7
Люди, живущие со змеями

Чуть ли не тридцать тысяч лет, с момента приручения первых предков собак, человек живет бок о бок с домашними животными. Животные помогали ему охотиться и сражаться, защищали от вредителей, обеспечивали едой и одеждой – решали исключительно утилитарные вопросы, помогая выживать и облегчая жизнь. И, пожалуй, только рептилии оказались теми, с чьей помощью решались проблемы политические, позволяющие управлять иными государствами (мы уже говорили о жрецах, ухаживавших за рептилиями, и правителях, изучавших змей и их яды). И животными, которые содержались реже остальных.

По мере развития общества появлялись слои, владеющие избыточным для одного только выживания ресурсом и досугом, который позволял фантазировать и желать не просто изысканной еды и одежды, выделяющей их среди большинства. Появилась потребность в эстетике, которая сначала распространилась на жилища и украшения, затем на растения в изысканных садах, а потом постепенно перешла и на животных. Люди определенного круга начали видеть в них не только помощников, но и компаньонов, а иногда и просто существ, призванных гармонировать с окружением, делая его все более прекрасным.

Вероятно, впервые исключительно ради интереса, а не с практическими целями животных стали содержать в Древнем Египте почти пять с половиной тысяч лет назад – именно там обнаружены захороненными со всеми почестями обитатели целого небольшого зоопарка, от обезьян и до слонов. Разумеется, не обошлось и без кошек, которые и так почитались священными. С тех пор практически каждый правитель считал хорошим тоном обзаводиться необычными и экзотическими питомцами, чтобы и себя развлечь, и знатных гостей удивить. А иногда и не просто удивить – в Древнем Риме, к примеру, увлекались содержанием весьма необычных рыбок. Истории про знаменитые римские бассейны с муренами дошли и до наших дней – их содержали не только из желания порой полакомиться вкусным мясом, но и для наказания преступников и непокорных рабов, которых бросали на съедение хищным рыбам. Но к настоящему содержанию и уж тем более выведению декоративных пород это, конечно, не имело ни малейшего отношения.

Яркие попугаи и забавные обезьянки, львы и слоны уже тысячи лет ловились и жили во дворцах и при них исключительно для развлечений (впрочем, и тут можно найти исключения – достаточно вспомнить белых тигров индийских магараджей, которых тщательно оберегали и разводили). Но две тысячи лет назад появились настоящие декоративные животные, не отловленные в природе на потеху высокопоставленным вельможам, но специально выведенные путем долгой селекции. Пекинесы, собачки китайского императора, выведенные в буддистских монастырях, долгие столетия не покидали дворец, услаждая взоры сменяющихся династий.

Окруженные заботой не хуже членов правящих семей, пекинесы, как и появившиеся позже японские хины, не несли никаких функций, кроме как быть компаньонами. Значительно позже появились и декоративные рыбы – выведенные в том же Китае золотые рыбки долгое время были доступны лишь богачам, но постепенно стали столь популярны, что завоевали всю страну, став символом удачи и счастья чуть не для каждой семьи. Любовь к ним была столь высока, что уже в XVII веке они повсеместно содержались не только в Китае, но и во многих азиатских странах. Селекционеры трудились над выведением новых пород, и к концу XVIII века, когда золотые рыбки успешно прижились и в Европе, их было известно уже более восьмидесяти!

Японцы же увлеклись выведением цветных карпов и столь в этом преуспели, что тоже заселили все возможные пруды рыбами невиданной красоты. По мере того как шел прогресс, создавались новые, все более производительные орудия и людям становились более доступны продукты питания, не требующие теперь полной самоотдачи лишь для того, чтобы жить впроголодь, появился досуг, а вместе с ним и хобби. Согласитесь, в отсутствие компьютеров и кино скучно иметь свободное время, которое нечем занять, кроме как лежанием в постели, если уж тебе не повезло родиться мыслителем или ученым, горящим идеями и способным совершать великие открытия. И люди стали занимать его всяческими увлечениями, часто не имеющими никакого прикладного смысла, просто оттого, что им нравится заниматься тем или иным делом.

Впрочем, любое увлечение, если им занимаются с охотой и самоотдачей, всегда ведет к открытиям, пусть даже не слишком значимым. Кто-то, увлекаясь вышивкой, придумывал новые узоры, кто-то совершенствовал скрипки, делая их звучание все более глубоким, или придумывал правила спортивного рыболовства. А кто-то не представлял свою жизнь без животных и растений. Не продуктивных, несущих яйца или дающих зерно, а просто интересных и красивых – для души. И прогресс дал толчок развитию эстетического восприятия и творческого подхода.

Появлялись тысячи сортов роскошных, невиданных доселе растений, ставших украшением не только богатых садов, но и скромных садиков обычных горожан, в домах которых замяукали не просто полосатые кошки-крысоловы, но возлежащие на подушках пушистые красавцы, порой лишенные охотничьих способностей и радующие хозяев лишь своей примечательной внешностью. Дамы стали прогуливаться с крошечными собачками, иной раз умещавшимися в муфтах. Птичьи дворы наполнились диковинными птицами – куры и голуби украсились хохлами и шикарными хвостами, делающими их похожими на павлинов, тысячи птицеводов собирались на выставках похвастаться своими питомцами, есть которых они сочли бы кощунством высочайшей степени! На подоконниках запели канарейки, совсем не похожие теперь на своих диких предков – желтые, лимонные, оранжевые, они теперь даже пели совсем иначе – мелодично и долго, вызывая восторг слушателей.

Но все эти животные и растения не требовали каких-то особых условий, не имеющихся в жилищах человека или в его садах. Безусловно, они требовали ухода, но вполне минимального.

Лишь на границе XVI и XVII веков в Европе появляются первые оранжереи, позволяющие круглогодично сохранять и выращивать диковинные растения, которые привозились из дальних стран. Идут активные географические открытия, человек, познавший настоящую красоту живой природы, старается создавать искусственные условия для растений и животных, несвойственных прохладному климату, и наслаждаться их изяществом, не отправляясь в далекие и опасные путешествия. Европа увлекается орхидеями и тропическими рыбками, для которых наконец появилась возможность изготавливать настоящие стеклянные аквариумы, где они видны во всей красе, а не только сверху в непрозрачных чашах, как это было раньше. Обогреваемые печами оранжереи дали возможность жить там и тропическим рыбкам, которые нуждались в постоянном тепле точно так же, как и многие растения. Орхидеи и рыбки привозились со всех концов света, в начале XIX века многие из них уже начали успешно размножаться под неусыпным надзором энтузиастов, не мыслящих своей жизни без столь интересных живых существ.

А в середине XIX века в Лондоне открылась первая выставка тропических рыб и рептилий. Вот наконец-то мы добрались и до змей. Выставка открылась, и многих рыбок уже научились содержать и разводить, и золотых рыбок вывели чуть ли не сотню пород. А вот с рептилиями дело обстояло хуже. Рептилии никак не хотели жить в неволе. Их приходилось привозить из дальних стран, выставлять на потеху публике и вскоре заменять новыми. Ни крокодилы, ни большие удавы и питоны категорически не хотели жить в неволе. Они отказывались от еды и вскоре погибали. Десятилетиями привозились рептилии в открывающиеся зоопарки, демонстрировались на выставках и даже на ярмарках – результат все время оказывался плачевным. Лишь немногие, чаще мелкие виды, энтузиастам удавалось содержать сколь-нибудь долгое время, да и то ценой неусыпных стараний.

Дело сдвинулось с мертвой точки лишь тогда, когда стало понятно, что рептилии неспособны существовать в невысоких температурах, комфортных для людей и многих рыб, а нуждаются в возможности не только как следует прогреваться, но и охлаждаться. Были разработаны террариумы для содержания крупных змей и варанов – громоздкие сооружения, под которыми размещались угольные печи, постоянно горящие и прогревающие часть пола террариума. Такие конструкции требовали постоянного надзора, чтобы не допустить ни перегрева, ни переохлаждения животных. Конечно, подобное содержание могли позволить себе лишь немногие зоопарки, но это позволило не только ученым, но и простым людям увидеть красоту рептилий. Пусть пока в тусклом свете керосиновых ламп или на летнем солнце за бликующим мутным стеклом – но рептилии вошли в жизнь цивилизованного мира и вновь увлекли за собой тех, в чьих венах еще сохранилась кровь древних жрецов или лесных колдуний, а в душе – страсть к познанию и нескончаемое восхищение великолепием и разнообразием природы. И уже в конце XIX века начали появляться сообщества террариумистов.

Пусть пока наивные и не обладающие технологиями, ценители красоты таких странных на взгляд большинства животных начали объединяться, делясь опытом, устраивая экспедиции, выставки, привлекая в свои ряды все больше заинтересованных и стараясь разработать условия содержания для все большего количества видов и начиная использовать для этого новинки ширящегося прогресса. Главным толчком к развитию этого увлечения стало электричество и примитивная лампочка накаливания, которая выделяла тепло. Началась долгая, продолжавшаяся почти до конца XX века эпоха «примитивного террариума», которую я еще в полной мере застал.

Нет, разумеется, террариумистика и первые террариумисты появились очень и очень давно. Просто они и сами не подозревали, что таковыми являются. Древняя Индия и Древний Египет – вот истинная родина террариумистов. Ну кем еще можно назвать жрецов Себека – бога Нила, от которого зависела вся жизнь в Египте. Захочет бог – разольется Нил, напитает поля водой и плодородным илом, богатым будет урожай, сытыми – жители могущественной страны. Разгневается – усохнет, съежится великая река, пересохнут пашни, обрекая людей на голод и смерть. Вот и спасали население Египта первые террариумисты, жрецы, прислуживавшие живым воплощениям Себека – громадным крокодилам в их священных бассейнах, кормили, чистили, пели им священные песни, а раз в году, пройдясь по стране и найдя самую красивую девушку, удостаивали ее великой чести стать невестой бога – попросту сбрасывали к крокодилам. Нет, я, разумеется, утрирую, не совсем так все это было. Девушку, конечно, искали и находили. Самую-самую что ни на есть красивую. Но до простого кидания ее в бассейн, естественно, не опускались: устраивали настоящую пышную церемонию с песнями, молитвами и цветами, долгими танцами и уговорами сурового бога принять невесту и ниспослать людям воду – словом, настоящий праздник на несколько дней, чтобы и крокодилы аппетит нагулять успели, и невеста все счастье несказанное прочувствовала, дожидаясь великой минуты соединения с нареченным.

Кем, как не первыми террариумистами являлись жрицы Храма священной кобры в Индии или всем известные факиры с их нелепыми дудками и кобрами в корзинках? Знание повадок змей, умение видеть их настроение, двигаться так, чтобы все время находиться на самой грани дозволенного, не переходя ее и не давая змее нанести укус – все это делало их непревзойденными мастерами общения с рептилиями. Даже несмотря на дурацкие корзинки. Вот примерно таким же примитивным, самым доисторическим образом начинал вхождение в террариумистику и я. С той лишь разницей, что голова моя, хоть и полная интереса и самой неподдельной любви к рептилиям, вовсе не была отягощена хоть какими-то знаниями о них. Ну и еще корзинки у меня не было. Была большая стеклянная банка с пластиковой крышкой с дырочками, спрятанная от родителей под шкафом. По непонятным мне причинам почти все родители в те времена терпеть не могли змей в доме.

Это навевало уныние и заставляло идти на мелкие преступления, вроде спрятанного в банке водяного ужа. Ужа я, отказываясь от школьных обедов, купил в зоомагазине – стоил он тогда целый рубль и двадцать копеек. Не смейтесь, для мальчишки по тем временам сумма весьма значительная – целую неделю я голодал днем, тщательно откладывая выдаваемые с точностью до копейки обеденные деньги. В зоомагазине был сезон водяных ужей. Несколько десятков змей сидели в ящике со стеклянной стенкой, угрюмо сбившись в кучи по углам. Змеи были грязные, будто покрытые пылью, воды им явно не полагалось и, несмотря на свое название – водяные ужи, – они довольствовались лишь серым, скомкавшимся песком.

Как завороженный стоял я перед этим террариумом, сжимая монетки в ладошке, давно ставшей мокрой от волнения, и никак не мог выбрать, какой из ужей нравится мне больше. Все они, несмотря на внешнюю невзрачность и покрывающий их песок, казались потрясающими. Сквозь налет проступало оливково-серое тело, испещренное множеством черных пятнышек, некоторые лежали так, что просматривался узор на брюхе – у кого-то живот был просто светло-серый, а у кого-то на черном фоне выделялись яркие, почти красные отметины. Решившись, наконец, я остановился именно на таком, с красными крапинками на животе, и заспешил к кассе, протягивая свои заветные рубль двадцать, отозвавшиеся мне впоследствии гастритом. Получив чек и протягивая его суровой и равнодушной тетке, с самым презрительным видом монументально возвышавшейся над прилавком, я с трепетом указал на нужного мне ужа. Рука в пятнистой, явно многое повидавшей на своем веку брезентовой рукавице нависла над кучкой обеспокоенно зашевелившихся змей.

– Этот, что ли? – повелительница ужей и меченосцев, поглядывающих из-за стекла неподалеку, хмуро тыкала в бок старающейся спрятаться под телами товарищей рептилии.

– Нет, вон тот, с красным брюшком! – волновался я ужасно, голос тетки уверенности не придавал, и я срывался почти на писк. – В самом уголке!

Нависая над террариумом, тетка, разумеется, не могла сверху рассмотреть так впечатлившее меня брюшко, сердилась, распихивая змей, отчего они заметались по дну, перепутываясь, она хватала их своей огромной грязной рукавицей, показывая мне, пока, наконец, в руках у нее не мелькнула, извиваясь, та самая, с красными крапинами. Впрочем, может, это был и другой, просто похожий, уж. Он никак не хотел залезать в пол-литровую банку, которую я предусмотрительно захватил, тетка сердилась, стараясь его побыстрее утрамбовать и закрыть крышку.

Наконец все получилось, и она протянула мне мою самую первую змею. Тот, кто никогда не был увлечен чем-то абсолютно и полностью, никогда не поймет чувства мальчишки, держащего в руках предмет своих самых восторженных мечтаний. Восторг, смешанный с чувством нереальности и страха – сложная смесь, передать которую я теперь уже и не берусь. Но мне кажется, ради таких эмоций, ради этих минут воплощения – не желаний, нет, – самой настоящей, всеобъемлющей мечты – ради таких минут и стоит жить. Я смотрел на банку, откуда выглядывал настоящий водяной уж и все еще не мог поверить, что у меня есть змея. Прекрасная и живая, пусть немного запыленная – какая ерунда, я ее помою, напою, и она снова будет блестеть!

И еще было страшно оттого, что я не знал, что делать дальше. Стоит мне поделиться своим счастьем с домашними, как мы вместе с ужом немедленно побредем искать пристанище. Никто не сможет оценить великолепие моего приобретения и яростное желание поселить его в пустом аквариуме, стоящем на тумбочке возле моей кровати, чтобы иметь возможность наблюдать за змеей, засыпая. Нет, с семьей мне, в принципе, повезло – против рыбок и хомячков, при условии, что я тщательно за ними убираю и они не пахнут, возражений не было. Даже раненая ворона, которую я отловил на улице, спасая от хищных кошек, какое-то время ютилась на подоконнике, хрипло каркая, требуя еды и обильно пачкая все вокруг – моей обязанностью было постоянно отмывать следы ее жизнедеятельности, и я вздохнул с облегчением, когда, наконец, она смогла, пусть и с трудом, но начать летать по комнате, и я с легким сердцем выпустил грязнулю. Но про змей не стоило даже заикаться – мне уже давным-давно было твердо сказано, что их в доме не потерпят. Поэтому отмытый в ванне и тщательно вытертый полотенцем уж поселился в трехлитровой банке под шкафом.

Пока родители были на работе, я имел возможность любоваться им и выпускать погулять и поплавать в теплой ванне. Правда, меня беспокоило, что змея совсем не хочет есть. Из немногочисленной и, признаться, абсолютно примитивной литературы про змей я знал, что они могут не есть весьма продолжительное время. И едят обычно грызунов. Грызунов у меня не было, если не считать пары сирийских хомяков, жертвовать которыми я был совершенно не готов. И я предлагал ужу кусочки мяса, от которых он равнодушно отказывался, тараща свои выпуклые глаза и высовывая раздвоенный язык, будто дразнясь. В конце концов мне удалось найти в библиотеке рассказ про водяных ужей, где говорилось, что они питаются рыбой. Рыбы у меня не было. Будь дело летом и живи уж (страшно даже подумать!) под шкафом у бабушки, куда я отправлялся на каникулы, я бы быстренько организовал ему уклеек из речки, на которой проводил целые дни с удочкой и сачком для всякой водной мелочи. Но в городе добыть рыбы я не мог, а уж категорически отказывался не только от мяса, но даже от кусочков аппетитных котлет, вызывая все большее беспокойство.

Вопрос решила копчушка, традиционная ленинградская рыбка – салака, копченая до золотистого цвета, ароматная и вкусная, да к тому же еще и копеечная – именно поэтому весь Ленинград вне сезона корюшки ее обожал. Незаметно припрятав за ужином рыбку и дождавшись, когда все улягутся, я осторожно вытащил своего драгоценного ужа, свернувшегося в банке на газетном листе. Копчушка тоже не вызвала у него энтузиазма, он лишь презрительно ощупал ее языком и попытался удрать в темноту под шкафом. Отчаявшись, я совершил первое в своей жизни и, как ни странно, вполне успешное искусственное кормление змеи. Аккуратно держа ужа за голову и приоткрыв ему пасть, я стал осторожно проталкивать копчушку в горло змее, заставляя проглотить рыбку. Уж сопротивлялся, обматывая мне руки и пачкая их вонючими выделениями, но тревога за его здоровье была сильней, и я исхитрился пропихнуть копчушку поглубже. Закрыв пасть и нервно поправляя челюсти, уж, казалось, внимательно прислушивался к происходящему внутри, но, оказавшись снова в банке, быстро успокоился.

Наверное, с месяц я мучил змею таким чудовищным содержанием. Позже я понял, что любовь, объединенная с незнанием, способна творить зло почище любой ненависти. И, наверное, уж страдал именно для этого – чтобы я понял, насколько важно научиться понимать животных, получать знания о них и уметь ими пользоваться. Может быть, именно этот уж не только спас потом множество других змей, но и помог появиться на свет сотням и сотням, родившимся в моих последующих, уже не похожих на трехлитровую банку, террариумах.

Впоследствии моя родня постепенно смирилась с тем, что в доме появляются змеи, расстаться которыми я был не в состоянии. Из стройотряда я привез злобного желтобрюхого полоза, яростно кидавшегося на всех, проходящих мимо аквариума, в котором он поселился; одно время, не привлекая ни малейшего внимания и почти не показываясь из песка, в доме жил песчаный удавчик. Но полностью победить мамин страх удалось, когда я на несколько дней притащил средних размеров удава – среди моих друзей уже появились змеелюбы, и товарищ попросил за ним присмотреть, пока он ремонтировал террариум.

С трудом уговорив всех на нового домочадца и поклявшись, что он только погостит у нас несколько дней, не создавая никаких проблем, я поселил его в старом серванте, сделав пару полочек для удобства и поставив лампу для обогрева – я уже обладал некоторыми знаниями, позволяющими создавать приемлемые для содержания рептилий условия. Но проблемы удав все-таки создал, выбравшись из импровизированного террариума. Как назло, это произошло в мое отсутствие, и удава, мирно вползающего в щель между стеной и шкафом, обнаружила мама. Впрочем, хорошо, что не бабушка, которая, скорее всего, не проявила бы такого мужества, получив сердечный приступ. Мама же, ухватив удава за еще шевелящийся снаружи хвост, с трудом вытащила его из-за шкафа и водворила на место.

– Надо же, никогда бы не подумала, что змеи такие сильные! – переживала она вечером.

Но настоящие террариумы я построил, только уже давно работая в террариуме зоопарка. Одержимый манией стяжательства и гигантизма, я заказал в столярном цехе Мюзик-холла, куда меня привели по знакомству друзья, большущий террариумный шкаф, включающий в себя целых шесть террариумов разного размера. Разумеется, конструкция была деревянной, мне пришлось еще месяц доводить ее до совершенства, крася лаком, делая освещение и обогревы и вставляя стекла – получил я пустую коробку, в которую вгрохал все деньги, подаренные мне на свадьбу… Обходя шкаф, я мечтал, что когда-нибудь я смогу заселить все шесть террариумов, правдами и неправдами раздобыв и удавов, и питонов, достать которых тогда было почти невозможно. Впрочем, это когда-нибудь случилось очень скоро – уже через полгода весь комплекс был заселен, и мне понадобились новые террариумы.

Да уж, мои свадебные подарки я пустил на дело замечательное. И любой из нас считал это правильным. Для нас не было ничего интересней животных. Ничто не могло с ними сравниться, и самым лучшим подарком являлся какой-нибудь новый зверек. И уж тем более змея. Это всегда приводило к множеству интересных историй, хотя однажды обернулось трагедией. Мой старший товарищ, уже тогда считавшийся одним из выдающихся террариумистов, решил сделать шикарный подарок на свадьбу своему бакинскому другу. Тот тоже страстно увлекался змеями, отдавая предпочтение ядовитым, и самой большой его мечтой было получить среднеазиатскую кобру – единственный вид кобр, доступный в те времена. И его друг, вернувшись из экспедиции в Туркмению, специально привез кобру, которую и подарил тому на свадьбу, отправив ее в обычной посылке.

Посылку принесли в самый нужный момент – когда широкое азербайджанское застолье было в самом разгаре. Слышались тосты за молодых и их родителей, звучали песни – гости, заполнившие весь двор, праздновали так, как умеют только на юге. Посылка от друга из холодного Ленинграда, доставленная прямо к столу, была встречена всеобщим восторгом, молодожен, разгоряченный и возбужденный, был не в состоянии потерпеть и решил немедленно вскрыть ящик и полюбоваться подарком. Когда крышка ящика, поддетая ножом, отскочила, змея, ухитрившаяся выбраться из мешка, в который была упакована, вылетела из изрядно ей надоевшей темницы и, донельзя раздраженная тряской, немедленно вцепилась в руку новобрачному. Вероятно, у него была аллергическая реакция на яд – умер он почти мгновенно, прямо на собственной свадьбе, исполнив свою мечту – подержать в руках среднеазиатскую кобру…

Еще совсем недавно террариумистика являлась делом сложным, а потому малоизвестным. Мастерить деревянные террариумы, заниматься электрикой, подбирать лампочки, способные обогреть террариум именно так, как нужно, резать стекла и думать, где доставать мышей… Террариумист должен был быть мастером на все руки – никаких готовых террариумов, никакой электроники, у нас не было даже клея, способного склеивать стекло, не было пластика, не пропускающего воду. Все делалось на коленке и контролировалось только вручную.

Даже работая в зоопарке и укладывая своих змей на зимовку, я должен был регулировать температуру помещения лишь приоткрытым окном и вечерами, добравшись до дома, постоянно поглядывать на уличный термометр, контролируя погоду – если холодало, я звонил вечернему зоотехнику и просил прикрыть окошко на несколько сантиметров, чтобы не допустить переохлаждения. Мы все, странные люди, увлеченные рептилиями, непрерывно строили, пилили и резали, контролировали и приспосабливали к террариумам то, что никак для этого не было предназначено. И, как ни странно, нас становилось все больше. Постепенно прошли времена змееловов, и началась настоящая террариумистика. Все больше и больше людей начали понимать, насколько рептилии красивы.

Теперь они могли не довольствоваться случайными рассказами и мутными картинками в плохих статьях. Стало возможным увидеть змей не только в зоопарках, но и на открывающихся выставках, даже в зоомагазинах. Те, кто ничего про них не знал, стали открывать для себя красоту и грацию этих удивительных созданий. Технологии развивались. И если появление в домах электричества привело к самой возможности занятий террариумистикой, то появившиеся и становящиеся все более совершенными материалы и приборы привели к ее бурному расцвету. Обогревы от простых лампочек накаливания перешли к саморегулирующимся термоковрикам, терморегуляторы обеспечивают стабильность условий, системы полива регулируют влажность, ультрафиолетовые лампы облучают наших питомцев солнечным светом, а террариумы мгновенно склеиваются из стекла силиконовым клеем, не пропускают воду и легко моются. И все это можно просто пойти и купить полным комплектом, вместе с понравившимся питомцем. Да и разнообразие животных увеличилось в сотни раз.

Теперь уже миллионы во всем мире увлечены этим странным миром, который открывает для нас содержание рептилий. Разумеется, среди поклонников змей попадаются и случайные люди, решившие или стать более экзотичными в глазах окружающих и привлечь внимание к себе хоть таким образом, или начать держать ядовитых змей, демонстрируя миру свою надуманную смелость и неординарность, а то и обогатиться на этом непростом хобби. Обычно они, поиграв в крутизну некоторое время, отходят от террариумистики, слишком занятые собой, не желая уделять много времени своим питомцам, поняв, что это увлечение требует самоотдачи, расходов и настоящей любви к животным. Часто именно они дискредитируют настоящих любителей в глазах общества: упускают или попросту выбрасывают надоевших питомцев, получают укусы ядовитых змей, которых купили по глупости и с которыми не умеют обращаться, или дают абсолютно идиотские и безграмотные интервью, ведущие лишь к возмущению несведущих людей. Но абсолютное большинство – по-настоящему увлеченные люди, жизнь которых полна удивительных открытий и радостей.

Один из моих друзей сказал мне: «Я не могу поехать и увидеть весь мир. Но я принес весь мир в свой дом, и теперь он не имеет границ!» И действительно, коллекции змей включают в себя представителей всех континентов во всем их многообразии. Если совсем недавно, всего лет тридцать назад, мы имели возможность получения лишь нескольких десятков видов и о многих только слышали и знали их как невероятно редких, практически вымерших, то сейчас террариумисты содержат сотни видов, многие из которых из редких превратились в самых обычных именно благодаря заботливому содержанию и разведению в неволе, где их численность возросла до такой степени, что ни о какой угрозе исчезновения уже не может быть и речи. Террариумисты со своим странным увлечением сохраняют и спасают огромное множество видов, давно утративших в природе свою среду обитания из-за наступления сельскохозяйственных земель, расширения городов или изменения условий, вызванного чаще всего вмешательством человека. Причем многие из любителей помогают в сохранении животных вполне осознанно, отлично понимая, насколько ценна эта работа, а многие даже не задумываются об этом, им просто нравятся рептилии. Но, согласитесь, результат от этого хуже не становится.

Итак, появилось огромное число странных людей, которые любят змей. За красоту, за изящество, за плавность движений, за то, что те невероятно приятны на ощупь. Да в конце концов, просто любят, не задумываясь о причинах. Любовь – штука сложная, зачастую не поддающаяся рациональному объяснению. Увидели – и полюбили, часто на всю жизнь. Но если раньше змеелюбы знали и содержали лишь тех, кого можно было увидеть в природе, змей в их истинном, изначальном обличии и даже не могли себе представить, что может быть иначе, то сейчас террариумистика превратилась в настоящее искусство. Дело в том, что все змеи разные.

Мы говорили, что среди них есть наземные, древесные, пустынные и водные, теплолюбивые и более прохладные, питающиеся грызунами или исключительно лягушками – многообразие их велико. И выглядят они тоже по-разному – окрас зачастую определяется местами обитания или способом защиты от врагов. И всем требуются разные условия. Кому-то необходим огромный террариум с живыми растениями, кому-то достаточно крошечной емкости, имитирующей нору, кто-то должен прогреваться чуть не до 40 градусов, а кто-то, наоборот, охлаждаться до 10–12. И если хочется иметь в доме животных, не похожих друг на друга, а максимально разнообразных, то создать им зачастую противоположные условия в одном помещении бывает весьма затруднительно. Это требует огромных усилий и постоянного контроля, что в нашем все ускоряющемся мире порой невозможно. Мы попросту перестали иметь столько времени, чтобы непрерывно контролировать нестабильные системы. И выход нашелся: любители змей заручились помощью генетики. Теперь они не только ухаживают за своими животными, создавая им комфортные условия и занимаясь разведением, но и тщательно учатся, изучая наследственность, выявляя доминантные и рецессивные гены, выводя новые линии и окраски своих любимцев. Да, именно выводя, как выводят любые породы домашних животных.

И это оказалось настолько интересно, что сейчас чуть ли не большинство любителей змей увлекаются селекцией. Вот представьте, вы не можете в одной комнате держать животных, нуждающихся в разных условиях, это требует слишком много усилий, не позволяя сосредоточиться на самом главном – стабильном разведении. А если в комнате будет жить сотня совершенно одинаковых змей, нуждающихся в абсолютно идентичных условиях? Но ведь скучно, скажете вы – целая сотня, и все одинаковые! Зачем? И вот тут начинается новый подход, позволяющий сделать из сотни одинаковых сотню разных, но требующих одного и того же: одинаковых температур, одних и тех же смен сезонов, идентичных кормов – все это невероятно упрощает уход, предоставляя невероятное разнообразие питомцев.

Увидев это впервые много лет назад, лишь на нескольких, тогда еще самых начальных примерах, я был потрясен. Один и тот же вид, маисовый полоз, красно-коричневая в природе, не лишенная красоты и обаяния даже в своем исконном облике змея, вдруг предстала передо мной в десятке разных вариаций, выведенных страстным американским террариумистом Биллом Лавом. Он ухитрился вывести несколько цветовых морф этой змеи, отличающихся друг от друга настолько, насколько в природе отличаются лишь совершенно разные виды! Одни особи из его коллекции были красными, пересеченными черными контрастными полосками или кольцами, другие – снежно-белыми с тонким розовым узором, третьи – изысканно-серыми, четвертые – вишневыми. И все они являлись одним видом! И условия у них у всех одинаковые! Это казалось невероятным достижением, открывающим удивительный, новый путь. И это было только начало! Любознательный Билл, познав вкус настоящего искусства, никак не мог остановиться – за десяток лет он ухитрился создать больше полусотни всевозможных окрасов, выводя новые и смешивая уже имеющиеся, как художник – краски на палитре. Его змеи становились все ярче и разнообразнее, они все меньше походили на природных, приобретая стойкие черты закрепленных линий, постепенно превращаясь в то, что мы всегда называли породами. Получая его столь необычных и красивых змей, сначала сотни, а потом и тысячи, тысячи увлеченных людей стали выводить собственные новые вариации маисовых полозов.

Глядя на это, начали пользоваться генетикой и любители других змей – вскоре несколько видов, наиболее популярных в террариумах, постепенно превратились в настоящий калейдоскоп. Королевские и молочные змеи, узорчатые полозы, обыкновенные удавы, свиноносые ужи (всех и не перечислить) получили необычные наряды. Но главными стали королевские питоны. Наверное, ни с одной другой змеей не было проделано столь огромной работы, позволившей получить почти пять тысяч – вы только вдумайтесь! – всевозможных вариаций окраски, отличающихся от природной. Пять тысяч разных змей, являющихся, по сути, одной и той же! Пестрые, белые, желтые, оранжевые, черные, продольно- и поперечнополосатые, даже почти сиреневые. С бесконечными вариациями рисунков. Сейчас королевский питон стал самой популярной змеей. И не только из-за приобретенной красоты. Из-за целого ряда достоинств, делающих его таким привлекательным.

Королевский питон очень небольшой, чуть больше метра, но при этом толстый, как аппетитная колбаска, и его приятно держать в руках. Полозы при той же длине гораздо более субтильны и вдобавок суетливы. Питон же спокоен и флегматичен, как сытый персидский кот, и вовсе не возражает против того, чтобы полежать на ручках у хозяина. Королевский питон очень удобен в кормлении и уходе – в отличие от многих змей с быстрым обменом веществ, он ест два-три раза в месяц. И пачкает террариум примерно с той же частотой, а то и реже. Удобно ведь, правда? С таким питомцем можно и в отпуск спокойно уехать, главное поставить миску с водой побольше, а голодовка в пару-тройку недель питону не просто не страшна, а порой только на пользу идет. И теперь стали королевские питоны вместе с маисовыми полозами и некоторыми другими змеями, раскрашенными домашними увлеченными генетиками в самые разные цвета, домашними любимцами не только увлеченных любителей змей, но даже совершенно далеких от животных людей, желающих завести красивого, но не слишком обременительного питомца, не требующего ежедневных многочасовых прогулок, постоянного контроля чистоты туалета и принесения в жертву мебели.

И вдруг оказалось, что люди, заведя себе просто необычного и красивого питомца, настолько проникаются его очарованием, что очень быстро приобретают второго, третьего и даже не замечают, как увлекаются змеями, сами того не желая. Они начинают видеть мир совсем с другой стороны, открывают для себя огромные радости и новые интересы, приобретают прекрасных друзей и входят в поначалу странное, а потом самое увлекательное общество. Змеи, почти случайно войдя в их жизнь, нередко кардинально ее меняют, давая колоссальный стимул к творчеству – решив в какой-то момент попробовать свои силы в разведении питомцев, люди вдруг встречаются с такой радостью от появления малышей, что постепенно становятся и художниками, учатся и экспериментируют, добавляя все новые краски к бесконечной палитре цветовых вариаций своих любимцев. И, что немаловажно, в какой-то момент осознают их уязвимость в природе и необходимость охраны и настоящих, исконных видов, заводя их и включаясь в общее дело сохранения генофонда. Так что увлечение змеями в последние годы стало не только хобби, но и стимулом к обучению, развитию и сохранению мелких животных, на которых человечество обращает гораздо меньше внимания, чем на больших и эффектных – тигров или панд, – но которые на самом деле ничуть не менее важны и без которых наша планета постепенно обеднеет, превращаясь в безжизненное пустое пространство.