Если бы кто, видя мать, держащую на руках единственного своего сына, похитил его из ее рук, бросил на землю и стал попирать ногами; если бы перед материнскими очами он проколол ребенка в сердце, а потом приступил бы к ней и, кланяясь, сказал: «Радуйся, здравствуй и будь милостива ко мне!» – будет ли угодно матери такое поклонение убийцы? Рассудите сами. Конечно, не будет.
Мы же, нераскаянные грешники, какие тяжкие грехи совершаем и как часто Сына Девы, Христа Господа нашего, похитив из рук Пренепорочной Матери, повергаем и попираем?! Как часто мы Его пронзаем, снова распиная Сына Божия (Евр. 6, 6). Видит все это Матерь Божия! Мы же, вторично распяв Ее Сына, припадем к Ней и говорим: «Радуйся, будь милостива к нам!» Не больше ли этим прогневляем Ее и обновляем сердечную рану, бывшую у Нее некогда под Крестом?
Будем это хорошо помнить и прежде всего примиримся с Богом, тогда мы умилостивим и Богородицу. Тогда только Ей будет приятно наше пение, благодарение, поклонение и хваление! Тогда угодно будет Ей наше приветствие «Радуйся!» Теперь же мы возопием к Ней: «От всех нас бед свободи, да зовем Ти: радуйся, Невесто Неневестная» (1).
Всякую вещь во всяком начинании и деле правая мера и рассмотрение красит, всякая же вещь, принимаемая не в меру неправым разумом, большой вред причиняет человеку. И не только во внешних действиях, но и в духовном направлении и делании, совершаемое не с разумом и рассмотрением, весьма смущает душу. Поэтому во всех вещах и делах пусть будет предпочтен разум и рассуждение, и никогда ни в чем не будешь прельщен и обокраден плотской похотью (3).
[Зенон] вопрошает немого Аполлонова идола: как лучше устроить свою жизнь? Глупый спрашивает глупого. Какое может быть учение и какой можно получить совет от бездушного идола? Впрочем, по Божию повелению и камень может издать глас свой, и идол заговорить. Идол заговорил. Но что же сказал он? Вот что он ответил Зенону: «Спроси у мертвых».
Должно быть, по повелению Божию, в поучение людям камень против своего естества проговорил чудесно, и проговорил полезное, будучи сам бесполезным: «Спроси у мертвых». Он этим как бы сказал так: если хочешь хорошо устроить свою жизнь, ищи полезного совета и разумного наставления у мертвых. Их спроси, они научат тебя, только пожелай слушать их. Но скажешь: как мертвый может научить живого, будучи бездушным, безгласным, имея немой язык и неподвижные уста? Поистине научит. Он молча скажет, будучи немым, возопиет, заговорит, не двигая устами и языком.
Что же он скажет? Он скажет не словом, но делом, не речью, но указанием на саму вещь. Послушаем же, что говорят нам мертвые: «О люди, мы некогда были тем же, что и вы ныне, вы же скоро будете тем, что и мы ныне. Вы ныне живете в пространстве, едите, пьете и веселитесь в сладостях мира этого. Прежде мы так же жили, а теперь мы в тесноте гробовой? Где пища? Где питье? Где веселье и услады мирские? Не лишились ли мы всего этого? Так же и вы скоро лишитесь всего этого. Мы некогда были живыми, как и вы ныне; придет же время, и вы станете мертвыми, как и мы ныне».
Кроме того мертвые говорят нам еще и нечто из Книги Премудрости Соломоновой: Какую пользу принесло нам высокомерие, и что доставило нам богатство с тщеславием? Все это прошло как тень и как молва быстротечная. Как после прохождения корабля, идущего по волнующейся воде, невозможно найти следа, ни стези дна его в волнах; или как от птицы, пролетающей по воздуху, никакого не остается знака ее пути… или как от стрелы, пущенной в цель, разделенный воздух тотчас опять сходится, так что нельзя узнать, где прошла она; так и мы родились и умерли (Прем. 5, 8-13).
Вот как говорят они нам. Спросим же их обо всем. Если придет к кому греховное вожделение плотской нечистоты, спроси у мертвых, а именно у содомитян, горящих в неугасимом огне. Что они скажут тебе? Они скажут: если хочешь прийти на это огненное место и мучиться с нами вовеки, иди и делай, что захочешь. Захочет ли кто торжественно пировать каждый день, есть и пить, – спроси у мертвых, а именно у того богача, который, будучи в муках, возвел свои очи из ада, просил каплю воды от Лазарева перста на свой язык и не получил сего (см. Лк. 16,23–24).
Если явится желание притеснять неповинных людей и делать им зло, спроси у фараона, неповинно притеснявшего народ Божий и утонувшего в море (см. Исх. 14, 28), а ныне утопающего в геенне. Хочешь ли восстать на твоих владык и строить козни против них, спроси Дафана и Авирона, восставших против Моисея и Аарона и пожранных землей (см. Числ. 16,1–2,32–33). Хочешь ли соревновать беззаконникам, спроси жену Лотову, посмотревшую на Содом и превратившуюся в соляной столп (см. Быт. 19, 26). Хочешь ли грабить церковные вещи, спроси Илиодора, казначея сирийского царя Селевка, который, придя в Иерусалим, ограбил церковь и был убит ангельскими руками (см. 2 Мак. 3).
Хочешь ли возноситься, надмеваясь в своей гордыне, спроси Ирода, о котором пишется в Апостольских Деяниях и который, величаясь, сидел с великой гордостью перед всем народом: его внезапно поразил Ангел Господень за то, что он не воздал славы Богу, и он умер, будучи изъеден червями (см. Деян. 12,23). Хочешь ли уповать на богатство свое, спроси того евангельского богача, который говорил душе своей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк. 12,19–20). Хочешь ли сделать что-либо злое, греховное, прогневляющее Бога, спроси грешников, которые содержатся в аду и осуждены на вечные муки. Что они скажут тебе? Посоветуют ли тебе прогневать Бога?
Итак, спрашивай у мертвых и будешь разумным. Ты научишься у них разуму, привыкнешь к мудрости (1).
Ни на небе, ни на земле не обретешь большего по Бозе милосердия, чем Богородичное.
Милосердны на небесах Ангелы, ибо предстательствуют о нас и ополчаются окрест нас, но и из них одного видел Давид, безжалостно убивающего людей (см. 2 Цар. 24, 17). Многие люди и на земле бывают милосердны, но не так, как Дева Богородица, Ее же милосердие подобно Божию: оба бездною называются.
О Божием милосердии Дамаскин говорит: «В бездне греховней содержим, неизследую милосердия Твоего призываю бездну». О Богородичном он же говорит: «Милосердия Твоего бездну призывающу ми, подаждь, Благосердаго Рождшая».
Эту бездну кто измерить может? О, непостижимая глубина милости к роду людскому! Мир, как госпиталь, полон калек, их больше, нежели лежавших в пяти притворах при купели Овчей. И кто их врачует? Ты, Премилостивая Царица!
В Овчей купели единожды в год бывающего возмущения воды чаяли, и то один лишь больной исцелялся. В Тебе же, Богородица, всегда кипят воды милосердия, не единого в год, но бесчисленных калек врачующие…
Спроси любого верного: не причастился ли Ее милосердия? Каждый скажет: нет для меня ничего выше ни на земле, ни на небе, чем Она, по Господе моем Иисусе Христе. «Не имамы бо иныя помощи, ни инаго предстательства, ни утешения», разве Богородицы. Думаю, лишь тот о Ее милосердии молчать будет, кто помнит, как пустым и не услышанным отошел от Нее. Но кто не услышан, кто не помилован, кто не одарен? Только тот, кто никогда не прибегал к Ней, хотя Она благой является и не ищущим Ее (3).
Господь Христос воскресил четверодневного мертвеца, уже начавшего гнить, но еще большим чудом Христовым является то, что великого грешника, умершего душой и уже гниющего долгое время в злом обычае, как во гробе, Он воскрешает от смерти и приводит его к вечной жизни на небесах. Воскресить мертвое тело – это свойство Божьего всемогущества, воскресить же душу, то есть восставить к покаянию грешника от смертных грехов и привести его к праведности, это есть свойство не только всемогущества Божия, но и премногого милосердия и превеликой мудрости. Однако же ни мудрость Божия, ни милосердие Божие, ни всемогущество Божие не смогут воскресить душу грешника, если только сам грешник не захочет того (1).
Не скорби, человек, неразумно о вещах мимотекущих, ибо все проходит, все мимо идет, нет ничего такого, о чем стоило бы тебе беспамятно скорбеть, не только о вещах проходящих, но и о самых великих прегрешениях перед Богом, ибо нет греха, способного победить милосердие Божие. Сравняются грехи наши с пучиной щедрот Господа, который единственно по Своему милосердию спасает нас.
Бог грехи всего мира носит и всем кающимся их отпускает, – не думаешь ли ты, что одни лишь твои грехи не понесет Он? За весь мир Он пролил Кровь Свою, – тебе ли одному не подаст оставления грехов Кровью Своею? Только бы ты перестал грешить, только бы ты покаялся, исповедуй лишь ты грехи свои и оправдаешься. Скажи: «Исповедуюсь Господу в беззаконии моем» (Пс. 31, 5), – и тотчас оставит нечестие сердца твоего (3).
Не велико ли давать милостыню, как делал это и фарисей, который говорит: Даю десятую часть из всего, что приобретаю (Лк. 18,12)? Не считаются ли такие сынами Царства Небесного, о чем в Евангелии свидетельствует даже Сам Господь: продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах (Мф. 19,21)?
Слышите слово Господне? Подающим милостыню обещается место на небесах. Однако же иногда и милостыня не получает Царства Небесного. Не фарисей ли со своей милостыней был отвергнут Богом, а мытарь, бывший лихоимцем, оказался лучшим? Сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот (Лк. 18, 14). Недаром апостол говорит: Если я раздам все имение мое… нет мне в том никакой пользы (1 Кор. 13, 3) (1).
Милостыня того, кто у одного отнимает насильно, а другому подает, уже не милостыня, но разбой. Создай храм Богу, а ближнего разори вконец, – это будет разбой. Заставь нескольких нищих и церковников молиться за тебя, а бесчисленные будут плакать из-за тебя, – это будет разбой, а не милостыня. Подобные люди прочь будут изгнаны из Царствия Небесного (1).
В Иерусалиме был некий человек по имени Созомон, который, идя по дороге, встретил нищего и, сжалившись над ним и сняв с себя одежду, отдал ее ему. Когда же пришел вечер и он немного уснул, то увидел себя в каком-то предивном доме, весьма светлом и имевшем при себе различные сады с прекрасными овощами и благовонными цветами, на которых весьма сладко распевали различные птицы. На все это Созомон смотрел с великим удивлением. И вот пришел к нему Ангел в образе юноши и сказал ему: «Иди за мною».
Когда пришли они к палате, покрытой золотом, где Созомон увидел еще и другую палату, разукрашенную драгоценными камнями, то он очень дивился этой картине. Тогда вышли Ангелы в образе крылатых юношей, светящихся как солнце. Они принесли четыре золотых ящика и поставили их перед ним, как бы ожидая Начальствующего. И вот из палаты пришел к тем Ангелам весьма почтенный Муж и сказал им: «Покажите этому человеку, какие приготовлены ему одежды за то, что он милосерд был к обнаженному нищему».
Ангелы, открыв один ящик, начали ему показывать одежды белые, царские, говоря: «Господин Созомон, нравятся ли тебе эти вещи?» Он же сказал: «Не достоин я даже и на тень их смотреть». Тогда они показали ему одежды златокованого вида, и таких одеяний было до тысячи. Начальствующий же Муж сказал ему: «Тебе, говорю, Созомон, приготовили мы такие блага за одну верхнюю одежду, которой ты одел Меня в образе нищего. Иди же, твори то же, и воздастся тебе сторицей».
А Созомон со страхом и радостью сказал: «Господь мой! Неужели такая награда приготовлена творящим милостыню?» Тогда Господь сказал: «Поистине, такая, ибо всякий, творящий милостыню нищим и убогим, получит сторицей и унаследует жизнь вечную».
Пробудившись от сна, Созомон сказал: «Поскольку так сказал мне Господь мой, то и другую одежду я отдам неимущему». И таким образом он раздал нищим все свое имущество (1).
Творит препятствие для пришествия к нам Господа нашего немалое болото нашей нечистоты. Высушим его воздержанием, намостим мост милостыней. Подавайте, – говорит, – милостыню… тогда все будет у вас чисто (Лк. 11, 41). Милостыня очищает все, а следовательно, и грехи (1).
Щедр и милостив будь ко всем, да обретешь Господа милостивым и благоутробным в день Страшного Суда твоей душе. Это только имей всегда в своей памяти, и Богу единому всегда угодишь, и к Нему любовью всегда взойдешь (3).
Будь щедр и милостив, да найдешь Господа в день суда милостивым к душе твоей. Зачем тебе всуе скупым быть? Ибо ничего не возьмешь с собой, но нагим отойдешь отсюда. Многие снискали многие и бесчисленные сокровища, бесчисленные богатства, однако ничего не взяли с собой, все сокровище свое, все богатство свое другим на земле оставили и отошли отсюда с пустыми руками и посрамленной душой; сами же во гробе истлели, богатство их без вести исчезло и память их погибла с шумом (3).
В мире сем временном не ищи покоя и утешения, ибо никогда не найдешь его. Если даже и всякое ухищрение покажешь, все же тишиной и верным утешением в веке сем не насладишься, ибо не может это тленное и временное устроение даровать мир и покой душе, если Сам Господь Своей благодатью не упокоит ее и не дарует ей мир, как и Сам сказал: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; во Мне мир имейте (Ин. 14, 27; 16,33), а не в чем-либо ином (3).
Осмотрись: найдешь ли в чем-либо мир и покой? Получишь ли где-нибудь тишину и верное утешение? В славе ли мира сего? В богатстве ли временном? В пище ли или в питии? В наслаждениях ли и похотях плотских? Во сне ли или в лености? В красоте ли и любви плотской? Или в чем-либо ином? Но ни в чем из этого нет никакого мира и покоя, но только непрестанное томление и мятеж души (3).
Погрузившиеся в суетные сладости мира сего не понимают сладости манны небесной (1).
В мире сем есть три вещи, как бы три места, в которые человек, влекомый к ним самим естеством, обычно углубляется своим умом, всей душой насаждается и вкореняется. Первое место – это честь, другое – корысть, а третье – наслаждение, ибо каждый по природе желает чести, ищет корысти и любит наслаждения, что ясно изобразил апостол, говоря: Все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (1 Ин. 2,16).
В гордости житейской желают чести, в похоти очей ищут корысти, увлекаются собиранием имущества, в похоти плотской ищут наслаждений плотской любовью. Вот все пределы мира сего, это все, что есть в мире. Эти три вещи – как бы три места для насаждения нравственного винограда: гордость, желающая чести, увлечение, ищущее корыстничать богатствами, и сладострастие, наслаждающееся плотской любовью. Все люди мира сего, как виноградники, на этих местах насадились и насаждаются, углубились и углубляются. Ведь кто в своей гордости не желает чести? Кто в своем увлечении не ищет богатства и прибыли? Кто в своем сладострастии не порабощается плотской любовью? (1)
Окаянный мир сей есть как бы некий Египет, ибо он не хочет ни на кого ополчаться, как только на людей Божиих. Как много было в Египте людей, живших в беззаконии, которые служили похотям и нечистоте своей и творили неизреченное зло, и все они жили в тишине и мире, и никто не причинял им никакой обиды! Одни только израильтяне, люди Божии, племя святое, народ избранный, люди неповинные, были ненавидимы, гонимы, мучимы и оскорбляемы. И не тот считался в Египте злодеем, ран достойным, кто делал зло, а тот, кто творил доброе; и был там раб бесов человеком добрым, а истинный богопочитатель считался злодеем. Таковы были нравы в Египте.
Поистине, и мир сей такого же египетского нрава: бьет несогрешивших, мучает не сделавших зла, оскорбляет невинных, преследует ведущих благочестивую жизнь. И оправдывается ныне апостольское слово: Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле (2 Тим. 3, 12–13). И воистину дело обстоит ныне так, что благочестивые, добродетельные, невинные преследуются, лукавые же люди преуспевают во зле.
Ибо кто ныне благоденствует? Не те ли, которые, презрев страх Божий и заповедями Господними пренебрегая, вменив ни во что благочестивую христианскую жизнь, считают греховное сладострастие как бы райским наслаждением, а беззаконные и скверные дела – как бы безгрешием и праведностью, и временную жизнь считают бесконечной? Такие день за днем, час за часом преуспевают во зле, умножая для себя вечную муку, не радея о долготерпении Божием, не слушая слова апостола Павла, возглашающего громче трубы и каждому из них говорящего: Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и сам делая то же? Или пренебрегаешь богатством благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию? Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его (Рим. 2,3–6).
Так мир сей по нраву подобен Египту, начальник злобы которого – фараон, адский дьявол, который ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (1 Петр. 5, 8), и ни на кого так не злобствует, как на рабов Божиих, стараясь истребить их из среды живых. Жизнь же нищих и убогих людей, которую они проходят в мире сем, подобна Чермному (Красному) морю: она есть море, ибо исполнена горести бед; она красна, ибо кровавыми слезами и самой кровью орошается. И как в море плещущиеся волны разбиваются о каменный берег, так и в жизни этой убогие люди колеблются из стороны в сторону, переходя с места на место и нигде не получая добра. Они только как бы разбиваются о камни злоключениями и бедами и вконец разоряются.
Что же мы еще скажем о греховном волнении? Разве то, что мы утопаем в бурях страстей, по словам святого Дамаскина: «Достиг глубины морской, и потопила меня буря многих моих прегрешений». Египетским рабством является и греховная страсть, если кто-либо привыкнет к ней. Такой человек, по апостольскому изречению, доброго, которого хочет, не делает, а злое, которого не хочет, делает (Рим. 7,19), принуждаемый к тому привычкой ко греху, которому поработился. Ибо если кто побежден, тот тому и работает, а фараон, дьявол адский, старается пленить нас в ту греховную работу и потопить в бездне адской, как уже сделал это с весьма многими, так как немного спасшихся и спасающихся, но очень много погибших и погибающих.
Но не будем отчаиваться в Божием милосердии и избавлении нас как от греховных волнений, так и от настоящих бед, ибо мы имеем на пути жизни нашей Премилостивую Одигитрию, Милосердную Наставницу Пречистую Деву Богородицу, Которая дарована нам, как израильтянам столп огнеоблачный, так как Она – наш огнеоблачный столп, как называет Ее в акафисте Церковь: «Радуйся, огненный столпе, наставляяй сущия во тьме! Радуйся, покрове миру, ширший облака!» (Икос 6) (2).
Осведомленные люди передают, что где-то в мире есть некая река, которая поперек всего моря течет, а между тем нисколько вод своих сладких не смешивает с горькими морскими водами, знать, это особенным чудом Божиим совершается. И не может море той реки прервать и смешать ее воды со своими…
Жизнь каждого из нас в мире сем есть как бы река: Как вода изливалась, – говорит Давид; река же сладкая – святой крест положенный. Когда мы впадаем в море мирских страстей, то теряем свою сладость.
Велик ты, Днепр, и многих напояешь, но приблизишься к морю – и тебя никто не захочет ни знать, ни вод твоих поднести к устам своим: ты делаешься невкусным, соленым, горьким, смешав себя с морскими солеными и горькими водами. Велики реки и вы, которые делают усилия, стараются служить Богу. О вас на небе Богослову в Откровении говорят: воды, которые ты видел… суть люди и народы (Откр. 17, 15). Но тогда на вас страшно и взглянуть, коль скоро прикоснетесь к морю страстного мира, ничего не останется от вас, и вы станете горькими: прикасающийся к смоле очернится ею, и со строптивым развратишься (см. Сир. 13, 1; Притч. 13, 21).
Счастлива река, через море протекающая, но с морем себя не смешивающая! Счастлив раб Божий, посреди мира живущий, но с миром не сообщающийся, как Лот посреди беззаконников! (2)
Дух мира сего – это дух лести, исполненный неправды, коварства, лукавства, ибо мир сей только обольщает любящих его, а сам лжет и обманывает. Лживы сыны человеческие, – говорит святой Давид (Пс. 61, 10). Обещает мир богатства, здоровье, долгоденствие: много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но правда ли это? В сию ночь душу твою возьмут у тебя (Лк. 12,19–20). Вот конец лживого мирского обещания и надежды: обещает честь и славу, а дает бесчестие.
Не обещал ли он Аману такую славу и честь, что он будет вторым после царя Артаксеркса? Но исполнил ли обещание? Нет! Солгал, повесив его на древе в пятьдесят локтей. Не обещал ли счастье славному Велизарию, полководцу и страшному для врагов воину при царе Юстиниане? И исполнил ли? Нет, солгал, лишив его всех имений и очей, и сделал нищим, просящим милостыню.
Всякий читавший историю знает о первейшем боярине царя римского Тиверия, Сеяне. Сколь обнадеживал его мир, увлекая фортуной, говоря, что он будет вторым повелителем и управителем царства римского! И не обманул ли его мир суетный и льстивый? Воистину, обманул, ибо внезапно, в один час отнял у него честь, славу и имение, обезглавил его и три дня с поруганием влачил его труп по всему Риму, а затем бросил в реку Тибр.
Да и говорит ли кому-либо правду этот лживый мир? В словах его мед, а в делах желчь. Обещает много, а дает ничто. Питает надеждой, а велит есть камень. Подобен мир этот учителю и наставнику своему, князю тьмы, который есть отец лжи (Ин. 8, 44). Желая искусить постящегося в пустыне Господа своего, он показывает Ему все царства мира и затем камни, говоря: скажи, чтобы камни сии сделались хлебами (Мф. 4,3).
О окаянный дьявол! Если обещаешь отдать все царства мира, зачем хочешь накормить алчущего камнями? Почему не сладкими яствами, не царской трапезой? Почему далее не простым, сухим хлебом? Разве во всех тех царствах, которые ты показываешь, не найдется единой крохи хлеба, чтобы утолить голод алчущего? Как можешь ты дать все царства, сам не имея ни единого куска хлеба, а одни только голые и ненужные камни? О нищий и лживый! Но таков же и ученик сего искусителя – мир сей. Он нищ, ибо все, что имеет, временно и тленно, и только кажется имеющим, наделе же ничего не имеет. Он лжив, ибо никогда, как сказано, не говорит правды (2).
Воистину мир – это второе море. Как в пучине морской, так и в мире – многообразные пагубы, погружения, лишения наделед, беды. Как сказал апостол: весь мир лежит во зле (1 Ин. 5,19).
Жизнь в нем более наполнена смертью горькой, нежели жизнью…
Находясь в таком злом море мира сего, посреди стольких бед, скорбей и напастей, почему не ищем пристанища? Почему суеты еще держимся? Почему ненасытно пьем соленую воду пристрастия? Почему погибель нашу любим? Не слышим ли святого Назианзина, проповедующего: «Вот мир, которыйлюбим, убегает, уже сам в себе усох, в сердцах же наших еще процветает! Всюду смерть, всюду плач, всюду погибель. Отовсюду бьют нас, однако мы, ослепленные похотью плоти, те самые горести его любим. Бегущего гоним, на падающего устремляемся, не имея же сил подпереть падающего, сами с ним падаем».
Вняв этим словам и очами своими истину их в мире увидев, отвергнем всякую печаль житейскую и ко пристанищу небесному, к Богу и Божией Матери, скоро и усердно притечем (3).
О, сколь многомятежно и многопечально житие суетного мира сего! Нет никакого в нем покоя и утешения, но только тяжесть и великое томление души, ибо каждый день влечет с собой молву, и мятеж, и безместные беды. От начала человеческого рождения до смерти нет мира, но всегдашний мятеж и смущение. Рождается человек в мир с болезнью и воплем, растет и живет в скорбях и печалях, кончина его сопутствуется многими рыданиями и плачем, после смерти же тело остается червям на съедение, для души же суд, и на суде неизвестное падение жребия. Поэтому не прилагай своего сердца к настоящему веку, не любодействуй от Господа в плотских сластях, да не нагим и лишенным всех благ обретешься, но Господа всегда ищи, – да вечных благ сподобишься. Ибо богатые в плотских сластях обнищали и взалкали, а ищущие Господа не будут лишены никакого блага, – говорит пророк (Пс. 33, 11) (3).
Не пребывает никогда в одной мере слава и почитание человеческое, но, как луна, непрестанно изменяется, поэтому не очень утешайся почитанием и благополучием преходящего мира сего, ибо тотчас вслед его шествует внезапное изменение. Мир сей непостоянен, и все вещи в нем переменчивы: сейчас слава и почитание, и тотчас внезапно бесчестие; сейчас веселие и радость, и тотчас внезапно скорбь и печаль; сейчас здоровье, и тотчас недуг; сейчас жизнь, и тотчас смерть; кого мир много раз великими почитаниями обманчиво обогатил, тех внезапно смерть обнажила (3).
Не что иное мир сей со своими нравами, как только юдоль греховная и дебрь плачевная. Ничего в нем нет благополучного, но только грех, ничего достохвального, но только преступление, ничего радостного, только скорбь и печаль, только плачь и воздыхание. Вся голова в язвах, и все сердце исчахло. От подошвы ноги до темени головы нет у нас здорового места, – как говорит пророк, – язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и не смягченные елеем (Ис. 1, 5–6). Поэтому лей ручьем слезы день и ночь; не давай себе покоя, не спускай зениц очей твоих, – говорит пророк (Плач. 2,18) (3).
Посмотри, и увидишь, что всюду суета, всюду исчезновение, нет нигде в мире сем постоянного наслаждения и покоя, только в Самом Господе Боге. Ибо мир сей превратен и легко подвержен переменам, радость его смешана со скорбью, веселье с печалью, слава его ложна, богатство исчезновенно, красота в прах и пепел прелагаема, плотское наслаждение в смрад и гной претворяемо. В конце же концов все это внезапно смертью пресекается и кончается, ничто не благонадежно, ничто не вечно, только единый Господь Бог и Его пресвятая благодать (3).
Многие из нынешних политиков или лжеполитиков, или, лучше сказать, еретиков, говорят, что не следует молиться. Если, говорят они, Господь уже предопределил, что кому дать, и если Его предопределение неизменно, то молитва совершенно напрасна. Ибо если Бог предопределил дать, то даст и не молящемуся, а если предопределил не дать, то не даст и молящемуся. От этих злых и безумных речей отклоняет нас Спаситель наш, говоря: Просите, и дано будет вам (Мф. 7,7).
Молиться побуждают нас очень многие: пророки, апостолы, первенствующая Церковь, святые отцы Ветхого и Нового Завета и, наконец, даже все наигрубейшие язычники, которые, будучи просвещены только светом своего ума, молились богу своему.
А что говорят лжеполитики: «Предопределенное не может измениться». На это отвечает святой Григорий Двоеслов так: «То, что святые творят по молитвам, так предопределено, что без молитвы ничего этого получить невозможно, ибо молящиеся заслуживают получение того, что Всемогущий Бог прежде всего предопределил дать им». Этими словами он сказал как бы следующее: Бог определил, что кому дать, но только через молитву, как через некое орудие. Например, определил дать кому-либо долгую жизнь, но не без пищи; определил дать больному здоровье, но не без лекарства; определил изобилие плодов земных, но не без трудов поселянина. Точно также Бог определил и прочее давать всякому по Своему усмотрению, но не без молитвы.
Некоторые ленивцы, не желающие молиться, говорят: «Бог сделал бы лучше, если бы все необходимое подавал всякому без трудов и молитвы». Таковые, кроме того, что произносят хулу на Бога, еще и не знают, что говорят. Они не видят неизреченной милости Божией к людям в том, что Он изволил принимать молитвы и быть умоляемым, дабы мы имели большую радость о деяниях Божиих, когда получим их как бы не даром. Как иногда отец, чтобы побольше порадовать дитя, нарочно бросает перед ним монету на землю, а не дает прямо в руки, чтобы, поискав и найдя, оно возрадовалось и похвалилось перед своим отцом, так и Господь Бог велит нам молитвой и трудом снискивать уготованные Им для нас дары, чтобы, поискав, мы приобрели большую радость и славу.
Далее нужно сказать, что Бог даровал человеку великую честь, дав ему право молиться Ему. Ведь какую честь видит для себя человек, когда говорит с великими лицами: подданный – со своим господином, раб – с владыкой или царем и прочее?! А мы, когда молимся, беседуем с Самим Богом. Вот какая честь человеку!
Святой Иоанн Златоуст говорит, что, молясь, мы делаемся равными Ангелам и даже превосходим Ангелов, ибо они, молясь, закрывают лица свои по причине величия Бога, тогда как мы открываем перед Богом и раны наши, и скудость, и убожество наше, с великим дерзновением предстоим перед Ним, как Его близкие домашние, и наконец получаем то, чего просим. Просите, и дано будет вам, – говорит Он нам.
Но поскольку люди не рассуждают об этом, а во всякой вещи ищут пользы и прибыли, то и подобает показать, какова польза и сила молитвы, какое значение прославления Бога и умоления Его в нуждах наших, и в чем заключается ее польза для тела и для души.
Нет такой вещи, которой было бы невозможно испросить у Бога, если только мы просим того, что само по себе есть благо, и если мы просим как следует. Неложны слова Спасителя нашего: Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят (Мф. 7, 7–8). О чем не может упросить сын своего отца, если просит у него полезное и необходимое? Тем более человек может упросить Бога. Ведь отец по плоти может быть и злым, может и не любить своего сына, может и солгать, и не дать того, что пообещал. Но совсем не то Бог, Отец милосердия и Бог всякого утешения (2 Кор. 1, 3). Никто не может прельстить Его, и Он не может солгать кому-либо. Он любит людей как чад Своих и делает все, что обещает. Есть ли, – говорит Он, – между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень, и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш
Небесный даст блага просящим у Него (Мф. 7,9-11).
Вот видите, Он еще и убеждает нас, и уверяет подобиями и Своей Божеской благостью. Приводит здесь отца, у которого чего-либо просят его дети, и этим достаточно показывает силу молитвы. Но чтобы больше показать ее силу и пользу, Он приводит еще и некоего сурового судью, не боящегося Бога и не стыдящегося людей; если бы даже и милостивого привел, то достаточно и этим показал бы силу молитвы, ведь Бог несравненно более милостив и кроток, чем всякий самый милостивый человек. А между тем Он приводит даже бесчеловечного судью, которого ничто не могло склонить к милости и правде – ни страх Божий, ни страх перед людьми. Однако же его склонили молитвы и прошения одной вдовицы, терпевшей обиды. Когда вдовица жаловалась ему и просила, чтобы он отомстил ее обидчику, то неправедный судья после долгого времени сказал: хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее (Лк. 18,4–5) (1).
Молитва без оружия побеждает врагов видимых и невидимых.
Молитва удерживает руку даже Самого Всесильного, заносящего ее на отмщение грешникам. Молитва сняла железные узы с ног и рук святого апостола Петра, раскрыла темничные врата и безопасно провела его через все стражи воинов, как повествует об этом святой Лука (см. Деян. 12, 7). Молитвою ноги святого Павла ослабли в колоде, и раскрылась внутренняя темница: Около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали Бога; узники же слушали их. Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели (Деян. 16,25–26).
Молитвою Иисус Навин удержал солнце в его движении, пока люди Израилевы не победили своих врагов с помощью Бога, услышавшего глас человека (см. Нав. 10, 13). Молитвою Езекия, царь израильский, повернул назад солнце на десять ступеней (см. 4 Цар. 10, 11). Молитвою пророк Илия заключил небо и отверз его тогда, когда захотел (см. 3 Цар. 17, 1–7); он же молитвою низвел с неба огонь на жертву (см. 3 Цар. 18, 36–38). Молитвою три отрока посреди огня остались неопаленными (см. Дан. 3). А чем израильтяне победили своих многих и сильных врагов: хананеев, хеттеев, евусеев, аммореев, гергесеев, мадианитян, ассириян, – ведь не столько оружием, которого по выходе из Египта у них далее не было, сколько молитвой: И когда Моисей… опускал руки свои, одолевал Амалик (Исх. 17,11)!
Чем победил Давид гордого и сильного Голиафа и прочих врагов (см. 1 Цар. 17, 37–51)? «Молитвою, а не иным каким оружием», – говорит святой Иоанн Златоуст. Чем разрушены Иерихонские стены во время Иисуса Навина? Молитвою, ибо Божественное Писание говорит: Народ воскликнул, и затрубили трубами. Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ [весь вместе] громким [и сильным] голосом, и обрушилась [вся] стена [города] до своего основания, и [весь] народ пошел в город, каждый с своей стороны, и взяли город (Нав. 6,19).
Молитва – это щит и оружие в битве против врагов. Она не только слабых мужей вооружает на крепких, но и немощные сосуды ополчает на прехрабрых мужей, что особенно ясно показал Бог на Иудифи, которая без оружия вошла в ассирийские полки и через три дня, укрепившись молитвой, отсекла голову Олоферну его же мечом (см. Иудифь, 13,6).
Девора победила мадианитян (см. Суд. 4). Иаиль убила вождя Сисару (см. Суд. 4,18–22). Да и КТО изочтет силу и действие святой молитвы, явленную и являемую на врагов видимых?
Невидимые враги, нападающие на нашу душу, гораздо сильнее, но и они побеждаются молитвой. Это засвидетельствовал Сам Спаситель наш, когда говорил: сей же род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17,21). Этим Он как бы сказал: сей никаким иным оружием не может быть побежден, кроме оружия святого поста и молитвы (1).
Молитва не только побеждает законы природы, не только является непреоборимым щитом против видимых и невидимых врагов, но удерживает даже и руку Самого Всесильного Бога, поднятую для поражения грешников. Трудно поверить этим словам, но поистине они есть в истории Божественного Писания.
Когда люди израильские оставили Господа своего, сделали себе тельца и поклонились ему, то разгневался на них Господь великой яростью и хотел истребить их. Тогда Моисей припал к ногам Господним и начал молиться Богу о народе. И что же случилось? Молитвой Моисей удержал прекрепкую руку Господню, уже поднявшую меч и приготовившую перуны и громы для избиения отступников. Бог хотел поразить и не мог. Потому-то Господь и просил Моисея, чтобы он перестал молиться, говоря: оставь Меня (то есть пусти, не держи Меня), да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их (Исх. 32,10).
Вот видите, молитва так сильна, что связывает и укрощает даже гнев Всесильного, удерживает руки, поднятые для отмщения, и как щитом укрывает от гнева Божия (1).
Быть может, кто-либо из ленивых молебщиков скажет: если молитва так сильна, то почему же не всякий получает то, чего просит? На это святой Иаков дает такой ответ: Просите, и не получаете, потому что просите не на добро (Иак. 4, 3). Кто хочет получить, тот должен просить на добро. Если же просящие не всегда получают, то не молитва в этом виновата, но молящиеся не на добро. Как не умеющий хорошо управлять хорошим судном не приплывает к намеченной пристани, но многократно разбивается о камни, и в этом виновато не судно, но плохое управление им, – так и когда молящийся не получает просимого, не молитва виновата в этом, но тот, кто молится не на добро.
Не получают просимого только те, которые или сами злы и не хотят уклониться от зла, чтобы сотворить благое (см. Пс. 33, 15), или же просят у Бога злого, или, наконец, хотя и доброго просят, но зато просят не хорошо, не так, как следует. Злой человек, не желающий оставить своего беззакония, не может умолить Бога. Об Антиохе, гонителе и мучителе народа Божия, написано: Нечестивец молил Господа, уже не миловавшего его (2 Мак. 9, 13). Святой Павел советует воздевать руки к Богу, – а какие же должны быть руки? Чистые, не запачканные кровью, похищением или удержанием чуждого, не прикоснувшиеся ко всякой нечистоте и умытые слезами покаяния. Желаю, – сказал он, – чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения (1 Тим. 2,8).
Иные же не получают просимого потому, что не знают, чего просят, как, например, сыновья Зеведеевы (см. Мк. 10, 35–38). Таким Господь не дает для их же блага, подобно тому как отец просящему сыну не дает ножа. Просящие не на добро – это те, которые молятся или по-фарисейски, или без прилежания, с мыслями рассеянными и блуждающими около дел своих и временных прибылей. А что нужно сказать о тех, которые вместо молитвы разговаривают между собой, со смехом осуждают одних, а другим и молиться не дают? У таких и прочих, о которых некогда ныне говорить подробно, молитва превращается в грех. Молитва сильна, но не какая-нибудь, а совершенная, молитва тех, которые хорошо молятся (1).
Молитву того, кто слушается Господа, Он слышит, и она приятна Ему. Кто слушается слов Господних, как об этом сказал нам Сам Господь: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7, 21), кто ходит в законе Господнем (Пс. 118, 1) и исполняет волю Его, желание того Господь исполнит и услышит молитву слушающихся Его.
Молитва смиренная, не фарисейская, восходит высоко, даже до третьего неба (ср. 2 Кор. 13, 2), к самому Престолу Всевышнего:
Молитва смиренного проникнет сквозь облака (Сир. 35, 17). Такова, например, была молитва смиренного мытаря, говорившего: Боже! будь милостив ко мне грешнику (Лк. 18,13), – и Манассии, царя иерусалимского (см. 2 Пар. 36). Крыльями молитвы, на которых она взлетает к Вышнему, сидящему на шестикрылых Серафимах, являются всякие добродетели, в особенности же смирение, говение и милостыня, как об этом сказал Товии Архангел Рафаил, слетевший с неба: Доброе дело – молитва с постом и милостынею и справедливостью. Лучше малое со справедливостью, нежели многое с неправдою; лучше творить милостыню, нежели собирать золото (Тов. 12, 8). Как во всякой добродетели, так особенно в молитве необходимо прилежание и усердие: много может усиленная молитва праведного (Иак. 5, 16). Не напрасно Спаситель наш сказал: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам (Лк. 11,9).
Вот, например, убогий человек просит под чьим-либо окном. Если никто не слышит его голоса, тогда он ищет способа, каким бы он мог быть услышанным, ищет щели, через которую его голос мог бы дойти до хозяина дома. Когда же и это не имеет никакого успеха, тогда он приходит к двери, стучит в них и будит хозяина дома, чтобы ответил он на его просьбу. То же подобает делать и молящемуся Богу. Он должен с великим прилежанием и усердием просить верою, искать надеждою, стучать любовью. И вы все просите молитвою, ищите добрым житием и стучите с великим прилежанием (1).
Быть может, кто-либо спросит: когда особенно подобает молиться? На это отвечает божественный Павел. Всякою молитвою и прошением, – говорит он, – молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением (Еф. 6,18). Молиться следует всегда, подражая этим небесным бесплотным духам, особенно же во время нужды, во время какого-либо трудного начинания, каким, например, является воинское дело. Тут нужны силы, нужно сердце, нужна защита и покров. Где же всего этого искать, как не у Бога, Господа Саваофа, Господа Сил? А чем можно искать, как не молитвою?
Когда сыны израильские ополчились на амаликитян, Моисей взошел на гору для молитвы. Подобно сему и воинству, выступающему в поход, подобает молиться с Моисеем, ибо и оружие нуждается в помощи молитвы, и молитва воинства укрепляет руки на супостатов. Да и прочим всем чинам подобает возносить чистые руки к Богу и молить Его, чтобы добрые воины одолели стены вражеских городов, держащихся неправдою.
Вы же, православные слушатели, просите, и дано будет вам, стучите в небеса молитвой, чтобы открылись вам врата к наследию вашему. Храбрые мужи проливают за вас пот свой и, если угодно будет Богу, готовы пролить и кровь, мы же должны проливать слезы, чтобы Господь обратил оружие врагов в их же сердца и чтобы луки их сокрушились.
Вдовица, терпевшая обиду от своего соперника, пришла просить милости и суда у судьи неправедного, не боявшегося Бога и не стыдившегося людей, и она упросила его об отмщении. Ты же, Православная Россия, столь долгое время терпящая обиду от твоего врага, припади со слезами к Милостивому и Праведному Судии, чтобы Он отомстил за тебя. В Его милости и правде ты уже достаточно убедилась. Теперь же только припади к Нему со слезами и усердием, а Он отомстит за тебя и исполнит тебя великой радостью. Ведь Он Сам обещается, говоря: Что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? сказываю вам, что подаст им защиту вскоре (Лк. 18,6–8).
Облака и гром, которые мы видим и слышим в небе, по философскому мудрствованию происходят не из чего-либо иного, как именно из влаги, паров и газов, которые солнце вытягивает от земных тел и возносит вверх. Подобно этому и мы, если хотим, чтобы возгремел с неба Господь, и Вышний дал глас Свой (Пс. 17, 14), чтобы Он ниспослал стрелы и разогнал врагов, чтобы умножил молнии и привел врагов в смятение, – и мы должны для этого испустить из очей влагу слезную. Она не падает на землю, но скоро восходит к небесам, как об этом говорит святой Давид: Ты положил слезы мои пред Собою (Пс. 55, 9). Из этих слез произойдут громы и молнии на врагов и приведут их в смятение. Когда на земле загремят пушки, тогда и небо испустит эти громы и смутит врагов наших. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам (Мф. 7,7) (1).
Не великим ли считается быть богомольным и непрестанно проводить время в молитвах? Не считается ли такой наследником Царства Небесного? Но и о таком псаломник в одном месте говорит так: молитва его да будет в грех (Пс. 108, 7). О окаянная твоя молитва, если она больше грех, нежели молитва, если она не умоляет, но подвигает Бога на гнев (1).
Вот, например, кто-либо просит перехожего иерея помолиться за него Богу. Иерей молится, и даже очень усердно, но не может он умолить Бога, если тот, за которого помолится, не только не перестает грешить, но впадает еще в больший грех; и молящийся иерей не виноват в этом, а вся вина в том, за которого он молится, так как он соделывает препятствие молитве молящегося. Иерей молится, а он грешит; тот плачет, а он скачет; тот постится, а он упивается. Напрасна здесь молитва, напрасны труды…
В Божественном Писании мы читаем следующее; согрешили перед Богом некогда два израильских царя, Саул и Давид. Саул имел за себя молитвенника Богу и ходатая святого пророка Самуила, а
Давид имел богомольца за свой грех в лице святого пророка Нафана. В то время когда Нафан умолил Бога за своего грешника, то есть Давида, и исходатайствовал ему скорое прощение, Самуил не только не умилостивляет Бога по отношению к своему грешнику, но даже больше как бы раздражает Его и своей молитвой поощряет на больший гнев против Саула. Почему? Какова причина этого? Неужели Нафан, богомолец Давида, был более любезен Богу, нежели Самуил, богомолец Саула, если молитвы первого Он слушает, а молитвы второго не хочет слушать? Нет, не можем мы сказать того, чтобы оба эти пророка были не в равной милости у Господа Бога. Почему же молитва одного принята, а другого нет?
Причина в том, что Самуил молится за Саула, а Саул не думает о молитве. Самуил всю ночь стоит на молитвенном подвиге, а Саул спит, растянувшись на мягкой постели. Самуил во вретище и пепле, а Саул на потехах. Самуил алчет и жаждет в посте за Саула, а Саул пирует и упивается. Не удивляйся же, Саул, что не мог Самуил умолить за тебя Бога… Не Самуил виноват в этом, но сам ты виноват, виноваты твои нераскаянные грехи…
Совершенно противоположное Саулу и согласное с Нафаном делает Давид. Нафан молится за Давида, и Давид сам падает крестообразно перед Богом в молитве и взывает: Помилуй мя, Боже! (Пс. 50). Встает Нафан в полночь на молитву за Давида, встает и Давид, говоря: В полночь я вставал славить Тебя за праведные суды Твои (Пс. 118, 62). Нафан облекся во вретище за Давида, и Давид говорит: Одевался во вретище. Постился Нафан за Давида, постился и Давид: смирял постом душу мою (Пс. 34, 13). Будь же уверен, Давид, что услышал Бог твоего богомольца и дает тебе прощение. Хорошо молиться за такого, легко от такого изгнать тяжкий грех, как бы беса какого.
Вы же, которые по жизни подобны Саулу, не взваливайте вину на своих богомольцев, не говорите: Не могли, когда вы сами о себе не радеете и пренебрегаете собственным спасением. Они не смогли за неверие ваше (1).
День и ночь к Богу всегда беспрестанно восклицай, день и ночь к Богу не переставай молиться, день и ночь Бога ищи, да обрящешь Его, да искомого найдешь, ибо ищущий непременно находит, и просящий непременно получит, и стучащему отворят, – говорит Господь (Мф. 7,8) (3).
Молитва… бывает двоякая – внешняя и внутренняя, творимая явно и тайно, соборная и совершаемая наедине, та, к которой призывает долг, и произвольная. Первая, творимая по уставу церковному, соборная молитва совершается в определенное время: полунощница, утреня, часы, Литургия, вечерня и повечерие, – на каковые моления люди и призываются звоном, ибо их, как подобающую Царю Небесному дань, должны воздавать каждый день. Творимая же втайне, произвольная молитва может не иметь определенного времени, ее совершают когда кто захочет, без всякого зова, только по движению самого духа.
Первая, то есть церковная молитва имеет положенное число псалмов, тропарей, канонов и прочих пений и действий иерейских, другая же (тайная, произвольная), как не связанная с определенным временем, не имеет и положенного числа песнопений, ибо каждый молится, сколько хочет, – иногда кратко, а иногда долго.
Первая произносится вслух устами и голосом, вторая же – только умом. Первая произносится стоя, вторая же не только стоя или ходя, но и на одре почивая, словом, всегда, когда бы ни случилось возвести свой ум к Богу. Первая, соборная, совершается в храме Господнем или по случаю в каком-либо доме, где соберется несколько человек, вторая же, уединенная, совершается в затворенной клети, согласно слову Господа: когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне (Мф. 6,6) (3).
Для того чтобы человек смог возбудить в своем сердце Божественную любовь и соединился с Ним в неразлучном союзе любви, необходимо часто молиться, возводя свой ум к Богу. Ибо как от часто подкладываемых в огонь дров увеличивается пламя, так и молитва, творимая часто и с углублением ума в Боге, возбуждает в сердце Божественную любовь, которая, воспламенившись, согреет всего внутреннего человека, просветит и научит его, явит ему все неизвестное и тайное своей премудрости (Пс. 50, 8) и сделает его как бы пламенно-огненным Серафимом, всегда предстоящим Богу духом своим, взирающего на Него умом и черпающего в этом духовную сладость (3).
Молитва – это обращение ума и мыслей к Богу; молиться – значит предстоять своим умом Богу, неуклонно мыслью смотреть на Него и беседовать с Ним в благоговейном страхе и уповании.
Итак, собери все мысли твои и, отложив все внешние житейские попечения, устреми ум твой к Богу (3).
Совершая наши молитвы об упокоении душ блаженной памяти скончавшихся рабов Божиих, мы имеем твердую надежду, что принесенная за их души жертва, излиянная из ребер Христовых Кровь и вода, совершаемая в святой Чаше, окропляет и очищает души тех, за которых приносится и за которых изливается.
Если Кровь и вода Христовы, однажды пролитые на Кресте, омыли грехи всего мира, то ныне те же Кровь и вода, а не иные, неужели не очистят наших грехов? Если тогда Кровь Христова искупила из рабства врагу многие, бесчисленные души, то ныне она же, а не иная, неужели не искупит этих поминаемых душ? Если страдание Христово тогда оправдало столь многих, то ныне то же Христово страдание, вспоминаемое совершением Божественной Жертвы, неужели не оправдает тех, которых мы поминаем? Мы твердо веруем в силу Крови Христовой, истекшей с водою из Его ребер, мы твердо веруем, что она очищает, искупает и оправдывает своих рабов, которым да будет вечная память в Царствии Небесном и в Церкви святой на земле среди благочестивых людей (1).
Я скажу кое-что приличествующее молодым, откладывающим покаяние до старости.
В Ветхом Завете Бог повелел приносить Ему жертвы от плодов земных и первородных от стад скота, приносить все лучшее, а не худшее, здоровое, а не гнилое или больное, первое, а не последнее, молодое, а не старое (см. Лев. 22, 21–22). Если от плодов земных, то первый сноп от нивы, первый овощ из сада, первую гроздь от винограда. Если от стад скота, то годовалого агнца, трехлетнюю телицу и вообще все молодое и здоровое, а не хромое, не слепое, не больное и не имеющее какого-либо повреждения. О том же, как Бог гневается на приводящих в жертву плохое, послушай говорящего в пророчестве. Когда приносите в жертву слепое, не худо ли это? или когда приносите хромое или больное, не худо ли это? Поднеси это твоему князю, будет ли он доволен? Не приму и Я такие жертвы от рук ваших, – говорит Господь (Мал. 1,8,10).
Юные годы твои, молодой человек, – это дни первоплодные. Ты должен отдать их в жертву Господу Богу Твоему, то есть ты должен в юности своей научиться служить Господу, соблюдать Его заповеди, старательно храниться от того, чтобы не прогневать Творца твоего каким-либо смертным грехом, жить в целомудрии чисто и честно, ходя путем закона Божия.
Это и будет приятная жертва Богу от твоих первых плодов. Если же юность свою ты проводишь в развращенной жизни, а покаяние, исправление и добродетели ты откладываешь на старость, то ты хочешь принести в жертву Богу хромое, слепое, больное и покрытое язвами. Постигнет тебя, с одной стороны, телесная немощь во всех твоих членах, которыми тебе хотелось бы послужить Богу, и ты не будешь в состоянии совершить такого подвига, который в юности ты мог бы совершить. С другой же стороны, состарившиеся в тебе греховные нравы отяготят твою душу и сделают ее как бы слепой, хромой и расслабленной, так что она будет уже не в состоянии легко совершать богоугодные дела.
Не услышишь ли ты тогда от Бога то, что услышали приведшие в жертву Богу хромое, слепое и больное: Не приму такие жертвы от рук ваших? Хорошо увещевает апостол, говоря с мольбой: Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу (Рим. 12,1). Он велит представлять живую жертву, а не мертвую. То есть пока ты, человек, здоров телом, молод, чист и крепок, – будь жертвой Богу, не откладывая до того времени, когда, состарившись, ослабеешь и будешь как бы мертвым и недейственным телесной крепостью. Или же так скажу: пока ты жив, пока ты не умер душой через смертный грех, будь жертвой Богу, то есть живи по-Божьему. Когда же и тело твое, ослабленное старостью, будет как бы полумертвым, а душа твоя наполнится греховной мертвости, тогда ты уже не будешь Богу благоприятной жертвой, как мог бы быть прежде, ибо не принимает Бог в жертву мертвечины, да и где и когда кто приносил в жертву мертвечину? (1)
Молчание – это истинное начало очищения души и помимо труда все заповеди устраивает хотящему, как некто сказал. Ибо язык – неудержимое зло, исполнен яда смертоносного. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, – говорит апостол (Иак. 3,9). Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело (Иак. 3, 2). При говорении есть много опасностей: прежде всего, с каким кто нравом говорит, в какое время, что говорит и какую цель имеет то говорение. Говорящий все это должен иметь в памяти, молчащий же все совершил и исполнил (3).
Нужно рассудить и то, кто носит хлебы. Носит их отрок, как вспоминается это в Евангелии Иоанна: здесь есть у одного мальчика пять хлебов (Ин. 6,9). Многие мужи не носят хлеба, а один отрок носит, и, должно быть, хлебы те были невелики, если один отрок мог носить пять хлебов. Взяв из рук этого отрока хлебы, Христос насытил многочисленный народ.
Здесь можно видеть таинство. Тот один отрок был прообразом монашеского чина: монашество на греческом языке выражается словом «монос», что значит один, уединенный. Чистый отрок, девственник, являлся прообразом иноческой чистоты, на хранение которой полагается в иночестве и обет. Хлебы же были прообразом иноческих молитв, творимых и днем, и ночью. Как отроческими хлебами Господь насытил народ, так и иноческими молитвами Господь содержит этот мир. Хотя и малы были хлебы того отрока, однако же насытили многие тысячи народа. Подобно этому и молитвы иноческие хотя и кажутся кому-либо малыми, однако же укрепляют весь мир.
Христианский мир в Святом Писании уподобляется винограду, как и о древних израильтянах говорил пророк Исаия: Виноградник Господа Саваофа есть дом Израилев (Ис. 5, 7). Кто не знает, как прекрасен виноградный сад? Ветви его замечательные, листья прекрасные, гроздья приятные, радующие зрение и услаждающие вкус. Кто же не видит, как прекрасен и христианский мир, как он замечателен и приятен? Богатствами он украшается, как листьями, а благородным чадородием, как прекрасными гроздьями, он возносится и славится, расширяется и умножается, согласно слову Давида, которое он сказал Богу: Тень его покрыла горы, и ветви его закрыли кедры Божии. Простер он отрасли свои до моря и лозы свои до рек (Пс. 79, 11–12).
Посмотрим же, на чем держится и чем живет виноградная ветвь. Она существует на одном только сухом и бесплодном коле. Отними от винограда кол, и ветвь упадет на землю и будет попираться.
Отними от христианского мира иноческий чин, как от винограда свой и бесплодный кол, что тогда станет с миром? Посудите сами! Как хлеб отрока хотя и не многий, но насытил многих, так и молитвы иноческие хотя и кажутся малыми, однако приносят пользу для многих (1).
Есть премудрость духовная, и есть премудрость мирская. Обе эти премудрости описаны в Послании святого апостола Иакова следующим образом: Мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью. Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская… Но мудрость, сходящая свыше, во- первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна (Иак. 3,13–15,17) (2).
Смотри же сама, мудрость мирская, утопающая в богатстве, сластях и страстях греховных, на свою идолоподобную глупость! Имеешь голову золотую, а о персти земной не мудрствуешь! Имеешь очи, а ног своих глиняных, кончины, говорю, твоей и нетления в гробе, не видишь! Имеешь уши, а трубы слова Божия, трубы смертной, трубы Страшного Суда не слышишь! Имеешь уста и говоришь не доброе, а только злое, скверное, лукавое, коварное! Руки и ноги твои, все, говорю, дела твои несостоятельны, заслуживают не милость Божию и спасение, а разве гнев Божий и погибель (2).
Блажен человек, который снискал мудрость… она дороже драгоценных камней… и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею (Притч. 3,13,15). Поистине, прекрасен этот бисер, но все ли могут его купить? Все ли могут учиться философии, математике, геометрии и иным мудростям? Нужно, чтобы были и простые люди, чтобы было кому работать, растить хлеб, ходить на войну и исполнять прочие государевы службы. К тому же и к этим мудростям иногда примешивается некое коварство, как говорит апостол: уловят мудрых в коварстве их (1 Кор. 3, 19) (2).
Крест – это знамение духовной, христианской, крестной и сильной премудрости, как оружие крепкое, ибо духовная, крестная премудрость – это оружие против противящихся Церкви, как говорит апостол: Слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия. Ибо написано: «Погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну»; и далее: Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого… Божию силу и Божию премудрость (1 Кор. 1, 18–19; 22–24).
У людей в поднебесной живет двоякая премудрость: премудрость мира сего, которая была, например, у эллинских философов, не ведающих Бога, и премудрость духовная, какова она у христиан. Мирская премудрость – это безумие перед Богом: Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? – говорит апостол (1 Кор. 1, 20). Духовная же премудрость почитается безумием у мира: для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (1 Кор. 1, 23).
Мирская мудрость – слабое оружие, несильное воинствование, немощная храбрость. Но какое оружие премудрость духовная, это видно из слов апостола: Оружия воинствования нашего… сильные Богом на разрушение твердынь (2 Кор. 10, 4); и еще: слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого (Евр. 4, 12).
Образом и знамением мирской эллинской мудрости являются содомо-гоморрские яблоки, о которых повествуется, что извне они прекрасны, внутри же них прах смрадный. Образом же и знамением христианской духовной мудрости служит крест, ибо им явлены и как бы ключом открыты нам сокровища премудрости и разума Божия. Мудрость мирская исполнена бесполезного праха, а словом крестным мы получили все блага: «Се бо прииде Крестом радость всему миру»…
Мудрой деве уподобляется и само Небесное Царство: подобно будет Царство Небесное… девам (Мф. 25,1). Ибо и Небесное Царство, когда восхочет явиться к нам в последний день, возьмет в руки крест, согласно словам Писания: тогда явится знамение Сына Человеческого на небе (Мф. 24,30), то есть крест Христов. Оно придет к нам с крестом. И это для пристыжения неразумного мира сего, считающего себя мудрым, и обезумевшего, и для пристыжения бесов и всех осужденных с ними. Ибо крестом, как крепким оружием, как острейшим мечом, поразит врагов своих и низринет их в геенну (2).
Насколько высоко величие мученической чести, это измерил Сам Сын Божий распростертыми на Кресте руками и нашел ту честь выше всяких почестей, которые получат чины всех святых, ибо Господь наш, приняв на Себя человеческое естество и желая плотью достигнуть Своей славы, которую имел у Отца прежде бытия мира (Ин. 17, 5), прошел чины всех святых и нигде не воспринял ту славу, как только в мученическом чине, в который начав входить, Он тотчас воззвал, говоря: ныне прославился Сын Человеческий (Ин. 13,31).
Был Он пророком, ибо пророчествовал о пленении Иерусалима и предсказал Страшный Судный день, но прославился не в пророческом чине. Был Он и апостолом, ибо, будучи послан Отцом благовестить миру Евангелие царствия, Он проходил города и села, уча и благовествуя, что приблизилось Царствие Божие, но не прославился Он и в апостольском чине. Он был пустынником: поведен был Духом в пустыню (Лк. 4, 1). Был постником: сорок дней… ничего не ел (Лк. 4, 2), – но ни в пустынническом и ни в постническом чине Он не прославился. Был Он преподобным, как говорит о Нем апостол: преподобный, непричастный злу, непорочный (Евр. 7, 26), – но и не в этом чине Он прославился. Он был чудотворцем, изгонявшим бесов, исцелявшим слепых, хромых, расслабленных и воскрешавшим мертвых, однако же Он не говорит, что был прославлен в этом чине.
Когда же после Тайной вечери Он начал готовиться к мученичеству и выходить на этот путь, тогда Он и сказал ученикам: ныне прославился Сын Человеческий. Совершив же на Кресте страдания, Он сказал, явившись по Воскресении Луке и Клеопе: Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?(Лк. 24, 26). Смотри, как высоко было величие мученической чести, что даже Самому Христу через мученичество подобало войти в славу Свою (1).
Одинаковое достоинство имеют пот трудолюбца, повседневно умерщвляющего плоть свою ради любви Христовой, и кровь мученика, умирающего в один час, так как они принимают от Бога равную благодать и целебную силу. Если мощи святых мучеников, проливших за Христа свою кровь, подают исцеления, то подают исцеления и мощи преподобных, которые хотя и не пролили крови своей за имя Христово, однако же чудодействуют, как и мученики, ибо они пролили многие свои поты, угождая Христу.
Неудивительно, что руками Павловыми творились чудеса, подавались исцеления, ибо они неединожды пострадали за Христа, были связываемы и избиваемы, но удивительно, что платки и пояса Павловы, ни в чем не страдавшие (ибо могут ли страдать бездушные предметы?), творили такие же чудесные действия, как и сами руки Павловы. Об этом в Деяниях Апостольских сказано: на больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них (Деян. 19,12). Одинаково чудесную силу имеют как пот Павлов, истекающий во время трудов, так и кровь его, изливаемая в страданиях.
Не менее честны и вы, капли потов преподобнических, чем капли крови мученической! (2)
У рабов Христовых бывает двоякое мученичество, совершаемое как самим делом, так и в духе. Исполняемое на деле, оно совершается с пролитием крови, а исполняемое духом, соделывается без пролития крови. Мученичество с пролитием крови известно всем, мученичество же без пролития крови мало кому известно…
Человек, одаренный от Бога разумной душой, имеет от природы в своем естестве две стороны: похотную и яростную. Обе эти страсти вместе с человеком рождаются, живут и умирают: как похотное, начиная от юности и до самой старости, до гроба, не оставляет человека, так и яростное держится в нем от начала жизни и до самой его кончины.
Похотное живет и господствует в теле человека, а яростное в его душе. Поэтому желающий претерпеть духовное мученичество ради любви ко Христу должен совершить двоякий подвиг борьбы с этими сугубыми страстями: плотской и душевной, – похотной, говорю, и с яростной страстью, то есть победить как природные плотские вожделения, так и страсти душевные. Ибо одно – страсти плотские, другое – страсти душевные, точно так же, как похотное и яростное – не одно и то же.
Плотские страсти содержатся в видимых плотских чувствах, каковы: сластолюбие, похоть, плотоугодие и прочее, услаждающее чувства. Душевные же страсти заключаются в невидимом и неведомом сердце, каковы: гнев, ярость, злоба, злопамятство, ненависть и тому подобные страсти, содержащиеся как злые помыслы в сердце и в свое время выступающие наружу в деле.
Об этих плотских и душевных страстях упоминает святой апостол Павел, говоря колоссянам: умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть (Кол. 3, 5). Это – о плотских страстях. О душевных же он говорит следующим образом: отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу и прочее (Кол. 3,8–9). Из этих апостольских слов ясно видно, что существуют двоякие страсти: плотские и душевные, требующие двоякого подвига от желающего исполнить бескровное и духовное мученичество (2).
Станем же и под крестом, ибо не в ином каком месте святой Богослов Марии усыновлен был. А под крестом как стоять? Всегда иметь перед умными очами своими Распятого Господа. Я рассудил, – сказал апостол, – быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого (1 Кор. 2, 2).
Сораспинаться же Господу своему надлежит состраданием и умерщвлением своих похотей и с ними привычных греховных страстей. Этим запечатлеем сыновство наше. И возлюбит нас Благая мира всего Матерь, если умрем для греха и оживем для Бога, если духовное мученичество понесем, если изволением сотворимся мучениками (см. Рим. 6, 10–11).
Ибо тот не сын Марии, кто не мученик. Естественный Ее Сын Иисус Христос умер за нас. Приобщенный Ее сын Иоанн умер за Христа.
Так и мы, если сыновьями Ее являемся, добровольно пострадаем и умрем за Сына Божия, хоть и без крови. Добровольное же бескровное мученичество за Христа так описать молено.
Идол – грех.
Идольское капище – грехолюбивое сердце.
Идолопоклонник – служащий греховным страстям.
Идолопоклонение – страстолюбие.
Мученический подвиг – сопротивление греху.
Мучитель – злой обычай греховный, или налог на грех.
Слуги мучителей – помыслы скверные, ко греху влекущие.
Многоразличное мучение – с помыслами скверными борьба.
Отвержение Христа – соизволение на грех.
Жертва идолу – исполнение замышленного греха делом.
Сопротивляющийся всему этому ради любви Христовой – без крови мученик и мужественный подвижник.
Такового мученика… о, сколь Пречистая Матерь любит и на место Сына Своего ставит! (3)
Поскольку многие по наветам врага угнетаются и смущаются злыми мыслями, особенно же хульными, то полезно, чтобы мы познали их и поняли, когда они являются грехом и когда нет, и чтобы научились, как врачевать их и как отгонять их от себя.
Мысли, смущающие нас, бывают троякие: мысли нечистые, мысли неверия и мысли хульные. При смущении такими мыслями врачевство состоит в следующем.
Необходимо уразуметь, что в злых мыслях нет никакого греха, когда воля и разум человеческий им не соизволяют, особенно же когда ненавидят и не хотят их. Но когда разум и воля человеческие добровольно услаждаются ими и, благоволя им, удерживают их в сердце своем, тогда те же мысли являются смертным грехом. А поскольку смущаемый таковыми помыслами и не благоволящий им мятется, думая, что он согрешает, то необходимо сказать, что он только прельщается дьяволом по своему малодушию и по неведению разницы между помышлением и соизволением. Ибо когда мы помышляем, мы еще не соизволяем, и только тогда есть соизволение, когда мы любим злые мысли, услаждаемся ими и желаем их усердно, приумножая их в нашем уме. Если же мы их ненавидим и не хотим их, но сами они идут к нам в ум, хотя мы отвращаемся от них, тогда имеется верный признак того, что нет нашего соизволения на них и нет нужды смущаться из-за них в своей совести. Ибо тем большую мзду мы воспримем от Бога, чем сильнее они угнетают нас, а мы терпим, не соизволяя на них.
У многих появляются неверные и хульные мысли о Боге, о Пречистой Богородице или Божиих святых. Так, бывает, что когда кто воззрит на Тайны Христовы, тотчас нападают на него подобно темному облаку хульные мысли, хотя бы он и не хотел их. О таковых злых помышлениях, приходящих к нам без воли нашей, нужно не беспокоиться, считать их за ничто и презирать их, как будто их совсем не было, и не возбуждаться ими до скорби. Ибо то самое и утешит врага нашего, дьявола, когда он увидит нас скорбящими об этом, смущающимися и сомневающимися, и тогда он наведет на нас еще больше мыслей, смущающих нашу совесть. Но когда он увидит, что мы презираем хульные мысли, не радеем о них, когда увидит, что мы не скорбим и не печалимся, тогда посрамленный дьявол убежит от нас, а мы пребудем в покое и без смущения. Главное – нужно только не соизволять.
Но некоторые думают, что, помышляя подобное, они и соизволили, и о том болезнуют. Это одно малодушие. Ведь уже то явно показывает безгрешие и несоизволение, что они болезнуют и печалятся, ненавидя наносимые дьяволом злые мысли. Ведь дьявол, пытаясь всяческими кознями оскорбить нас, между прочим и тем старается причинить нам печаль, что влагает в наш ум хульные мысли на Бога, или на святых Его, или на Божественные Тайны. Но он нисколько не преуспеет, если мы пренебрежем им и отринем от себя смущение, нисколько не печалясь о его наветах (3).