Родные стены: жизнь больных в семье
Итак, средневековая медицина могла быть очень разной: дорогой и доступной, мягкой и суровой. Общее у этой богатой коллекции методов – пожалуй, то, что они работали далеко не всегда. Иногда лекарю удавалось совершить чудо, но были и обратные примеры. Человек посещал одного доктора за другим, молился, носил сделанный на заказ амулет, но ничего не помогало. Тогда приходилось признать: недуг никуда не уйдет. Он будет сопровождать человека до последнего дня, иногда – заметно мешая повседневной жизни. Как же поступали в такой ситуации?
Сегодня человек, попавший в такую ситуацию, считается имеющим хроническое заболевание или инвалидность. Но, говоря о далеком прошлом, мы вряд ли можем рассуждать об инвалидности. Дело в том, что сегодня это юридический термин. Чтобы получить соответствующий статус и связанную с ним социальную защиту, нужно пройти четко определенные законом процедуры, например медико-социальную экспертизу. В Средние века таких строгих рамок не было. Все зависело от того, в какой мере мужчина или женщина могли выполнять действия, которых ожидали от них окружающие. Если крестьянин получал травму, но все еще мог работать на земле, никто не назвал бы его немощным. Также важно было, способен ли человек обслуживать себя сам. Тех, кто справлялся без посторонней помощи, могли считать вполне здоровыми людьми.
Бывало и так, что обходиться без помощи не получалось. К такому исходу могли привести самые разные обстоятельства. Одним не повезло родиться с болезнью, не оставляющей шанса на самостоятельную жизнь. Другие пострадали, пережив недуг во взрослом возрасте, – например, одну из многочисленных средневековых эпидемий. Иногда слабость приходила с возрастом. А ведь были еще и травмы! Причин для них в ту пору хватало. Во-первых, это войны и менее крупные конфликты. Раны получали и в бою, и в плену. Случалось, что командование отдавало приказ заметно покалечить, а затем отпустить пленников, чтобы сама их внешность внушала страх перед противником. Этот полулегендарный сюжет часто встречается в хрониках. Писали, что Симон IV де Монфор (1160/1165–1218), взяв штурмом поселение еретиков-катаров, велел изувечить всех его защитников. Более сотни человек лишились глаз и носа. Одному из катаров все же оставили один глаз, чтобы он мог отвести своих соратников в соседний город и рассказать там о зверствах подданных де Монфора. Но покалечить могли и по воле собственного правителя – «именем закона». За многие преступления людям отрубали кисти или даже руки, отрезали нос и уши. Такое наказание навсегда уничтожало репутацию: теперь все видели, что перед ними преступник. Те, кто лишился части тела из-за несчастного случая, даже получали особые справки о том, что невиновны. Такую в мае 1420 года запросил некий юный Арнольд из Любека. Он нашел пятерых свидетелей, которые «предстали перед советом, и после того как поклялись, подняв руки и направив пальцы вверх, дали показания под присягой, что Арнольда, сына Иоанна Хейзена, в раннем детстве на улице укусила свинья. Укус животного лишил [Арнольда] части его правого уха, и [они поклялись, что] эту часть уха он не терял никаким иным способом». Все это были известные в городе люди, им доверяли, поэтому вопросов к юноше не было. Это далеко не единственный случай, когда человек хотел получить такое подтверждение. Видимо, риск жизни с такой особенностью и правда был высоким: мало ли за кого человека могли принять незнакомцы. Со временем такие просьбы возникали все чаще, потому что телесные наказания становились все более жестокими. В Западную Европу возвращались нормы римского права, где таких наказаний было множество.
Но чаще всего люди страдали в мирной повседневной жизни. Компенсацию за травмы на работе упоминают уже ранние юридические документы. Согласно лангобардскому эдикту, принятому при короле Ротари в VII веке, наниматель платил штраф в пользу каменщика, пострадавшего на стройке. В эпоху позднего Средневековья такие случаи тщательно фиксировали в документах. Так ученые узнали о строителе, на которого обрушилась стена; о звонаре, что свалился вниз, карабкаясь на колокольню; о двух варщицах пива, упавших в чан с горячим суслом. В эпоху высокого и позднего Средневековья тех, кто утратил здоровье на работе, могло поддерживать профессиональное объединение – цех или гильдия. Члены гильдии платили взносы, и часть средств шла на поддержку пострадавших.
Как ни странно, момент, когда человек осознавал нужду в помощи, очень редко менял жизнь кардинально. Обычно эти люди оставались жить там же, где и раньше: миряне – в семье родителей или супруга, монахи – в монастыре. Они выполняли посильную работу, продолжали общаться со знакомыми. Потерять положение в обществе человек мог только в том случае, если в его жизни произошло сразу несколько несчастий: допустим, он одновременно лишился семьи, не нашел поддержки у знакомых, не входил в профессиональное объединение и полностью утратил способность трудиться. Пережив такую черную полосу, больной действительно мог обнищать и заняться попрошайничеством. В источниках есть и такие примеры, но все же это исключение. Люди старались оставаться в привычной среде до последнего. В главе о ментальных расстройствах мы увидим примеры, когда в доме продолжали жить даже те, кто покушался на убийство родных. Что говорить о тех, кто был в своем уме, но нуждался в заботе! За ними присматривал и ухаживал кто-то из членов семьи. Чаще всего эта работа ложилась на плечи женщин. В семьях побогаче за больными ухаживали слуга или служанка, но такая роскошь была доступна не всем.
Жизнь в больнице или приюте, как мы увидим дальше, оставалась последней мерой заботы о больном. Люди шли на это, когда других вариантов получить помощь не оставалось. Если у человека не было родных, поддержка могла прийти из неожиданных источников. Например, в 1427 году флорентийский правовед Франческо ди Пьеро записал:
«Монна [госпожа] Фиоре, 77 лет. Я оплачивал ее расходы с 1415 года и далее, поскольку она слепа и больна. Я платил ей жалованье с 1400 года, поскольку она была со мной [в качестве служанки], и моя душа страдала бы, если бы пришлось отправить ее в больницу».
Жизнь людей с последствиями травм пытались облегчить с помощью специальных устройств. Трости и «ходунки» для тех, кому тяжело ходить, с тех пор почти не изменились. Еще в захоронениях порой находят протезы. Например, в погребении VI–VIII веков на севере Италии обнаружили останки мужчины, которому железный нож заменял кисть руки. Скорее всего, этот нож был закреплен на деревянном протезе. У скелета нет лучевой и локтевой костей правой руки, а рядом с локтем сохранилась металлическая пряжка. Возможно, деревянное «предплечье» крепилось на кожаных ремешках, которые мужчина затягивал пряжкой. Скорее всего, делал он это зубами: они были очень сильно изношены. Увы, органические материалы плохо сохраняются, тем более в жарком климате. Так что о деревянной и кожаной частях протеза археологи могут только строить догадки.
Куда сложнее приходилось тем, у кого были проблемы со зрением. Врожденные или возрастные – не важно. Помочь долгое время не могли ни тем ни другим. Первые очки в Европе появились в Италии в конце XIII века. Во-первых, там работали знаменитые мастера-стеклодувы. Их опыт накапливался столетиями. Во-вторых, с 1260-х годов при папском дворе собирались интеллектуалы, которых интересовали самые разные сферы естественно-научного знания. Зрение было ведущим способом познания мира, созданного Богом, поэтому ему уделяли огромное внимание. Наконец, в Италии было много потенциальных заказчиков для нового устройства. Улучшить зрение хотели и пожилые монахи, что просиживали дни в скрипториях, и купцы, разбиравшие записи в бухгалтерских книгах.
О более сложных, с нашей точки зрения, устройствах упоминают редко. Например, историк Ирина Метцлер однажды попыталась отыскать в средневековых источниках упоминания или изображения чего-то похожего на кресло-коляску. Самый ранний пример относился к XVI веку. Технологии Средних веков позволяли сделать такое устройство: были и колеса, и механизмы, позволяющие приводить их в движение без посторонней помощи. Метцлер считает, что дело в инфраструктуре городов и деревень. Никаких знаний о доступной и «безбарьерной» среде тогда не было. Передвигаться по улицам на таком кресле было бы невозможно. Средневековый город не знал ровных дорог, пандусов, подъемников и специальных расширенных дверей. Единственный пример, который нашла исследовательница, – восхищенные рассказы о чудесном кресле на колесах, которое сделали для папы римского Гонория IV. Он занял престол в 1285 году, уже пережив семидесятилетие. Гонорий страдал подагрой. Болезнь успела зайти далеко: понтифик с трудом двигался, а стоять и вовсе не мог. Тем не менее он служил мессы, а помогали ему в этом достижения техники. Говорили, что для него спроектировали особый «подъемник» для рук. Его применяли во время оффертория (приношения даров) – в этой части службы католический священник поднимал ввысь хлеб и чашу с вином так, чтобы это видели все прихожане. Самостоятельно поднять руки Гонорий не мог. Передвигался он, по слухам, на специальном кресле с колесами. Ирина Метцлер считает: даже если у Гонория IV и было такое кресло, его можно было бы использовать только на крошечной территории Ватикана. Там хватало ровных поверхностей и плавных перепадов высоты. Но свободно перемещаться по средневековому городу у него бы все равно не получилось.
Люди с нарушениями слуха и речи, как и сегодня, использовали для общения жесты. Как были устроены эти жестовые системы, сказать сложно. В каждой семье, где это требовалось, мог со временем сложиться собственный жестовый «диалект». Зато мы знаем кое-что о других системах общения жестами. Их придумали монахи, поскольку монастырские уставы предписывали время от времени соблюдать «тихие часы». Некоторые и вовсе давали обет молчания. Во французской обители Клюни была в ходу система из 118 знаков, обозначающих предметы, действия и некоторые нематериальные понятия. С помощью знаков клюнийские монахи могли обозначить, например фразы и слова «передай хлеб», «он говорит неправду», «аллилуйя!» и «подушка». Передать сложные идеи таким образом было трудно, но для бытового общения вполне хватало.
* * *
Итак, жизнь средневекового человека, столкнувшегося с тяжелыми последствиями болезней и травм, была непростой. Выжить в одиночку было очень трудно. Но историки-медиевисты, изучающие эти случаи, считают: в одиночку тогда не продержался бы и относительно здоровый человек. Условия жизни были действительно непростыми, поэтому люди опирались на обширную сеть социальных связей: помощь родных, друзей, соседей, коллег, прихожан одной и той же церкви. Люди Средневековья не задумывались о проблеме инклюзии. Они не рассуждали о том, включать ли в жизнь общества тех, кому трудности со здоровьем оставили меньше возможностей. Эти люди были включены в общество изначально, были его частью.