«Вот откуда я бы никогда не хотел уходить»
В те дни батюшка был прооперирован в тюремной больнице, откуда подал кассационное прошение в Красный Крест.
Лёжа на больничной койке, узнал, что, согласно амнистии ВЦИК от пятого ноября 1919 года, ему, иеромонаху Георгию, присудили пятилетний срок заключения.
Он отбывал его в Бутырской, потом в Таганской тюрьме.
Московская Таганская тюрьма, где сидело больше всего арестованных священнослужителей. Первая половина XX в.
Опять переполненные камеры. Уголовники, политические, духовенство.
В таганской тюрьме отбывали свой срок и два известных архиерея – митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) и епископ Феодор (Поздеевский), настоятель Московского Данилова монастыря, – которые распознали в иеромонахе Георгии близкого по духу собрата. Здесь состоялось их знакомство, которое ещё скажется в судьбе отца Георгия. В дальнейшем митрополит Кирилл благословит его на старческое служение, а владыка Феодор в 1922 году примет его в монастырь и поставит духовником обители.
Священномученик Кирилл (Смирнов), митрополит Казанский и Свияжский
Священномученик Феодор (Поздеевский), архиепископ Волоколамский
Были и другие знакомства. Врач-терапевт Михаил Александрович Жижиленко ещё до того, как стал главврачом Таганской тюрьмы, помог отцу Георгию освоить первичные медицинские знания: ставить компрессы, обрабатывать раны, налагать повязки… Батюшку перевели на должность санитара, у него появился доступ в любые камеры, даже в камеры смертников. Он мог общаться с людьми, облегчать страдания телесные и душевные, утешать в скорбях, исповедовать, причащать… Многие из заключённых останутся потом на всю жизнь его духовными чадами.
И за всем этим стояло всевозможное покровительство главврача Жижиленко, будущего владыки Максима, епископа Серпуховского (его хиротония состоится в 1928 году).
Священномученик Максим (Жижиленко), епископ Серпуховской
Чаще всего отец Георгий принимал больных в отдельной тюремной камере. Идут, один за другим, почти у всех нарывы, экземы на руках и ногах. Каждого надо встретить добрым словом…
– Не тужи, золотце моё, все будем свободны… Веруй всегда в милость Божию.
Слово лечит.
– Потерпи, хороший мой, сейчас полегчает… Будешь порхать на воле, как птичка!
Омывал гнойные язвы, смазывал, бинтовал.
Охранники сами отводили к нему на беседу узников, ожидавших казни. Те входили отчаянные, безнадёжные, упавшие духом. Он, когда-то стоявший у смертельной черты, знал, что это такое. Поэтому говорил о главном в жизни и смерти, о Боге и человеке…
И выходили от него с другими лицами.
Был заключённый, который решил покончить с собой, а встретил батюшкину ласку и столько любви, что отказался от рокового шага. И не прошло двух дней, как он освободился.
Батюшка рассказывал о разных случаях.
Некоторые узники ругались на него матом, поносили по-всякому… Он подозвал одного из них. Тот подошёл: «Чего тебе?» – «Голубчик, возьми у меня табачок, ведь я не курю, а тебе он нужен. Только прошу тебя не ругаться матерными словами». Парень смутился, взял табак и ушёл.
Другой раз, увидев приятеля того парня, всего исцарапанного от вшей и чесотки, сказал ему: «Друг, сними-ка одёжку, я промою тебе ранки и смажу вазелином». Батюшка разорвал на себе рубашку, перевязал его, попросил не ругаться и снабдил табаком.
Ему разрешалось ходить по камерам и оказывать помощь всем нуждающимся. «Бинты, йод, вазелиновое масло и другое приносили мне при передачах… Вот откуда я бы никогда не хотел уходить, вот бы где с радостью и жизнь свою скончал, вот где я нужен! На воле каждый может получить утешение – кто в храм сходить, кто причаститься, а ведь там – не так. Там одни скорби, одни скорби…»
Вспоминая о тюрьмах, отец Георгий светлел лицом.
«Там так много скорбящих, болящих, заброшенных жизнью людей… Сначала я сидел в отдельной камере, которую открывали только при выносе «параши», – её выносили двое молодых людей, всегда весёлых, радостных, сияющих, как ангелы. Мне приходилось наблюдать их при свиданиях с матерями, которые приносили им скопленный свой хлеб; они же отдавали им свой, уверяя, что их здесь хорошо кормят. Такая умилительная картина!..»
Преподобноисповедник Георгий (Лавров)
Он заразился тифом и слёг в больничную камеру. Рядом, уже в предсмертном бреду, лежал человек, проклинавший последними словами советскую власть…
Батюшка видит: дело к концу.
– Голубчик, поисповедуйся у меня, ведь ты плох, вдруг умрёшь? Что же ты так останешься?
– А-а-а… на что ты мне нужен? Не хочу я.
– Ну, скажи хоть имя своё, я за тебя помолюсь.
– Нужен ты мне! Они, такие-сякие, отняли у меня всё!..
– Кто они? Кто тебе всё это дал, они, что ли? Господь тебе дал, Он и взял. Кого же ты ругаешь?.. Смирись, смирись, прошу тебя, поисповедуйся мне…
«Сказал, а сам начал молиться, – вспоминал батюшка, – „Господи, сохрани его жизнь! Что же он идёт к Тебе с таким озлоблением, с таким злом…“»
Человек замолчал. Полежал, поворочался, говорит:
– Ну, слушай, батюшка.
И начал свою исповедь…
Отец Георгий выслушал, разрешил данной от Бога властью. И тот уснул.
Утром человек поднялся здоровым.
«С той поры это самый близкий мой духовный сын. Он вышел из тюрьмы, живёт, работает, и всё как следует. Вообще-то все они хорошие люди, но они загрубели и отошли от Бога».
