Книга: Медицина Средневековья: жить или умереть
Назад: Глава 3. Дом и лечебница. Жизнь с болезнью
Дальше: Родные стены: жизнь больных в семье
Музыка пульса, оттенки мочи: методы и возможности средневековой медицины
Начнем главу с вопроса, который на первый взгляд кажется совсем не сложным. К кому средневековый человек мог обратиться за медицинской помощью? Сегодня мы чаще всего говорим, что идем «к врачу», имея в виду специалиста в определенной сфере проблем со здоровьем. У людей эпохи Средневековья выбор был гораздо шире. Историки медицины считают, что в тот период существовала негласная иерархия медицинских работников. На место в ней влияли и задачи лекаря, и его статус в обществе. Верхние позиции занимали «врачи». Так называли тех, кто не только практиковал лечебное дело, но и хорошо разбирался в медицинской теории. Со временем под этим стали подразумевать формальное университетское образование. Такой профессионал был отлично знаком с гиппократовскими и галеновскими идеями и мог разрабатывать сложные «режимы» и «диеты», учитывая все особенности здоровья и темперамента пациента. Он мог прийти на помощь в экстренной ситуации, но главная его задача заключалась не в этом. От такого лекаря ждали, что он сможет постепенно скорректировать баланс гуморов подопечного в здоровую сторону. Он следил, каким воздухом дышит пациент, как и сколько он двигается, как спит и что ест. В идеале клиент такого доктора вообще не должен был болеть. «Врач» пользовался куда большим уважением, чем другие медицинские профессионалы, и его услуги стоили гораздо дороже. Ученый лекарь мог специализироваться на определенной болезни, и это тоже приносило неплохой гонорар.
Ниже на этой лестнице стояли две группы медиков. Первыми были аптекари, занятые приготовлением лекарств. Они могли составлять средства по рецептам врачей, но иногда и сами разрабатывали препараты. От них требовалось хорошо разбираться во множестве ингредиентов, включая те, что привозили издалека. Вторую группу составляли хирурги. Сегодня те, кто проводит операции, – элита медицинского мира, но в Средние века все было наоборот. Работа хирурга считалась «грязной» и ценилась куда меньше, чем тонкое искусство управления балансом жизненных соков. Внутри сообщества хирургов возникла и собственная иерархия. На вершине находились высокообразованные хирурги, знакомые с медицинской теорией. Ниже шли те, кто освоил ремесло исключительно на практике. Следующую ступень занимали так называемые хирурги-цирюльники. Они брались за менее сложные операции, а еще практиковали кровопускание. Иногда они же вырывали больные зубы, но были и отдельные специалисты-стоматологи. Примерно тот же статус получили акушерки, когда это занятие стало отдельной профессией (подробнее об этом читайте в главе о женском здоровье). Там же, на нижних ступенях лестницы, находились «народные» знахари, которые делали упор на магические методы: заклинания или изготовление амулетов. Иногда внизу общей иерархии оказывались люди, вообще не связанные с медициной профессионально. Например, несложную помощь мог оказать священник.
Некоторые ученые считают, что говорить о четкой и незыблемой иерархии средневековых лекарей можно далеко не всегда. Например, историки Джастин Колсон и Роберт Рэлли изучили документы первой половины XV века в лондонских архивах и обнаружили документ, который не укладывается в эту схему. Согласно ему, в 1420-х годах несколько врачей с университетским образованием вместе с востребованными «элитными» хирургами предложили создать новое объединение лекарей, куда будут входить и хирурги, и врачи. Реформаторы предлагали отказаться от традиционного деления на категории и принимать в организацию медицинских профессионалов, которые подтвердили свое образование и сдали практический экзамен. Таким образом, грань между врачами и хирургами оказывалась довольно тонкой. Конечно, речь шла об очень востребованных специалистах, поскольку организация требовала немалый вступительный взнос. Но составители документа предлагали со временем распространить свой подход к объединению лекарей на всю Англию. Печально, но у них ничего не вышло. Подобное общество удалось создать только в столице, а через год его пришлось закрыть. Тем не менее этот случай показывает: хотя иерархия средневековых медиков, видимо, существовала, были люди, желающие от нее отказаться.
Как же выглядел прием средневекового доктора? Как и сегодня, сначала врач опрашивал больного или его близких, а затем проводил осмотр. Вот что рекомендует медицинский сборник, написанный около 900 года (рукопись сохранилась в библиотеке итальянского монастыря Монтекассино под номером 97):
«Как только подойдешь к больному, спроси, не испытывает ли он боли. И если он скажет, что испытывает, спроси, сильна боль или нет и постоянно ли она [присутствует]. Затем измерь его пульс и проверь, есть ли у него лихорадка. Если он испытывает боль, ты почувствуешь, что его пульс изменчив и стремителен. Спроси его, приходит ли боль, когда он зябнет; также – страдает ли он бессонницей. Спроси, возникла ли бессонница из-за болезни или по иной причине и в порядке ли его кишки и моча. Обследуй и то и другое и выясни, нет там [признаков] чего-либо опасного для него… Спроси о начале болезни и о том, что говорили другие врачи, посещавшие его: [в том числе] о том, сходились они во мнениях или нет. Изучи относящееся к состоянию тела: холодно ли оно, – и прочее, не ослаблены ли кишки, не прерывист ли сон, постоянна ли болезнь и случались ли такие недомогания раньше. Изучив все эти вещи, ты сможешь легко распознать причины [болезни], и [поиск] средства [от болезни] не покажется тебе трудным».
Так выглядит общая схема, но составитель этого трактата предупреждает врача: осмотр каждого пациента уникален, действовать придется по ситуации. Диагностике и прогностике учатся только на собственном опыте, а книга может лишь очертить примерный сценарий.
В этом отрывке описаны два основных диагностических метода средневековой медицины: измерение пульса и уроскопия – визуальное исследование мочи пациента. Эти методы кажутся нам простыми, но за ними стояла, по сути, вся античная и средневековая медицинская теория. Пульс считали индикатором внутреннего тепла, необходимого всякому живому существу, – мы помним, что это тепло зарождалось в сердце. Объясняли это так. Жизнь невозможна без дыхания: когда человек или животное умирает, дыхание и пульс останавливаются практически одновременно. Врачи Древней Греции полагали, что в дыхании участвуют артерии. На эту мысль их навели опыты с животными. В артериях зверей обнаруживали гораздо меньше крови, чем в венах, и она была более жидкой. Иногда, вскрывая некоторых животных, античные лекари обнаруживали в их артериях лишь несколько капелек крови. К тому же мышечный слой у этих сосудов толще, чем у вен. Врачи посчитали, что в этом артерии напоминают трахею, дыхательное горло. Так появилась идея о том, что по артериям движется не только кровь, но и воздух, а вместе с ним – «первичная пневма». Так обозначали некий «дух», элементарное проявление общемировой души. В человеческом теле пневма перерабатывается и обеспечивает телу жизненную силу. Она участвует практически во всех внутренних процессах организма: от самых простых физиологических до сложнейших психических, например мышления. Считалось, что в сердце происходит начальный этап переработки первичной пневмы, и в этом участвует внутренний жар сердца. Далее пневма разносится по всем кровеносным сосудам, добираясь до каждого органа. Пульс называли одним из немногих признаков этого процесса, видимых снаружи. Врачи замечали, что происходит с пациентами, лежащими в лихорадке. Их дыхание становится частым, а пульс ускоряется. Все это считали внешними проявлениями того, что внутренний жар сердца разгорелся слишком сильно, и тело пытается охладить перегретые кровеносные сосуды. Внутреннее тепло при этом «кипятило» и кровь, и гуморы, изменяя их баланс. Так, с точки зрения древнего лекаря, лихорадка сама по себе могла привести к появлению других симптомов болезни.
Врач измеряет пульс пациентки (Вена, Австрийская национальная библиотека, 2315 folio 147r, XIII век)
Античные лекари выделяли несколько типов рисунка пульса: например прерывистый, затухающий, прыгающий, дрожащий и суживающийся (греч. μύουρος, «подобный мышиному хвосту»). Во многом «чтение» пульса напоминало прослушивание музыки. Составитель сочинения «О пульсах» Марцеллин пишет, ссылаясь на врача Герофила:
«Артерия движется неравномерно, сокращаясь в одном месте больше, в другом меньше, в одном сильнее, в другом слабее, подобно тому, как если бы над отверстиями авла поместили паутинообразное покрытие, и музыкант затем дунул в инструмент. Тогда мы будем наблюдать движение через отверстия, соответствующие как [ритму] дыхания, так и оказываемому им давлению. Но биения будут неровными и неоднородными, выше в одной части, ниже в другой, в одном месте с большим напряжением, в другом – с меньшим. Точно так же и артерия, как они говорят, движется неровно».(Перевод приведен по выдержке в статье Е. В. Афонасина и А. С. Афонасиной)
Средневековые врачи расширили классификацию видов пульса. Ибн Сина в «Каноне врачебной науки» выделял десять категорий:
«Первая разновидность устанавливается по величине расширения, вторая разновидность – по качеству удара бьющейся [артерии] в пальцы, третья разновидность – по [длительности] времени движения, четвертая разновидность – по состоянию [стенки] артерии, пятая разновидность – по степени пустоты и наполнения [пульса], шестая разновидность – по теплоте и холодности прощупываемого места, седьмая разновидность – по [времени] покоя, восьмая разновидность – по ровности и неровности пульса, девятая разновидность – по [наличию какого-либо] порядка в неровности и отсутствию [всякого] порядка. Десятая разновидность по “размеру” [пульса]».(Здесь и далее перевод с арабского М. А. Салье, У. И. Каримова и А. Расулева)
Ибн Сина советовал измерять пульс на предплечье: «…до него легко добраться, его мало стесняются показывать, он[о] находится напротив сердца, поблизости от него». Возможно, врач предпочитал прощупывать биение на локтевом сгибе. До процедуры Ибн Сина рекомендует измерить пульс спокойного и уравновешенного здорового человека, чтобы иметь образец. Арабский врач тоже сравнивал чтение пульса с музыкой: лекарю необходимо уметь считать интервалы между «движениями» и «остановками». Свой рисунок пульса приписывали каждому возрасту человека. Врач должен был насторожиться, услышав у юноши «старческое» сердцебиение.
Другим важным диагностическим методом была уроскопия. Лекари рассматривали мочу пациента, оценивая цвет, консистенцию и наличие осадка. Обычно образец помещали в прозрачную стеклянную колбу с круглым дном (матулу), средневековые миниатюристы часто изображали врачей с ней в руках. Матула стала одним из символов средневековой медицины. Эта диагностика основывалась на связи между мочой и кровью. Сегодня известно, что моча образуется в почках в результате фильтрации крови. Средневековые врачи, как и античные, еще не знали всех деталей этого процесса. С их точки зрения, моча возникала в процессе кроветворения в печени. Кровь, на их взгляд, формировалась из хилуса – так называли еще одну телесную жидкость. Для этого хилус разбавляла влага из выпитой жидкости, а затем внутренний жар тела нагревал смесь. Излишки жидкости выбрасывали почки, это и была моча. Поскольку хилус обладает молочно-белым цветом, а кровь – красным, цвет выделений мог указывать на дефекты работы внутреннего жара. Если тепла в организме не хватало, моча будет бледной. Это объясняли тем, что часть хилуса осталась непереработанной. Такое состояние приводило к тому, что гуморальный баланс смещался, в теле возникало слишком много влажной и холодной флегмы. Если же организм перегреется, его наполнит «сухая» желчь, светлая или черная, а моча получится темно-красной или почти черной. Имел значение и осадок в моче. Врачи обращали внимание на то, где он скапливается: на дне сосуда или ближе к поверхности. Он указывал, как движутся гуморы в теле пациента.
Изображение врача (вероятно, Ар-Рази) с матулой в руке. Из книги Герарда Кремонского, середина XIII века
© Wellcome Images
Диаграмма характеристик мочи (Wellcome Images M0007208, XV век)
И пульс, и характеристики мочи использовались не только для диагностики, но и для прогностики. По ним можно было предсказать, какая судьба ждет пациента. Увы, источники практически не говорят о том, как именно средневековые врачи это делали. Не больше нас об этом знали и средневековые миряне, поэтому иногда они пытались бросить лекарям вызов. Хронист и писатель Эккехард IV Санкт-Галленский (ок. 980 – 1056) рассказывал о подобном случае с монахом Ноткером (известным как Ноткер II), жившим в X веке. Этот монах славился своим умением прогнозировать течение болезней. Однажды некий герцог задумал разыграть его. Он пригласил Ноткера к себе, притворившись больным. После осмотра монаху принесли сосуд с уже готовым образцом: ради смеха туда поместили мочу беременной женщины. Ноткер внимательно осмотрел сосуд и торжественно объявил, что Господь собирается явить чудо: через тридцать дней у герцога начнутся роды.
И уроскопия, и измерение пульса могли напоминать окружающим колдовство. Возможно, врачи не объясняли пациентам, для чего нужны эти процедуры. Да и само искусство чтения этих знаков тела было во многом интуитивным, лекари осваивали его на практике. Впрочем, у средневекового доктора было не так много способов оценить состояние пациента, так что эти методы были по-своему полезны.
* * *
Установив хотя бы примерный диагноз, лекарь переходил к самой терапии. Если это был врач, хорошо знающий теорию, он разрабатывал сложный и подробный «режим» с учетом всех особенностей здоровья пациента. С примерами таких «диет» мы познакомились в предыдущей главе. Но существовали и более привычные нам способы помощи пациенту: медикаменты и хирургическое вмешательство.
Сегодня о средневековых лекарствах обычно упоминают в качестве курьеза. При этом непременно обращают внимание на необычные ингредиенты: скажем, травы, растертые с жиром ежа, кладбищенский мох и экскременты мышей. Может показаться, что аптекари той эпохи каждый раз смешивали любые доступные ингредиенты в случайном порядке, чтобы получить новый экстравагантный эликсир. Конечно, это не так. Лекари относились к фармакологии очень внимательно. Недаром Ибн Сина разместил сведения о медикаментах уже во второй книге «Канона врачебной науки». В первой он объяснял базовые принципы работы врача. Книга о лекарствах разделена на две части. В первой великий врач рассказывает о том, как сочетать ингредиенты с учетом их качеств и состояния пациента, как «испытывать» медикаменты и как учитывать побочные эффекты. Он приводит несколько классификаций лекарств. Например, «по свойствам» лекарь выделяет разреженные, плотные, вязкие, крошащиеся, застывшие, текучие, слизистые, маслянистые, впитывающие и, наконец, «легкие» и «тяжелые» лекарства. Не менее детально разделение средств по их назначению. Ибн Сина, как и всегда, опирался на античную традицию и упорядочил многие сведения о лекарствах, собранные еще Галеном. Во второй части Ибн Сина приводит подробные данные о 725 популярных ингредиентах, доступных арабским врачам. Среди них лекарственные, пищевые и ядовитые растения, а также смолы, металлы, насекомые и мясо различных животных. Вот описание растения, хорошо знакомого нам и сегодня, – укропа.
«704. ШИБИС – УКРОПЕстество.[Степень] согревающего свойства [укропа] – между второй и третьей, а сушащего свойства – между первой и второй; если же его сжечь, он оказывается в отношении этих свойств во второй степени.
Действия и свойства.Он вызывает созревание холодных соков, успокаивает боли и изгоняет [ветры]. Так действует и укропное масло. Укроп сильно смягчает, и натура его близка к [лекарствам], способствующим созреванию и открывающим закупорки, но несколько горячее. Свежий укроп больше способствует созреванию, а сухой укроп сильнее рассасывает.Опухоли и прыщи.Он способствует созреванию опухолей.
Раны и язвы.Зола его полезна при рыхлых язвах.
Орудия с суставами.Масло его помогает от болей нервов и тому подобного.Органы головы.Укроп и особенно его масло усыпляют. Выжатый сок его помогает от черножелчной боли в ушах и сушит влагу в ухе.
Органы глаза.Продолжительное употребление его ослаб-ляет зрение.
Органы груди.Укроп и его семена усиливают отделение молока, особенно в [составе] похлебок для увеличения количества молока.
Органы питания.Укроп помогает от икоты при переполнении [желудка], возникающей вследствие стремления пищи вверх. Гален говорит: “Он вредит желудку, а семена его вызывают рвоту”.
Органы извержения.Укроп, если сделать из него клизму или посидеть в его [отваре], помогает от рези в кишках и обрывает прилив семени. Он отрывает выступающие почечуйные шишки, а зола его хороша от язв в заднем проходе и на члене».(Перевод с арабского Ю. Ḥ Завадовского и С. Мирзаева)
© Sussex Archaeological Society, Liz Wilson
Мерные ложки из медного сплава (Великобритания, Западный Сассекс, XVI–XVIII века)
Ибн Сина старается учесть как можно больше свойств растения, чтобы читатель-врач знал, не окажется ли ингредиент опасным для его подопечного. Можно представить, насколько тяжелым был этот труд – проверить сочетания множества ингредиентов, призванных восстановить пошатнувшееся равновесие гуморов.
Смеси из большого количества составляющих были очень популярны и в Античности, и в Средневековье. Этот принцип создания лекарств называли «полиформацией». Пожалуй, самым востребованным был препарат, известный под названием «териак». Рецепты териаков появились еще в Античности. Одним из первых такое лекарство разработал Андромах Старший, личный врач императора Нерона, в I веке нашей эры. Он усовершенствовал уже известный состав лекарства-панацеи: согласно названию, такие средства должны были лечить от множества болезней и защищать от десятков ядов. Андромах отталкивался от рецепта «митридатия», названного в честь правителя Понтийского царства Митридата VI Евпатора. В «митридатий» обязательно входили опий и кастореум (бобровая струя), а позиции в длинном списке трав и пряностей могли меняться. Многие из них везли издалека, поэтому панацеи стоили недешево. Андромах же увеличил объем опия и добавил к смеси мясо гадюки, чтобы усилить защиту от змеиного яда. Должно быть, поэтому его изобретение и назвали «териаком» (от греч. θηρίον – «зверь»). Полученную смесь варили в вине, а затем выдерживали от 40 дней до 12 лет. Принимать ее могли в виде пилюль или смешав с вином и медом. У некоторых врачей были собственные фирменные рецепты панацей. Иногда для пациента составляли персональную смесь с учетом его гуморального баланса.
О составе териаков даже в начале Нового времени ходили легенды. Вот рассказ казанского купца Василия Гагары, который в XVII веке посетил Иерусалим и Египет: «Да во Египте же делают фирьяк: купят неволника, и купят дорого, и кормят в саду финиками. И откормя его велми тушна, и его погубят, и положат в ящик каменной, и нальют полно патокою, чтобы и тело все бо поднялося, и до десяти лет не досматривают. И, как по десяти летех, и его досматривают, да по тому же наливают патокою до десяти лет, и того наливают до 40 лет, доколе и кости в те лета изныют в патоке». Ни один из сохранившихся рецептов териака не содержит человеческой плоти или костей, но Василий, впечатленный чудесами дальних стран, поверил слухам безоговорочно.
Врачи ценили териаки за многообразие ингредиентов. Оно соответствовало сложности схем коррекции гуморального баланса, которые в образованных кругах считались самым надежным средством вернуть здоровье. Каждое из веществ обладало собственными свойствами и могло «подтянуть» баланс гуморов в нужную сторону. Составление персонального териака занимало много времени, но стоило того: компоненты усиливали друг друга и выравнивали пошатнувшееся равновесие телесных жидкостей. Териаки любили и богатые пациенты этих врачей. Во-первых, и в древности, и сегодня нашлись бы сторонники мнения о том, что чем лекарство дороже, тем оно эффективнее. Верхнего порога цен на териаки не существовало: учитывали и логистику, и сложность составления, и необходимость долго выдерживать смесь. Работал и авторитет врача. Многие считали: если средство назначил известный в городе доктор, значит, оно точно работает. Наверняка пациенты и сами ощущали эффект препарата. Например, за счет опия в составе териаки хорошо снимали боль. Поэтому их упоминают во многих руководствах по лечению чумы: этот недуг часто сопровождали боли в мышцах.
Териаки долго оставались предметом роскоши. Но, как и любой популярный товар, со временем панацеи понемногу начали становиться доступнее. Это произошло уже на закате Средних веков. Большую роль в этом сыграло изобретение печатного станка. Издавались и медицинские трактаты о поисках рецепта «истинного териака», и рекламные листовки. Все больше людей узнавали о чудесном средстве и хотели его попробовать. Возникали упрощенные рецепты с более доступными компонентами. Нечестные аптекари и вовсе подменяли ингредиенты, складывая разницу к себе в карман. Со временем стали совершенствоваться способы контроля. Например, в Венеции аптекари ежегодно собирались в день святого Варфоломея и готовили териак в присутствии свидетелей. Те следили, чтобы ни один из десятков компонентов не забыли и не попытались подменить. Власти городов издавали фармакопеи – официальные собрания рецептов и требований к качеству лекарств. Их должны были придерживаться все, кто хочет производить и продавать териак в этом городе. Так некогда роскошный препарат со временем стал обыденностью, а к XIX веку и вовсе забылся. А вот системы контроля качества лекарств, начавшие зарождаться еще в Средневековье, остались, и за это стоит поблагодарить каждого создателя панацей.
Изображение хирургических инструментов в книге Kitab al-Tasrif. Копия XV века, выполненная по рукописи XI века
* * *
Иногда средневековые лекари обращались к хирургическим методам. Поводов для этого хватало. Мужчину могли ранить в бою, аристократа – еще и на турнире, а в мирной жизни и мужчинам, и женщинам угрожали всевозможные травмы. Хирургия требовалась и при осложнениях некоторых недугов. Например, потребность в хирургах росла после каждой эпидемии эрготизма. Это состояние вызывает спорынья – гриб, паразитирующий на пшенице, ржи и прочих злаках. Он содержит алкалоиды, способные вызывать множество неприятных симптомов. Спорынья активно размножается при высокой влажности, поэтому за холодным дождливым летом нередко приходила эпидемия. Коварный гриб поражал муку, а хлеб в то время был на столе у каждого. Говоря об эрготизме в Средневековье, чаще всего вспоминают яркие мрачные галлюцинации, бред и сокращение мышц. Но есть и другие симптомы, в том числе гангрена. Ткани тела начинали отмирать, и лекарь мог лишь отсечь пораженный участок, чтобы недуг не распространялся дальше. Этим и занимались хирурги.
Опытные средневековые лекари могли успешно проводить довольно сложные и рискованные операции. Например, многочисленные археологические находки показывают, что они владели методиками трепанации черепа. Но такие сложные вмешательства все же требовались редко. Куда чаще хирурги проводили манипуляции попроще: особой популярностью пользовались кровопускание и прижигание. Они были так востребованы, что некоторые хирурги становились специалистами по этим вмешательствам и даже получали особое название. Например, в документах допетровской Руси мы встречаем «кровопусков» и «рудометов» (от слова «руда», то есть кровь).
Кровопускание (флеботомия) было известно уже в древности. Идут споры о том, применялся ли этот метод в Древнем Египте и Вавилоне. А вот насчет Греции сомнений нет: технологию упоминали уже составители «Гиппократовского корпуса». Правда, кровопускание не вызывало у них большого интереса, о нем писали редко. Настоящую популярность методу подарил Гален – снова он! Гален считал, что регулярно выпускать небольшое количество крови из вен и артерий полезно и для профилактики, и в процессе терапии. По его словам, процедура помогала избавиться от излишков крови и восстанавливала равновесие гуморов. Лекарь часто упоминал этот метод. Более того, при этом он постоянно ссылался на великого Гиппократа. Якобы и тот в своей практике не мог обойтись без флеботомии. В 1980-х годах биолог и знаток древних языков Питер Брейн изучил тексты «Гиппократовского корпуса» и выяснил: Гален преувеличивал, и сильно. До него самого, пожалуй, никто из античных медиков не уделял процедуре большого внимания.
Брейн считает, что интерес врача к флеботомии можно объяснить не только медицинскими причинами. В Риме Гален был настоящей звездой: к нему выстраивались очереди богатых пациентов, а его медицинские «демонстрации» собирали толпы. Врач приложил огромные усилия, чтобы создать и поддерживать эту репутацию. Он принимал пациентов, занимался анатомическими опытами, писал трактаты для коллег-врачей. В то же время он постоянно ввязывался в публичные споры с оппонентами, не стесняясь в выражениях. Питер Брейн считает, что, когда Гален добился первых успехов на поприще врача-знаменитости, он решил: теперь, чтобы закрепить достижения, нужна ясная и четкая система взглядов, причем с яркими деталями, – чтобы было что отстаивать, демонстрируя чудеса красноречия и язвительности. Такой деталью и стало кровопускание.
Стеклянная «банка» для массажа и кровопускания (Лувр, MAO S.705. Иран, Сузы. Предположительно, раннее Средневековье)
Если у процедуры и был реальный эффект, то небольшой. При быстрой потере крови снижается артериальное давление, а значит, могут на время уйти проблемы, связанные с гипертензией: боли в голове и груди или головокружения. Температура тела падает, это могло немного ослабить жар при лихорадке. Возможно, древним этого хватало. Тем более что кровопускание было обычно не разовой процедурой. Его встраивали в «режим» наряду с диетой, графиком сна и другими элементами.
Свой вклад в популярность флеботомии внесли средневековые сирийские и арабские врачи. На Востоке кровопускание полюбили еще до того, как лекари познакомились с переводами галеновских сочинений. Отворение вен было одним из немногих вмешательств, которое разрешала «медицина Пророка». Это направление традиционной медицины создавалось с учетом высказываний Мухаммеда о здоровье и болезнях. С его точки зрения, на судьбу заболевшего мог повлиять только Всевышний, врачи могли только немного облегчить страдания. Кровопускание отлично подходило для этого. Сами восточные лекари так активно «продвигали» процедуру, что это становилось предметом шуток. Вот один из рассказов о врачах из «Книги занимательных историй» сирийского писателя и ученого Абу-ль-Фараджа бин Харуна (1226–1286):
«…врач-шутник, проходя мимо бани, заметил голого человека, выбежавшего на улицу. И врач сказал ему:– Почему ты голый выбежал на улицу? Вернись в помещение, дабы не простудиться.И ответил ему этот человек:– У меня украли одежду, и я вышел искать ее.Сказал ему врач:– Дай-ка я сделаю тебе кровопускание, тогда ты не будешь так сильно огорчаться».(Перевод с сирийского А. Белова и Л. Вильскера)
Высочайший авторитет Галена сохранялся почти два тысячелетия, и часть этой славы досталась флеботомии. Ни в Античности, ни в Средневековье никто не задавался вопросом о том, работает ли кровопускание в принципе. Вместе этого врачи обсуждали, при каких недугах оно особенно полезно. Спорили и о том, как именно выполнять процедуру: делать прокол или надрез, рядом с «больным» участком тела или в отдалении, прикладывать ли пиявок или стеклянные «банки», в какой день и час отворять кровь. Существовали специальные календари благоприятных дней. Лекари сочетали отворение кровеносных сосудов с другими видами «очищений», например слабительными или рвотными средствами. В эффективности флеботомии усомнились только в Новое время. Возникали новые методы, а древние техники понемногу теряли популярность. Впрочем, кровопускание активно применяли даже в XIX веке.
Еще один метод средневековой хирургии – каутеризация, то есть прижигание. Применяя эту технику, лекари ссылались на авторитет «Гиппократовского корпуса». Великому врачу приписывали слова: «Чего не лечат лекарства, излечивает железо; чего не врачует железо, исцеляет огонь; чего не исцеляет огонь, то следует считать неизлечимым». С помощью прижигания удаляли опухоли, останавливали длительные кровотечения, обрабатывали глубокие сложные раны. Долгое время ученые знали об этом только благодаря письменным источникам. Но в последнее десятилетие появляется все больше археологических свидетельств этой практики. Чаще всего это черепа: на них заметны следы прижигания мягких тканей головы. Например, в начале 2010-х годов итальянские археологи вели раскопки слоев VIII–X веков под центральной площадью Пизы. Они обнаружили череп женщины с явными следами каутеризации. След расположен в районе макушки. Сложно сказать, для чего пациентке провели такую процедуру, но византийский врач Павел Эгинский в VII веке рекомендовал прижигать эту зону при заболеваниях глаз.
© Wellcome Images
Диаграмма участков тела, подходящих для кровопускания с разными целями (Wellcome L0037339, XIV век)
