Новомученик Борис Клеандров, пресвитер Петербургский

(1882–1918)

Новосвященномученик Борис Клеандров родился в 1882 году в Самарской губернии в семье священника. В 1903 году по окончании Самарской духовной семинарии Борис Клеандров был рукоположен правящим архиереем Гурием, архиепископом Самарским, во пресвитерский сан с назначением в церковь села Константиновка Николаевского уезда Самарской губернии. Через четыре года отец Борис принимает решение о переезде в Санкт-Петербург для продолжения учебы в Духовной академии. В 1907 году в «Самарских епархиальных ведомостях» за № 21 в официальной части сказано, что священник с. Константиновка Борис Клеандров 2 октября уволен за штат согласно прошению. В этом году он был зачислен на первый курс Санкт-Петербургской Духовной академии.

Студенты академии в свободное от учебы время по желанию принимали участие в деятельности Петербургского «Общества религиозно-нравственного просвещения в духе Православной церкви»: проводили религиозные беседы, лекции в рабочих кварталах города. Отец Борис был одним из тех слушателей академии, кто по прибытии в город пополнил ряды членов «Общества». Очень скоро его деятельность в рамках «Общества» стала заметной руководству этой церковной организации. Он довольно быстро зарекомендовал себя как пастырь ревностный и деятельный. Глава «Общества», священномученик Философ Орнатский, приглашает отца Бориса совершать богослужения в церкви прей. Серафима Саровского, находившейся за Нарвской заставой. (Эта церковь находилась в ведении «Общества религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви», руководителем которого являлся тогда сщмч. Философ.) В марте 1910 года и. о. ректора Санкт-Петербургской Духовной академии профессор И. Троицкий писал в своем представлении на имя правящего архиерея: «Вследствие резолюции Вашего Высокопреосвященства от 18. 01. 1910 за № 42, положенной на рапорте Совета общества распространения просвещения в духе Православной Церкви с просьбой о разрешении студенту 3 курса Санкт-Петербургской Духовной академии священнику Борису Клеандрову совершать по воскресным и праздничным дням богослужения в Серафимовской церкви Общества, за Нарвской заставой, – долг имею почтительнейше представить нижеследующее. Отец Борис Клеандров – из воспитанников Самарской Духовной семинарии – в августе 1907 года для поступления в Духовную академию явился к проверочным в ней испытаниям, по выдержании которых был принят в число студентов 1 курса академии. <…> Отец Борис Клеандров – 28 лет от роду, имеет жену; проживает на частной квартире вне академии, не пользуясь никакой стипендией. Насколько отец Клеандров мог подлежать наблюдению академического начальства за время обучения в академии, он ни в чем предосудительном замечен не был. Посещал лекции. Подавал в срок обязательные письменные работы. Принимал участие в богослужениях академической церкви. Ввиду вышеизложенного студенту 3 курса академии священнику Б. Клеандрову по мнению академического начальства может быть разрешено совершение богослужений в Серафимовской церкви Общества под условием неукоснительного исполнения им студенческих его обязанностей и несения им очередного священнослужения в домовой церкви при академии».

Мало кто из священников, приезжавших из Российской глубинки в столицу империи, рассчитывал на получение вакантного места в городе на Неве. Здесь местному духовенству найти вакансию было не так-то просто. Тем удивительнее был факт столь быстрого назначения отца Бориса Клеандрова, провинциального священника, в столичный храм известного «Общества».

В 1911 году отец Борис заканчивает академию со званием кандидата богословия за сочинение «67 псалом», в котором он, используя святоотеческую литературу, предпринял попытку истолкования одного из самых сложных текстов Священного Писания. Чтобы удержать одаренного пастыря в столице, отец Философ вновь обращается к церковному руководству с просьбой о предоставлении ему права продолжать служение в Серафимовской церкви и подчеркивает заслуги отца Бориса перед «Обществом»: «Совет общества, – пишет он в своем рапорте, – имеет честь почтительнейше просить Ваше Преосвященство разрешить продолжать совершать богослужения и вести проповедь в Серафимовской церкви общества за Нарвской заставой оканчивающему ныне курса академии священнику отцу Борису Клеандрову, с января 1910 года усердно трудившемуся при означенной церкви, в построении которой он принимал также деятельное участие. Что церковь эта, как широко известный и посещаемый богомольцами, слушателями бесед и трезвенниками, религиозно-просветительский пункт за Нарвской заставой, стала прочно на путь дальнейшего развития, этому она обязана весьма значительно ревностному труженику о. Борису Клеандрову». (Интересно отметить, что этот документ, характеризующий новомученика Бориса Клеандрова, подписан двумя другими священномучениками нашей епархии: председателем «Общества» протоиереем Философом Орнатским и его делопроизводителем протоиереем Павлом Кульбушем, ныне прославленном в лике новомучеников с именем Платона, епископа Ревельского.) 27 ноября 1911 митрополит Антоний (Вадковский), принимая во внимание ходатайство протоиерея Философа, своей резолюцией назначает отца Бориса Клеандрова штатным священником Серафимовской церкви.

Общество, в котором отец Борис начал свое столичное служение, являлось наиболее значительным из всех Петербургских организаций подобного рода. Основанное в 1881 году, оно «устраивало разнообразные внебогослужебные беседы, лекции, чтения, а также развивало книгоиздательство, выпустив за 36 лет свыше 10 тыс. книг и брошюр. Общество имело сеть бесплатных библиотек, книжных магазинов, свои типографии, книжные склады, выпускало в разные годы шесть периодических изданий. В 1917 году ему принадлежало восемь храмов, чайные, воскресные школы для взрослых, дома для престарелых, доходные дома. В рамках его функционировали Александро-Невское общество трезвости, Иоанно-Предтеченское братство трезвости и др.» На протяжении восьми лет, с 1910 по 1918 годы, отец Борис трудился в этом «Обществе» бок о бок с именитым духовенством Петербурга. В 1918 году, как и руководитель этого «Общества» протоиерей Философ Орнатский, он был удостоен от Господа мученической кончины.

Осенью 1918-го, после убийства Урицкого и покушения на Ленина, отец Борис вместе с протоиереями Алексием Ставровским, Николаем Сперанским и другими священниками города был схвачен большевиками в качестве заложника и спустя некоторое время расстрелян. В газете «Петроградская правда» от 1918 года за № 228 был опубликован список лиц, убиенных советской властью с 30 августа по 1 октября в ответ на террористический акт Л. Каннегисера, смертельно ранившего председателя Петроградской ЧК. Под № 39 в этом списке значится имя священника Бориса Макарьевича Клеандрова, казненного «за систематическую агитацию (т. е. антибольшевистские проповеди – прим. авт.) против советской власти с целью поднять восстание против нее». Было в тот момент отцу Борису всего 36 лет.

Благодаря литературной деятельности отца Бориса, нашедшей свое отражение на страницах церковной печати, мы можем знать, какие темы более всего занимали воображение мученика незадолго до его кончины. Известно, что в художественном творчестве душа автора выражает себя с наибольшей полнотой и искренностью. Самые заветные свои мысли и чувства писатель вкладывает в свое творение, и именно в нем следует искать разгадку его личности. Поэтому было бы непростительной ошибкой обойти вниманием такой драгоценный источник, лучше всего характеризующий отца Бориса, как два художественных произведения, созданные им за два года до своей мученической кончины.

В конце 1915 и в начале 1916 годов отец Борис публикует в епархиальном журнале «Воскресный благовестник» небольшую повесть под названием «Гамалиил», в которой делает попытку художественного анализа неприятия иудеями Иисуса Христа как обетованного Мессию и где исследует феномен иудейского неверия в ниспосланного Богом Спасителя. В центре рассказа – известный в Палестине раввин Гамалиил, ученый-богослов, всю свою жизнь посвятивший изучению Писания, проповедник, снискавший популярность своим красноречием и мудростью, ревнитель отечественных преданий и религиозно-обрядовых установлений Моисеева закона, наконец, педагог, основавший в Иерусалиме знаменитую фарисейскую школу. В его облике автор изображает черты, возвышавшие его над узко-националистической партией законников. От фарисеев, по замыслу отца Бориса, его отличала умеренность в отстаивании Торы, неподкупность в отношениях с римскими властями и религиозный универсализм, признающий обращенность Бога Иеговы ко всем народам, населяющим земной шар. Образ Гамалиила, будущего воспитателя апостола Павла, рисуется автором весьма сочувственно: он видит в нем одного из лучших представителей богоизбранного народа. Гамалиил в художественной интерпретации отца Бориса – это не законченный и вполне сложившийся индивидуум, а вдумчивый и искренний в своем религиозно-философском поиске человек, не нашедший пока ответов на многие вопросы как Священного Писания, так и человеческого бытия в целом. Автор рассказа заставляет своего главного героя трижды пережить встречу со Христом: первый раз Гамалиил встречает Иисуса двенадцатилетним Отроком, сидящим в Иерусалимском храме в кругу израильских раввинов и отвечающих на их вопросы. Второй раз он вновь соприкасается со Христом в Иерусалиме, на празднике Пасхи, когда становится очевидцем изгнания торжников из храма и свидетелем столкновения Спасителя с клерикальной элитой Иерусалимского храма. Третий раз Христос Сам является Гамалиилу в тонком сне после того, как тот берет под защиту апостолов, посаженных в темницу по приказанию первосвященника Каиафы. Таким образом, трижды Гамалиил получает возможность распознать в Иисусе обетованного Мессию через пережитый опыт встречи с Ним. Но каждый раз он отказывается доверять своим ощущениям и с упорством школьника ищет доказательств сугубо логического свойства. Эта невосприимчивость явлений мистического порядка и настойчивое стремление иудейского сознания следовать только тому, что укладывается в рамки аристотелевской логики, и обусловливает в конечном итоге неверие Гамалиила. «Гамалиил допустил огромную ошибку, он не понял, что истина может быть воспринята всем человеческим существом, а не одним умом», – говорит автор. Встреча с Отроком Иисусом, оставившая в его душе неизгладимые впечатления, казалось бы, вплотную подводит его к познанию Истины. «Иногда у Гамалиила мелькала мысль, что Отрок – Мессия. Но эта мысль, не имеющая логической связи с воззрением на Мессию Гамалиила, всякий раз им отвергалась».

Образ Гамалиила, как лучшего представителя иудейского народа, упорно отрицавшего мессианское достоинство Христа вопреки очевидности своего опыта общения с Иисусом, воплощал по замыслу отца Бориса характерную черту иудейского сознания, невосприимчивого к явлениям духовного свойства и привыкшего руководствоваться в поиске истины рационалистическими доводами сознания, чуждого божественной благодати. Слишком заземленный образ мышления и привычка опираться во всем на логические схемы привели правоверных иудеев, в конечном итоге, в лагерь противников обетованного Мессии. Этот вывод автора повести «Гамалиил» не лишен правды и перекликается с евангельскими словами Христа, обращенными к иудеям: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете через них иметь жизнь вечную, а они свидетельствуют о Мне» (Ии. 5, 39). В них мы видим, как Спаситель предлагает Своим противникам проделать аналитическую, умственную работу, чтобы убедиться в истине Его небесного посланничества. Таким образом, Сам божественный Учитель и Господь предлагал иудеям тот способ познания правды, который соответствовал особенностям их сознания.

Повесть «Гамалиил» была литературным дебютом отца Бориса. Хотя с литературной точки зрения она не лишена недостатков, тем не менее в ней отчетливо видна одаренность автора и его несомненный писательский талант. Живым и увлекательным языком рисует отец Борис образы библейских персонажей, не боясь упреков в вольном обращении с новозаветной тематикой. Он не опускается до уровня беллетриста и изображает события священной истории с должным для священника благоговением и религиозной чуткостью.

За «Гамалиилом» последовала вторая повесть, опубликованная в том же 1916 году на страницах того же издания. Она называлась «Первая жертва бессильной злобы». В ней шла речь об убиении первомученика архидиакона Стефана. Здесь объектом внимательного рассмотрения автора стал тот механизм, посредством которого иудеи расправлялись со своими идеологическими противниками. Действие разворачивается в синагоге либертинцев, где св. Стефан произносит речь в защиту мессианского достоинства Иисуса из Назарета, приводя места из пророков и снабжая их толкованиями. Своей рациональной безупречностью эта речь привела в изумление иудеев. «Горячая, логически стройная речь Стефана с доказательствами не только от закона и пророков, но и от разума, обезоруживала собравшихся». Против неопровержимых доводов Стефана оставалось только одно оружие: физическое уничтожение архидиакона. Поэтому был разработан поэтапный план убиения апостола. Сначала решено было пригласить его на собрание в синагогу, найти в его публичной речи хулу на Моисея и закон, затем возбудить толпу и заставить ее потребовать от синедриона казни хулителю. А чтобы синедрион легче дал согласие на убиение Стефана, нужно было подкупить римскую преторию, которая имела право давать санкцию на смертную казнь. Автор повести, изображая приведение в действие намеченного плана, заставляет читателя вновь пережить события убиения апостола Стефана и, с одной стороны, проникнуться величием архидиакона, а с другой – очередной раз убедиться в низости иудеев. «Ты обещался представить утверждение приговора Преторией, есть оно у тебя?» – спрашивает первосвященник одного из влиятельных заговорщиков, когда разъяренная толпа швыряет в умирающего св. Стефана камни. «Товит молча достал бумагу и подал Каиафе. Первосвященник пробежал поданный ему свиток пергамента и спокойно сказал: «Теперь я могу идти домой, а вы делайте свое дело»».

Повесть «Первая жертва бессильной злобы» является художественным продолжением темы повести «Гамалиил», в которой автор исследовал устойчивую особенность иудейского сознания, обусловившую неприятие иудеями Христа как Мессии. Эта особенность, как было сказано выше, – предельная его рационалистичность. В «Первой жертве» отец Борис продолжает затронутую тему и прослеживает поведение противников Христа в том случае, когда мессианство Иисуса оказывается логически доказанным, неопровержимым именно с точки зрения рационалистических доводов. Он показывает, как озлобленные иудеи пытаются при этом ниспровергнуть Истину Божию путем обмана и завуалированной лжи. Всевозможные провокации, манипуляция общественным сознанием, денежный подкуп и, наконец, физическое насилие, осуществляемое от имени народа, – вот те приемы, с помощью которых исконные враги Христовы осуществляют свою богоборческую деятельность. Однако злоба их, несмотря на успешное воплощение замысла и убиение архидиакона Стефана, оказывается все же бессильной. Молитва св. Стефана за своих убийц, по мысли отца Бориса, глубоко западает в душу гонителя Савла. Именно с этого времени начинается его внутренний, незримый путь, завершившийся в Дамаске принятием Христа. Таким образом, ростки правды Божией пробиваются незамедлительно, по следам совершенного злодеяния, на месте пролития невинной крови, и самим фактом своего появления перечеркивают все усилия иудеев по уничтожению Истины. Этот вывод отца Бориса о неуничтожимости истинных последователей Христа, вновь появляющихся вопреки искусно организованным гонениям со стороны тех, кто стоит у власти, является главной мыслью его повести. Эта же истина, занимавшая воображение духовного писателя в самый канун большевистских гонений, подтверждается его собственной мученической кончиной и последующим прославлением его имени, происшедшим через 80 лет после его убиения.