Глава 10
К Мертвой Рыбе следовало прийти так, чтобы они ничего не заподозрили. Поэтому стоило выждать один-два древодня, а потом вернуться той же дорогой, через затопленную речную Стрелу. Именно столько этот путь занял бы у сильного Восходящего, в чьей Скрижали нет Белого Крылана. И Белый Дьявол так и сделал, весь следующий день проведя над пограничными болотами.
Он видел, что фрогги, которых собрал Черный Триглав, медленно расползаются по окрестностям. Голодные твари еще ночью истребили всех выживших болотников и, больше не удерживаемые ничьей волей, захватили разгромленный лагерь, разрывая и пожирая брошенные тела. Вскоре никто не смог бы догадаться, что там произошло. Многие из фроггов случайно прошли через Стрелу, возвращаясь в Болотные Пещеры. А у болотников после этой страшной ночи почти не осталось воинов и Восходящих.
Клану Болотных Пещер — конец.
Банды, посланные в набег, тоже наверняка растерзали своих эмиссаров. Они продолжали хозяйничать в приграничье, и вскоре к ним присоединятся новые, однако это уже обычные твари Дикой Охоты, с которыми Люди Реки должны справиться сами.
Белый Дьявол не собирался им помогать или спасать кого-то еще. Дикая Охота — цикл, в котором слабые умрут, а сильные станут еще сильнее. Зачем вмешиваться в естественный процесс, который только на пользу Восхождению? Разумные должны справиться сами. Да, в Единстве погибнут миллиарды, но люди умирают и рождаются всегда, а благодаря испытаниям многие Восходящие преодолеют еще одну ступеньку великой лестницы…
Когда ничего не происходит — появляется Вечность…
Он не жалел, что сломал Жезл и отказался от силы. Потому что жалеть — бессмысленно, что сделано — уже сделано, и еще потому, что Тысяча однажды уже прошла этим путем. Землянин бы сказал — «нельзя войти в одну и ту же реку дважды», но Белый Дьявол собирался вообще избегать этой реки. Злая сила сама по себе не решает ничего, и они в любом случае не станут сильнее, чем во времена, когда знамена осколков Единого подняли в тысяче Кругов и сотнях Доменов…
Тем более драконья Руна не была потеряна. На высших рангах Рунного Искусства открывалась возможность не просто ломать, но разбирать Руны на изначальные составляющие. И Азимандия, честь и хвала ее мастерству, ухитрилась сохранить оболочку — нулевую Руну драконьего качества, а также горсть странных Символов, в которых еще требовалось разобраться. Кроме того, у него имелись обломки Жезла — необычный измененный материал для создания новых Символов или Печатей — однако необходима была рунная наковальня, ибо ни его жалкой бронзы, ни даже золота Азимандии не хватало, чтобы разгадать драконьи секреты…
Но это — потом. А теперь, пока о нем не забыли, — гвоздь!
На второй день Белый Дьявол услышал ищеек Мертвой Рыбы. Разведчики, а за ними воины Аурвака осторожно пробирались речными дорогами, попутно убивая бродячих фроггов и других тварей Дикой Охоты. Работы у них хватало, и потому Один из Тысячи успешно разминулся с речниками, вновь столкнувшись с ними только у самой Стрелы.
К счастью, дозорные узнали его — слухи о странном изгое и обещании Аурвака явно разошлись (он подозревал, что тут поработал бойкий язычок Форели), косвенным свидетельством чему была Слава, выросшая за прошлые дни. Обошлось без драки — его доставили в Мертвую Рыбу в сопровождении четверых воинов, причем конвой был больше похож на почетный караул, потому что Люди Реки явно опасались страшноватого изгоя и даже не стали забирать у него оружие и браслет.
— Бурлят, Подобный Пламени рвет фроггов на части одними плавниками, — сказал молодой Восходящий, возглавляющий дозор. — Журчат, он поплыл на болота, гарпунить Черного Триглава… Брызги?
— Я был на болотах.
— Наши слухачи прошлой ночью…
— Проводи меня в Мертвую Рыбу, Восходящий, — прервав дозорного, он вытянул из криптора уже подсохшую когтистую длань с гвоздем в запястье. — Я принес вашему риксу дары…
Слухи летели быстрее него — пока Один из Тысячи входил в речную крепость, минуя врата, прежде бывшие огромной пастью, пока шел по платформам и костяным мостам под взорами стражей на башнях и лабиринту улиц, где древние кости были сводами домов, а водные растения, грибной камень и белая глина — стенами, пока его вели извилистыми коридорами, где по щиколотку струилась вода, а стены хранили замысловатую резьбу, — все это время его Слава капля за каплей росла. Глаза белокожих и стройных Людей Реки, их любопытных детей и остроскулых женщин, украшенных жемчугом и перламутровыми раковинами, следили за ним, а Чуткое Ухо улавливало их шепот:
— Подобный Пламени… Подобный Пламени… вернулся… идет к риксу…
Наконец его привели в главный зал Мертвой Рыбы, хоф и святилище одновременно, место, где рикс принимал гостей. Прежде здесь находилось сердце Мертвой Рыбы, ее золотое Ядро, и даже сейчас причудливый рисунок переплетающихся костей и жил хранил его отпечаток на стенах и сводах. Для людей Реки это место, несомненно, имело священное значение — журчащая водяная завеса, узорчатый пол, светильники из мерцающих жемчужин, большой алтарь Творящей с парящим над ним звездным Кристаллом. Стражи-Восходящие с искровыми тризубами преградили вход, но тут же развели оружие в стороны, как будто получив беззвучную команду.
Аурвак Владыка Чешуи вышел к нему, раздвинув могучими плечами водяную завесу, опустился в кресло, выполненное из раковины огромного моллюска. Несмотря на грозный вид рикса, Белый Дьявол легко увидел то, что творится у него внутри.
Недоверие, изумление, страх.
По правую руку встала Голубая Раковина, слева — Яростный Многозуб. Более же никого в святилище не было, и стражи прикрыли дверные створки.
— Ты опять приплыл в Мертвую Рыбу, изгой, — сказал Аурвак, глядя на него из-под насупленных седых бровей. — Здесь и утопнешь, если приплыл бурлить и брызгать…
— Я принес риксу то, что он просил.
Один из Тысячи небрежно швырнул вождю речников свой трофей, и тот поймал его на лету. Он внимательно осмотрел дар — оторванную по локоть чешуйчатую перепончатую руку с черными ногтями и оборванным плавником. Раковина и Многозуб склонились ближе, а потом на огромной ладони Владыки Чешуи тускло блеснул извлеченный стигмат.
— Черный Триглав… — без выражения произнес рикс. Потом его взгляд вцепился в Белого Дьявола:
— Ты не бурлил, темная глубина, но… Как, изгой⁈ Как ты сделал то, что не смогли наши бронзовые рыбки и серебряные многозубы?
— Я расскажу риксу, — усмехнулся Белый Дьявол. — Но сначала пусть он исполнит, что обещал. Ведь слова Владыки Чешуи — не брызги!
Яростный Многозуб поморщился и оскалил зубы, бросая:
— Ты журчишь перед риксом, изгой! Никто не будет бурлить, если червивый утопнет, не получив гвоздя…
Он прервался, потому что Белый Дьявол вытянул перед собой руку, и его пригоршня была наполнена стигматами, заляпанными засохшей кровью. Это были гвозди, которые его Руны успели вырвать у мертвых Восходящих в болотном лагере.
— Люди Болотных Пещер тоже не хотели отдавать гвоздь, — сказал Один из Тысячи. — Но рикс Мертвой Рыбы намного мудрей.
В его голосе прозвучало то, что заставило всех находящихся в зале вздрогнуть. Яростный Многозуб хотел что-то сказать, но наткнулся на взгляд Белого Дьявола — и осекся, замолчал, решил оставить глупые слова при себе. Посмотрел в сторону своего рикса, будто ища у него поддержки.
А Аурвак, облокотившись на спинку трона, внимательно слушал, что ему шепчет на ухо Элесс Голубая Раковина, его жена и фламиника Мертвой Рыбы. Она говорила долго, гладила его плечи и поднимала глаза, словно измеряя фигуру Белого Дьявола.
Выслушав ее, рикс шумно выдохнул и громко произнес:
— Слова рикса — не брызги! Ты принес гвоздь нашего врага и получишь обещанное. Хоть многие и бурлят… Подойди, изгой.
Он сделал два шага вперед, и Элесс протянула узкую ладонь, на которой серебрился одинокий стигмат. Она раскрыла пальцы, связанные пленкой перепонки до первой фаланги, и гвоздь поплыл к нему по воздуху. Один из Тысячи небрежно поймал его, как ловят муху, и пристально взглянул — фламиника могла проверять его, подсунув подделку или заполненный гвоздь. Ведь только Восходящий сможет распознать обман…
Нет, они мудро решили не играть с судьбой.
Чистый стигмат из Храма Вечности. То, что ему нужно.
— Гвоздь твой, изгой! — сказал Аурвак. — Хоть, темная глубина, я не знаю, зачем он тебе… Но теперь прожурчи нам о Триглаве и людях Болотных Пещер. Журчат, что уши моих рыбок слышали шум на болотах. А их Руны ночью видели там огни…
— Две ночи назад я был там и забрал у Черного Триглава гвоздь, руку и жизнь. И у многих его Восходящих…
— Один? Как? Что там произошло? Мои рыбки говорят, на болотах у Стрелы фроггов больше, чем мальков в гнезде многозуба!
— Я ночью скрытно проник в его лагерь, — ответил Белый Дьявол. — Оружие Народа Земли помогло мне, дав огонь, гром и много дыма. Не спрашивай о нем, ибо это тайна Народа, что больше не мой. Пока испуганные болотники метались в пламени, как глупые дети, я убил Триглава и тех, кто его защищал. Он повелевал всеми фроггами, что собрались там, и, когда рикса не стало, они пришли в лагерь и убили там всех остальных людей Болотных Пещер.
— Всех людей Триглава⁈ — переспросил Аурвак с недоверием.
— Всех, кто там был, — подтвердил Белый Дьявол. — Я не вел им счет… Если твои Восходящие поторопятся, может, они еще успеют забрать их стигматы, Руны и Звездную Кровь…
— Темная глубина! А фрогги?
— Их там много, но они больше не слышат Триглава. Фрогги больше не слушают никого… Твои Восходящие смогут одолеть их, рикс. Потом пусть идут через Стрелу к самим Болотным Пещерам. Думаю, там осталось мало воинов, но много женщин и детей. Пусть Мертвая Рыба возьмет у них все, что они забрали у вас, и поступит с людьми Болотных Пещер по законам вашего Народа. Это — мой дар Мертвой Рыбе…
— Мертвая Рыба слышит тебя, — мрачно отозвался Аурвак. — Мои рыбки уже близко… они поплывут и посмотрят, и если ты не брызгаешь… о, темная глубина… черная глубина! Пещеры давно пора очистить от мутных вод…
— А если червивый бурлит, а Мертвую Рыбу за Стрелой ждет засада? — возразил Многозуб.
— Люди Мертвой Рыбы, я вижу вас! И говорю: следующему, кто назовет меня червивым, ответит мое копье, — прошипел Белый Дьявол. — Довольно глупых слов! Кровь еще не делает Восходящего червивым…
— Ты видишь нас, но мы не видим тебя, — спокойно ответила Элесс Голубая Раковина. — Пусть ты сильный воин, человек Земли, но ты не Восходящий. Журчи мне, как ты будешь втыкать гвоздь? Тебе не доплыть в Храм Вечности.
Она внимательно смотрела на него, самая мудрая и проницательная из всех. Серебряные Атрибуты Разума — именно Элесс была шеей, что поворачивала голову рикса. Белый Дьявол кивнул и двумя пальцами целой руки поднял стигмат, показывая его Восходящей.
— Я был Восходящим, фламиника. И я знаю, что достаточно просто воткнуть новый гвоздь в запястье, чтобы вернуть свою силу.
— Нет, изгой. Даже если это твой старый стигмат, нужно плыть в Храм Вечности и просить жрецов о помощи. А это чистый гвоздь, который начнет твое Восхождение заново…
— Я слышал, что некоторые Восходящие делали это сами. Ведь их тело уже познало стигмат, а душа оставила отпечаток в Чертогах Ожидания.
— Тем, о ком ты журчишь, просто улыбнулся Незримый… Лишь один из тысячи выдержит такую боль! Ты желаешь долгой смерти? Думаешь, до тебя не пытались? Брызги! — холодно возразила Восходящая. — А если не умрешь, пока гвоздь заново врастает в жилы, станешь жалким безумцем.
Она ахнула, потому что Белый Дьявол, подняв обрубок левой руки перед собой, стремительным движением вогнал в нее гвоздь. На пядь пониже локтя, и повернул руку, показывая блестящую шляпку риксу, фламинике и знаменосцу.
Один из Тысячи знал, что должно произойти сейчас. Подобно Истинным, что снова рождаются из Истока, он мог управлять гвоздем, потому что его Кровь была выше. Он мог сделать это и для Сигурда, но юный землянин должен был посетить Храм Вечности, иначе никто не поверил бы ему — и Белый Дьявол не знал, как поведет себя стигмат, когда его Кровь покинет чужое тело. Поэтому для землянина они раздобыли ложный стигмат, а ему, осколку Единого, — хватит и настоящего.
Его Кровь сильнее.
Древние гвозди, что ковали для героев младших народов, возводя их на дорогу Восхождения, были иными. Их можно было вставлять в любую точку тела, где проходили эо-каналы, и они не крали души для развлечения Вечности, а сохраняли их для новых перерождений, делая людей подобием Истинных, или отпускали за грань бытия. Это была награда и честь, грозное оружие, что старший вкладывал в руки младшему…
Но Вечность сделала иначе. Ей нужна была Звездная Кровь, Руны и рабы для своих грязных развлечений. И они добавили в свои стигматы боль, что убивала вне Саркофагов Бесконечного Сна, ибо хотели, чтобы все Восходящие оставили свой первый отпечаток в Чертогах Ожидания. Белый Дьявол знал, как знала и мудрая фламиника, что Храмы хотели обмануть множество раз — по нужде, из корысти и под угрозой смерти. Что бесчисленные тысячи Восходящих пытались воткнуть себе гвозди самостоятельно, свои, чужие и чистые, что в разных Доменах проводили опыты, чтобы понять — возможно ли обойтись без Храма и Бесконечного Сна?
Как и фламиника, он знал — это почти невозможно. Все низшие имеют наследственный изъян в своей крови, заложенный Кел из страха, что творение превзойдет создателей. Низшие — не могут использовать Руны и Звездную Кровь, они лишены даже зачатка эо — и его заменителем становится стигмат, проращивающий в теле плетение и дарующий возможность видеть, хранить и управлять Звездной Кровью. Потому обряд втыкания гвоздя священен — боль при прорастании каналов эо убьет любого разумного, даже обманувшего тело снадобьем, забытьем или ложной смертью.
Но было два исключения. Первое — лишенные стигмата. У них уже было пророщенное эо, и оставалось лишь вернуть на место его средоточие. Да, только один из тысячи может перенести эту боль, не лишившись разума, но это — возможно.
И второе — те, у кого само плетение эо или хотя бы его зачаток было изначально.
Земляне. Предтечи самих Кел. Они тоже не имели изъяна. Белый Дьявол не просто так сказал Сигурду, что они смогут творить своих Восходящих — земляне могли делать это даже без стигмата, потому что они были равны Кел, которые сами происходили от их древней крови. Гены Народа Земли — могущественное оружие, потому что Вечность открыта для них, а Восхождение доступно сразу. Людям Земли просто нужно научиться видеть Звездную Кровь…
Марк Кассиди, чьим телом он владел, родился наполовину землянином. И он раньше носил стигмат. У него было бронзовое эо со слабым, но четким плетением. И это означало, что ему не нужен никакой Храм и Саркофаг, чтобы вернуть стигмат…
Белый Дьявол знал, что сейчас будет.
Стигмат уколол его серебряным жалом, но эта боль была пустяком, а вот огненная волна, хлынувшая следом за ней по жилам, — нет. Он знал, что побагровел и задрожал всем телом, что те, кто умеет смотреть, — видят голубые пульсации, исходящие от гвоздя по плетению его эо. Один из Тысячи знал, что его глаза сейчас начнут мерцать серебром и лазурью, а волосы развеваться, как от невидимого ветра.
Он умел смирять боль, но сейчас он должен терпеть… показать им… чтобы показать им…
Чудо.
Это оказалось тяжело — Белый Дьявол не ожидал, что новое тело так сцепится с его духом. Боль пронзала его, ослепляющая, оглушающая, бьющая в каждую клеточку, и на мгновение он даже покачнулся.
— Помогите ему, он сейчас упадет! — расслышал он крик Элесс.
Но Один из Тысячи не упал — лишь рухнул на одно колено. И, унимая колотящую дрожь и смиряя тело, злым усилием воли преодолел слабость. Увидел изнутри круговорот своего плетения. Достиг разумом гвоздя, пульсирующего в предплечье. И взял его под контроль, усмирил, заставив служить своей крови, которая уже умела все то же самое и даже больше…
Подняв голову, он посмотрел на рикса, фламинику и знаменосца — и они отпрянули, потому что взгляд его светился. Элесс закрыла лицо руками, а Многозуб и Аурвак отвернулись, не в силах выдержать это. Они думали, что он умрет у них на глазах, а он не только не умер, но и преодолел боль и заставил стигмат служить себе.
Белый Дьявол выпрямился. Открыл Скрижаль — и по направленным взглядам понял, что Люди Реки ее видят. Как и его имя, избранное для Восхождения, Титул и ранг. Рикс смотрел с потрясенным изумлением, знаменосец — задыхаясь от непонимания, а фламиника — с ужасом. Единственная из всех, Голубая Раковина кое-что поняла — потому что умела видеть и думать.
Вспыхнула Сфера Тишины. Элесс было очень страшно, но она же первой сказала:
— Подобный Пламени… Я тебя вижу…
— Подобный Пламени! — следом прогудел Аурвак, вставая и отдавая ему знак, которым воины приветствуют равных. — Я вижу твое серебро!
— Подобный Пламени, — склонил голову Яростный Многозуб. — Я тебя вижу, Восходящий.
— Клянусь Мертвой Рыбой, об этом будут бурлить! — тяжело проговорил рикс, — О моя серебряная рыбка… что ты видишь? Как такое возможно? Он… вернул имя… И Слава его высока…
Слава и правда уже сделала его хейром. Но это было только начало…
Сверкнула серебром Скрижаль. Белый Дьявол ощутил Ауру Доверия, а затем мысленное касание Голубой Раковины — тонкое, осторожное, деликатное. Он позволил ей заглянуть внутрь, взяв под руку и сопровождая, как робкого ребенка, и почувствовал, как от одного только взгляда фламиника содрогнулась и отдернула свой мысленный щуп.
Она глубоко вздохнула и закрыла ладонями глаза. Белый Дьявол медленно улыбнулся — людей порой обжигает то, что внутри у осколков Единого. Как бездна, заполненная движущимися лезвиями, или тысяча огненных глаз из темноты. Но сейчас — это было нужно…
— Тебе нехорошо, моя рыбка? Что ты увидела?
— Он… больше не человек Земли, — произнесла фламиника, и голос ее чуть дрожал. — Это… пробужденная кровь… Он… и правда подобен пламени… которое сжигает…
— Мое пламя сжигает врагов и обогревает друзей, — сказал Один из Тысячи. — Ты видела. Ты знаешь. Ты поняла…
— Что? О чем он бурлит?
— Пусть Подобный Пламени прожурчит сам, — ответила фламиника. — Прежде на такое были способны лишь те, кто носил вместо гвоздей молнии…
Они резко замолчали, словно затронув запретную тему, и Белый Дьявол снова понимающе усмехнулся. Не просто так он пришел к Мертвой Рыбе. Он знал, что они помнили, ведь даже сейчас они считали запретные земли своими. В глазах, волосах и фигуре Серебряной Форели он видел призраков тех, кто скользил в каналах его города. Он видел голубые узоры на ее теле и символы, что они вплетали в свои клановые сигны. Знающему они могли рассказать многое, как и рисунки, покрывавшие стены Мертвой Рыбы. Их предки тоже когда-то пришли из Эстэ — и сила и знания, дарованные там, позволили им стать сильнейшим кланом речного народа.
И сейчас фламиника увидела не просто безумного изгоя-Восходящего, воткнувшего стигмат и выжившего.
Она увидела знак. Она помнила, как это было. И поняла, что будет.
— Я скажу, но лишь для ваших ушей. Моя кровь — наполовину кровь Народа Земли. Это дар и проклятие тех, кого посылает небо. Наши мудрецы знают, как втыкать и усмирять стигматы. А вторая половина моей крови — Народа Теней, и мудрые знают, что мой род идет от тех, кто рожден дарующим молнии…
— Хватит брызг! — предупредила Голубая Раковина. — Мы не будем бурлить, Подобный Пламени, и тебе лучше поменьше журчать. Наш народ помнит о старых руинах за рекой.
— Я был там — и знаю. И верю в мудрость Мертвой Рыбы. Потому и пришел к вам с большими дарами. В ответ же дадите свои — примете меня, как равного, и сохраните мои тайны. До поры…
— Мы слышим твое журчание, — медленно произнесла Элесс. — Мы поняли, что старая кровь пробудилась. Отныне Мертвая Рыба с тобой, Подобный Пламени…
Она вновь положила руки на плечи Аурвака, и Владыка Чешуи произнес, не сводя с него пристального взгляда:
— У тебя нет Народа, Подобный Пламени. А Мертвой Рыбе пригодился бы серебряный многозуб. Небесный знак бурлит. Хочешь ли ты разделить с нами воду?
Ему оказывали большую честь — приглашали стать частью клана. Не каждому изгою, тем более с его репутацией, выпадал такой шанс. Но Белый Дьявол лишь отрицательно покачал головой:
— Нет.
— Но почему?
— У твоего Народа уже есть рикс, — сказал Белый Дьявол, и Элесс бледно улыбнулась — она-то поняла, что это вовсе не шутка, а Аурвак мгновением спустя захохотал, стуча кулаком по колену:
— Клянусь Мертвой Рыбой, об этом будут бурлить… Тогда чего еще ты хочешь от моего Народа в обмен на дары и тайны?
— Приюта и свободного прохода через ваши земли, — ответил Один из Тысячи. — А еще — проводника… Такого, что поможет отыскать серебряного локи.
— Ты хочешь вернуть руку? — сразу понял Аурвак и запустил пальцы в седую бороду. — Хм… И все?
— Нет, рикс, — улыбнулся Один из Тысячи. — Еще мне нужно платье.
— Платье?
— Да. Синее с серебром.
