Новомученик Анатолий Евгеньевич Мамонтов, пресвитер Бабинский

(1886–1937)

Новомученик Анатолий Евгеньевич Мамонтов был выходцем из Новгородской губернии. Родился он 23 августа 1886 года в селе Перегино Старорусского уезда в семье священника. По окончании в 1910 году Новгородской духовной семинарии Анатолий поступает на должность законоучителя в земское училише деревни Астратово, а затем в августе 1912 года определяется надзирателем в Новгородскую духовную семинарию. Отсюда 2 января 1915 года он был мобилизован на военную службу, которую начал в чине рядового. Закончив в мае того же года 2-ю Петроградскую школу прапорщиков, Анатолий отправляется на фронт в 397-й Запорожский полк и несет службу на различных должностях. (За три года военной службы он занимал пост заведующего офицерским собранием, заведующего оружием, начальника обоза 1-го разряда, коменданта полка, военного цензора 46 корпуса.) Через полтора года, в августе 1916 года, прапорщик Анатолий Мамонтов был произведен в подпоручики. За боевые отличия в действиях против неприятеля офицер царской армии А. Мамонтов дважды представлялся к награде: в декабре 1915 года он был награжден орденом св. Анны 4-й степени и в августе 1916 – орденом св. Станислава 3-й степени с мечами.

В январе 1918 года подпоручик А. Мамонтов, как учитель, был демобилизован с военной службы и до июля 1919 года преподавал в Островской школе Новгородской губернии. Затем он вновь был призван в армию, но уже не в царскую, а в Красную, однако служить в ней категорически отказался. «Почему вы не хотели служить в Красной армии?» – спросил в 1937 году следователь отца Анатолия на допросе. «По религиозным убеждениям», – ответил арестованный. «Вопрос: вам не мешали ваши религиозные убеждения служить в царской армии? Ответ: эта служба не противоречила моим религиозным убеждениям. Вопрос: следствию известно, что вы еще в период империалистической войны были сотрудником контрразведки. И это не противоречило вашим религиозным убеждениям? Ответ: и эта служба не противоречила моим религиозным убеждениям».

Службу в царской армии подпоручик Анатолий Мамонтов, как и всякий верующий русский человек того времени, считал выполнением своего патриотического и религиозного долга. Защищать же кучку большевиков, захвативших власть насильственным путем и ввергнувших страну в кровавую междоусобную бойню, полагал преступлением против своей совести. Вследствие отказа от службы в рядах Красной армии подпоручик Мамонтов был тогда же привлечен к уголовной ответственности. Трибуналом и Особым отделом 15-й армии он был судим и приговорен к заключению в концентрационный лагерь до окончания гражданской войны. Однако вскоре ссылка в лагерь была заменена службой в госпиталях. С февраля 1920 по март 1922 года подпоручик бывшей царской армии Анатолий Мамонтов служил в госпитале, исполняя обязанности сначала санитара, затем старшего палатного надзирателя и переписчика. Одновременно он занимал должность председателя правления союза медицинских работников. (В то время становления «пролетарской» диктатуры еще кое-где сохранялись остатки февральских завоеваний в виде выборных должностей.) Медперсонал госпиталя, где отбывал наказание подпоручик Анатолий Мамонтов, присмотревшись к новому работнику, вероятно, обнаружил в нем того человека, которому вполне можно было доверить руководство союзом.

После гражданской войны и окончания срока наказания Анатолий Евгеньевич Мамонтов принимает решение стать священником. Ленинские декреты об отделении Церкви от государства и проводимая новым правительством политика построения атеистического общества не смутили бывшего офицера царской армии. Через месяц после демобилизации, 23 апреля 1922 года, в Старорусском Спасо-Преображенском монастыре викарным епископом Димитрием он был рукоположен в сан диакона, а на следующий день, 24 апреля, – во пресвитера с назначением в село Коломна Старорусского уезда. А уже через полгода, 31 октября, на окружном собрании духовенства он единогласно был избран благочинным 7 округа.

Довольно быстро отец Анатолий располагал к себе тех, кто его окружал. В действующей армии, в госпитале, в благочинии – везде, где приходилось служить, – он выдвигался на руководящие должности. Популярность отца Анатолия была также хорошо известна органам ГПУ, осуществлявшим за ним, как, впрочем, и за многими священнослужителями, негласный надзор. Бывший офицер царской армии, а ныне – благочинный, оказывавший влияние не только на свою паству, но и на духовенство, непримиримый противник обновленчества и приверженец тихоновской церкви – все это не могло не вызывать повышенного интереса к личности отца Анатолия со стороны внутренних органов. В августе 1926 года он был привлечен к ответственности за нарушение 120 статьи уголовного кодекса и приговорен к принудительным работам сроком на три месяца. Ему было предъявлено обвинение в вымогательстве, т. е. в установлении высокой платы за требоисполнение, и в распространении учения о том, что дети невенчанных родителей считаются по церковным правилам незаконнорожденными. В одном из писем, перехваченных органами и приобщенном к следственному делу 1937 года, отец Анатолий писал: «Инициатива (привлечения к уголовной ответственности – прим. авт.) принадлежит ГПУ. Проезжал когда-то зимой агент и между прочим собирал различные деревенские сплетни про меня. А почему они так интересуются моей персоной – одним им известно, да Богу. В результате – тайные допросы и, наконец, суд. Обвинений была масса, и они на суде опровергнуты свидетельскими показаниями. Не придавал я очень серьезного значения показанию одной девушки, так как мне его или не показали, или его еще не было получено. Одним словом, при обвинительном материале у нарсудьи я его не видел. Огласили его только на суде, а самой свидетельницы на суде не было. Однако, суд придал значение ее письменному показанию, оставив без внимания в мою пользу показания свидетелей на суде. <…> Поставил себе домик и дворик, который еще не покрыт. Трудов, забот была масса. Затратил денег при помощи брата Василия немало. Да еще долгов порядком. С 1-го декабря нужно выплачивать и налог, который наложен в сумме 123 руб. 60 коп, а земли и сенокоса надельного не имею ни пяди. Готовлю ходатайство об уменьшении налога, на что надежд больших не питаю. Ведь я священник. На помощь прихода рассчитывать не приходится: сознательный жалеет, а бессознательный и радуется еще. При переживании таких перипетий так хочется частенько душою отдохнуть в кругу интеллигентных людей, но их здесь нет – глушь».

Обвинения в вымогательстве были, конечно же, фальсификацией. Уже после того, как отец Анатолий отбыл наказание, Старорусский нарсуд оправдал его, «так как нашел, что в действиях обвиняемого отстутствует состав уголовного преступления и что свидетельница Е., давашая показание на предварительном дознании на судебном следствии, последнее признала неправильным». Явная ложь и всевозможные подтасовки – обычные приемы в деятельности «правоохранительных» органов большевистской власти.

В 1931 году настоятель церкви с. Коломна Старорусского уезда был перемещен митрополитом Ленинградским и Новгородским Серафимом (Чичаговым) к Знаменской церкви села Бабино Тосненского района. Это перемещение было, вероятно, вызвано закрытием Коломненского храма и ликвидацией прихода при нем. Вряд ли отец Анатолий по своей воле оставил бы обжитое место, благоустроенный дом, построенный своими руками, и отправился в приход, где вплоть до очередного ареста в 1937 году пришлось жить у чужих людей. Здесь, в Бабино, также как и на предыдущем месте служения, он скоро приобретает любовь не только прихожан, но и остальных жителей поселка. Один из свидетелей показывал на допросе: «Мамонтов в настоящее время пользуется хорошим авторитетом среди населения»». Расположение он, как истинный пастырь, питал ко всем равное, но о прихожанах имел особое попечение, старался укреплять их и поддерживать в них веру в годы гонений не только богослужениями, но и своими частыми посещениями и беседами. Тот же свидетель говорил об этом следователю: «Мамонтов ведет с ними (прихожанами – прим. авт.) тесную связь и настраивает их, чтобы они крепче держались за религию». В эти годы отец Анатолий испытывал потребность частого служения. «Службу в церкви ведет ежедневно два раза в день, и этим самым завлекает массу», – доносил на него упомянутый свидетель. Встречались, значит, и в те годы такие деревеньки, где храм не закрывался в течение всей недели. Вот так готовил себя и своих пасомых отец Анатолий к грядущим на Россию неслыханным бедствиям. Расстрелянная, сосланная в лагеря, но все-таки не уничтоженная, святая Русь и в те годы таила в своих недрах неведомых миру молитвенников.

Арестован отец Анатолий был 9 августа 1937 года. Четыре допроса, проводившиеся по одному ежедневно, ничего не дали следствию. Отец Анатолий отвергал все абсурдные обвинения, предъявлявшиеся сотрудниками районного отдела НКВД. «Вы разлагали колхоз путем агитации за угон скота… вы готовили повстанческую группу для борьбы с советской властью… вы собирали сведения о настроении рабочих в связи с процессом над троцкистско-зиновьевским контрреволюционным центром…» «Я это отрицаю», – неизменно повторял на все обвинения арестованный. Единственно, в чем признался отец Анатолий, это в том, что привлекал деревенских мальчиков к участию в богослужении и облачал их в стихари. В январе 37-го этих 12-летних ребят, Климина Мишу и Ваню Никитина, вызывали в НКВД и заставили подписать два слово в слово повторявших друг друга протокола о том, что прислуживать в алтаре им приходилось из боязни родительского наказания. Впоследствии эти два протокола были приобщены к делу отца Анатолия. Показаний самих родителей, подтверждавших слова ребят, почему-то в деле не имеется. Казалось бы, проще всего вызвать самих родителей и допросить их. Но их показаний нет. По всей вероятности, питая любовь к батюшке, они отказались на него лгать. Для отца Анатолия это привлечение детей своих прихожан к участию в богослужении была еще и формой скрытой благотворительности: он подплачивал ребятам за помощь в алтаре. В те годы, когда каждый рубль был на учете, нуждавшиеся родители не могли не испытывать к отцу Анатолию искренней признательности и благодарности за оказываемую поддержку. Дети были объектом особой любви и заботы Бабинского настоятеля. В этом сказывалось не только его пастырское сердце, но давали знать о себе и следы личной глубокой драмы: в 1924 году у отца Анатолия умер единственный сын.

Был в Бабино еще один человек, которому отец Анатолий оказывал тайную помощь с явным для себя риском. Свидетель Ш. В. И. показывал на следствии, что «Мамонтов <… > поддерживает связь с высланными попами, кулаками, последним организует материальную помощь». В 1936 году отец Анатолий приютил у себя бывшего кулака Казакова А. И. В прошлом он был жителем Тосненского района, к суду до 1937 года органами не привлекался. Как всякому раскулаченному лицу, лишенному избирательных прав, ему грозила высылка или концлагерь. Во избежание этой участи Казаков по необходимости вел скитальческий образ жизни. «В каком году вы имели общие встречи с Закаржевским и Казаковым?» – спрашивал следователь отца Анатолия на одном из допросов. «Ответ: это было в 1936 году. Вопрос: это было тогда, когда Казаков в Тосненском районе жил нелегально? Ответ: да, я знал, что бывший кулак Казаков в Тосненском районе жил нелегально. Вопрос: вы содействовали кулаку Казакову, нелегально проживавшему в Тосненском районе, в устройстве на работу? Ответ: Да, я помог ему определиться на работу». Причем, отец Анатолий не мог не знать, что негласный надзор, наличие которого он заметил еще в 1926 году, не только не снят с духовенства, но к 1937 году был еще и усилен. Однако соображения личной предосторожности его не остановили. Конечно, на следствии эту помощь органы попытались истолковать как контрреволюционную связь и придать ей характер антисоветского заговора. Казаков оказался бессильным перед давлением оперуполномоченных, его принудили дать такие показания. Но арестованный Мамонтов, несмотря на применявшиеся в «трудных» случаях «активные методы следствия», так и не предоставил органам нужных показаний.

Арест, тюрьма, сокамерники, следствие, пристрастные допросы, насильственные, но безуспешные, попытки склонить к признанию лжи – к концу августа 1937 года все это было уже позади. Последнее испытание в этой жизни было пройдено настоятелем Бабинской церкви. Он оказался одним из тех, которые, по слову апостола, «испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были <…> подвергаемы пытке, умирали от меча, <…> терпя недостатки, скорби, озлобления» (Евр. 11, 36, 37). 26 августа настало время его отшествия, ибо он уже становился жертвою. В этот день в застенке НКВД по Ленинградской области раздался один из рабочих выстрелов, оборвавший земную жизнь отца Анатолия Мамонтова. Этот же выстрел увенчал его венцом правды, который дал ему Господь. Тем венцом, который, по неложному уверению апостола Павла, возложен будет праведным Судией на всех, возлюбивших явление Его (2 Тим. 4, 8).