход «Пророк» приписывает себе: «Это благодаря моему предупреждению ничего плохого не произошло!»). Выигрыш игрока – в ощущении своей правоты и власти над другими.

«Неблагодарные вы!» Игрок примеряет на себя роль благодетеля и делает что-то хорошее для других. Причем он не спрашивает, нужно ли им это. Затем он ждет благодарности, но не получает. Так бывает, если «причинять добро». В ответ «благодетель» выдает тираду о том, какие все вокруг неблагодарные. Так он может внушить другим чувство вины и требовать, чтобы они его слушались.

Примеров психологических игр много. Эти сценарии встречаются и на работе, и в супружеских отношениях, и при общении детей и родителей, и в кабинете психолога. Вы можете даже не подозревать, что вступили в игру, что попались на крючок, однако в момент расплаты появится ощущение досады, и вполне обоснованное, ведь внешне все выглядит не тем, чем оказывается на самом деле.

«Агрессор, Жертва, Спасатель». Одним из самых известных паттернов взаимодействия является так называемый драматический треугольник (треугольник Карпмана). Это тоже своего рода психологическая игра: в ней есть и скрытые мотивы, и роли, и правила, и расплата. Причем игра это длинная, участники могут меняться ролями и взаимодействовать друг с другом очень долго, годами и даже десятилетиями.

Состоит треугольник из трех ключевых ролей – Жертвы, Агрессора (или Преследователя) и Спасателя. И если человеку свойственно играть одну из них, то вокруг обязательно появятся те, кто сыграет две другие роли.

Жертва сознательно или бессознательно выбирает страдания, не берет на себя ответственности за происходящее в жизни. Все время жалуется на несправедливость мира и жестокость людей, на обстоятельства, погоду, политику, гравитацию – в общем, на все. Жертва всегда несчастна и ни в чем не виновата. Создавая такой образ, она приглашает в игру Спасателя: попытается переложить на него ответственность, играет в игру «Да, но…», а затем обвиняет в своих неудачах.

Агрессор считает, что Жертва сама виновата в своих проблемах. В ответ на ее жалобы ему хочется встряхнуть, сказать что-то вроде «Соберись, тряпка!» и начать учить жизни. Если Жертва пассивна, то Агрессор активен, напряжен, сосредоточен. Он будет преследовать Жертву, получая удовольствие от ощущения своей силы и превосходства.

Спасатель на жалобы Жертвы реагирует сочувствием и желанием помочь, а по отношению к Агрессору испытывает праведный гнев. Спасатель стремится защитить Жертву и решить ее проблемы. Причем часто Спасателя даже не просят о помощи, но он не может удержаться от соблазна выручить страдающего, не в состоянии пройти мимо того, кому плохо.

Эти роли сами по себе запускают психологические игры, вовлекая других участников. Так происходит потому, что каждая из ролей на самом деле не так уж прозрачна.

С виду невинная Жертва оказывается волком в овечьей шкуре. Общаться с таким человеком невероятно тяжело. Кажется, будто он тянет из вас силы, отнимает способность быть активным и жизнерадостным, заражает пассивностью и чувством безысходности. Кроме того, в глубине души Жертва часто считает, что за ее страдания ей все должны.

Злобный (казалось бы) Преследователь кажется сильным и агрессивным. Однако в этой роли может оказаться человек, у которого мало сил и который защищается от пассивных нападок Жертвы – ее постоянного нытья, попыток переложить ответственность на всех вокруг, двойных посланий и т. п. Кроме того, Агрессор в чем-то завидует Жертве: он тоже хотел бы «не мочь», но по какой-то причине не позволяет себе расслабиться. Кроме того, мотивом Преследователя может быть желание помочь Жертве, просто делает он это агрессивными методами.

Спасатель выглядит как заботливый человек. Однако его мотивация – ощущение собственной значимости. Жертве-то он не помогает на самом деле, а «инвалидизирует» ее: решая за Жертву ее проблемы, он не делает ее более сильной и способной справиться самостоятельно, а ставит в зависимость от себя. Спасатель дает рыбу, а не удочку, получая власть над Жертвой. При этом, бесконечно спасая, он сам ужасно устает и тоже в каком-то смысле становится Жертвой: вот он спасает-спасает, из сил выбивается, а все зря.

Как видите, роли эти вообще не так просты, как может показаться на первый взгляд: поди разберись, кто на самом деле тут спасает, а кто нападает! Но ясно только одно – страдают тут все.

Будучи заложниками своей роли, люди часто кочуют из одного треугольника в другой, так и не находя отношений, в которых не будет игр. К сожалению, в такой ситуации они часто делают вывод, что люди им попадаются все время «не те». Но мы с вами знаем: реальность складывается из того, что творится внутри головы.

Если когда-то человек оказался в роли Спасателя (например, спасая маму от нападок папы) и не смог из нее выйти, то он раз за разом будет встречать Жертв и Агрессоров. Однако он способен осознать, что играет роль и этим привлекает в свою жизнь именно таких людей. А затем научиться не спасать, а помогать. Чувствовать свою ценность без того, чтобы постоянно отдавать кому-то свои силы.

Точно так же Агрессор может научиться наблюдать, а не вмешиваться, спокойно говорить, а не кричать, заботиться о своем благополучии, а не о том, чтобы изменить мир и других людей в соответствии с тем, что ему кажется правильным.

Жертва тоже может многое в своей жизни изменить. Например, проявлять активность и самостоятельность, учиться перед лицом трудностей вместо беспомощности испытывать удовольствие от ощущения собственной силы, когда удается справиться с проблемой.

В отношениях детей, родителей, бабушек и дедушек есть много скрытого и неосознаваемого. Не того, чем это кажется.

Бывает, что в семье с двумя детьми творится какая-то нелогичная история. Уходя из дома, родители говорят младшему: «Ты за старшего, следи за братиком/сестричкой!» Странно же, почему дети как будто поменялись местами?

Случается так, что все в доме слушаются бабушку, хотя живет она отдельно. Но впечатление такое, что она тут главная, будто мама с папой во всех решениях опираются на ее мнение.

А в некоторых семьях как-то странно выглядят отношения детей и родителей. Например, мама больше похожа на ребенка, чем ее сын: она ничего не может и не умеет, а он все ее проблемы решает, заботится, утешает, хотя он может быть еще несовершеннолетним.

Давайте разберем основные феномены, которые могут встречаться в семьях.

Это перекладывание родительской роли на ребенка, который выполняет функции родителя по отношению к маме или папе, сестре или брату, бабушке или дедушке. Условно эти функции разделяют на два типа – эмоциональные и инструментальные. Первые удовлетворяют психологические потребности, вторые связаны с выполнением определенных действий.

• взрослому постоянно нужны поддержка, понимание, компания, помощь, и удовлетворение этих потребностей он возлагает на ребенка;

• с ним как со взрослым могут обсуждать отношения родителей, в том числе измены, конфликты, финансовые вопросы;

• от ребенка ждут, что он будет утешать родителя, когда тот поругался с супругом;

• ребенка включают в разборки между родственниками: ждут от него выполнения роли судьи, защитника, миротворца или переговорщика («Передай бабушке, что…», «Скажи, что папа обо мне говорит»);

• родитель напрямую не просит о помощи, но всем своим несчастным видом провоцирует ребенка себя спасать.

• ребенок отводит и забирает младшего из школы/садика;

• ведет семейный бюджет;

• оплачивает счета, ходит в магазин, готовит на всех еду, зарабатывает;

• ухаживает за больным или недееспособным взрослым – старенькой бабушкой или родителем в нетрезвом состоянии.

Когда люди видят эдакого маленького взрослого, то часто умиляются и восхищаются – вот, мол, какой самостоятельный уже! Только хорошего в этом мало. Да, нормально, когда дети растут и учатся справляться со взрослыми делами. И нормально, если они в чем-то помогают родителям. Но проблема парентификации в том, что на ребенка взваливаются непосильные для его возраста задачи. Никто не ждет, пока он станет достаточно зрелым, чтобы помогать родителям не в ущерб собственному развитию.

Почему так бывает?

Причин для парентификации целый список:

• болезнь родителя. Если мама в депрессии или заболела, то она не может выполнять функции родителя в силу своего состояния. То же касается и родителя с алкогольной или любой другой зависимостью: пока он неадекватен, ребенку приходится о нем заботиться;

• инфантильность родителей. Когда родитель сам еще ребенок, то как он может быть взрослым? Никак. Дети автоматически становятся опекунами своих родителей;

• тяжелое финансовое положение. Если взрослые вынуждены слишком много работать, у них не хватает ни времени, ни ресурсов на выполнение родительских обязанностей. Когда условия жизни тяжелые, то дети становятся не только «лишним ртом», но и дополнительными руками;

• расставание родителей или гибель одного из них. У оставшегося взрослого часто не хватает ресурсов, чтобы быть полноценным родителем своим детям;

• многодетность. В этом случае причина та же – нет столько сил и времени, чтобы всем детям дать возможность побыть детьми. Правда, тут я бы добавила, что в случаях с многодетностью и расставанием родителей необязательно будет парентификация. Родители могут так распределять ресурсы, чтобы у них было достаточно помощников, которым можно делегировать часть задач;

• особенности воспитания родителей. Сами родители были парентифицированы. Они росли в семьях, где дети должны были частично или полностью выполнять функции взрослых. Такие люди сами свое детство не прожили, и когда ребенок веселится, шумит и играет, их это раздражает. Плюс нередко они бессознательно чувствуют зависть к чужому детству. Вот и запрещают или осуждают естественные для этого возраста проявления;

• домашнее насилие. В такой ситуации ребенок вынужден защищать или себя, или второго родителя. То есть брать на себя ту функцию, которую обязаны выполнять взрослые.

Дети, вынужденные с раннего возраста справляться с задачами родителей, умеют больше других. В каком-то смысле это хорошо – знать, как оплачивать счета или ухаживать за больными. Но как насчет других вещей, которые умеют делать парентифицированные дети, – например, приводить в чувство пьяного человека? Вроде это может быть и полезно, но что-то очень нездоровое есть в том, что такое умеет десятилетний ребенок, правда? Как и то, что у этих детей могут быть друзья и родственники, но нет настоящих родителей.

Вот к каким последствиям может привести парентификация:

• Застревание в роли опекуна. Парентифицированные дети часто не понимают, что поменялись с родителями местами и что так быть не должно. Когда они вырастают, то продолжают считать, что их роль в жизни – обслуживать других, бесконечно кого-то спасать, поддерживать, вытаскивать из неприятностей.

• Нежелание создавать семью. А особенно заводить детей. Ведь дети у парентифицированного человека уже есть – это его родители. И он с раннего возраста тащит на себе этот груз, выдержать который может не каждый. Многие, вырастая, сознательно или бессознательно стремятся сбросить его с себя, отстоять свое право быть хоть какое-то время свободными.

• Проблемы в личной жизни. Возникают и у родителей, и у детей. Ведь если родитель несамостоятелен, а ребенок вынужден о нем заботиться, то своей собственной жизни не будет ни у кого из них.

• Неуважение родителей. Если мама или папа не в состоянии о себе позаботиться, то дети могут не воспринимать их всерьез. Что абсолютно логично, но родители часто страшно возмущаются и обижаются.

• Сильнейшая вина отделения. Парентифицированные дети чувствуют, что обязаны продолжать заботиться о взрослых, поэтому им невероятно трудно сепарироваться от родителей. При малейшей попытке начать жить отдельно они испытывают сильнейшее чувство вины, как будто бросают тех, кто без них не справится.

• Гиперответственность и самокритика. Дети берут на себя непосильные задачи и считают себя недостойными, если не справляются. С самого детства у них нарушено понимание того, сколько на самом деле они в состоянии на себе тащить: никто же их возможности не соизмерял с «обязанностями», вот они и не научились адекватно оценивать свои силы. Во взрослом возрасте это приводит к переработкам, выгоранию и склонности взвалить на себя так много обязанностей, что окружающие с удовольствием садятся им на шею.

• Проблемы с делегированием. Поскольку рядом с таким человеком не было надежного взрослого, который брал на себя решение задачи, то ему кажется естественной мысль: «Кто, если не я?». Ведь в его детстве так и происходило – не на кого было надеяться, кроме как на самого себя. Он видел, как другие люди пренебрегают своими обязанностями, обещают, но не выполняют, поэтому ему трудно доверить другому какое-то дело, он по привычке живет в убеждении, что полагаться можно только на себя.

• Повышенная тревожность. Парентифицированного ребенка никто не защищал. Единственный, кто мог хоть как-то обеспечить безопасность, – это он сам. Поэтому он вырастает с потребностью в постоянном контроле всего и вся, ведь если он что-то не предусмотрит, вовремя не постелет соломки, то может произойти что-то ужасное. У парентифицированного ребенка вообще нет идеи о том, что мир – безопасное место, ведь доверие к нему возникает только в том случае, если родители были предсказуемыми и могли обеспечить стабильность.

• Непрожитое детство. Парентифицированный ребенок не мог делать все то, что делают в детстве: играть, творить, радоваться, быть беззаботным, шалить, шуметь, капризничать. Он должен был сразу стать взрослым и взвалить на себя какие-то обязанности. В итоге важную часть своего развития он просто пропустил: не научился заявлять о себе (то есть шуметь), мечтать, ощущать мир безопасным местом, чувствовать себя любимым и достойным заботы и т. п. Он вырос, но психологические задачи детства не выполнил. А значит, справляться с ними придется уже во взрослом возрасте параллельно с учебой/работой/семьей.

• Слабость критического мышления. Не в том смысле, что оно у таких людей плохо развито – вовсе необязательно. Бывает, что способность критически относиться к поступающей информации очень даже хорошо у таких людей развита, но в некоторых ситуациях дает сбои, просто выключается. То есть они могут что-то сделать, автоматически подчиняясь обстоятельствам, с лозунгом «Надо – значит, надо», но при этом не задумаются над тем, кому это надо, будет ли это полезно и к каким последствиям может привести.

• Низкая самооценка. Часто проявляется в привычке во всем себе отказывать, думать о ком угодно, кроме себя, не разрешать себе расслабляться, стыдиться заявлять о своих желаниях и т. п.

• Инфантильность и безответственность. Бывает, что, вырвавшись из плена родительской семьи, парентифицированный человек пускается во все тяжкие. Он наконец-то может ни за что не нести ответственности. Нередко такое развитие событий сочетается с поиском того, кто возьмет ответственность за обоих. Так парентифицированный человек пытается побыть ребенком уже во взрослом возрасте.

Кстати, «допрожить» свое детство – как раз тот «рецепт», который многим парентифицированным людям помогает.

В психологическом плане у каждого члена семьи есть своя роль, свое место. Но иногда эти роли запутываются. Так, ребенок может оказаться на месте одного из родителей, когда ему приходится заботиться о нем. Это парентификация, о которой мы с вами уже говорили. А вот психологический брак – это ситуация, когда ребенок по какой-то причине оказывается на месте супруга для своего родителя.

Разумеется, речь не идет о реальных романтических отношениях между детьми и родителями. Но то место в душе, которое должен занимать супруг, занимает родственник. Самый простой пример – мамы, для которых сын выполняет роль мужа: он решает ее проблемы, а она сживает со свету всех, кто может помешать их связи, например потенциальных невест. Личной жизни нет у обоих, а если партнер появляется, то он на вторых ролях. У нее может быть номинальный муж, с которым она не считается. У него – девушка или даже жена, которая на самом деле ничего не решает (потому что решает мама). А нужна эта жена, чтобы маме сделать внука. Но такое приключается не только с мамами и сыновьями. Бывают ситуации, когда для девушки ее отец/брат становится самым значимым мужчиной, рядом с которым другие ни в какое сравнение не идут. Или включается сценарий «папа алкоголик, который без дочери не выживет». И вовсе не обязательно, чтобы Главный Партнер был жив.

А бывают и еще интереснее случаи, когда дочь становится на место мужа для мамы. Тогда дочери супруг нужен либо чтобы у них с мамой появился ребенок, либо чтобы мама перестала беспокоиться о том, что люди скажут. Но отношения двух дам гораздо значимее, чем то, что происходит в браке.

В общем, вы поняли: вариантов психологического брака может быть много. Давайте рассмотрим подробнее самый распространенный сценарий – сын, который для мамы оказался на месте мужа.

Чаще всего такие отношения возникают, когда мама разочаровывается в мужчинах. Может, муж ушел, может, уважения к нему нет, может, смертельная обида на представителей мужского пола. С самого детства она твердит сыну, что он – «единственный мужчина в ее жизни» (серьезно, прямо так. Причем маму ничто не смущает в этой фразе), «единственный мамин защитник» и вообще «кто же о маме, кроме тебя, заботиться будет». И да, она на него «всю жизнь положила».

Вариаций огромное количество, причем разной степени адекватности (вплоть до того, что взрослый уже ребенок может спать с мамой в одной кровати, потому что ей страшно или одиноко).

Самые популярные симптомы:

• сын финансово содержит маму, приносит ей зарплату. Речь о случаях, когда мама физически в состоянии себя обеспечивать, но делает это сын;

• мама хочет знать, где и с кем сын проводит время;

• мама бессознательно настраивает сына против женщин, которые кажутся ей опасными для их союза, тех, кто не готов быть на вторых ролях;

• если вдруг у мамы появляется партнер, то сын ищет в нем недостатки, пытается ее от него «защитить»;

• сын и мама живут вместе, хотя ему по возрасту давно пора обзаводиться своим жильем;

• сын чинит все, что ломается в доме. Если что-то дало сбой, мама звонит не в сервис, а сыну;

• если сыну удалось-таки завести отношения, то мама регулярно в них вмешивается;

• между просьбами жены/девушки и мамы мужчина выбирает второе. Бывает даже, что если маме что-то нужно, сын тут же мчится ей на помощь, а даме все достается по остаточному принципу;

• женщина, вступившая в отношения с таким мужчиной, чувствует себя любовницей, а не женой;

• каждые выходные сын проводит с мамой, а не с друзьями или партнершей.

Плохо то, что оба участника лишаются шанса на счастье в личной жизни. Да что уж там, вообще никакой личной жизни чаще всего нет ни у него, ни у нее. Когда сын пытается создать свою семью, начинаются огромные проблемы. Он чувствует себя самым настоящим предателем, ведь собирается «бросить мать». Он будет пытаться усидеть на двух стульях, но рано или поздно кто-то из дам поставит вопрос ребром: или она, или я. Не может быть двух главных женщин.

Кроме того, мама часто всячески противится взрослению сына, а уж тем более его попыткам обзавестись семьей. Она может манипулировать своей «беспомощностью», давить на жалость, пугать возможным ухудшением здоровья и т. п. Как правило, сказать маме «нет», быть настойчивым и не сдавать свои позиции мужчине очень трудно. Он путает здоровую сепарацию с предательством и неблагодарностью. И хочет одновременно и повзрослеть, и не расстроить маму.

Проблема в том, что в ситуации психологического брака так не получится. Нельзя разорвать отношения с неравнодушной к партнеру женщиной так, чтобы она не огорчалась и не сердилась. И нужно очень много душевных сил, чтобы взять на себя ответственность за «расставание». Иногда такие силы находятся. Но бывает, что давление на сына такое огромное, а конфликт кажется настолько неразрешимым, что он уходит в зависимость – игровую, алкогольную, трудоголизм. Что выберет сын в каждом конкретном случае – неизвестно. Может, будет годами между двух огней метаться, а может, все же разорвет узы психологического брака.

В подавляющем большинстве случаев решение проблемы – это ответственность мужчины. Не невесты, которая очень хочет на него повлиять. И не мамы, которая не станет его отпускать. А мужчины.

Это вовлечение третьего лица (или группы лиц) в конфликтные отношения двоих. Делается это для того, чтобы снизить напряжение в паре.

Мы с вами уже о триангуляции говорили, просто не называли этот термин. Когда у мужа или жены появляется любовница или любовник – это триангуляция. Когда родители вовлекают ребенка в свои разборки – это тоже триангуляция.

• О ссоре с мужем жена рассказывает подруге. Если она в ходе рассказа выразила злость или обиду, напряжение спадает, и она придет домой уже в спокойном состоянии.

• Ребенок, недовольный строгими мамиными правилами, вовлекает в этот конфликт бабушку: он жалуется на маму, а бабушка разрешает втихаря эти правила нарушать.

• Обратная ситуация: в конфликт мамы с бабушкой может быть втянут ребенок. Например, если бабушка не согласна с методами воспитания, то есть не признала за своей дочерью права самой решать, как воспитывать своего ребенка, она может создать с внуком коалицию, подрывая мамин авторитет и разрешая то, что она запрещает. На приеме у психолога супруги сознательно или бессознательно пытаются перетянуть специалиста каждый на свою сторону. Они стараются создать коалицию с ним, объединившись против партнера, а от специалиста ждут, что тот что-то супругу объяснит, как-то их рассудит.

Триангуляция в семейной системе – явление скорее негативное, чем позитивное. Но все же бывают ситуации, когда вовлечение третьих лиц можно считать семейным стабилизатором. В первом приведенном примере, с жалобой жены подруге, мы как раз видим положительную сторону триангуляции – вместо ссоры с мужем лишнее напряжение жена «сливает» в беседе с подругой. Так она проживает «лишние» эмоции, под влиянием которых могла бы наговорить супругу что-то неприятное. Другой положительный пример триангуляции – когда в ситуации конфликта люди обращаются к кому-то третьему за советом или взглядом со стороны. Главное, чтобы целью был действительно поиск решения, а не попытка доказать свою правоту, заручившись поддержкой со стороны. Еще один пример – общение пары с друзьями. Как мы с вами уже обсуждали, в любых отношениях со временем накапливается напряжение, и другие люди (дети, друзья, родственники) помогают его разрядить. А вот если пара замыкается, то тем самым повышается риск возникновения агрессии по отношению друг к другу: напряжение копится и в какой-то момент может прорваться.

Нет ничего плохого в том, чтобы иногда обсуждать с другими людьми свою личную жизнь или обращаться к специалисту или друзьям. Однако ключевое слово здесь – иногда. Потому что одно из негативных проявлений триангуляции в том, что, постоянно вовлекая третьего, пара не вырабатывает собственных способов снятия напряжения. Проще говоря, не учится договариваться вдвоем.

Но это не единственная негативная стороне триангуляции. Есть и другие:

• вовлекая в отношения третьего человека (например, друга или родственника), есть вероятность создать у него негативный образ вашего партнера. Если все время жаловаться подруге на супруга, у нее сложится впечатление, что партнер вам не подходит, и она сознательно или бессознательно будет настраивать вас на разрыв этих отношений;

• когда в триангуляции участвуют дети, это всегда ведет к негативным последствиям, в том числе к парентификации. Разрешать конфликты – задача взрослых, а не детей;

• триангуляция может стать привычкой. Тогда при возникновении любого напряжения тут же будет появляться третий участник. Эту привычку может скопировать и ребенок. Тогда есть риск, что он вырастет, не умея выстраивать парные отношения. Так он будет организовывать треугольники и в своей жизни;

• триангуляция запускает треугольник Карпмана. Бессознательно все три участника распределяют между собой роли Жертвы, Преследователя и Спасателя, нередко меняясь местами. Один будет на другого нападать, тот страдать, третий – спасать и нападать на первого. Эти паттерны очень быстро закрепляются, и усвоенные роли переносятся на другие сферы жизни;

• триангулированные дети могут страдать от физических или ментальных заболеваний. Когда маму с папой «надо помирить», ребенок бессознательно может жертвовать своим здоровьем ради этой цели.

И триангуляцию, и психологический брак, и парентификацию мы не создаем сознательно. Но мы в состоянии понять, как это работает, и тогда есть шанс, что все встанет на свои места.

Взрослым людям часто кажется, что они уже давно эмоционально отделились (сепарировались) от родителей и стали независимыми. Этот раздел как раз о тех случаях, когда «кажется».

Сепарация – длительный процесс, включающий большое количество этапов. Психологи выделяют в процессе эмоционального отделения от родителей несколько уровней.

Территориальный уровень: взрослый ребенок живет отдельно. У него или своя собственная жилплощадь, или арендованная. Крайний вариант – своя комната в доме родителей, но сепарацией это будет считаться только в случае, если эта комната воспринимается как отдельное жилье, то есть никто туда без разрешения и предупреждения заходить не может, гостей можно водить сколько угодно (не будет ни допросов, ни критики со стороны родителей), ремонт делать на свое усмотрение; свою часть квартплаты и стоимости продуктов ребенок оплачивает. В общем, как в коммунальной квартире: общие правила поведения есть, но и расходы пополам, и территория у каждого своя.

Функциональный уровень: описывает способность ребенка самостоятельно о себе заботиться: купить продукты, приготовить еду, организовать уборку/стирку, не привлекая для всех этих дел родителей.

Финансовый уровень: ребенок в состоянии обеспечивать себя самостоятельно без поддержки родителей. Разумеется, подарки могут быть, но только такие, которые не влекут за собой обязанность в чем-то родителям подчиняться. А то, знаете, бывает так, что, купив ребенку квартиру, родители как будто приобретают вместе с ней еще и право этой квартирой распоряжаться или требовать от ребенка послушания «в уплату долга».

Конфликтный уровень: ребенок способен выдержать родительское недовольство или обиду и не рассыпаться от этого. Отделившийся человек в состоянии не чувствовать себя плохим только потому, что мама или папа расстроились или злятся. Он может сказать «нет», отстаивать свои границы и точку зрения, защищать свою личную жизнь от родительского вмешательства.

Эмоциональный уровень: способность сделать собственный выбор без оглядки на мнение родителей. Сепарировавшийся ребенок справится и без родительского одобрения, может свободно выбирать – не назло и не чтобы порадовать, а потому что сам так решил.

Ценностный уровень: способность не соглашаться с мнением родителей, иметь собственное представление о том, что для него хорошо и правильно, а что нет, какие идеи он одобряет, а какие считает неприемлемыми или неподходящими лично ему. Это могут быть, например, идеи об образе жизни, о том, как распределять финансы, и т. п. Сепарироваться на этом уровне – значит не просто иметь собственные представления, но еще быть в состоянии их озвучить при общении с родителями, даже если человек знает, что у них на этот счет другое мнение (не переубеждать, а именно озвучить).

Бывает так, что на каком-то из уровней человек отделился и выглядит как вполне автономная личность, но на другом уровне сепарации не произошло. Именно такие случаи я называю псевдосепарацией.

• Мнения и желания родителей важнее, чем супруга. Люди и живут отдельно, и свою семью создали, и, может, даже дети появились. Но когда, например, выясняется, что маме срочно нужно помочь с огородом, свои планы отодвигаются. Территориально отделились, а эмоционально – нет.

• Аллергия на слово «надо», пассивная агрессия или прокрастинация. В этом случае человек может выглядеть независимым, но проблемы сепарации проявляются каждый раз, когда он сталкивается со словом «надо»: даже если оно для своего же блага, человек застревает в бунте. Он путает просьбы с принуждением, сопротивляется, откладывает и затягивает. Да, он уже вырос, но не может перестать бороться с образом родителя, который постоянно что-то навязывал, заставлял что-то делать.

• Сильные негативные чувства. Чем больше в отношениях с родителями обид или злости, тем меньше человек сепарирован. Эмоционального отделения не произойдет, если сказать «мне от вас ничего не надо», гордо отказаться от общения или наследства и уйти в закат. Исключение не равно отделению. Тем более что сильнее всего нас к другому привязывают обиды и злость.

• Контрсценарий. Активное желание делать все не так, как хотели родители, поступать им назло. Человек несвободен в своем выборе, не может жить так, как хочет: им все еще управляет родительская семья, но не напрямую («ты должен быть как мы»), а от противного («я ни за что не буду таким же, как они»).

• Незваные гости. Человек давно живет отдельно, но мама постоянно приходит без предупреждения. Вроде как территориально отделился, но на деле своего личного пространства нет. Пусть оно юридически и находится у него в собственности, но отдельным не является. Просто мама теперь живет на два дома.

• Трясет после разговоров. Особенно часто бывает с теми, кто переехал подальше от родителей (в другой город или страну). Но расстояние ничего не изменило: все равно после каждого разговора с родителем эмоции такие сильные, что человек приходит в себя еще несколько дней.

• Чувство вынужденности. Это случай, когда человек неосознанно живет в соответствии с ценностями родителей. Например, он работает сверх меры, при этом чувствует, что так быть не должно, но не в состоянии жить по-другому. Почему? Потому что в семье ему внушали, что нужно много трудиться. Вот он и трудится.

• Бумеранг. Речь о взрослых людях, которые могут съехать от родителей и жить по-своему, но… временно. Когда возникают трудности, они снова возвращаются домой.

• Боязнь авторитетов. Это признак псевдосепарации на эмоциональном уровне: люди, обладающие властью, бессознательно воспринимаются как родительские фигуры.

• Навязчивые страхи. При псевдосепарации силен страх оказаться «плохим человеком», задеть чьи-то чувства, кого-то расстроить или просто сказать «нет». Страшно опозориться, ошибиться, услышать критику. Как будто человек не взрослый и свободный, а все еще маленький ребенок, над которым нависает большой и сильный взрослый, которого страшно рассердить или расстроить. Дети боятся не только быть наказанными. Для них еще очень страшно расстроить маму, и неизвестно, что хуже – разозлить и получить нагоняй или огорчить.

• Оправдания и объяснения. В разговоре с родителями в ответ на обвинения или критику человек пытается переубедить, доказать, что они не правы, оправдаться за свой выбор. При эмоциональном отделении все по-другому: даже если мама или папа осуждают ваш стиль жизни, это не вынуждает вас принимать оборонительную или заискивающую позицию. Сколько людей – столько мнений.

• «Что люди скажут?» Загадочные «люди» – это образ осуждающих родителей в голове, а не какие-то прохожие. Стыд за свою свободу берется из родительской семьи, из опыта общения с людьми, которые навязывали свое мнение, что такое «правильно» или «фу-какой-позор». Когда этот образ перестает влиять на человека, ему становится неинтересно мнение других людей. Он сам себе хозяин, сам определяет, что такое хорошо и что такое плохо. Он – взрослый, и никто не вправе указывать ему, как жить.

Это далеко не все формы псевдосепарации – их гораздо больше. Но я надеюсь, мне удалось передать общую суть: у незавершенной сепарации очень много масок.

Важное дополнение. Поймите меня правильно: сепарироваться не значит быть равнодушным, перестать любить, чувствовать родство и благодарность. Сепарироваться значит не быть управляемым семейной системой, а жить так, как хочет сам человек, а не его родственники.