Как вести себя при богатстве?

Если ты богат, т. е. если имеешь у себя гораздо более того, чем тебе нужно на твои необходимые естественные потребности, то запомни, что заповедует богатым апостол: Богатым в нынешнем веце, говорит он, запрещай не высокомудроствовати, ниже уповати на богатство погибающее (1 Тим. VI, 17).

«Подлинно, – говорит Златоуст, – нет ничего столь ненадежнаго, как богатство, это – беглец неблагодарный, раб неверный; наложи на него тысячу цепей, он уйдет и с цепями. Владельцы часто запирали его замками, затворяли дверями и приставляли к нему стражами рабов; но оно, обольстив самых рабов, убегало вместе со своими стражами, увлекая их с собою, как цепь, и, таким образом, самая стража ни к чему не служила. Что же может быть ненадежнее богатства? Что жальче тех, которые так заботятся о нем? Они всеми силами стараются собирать то, что так скоро гибнет и исчезает, и не слушают, что говорит пророк: «Горе надеющимся на силу свою и о множестве богатства своего хвалящимся» (Псал. XLVIII, 7). Почему же скажи – горе? «Сокровиществует, – говорит он, – и не весть, кому собирает я» (Псал. XXXVIII, 7); труд очевиден, а наслаждение неизвестно. Часто ты трудишься и мучишь себя для врагов; часто после твоей смерти твое достояние переходит к тем, которые наносили тебе обиды и строили тысячи козней, и вот тебе достались одни грехи, а наслаждение другим! Но надобно рассмотреть и то, почему апостол не сказал: богатым в нынешнем веце заповедывай не обогащаться, заповедывай обнищать, заповедывай растратить имение, а сказал: запрещай не высокомудроствовати. Знал он, что гордость есть корень и основание богатства и что кто умеет жить скромно, тот не станет много заботиться о богатстве. И для чего, скажи мне, ты окружаешь себя многими рабами, тунеядцами, ласкателями, и всеми другими знаками пышности? Конечно, не по нужде, а по одной гордости, чтобы чрез это показаться важнее других людей. С другой стороны, апостол знал, что богатство не запрещено, если кто употребляет его для своих нужд. Не вино зло, как говорят, а пьянство: так точно не богатство зло, а любостяжание и сребролюбие. Иное дело сребролюбец и иное – богач; сребролюбец не есть богач; сребролюбец во многом нуждается, а нуждающийся во многом никогда не может быть в изобилии. Сребролюбец есть страж своего имения, а не владелец; раб, а не господин. Для него легче отдать кому-либо часть своего тела, нежели уделить сколько-нибудь из закопанного золота. Он с такою заботливостью хранит свое сокровище, как будто ему строго запретил кто даже дотрагиваться до этого клада, и бережет свое, как чужое. И в самом деле это чужое, потому что как может он считать своим то, чего никак не решится разделить с другими и дать бедным, хотя бы потерпел тысячу наказаний. Какой же это владелец имущества, когда не употребляет его и не пользуется им? Богат не тот, кто приобрел много, но тот, кто много раздал. Авраам был богат, но не был сребролюбив, потому что не заглядывал в чужой дом, не любопытствовал о чужом имении, но, выходя из своего дома, смотрел, нет ли где странника, нет ли где нищего, чтобы помочь нищете и принять путника. Не под золотым кровом жил он, но, поставив кущу у дуба, довольствовался тенью листьев; и жилище его было столь великолепно, что даже ангелы не стыдились остановиться у него, потому что искали не дома великолепного, но души добродетельной.

Будем и мы подражать Аврааму, и разделим, что есть у нас, с бедными. Жилище Авраама было самое простое, но оно сделалось блистательней царских дворцов. Ни один царь никогда не принимал у себя ангелов, а он удостоился такой чести, сидя под дубом и поставив кущу; не за простоту жилища он был почтен, но получил такой дар за простоту души и за сокрытое в ней богатство. Будем же и мы украшать не дома, но прежде домов души свои. Да и как не стыдно украшать мрамором стены без нужды и без пользы, и допускать, чтобы Христос ходил среди нас без одежды!

Что тебе, человек, в доме? Умирая разве ты возьмешь его с собою? Нет, не возьмешь, а душу непременно возьмешь. Мы строим дома, чтобы в них жить, а не тщеславиться ими. Все, что сверх нужды, излишне и безполезно. Надень обувь, которая больше ноги, и она обезпокоит тебя, потому, что будет препятствовать тебе идти; так и дом, более обширный, чем нужно, препятствует идти к небу. Ты хочешь строить великолепные, обширные дома? Не запрещаю, только строй не на земле; построй обители на небесах, в которых бы мог ты и других принять, – обители, которые никогда не разрушатся. Почему ты с таким неистовством гонишься за тем, что убегает и остается здесь? Нет ничего обманчивее богатства; оно сегодня с тобою, а завтра против тебя; оно со всех сторон вооружает против тебя завистливые глаза; это неприятель, живущий под одним с тобою кровом; это враг домашний. Одним только богатство, по-видимому, превосходит бедность, – тем, что дает возможность каждый день веселиться и вкушать много удовольствий на пирах. Но это случается видеть и за столом бедных; они даже наслаждаются большим удовольствием, чем все богатые. Не изумляйтесь и не почитайте странностью слова мои; я объясню вам это свидетельствами самого опыта. Все вы, конечно, уверены и согласны в том, что удовольствие на пирах зависит обыкновенно не от свойства блюд, но от расположения пирующих. Например: кто садится за стол проголодавшись, для того и самая простая пища будет приятнее всяких приправ, сластей и разных лакомств. Напротив, кто идет к столу, не имея потребности в пище и предупреждая чувство голода, как это делают бога-тые, – тот, хотя бы нашел на столе самые любимые блюда, не почувствует удовольствия, потому что в нем еще не пробудился позыв на пищу. А что это действительно так, тому и вы все свидетели; а вот и писание говорит то же самое: «душа в сытости сущи, сотом ругается: души же нищетней и горькая сладка являются» (Притч. XXVII, 7). Что может быть слаще сота и меда? Но и он, говорит, не доставляет удовольствия тому, кто не голоден. А что неприятнее горького? Но и оно бывает сладко для живущих в нужде. А что бедные приступают к пище не иначе, как почувствовав потребность в ней и голод, а богатые не ожидают такого побуждения, это известно всякому; оттого богатые и не вкушают настоящего и чистого удовольствия. Это самое бывает не только в рассуждении пищи, но и в рассуждении пития: как там голод производит удовольствие независимо от свойства пищи, так и здесь жажда, обыкновенно, делает питие самым приятным, хотя бы это была простая вода. Так и бедные, после труда и утомления, палимые жаждою, пьют простую воду с удовольствием; а богатые, и тогда, как пьют вино сладкое, благовонное и имеющее все качества хорошего вина, не чувствуют подобного удовольствия.

То же самое можно заметить и в отношении ко сну. Не мягкая постель, не посребренное ложе, не тишина в спальне и не другое что-либо подобное делает сон сладким и спокойным, но труд, усталость и привычка ложиться спать, когда сильно клонит ко сну и нападает дремота. Об этом свидетельствует и опыт, а еще прежде опыта, приговор писания. Соломон, живший всегда в удовольствии, желая показать это самое, сказал: «сон сладок работающему». Целый день бегая повсюду на службе своим господам, подвергаясь побоям, перенося усталость и нисколько не отдыхая, бедные получают достаточную за такие безпокойства и труды награду в приятном сне. И это – дело человеколюбия Божия, что удовольствия покупаются не золотом и серебром, а трудом, работою, нуждою и всяким любомудрием. Не так у богатых: лежа на своих постелях, они часто проводят в безсоннице целую ночь и, несмотря на множество ухищрений, не вкушают приятного сна. А бедняк, окончив дневные труды, с усталыми членами, еще прежде чем упадет в постель, погружается в глубокий, сладкий и правильный сон, и в нем получает не малую награду за свои праведные труды.

Пользуясь богатством, берегись поступать так, как поступал безумный богач, упомянутый в святом Евангелии Господом. Он не хотел и взглянуть на Лазаря и не давал ему ни пристанища, ни крова, и Лазарь лежал вне его дома, за вратами, и не удостоивался от него ни одного слова. Но посмотри, когда богач имел крайнюю нужду в его помощи, тоже не получил ее. Если мы стыдимся тех, кого не стыдится Христос, то стыдимся Христа, стыдясь друзей Его. Да наполнится трапеза твоя хромыми и увечными; Христос приходит в лице их, а не в лице богатых. Ты, может быть, смеешься, слыша это. Поэтому, чтобы ты подумал, что это мои слова, послушай, что говорит Сам Христос, и не смейся, а трепещи. Когда делаешь обед или ужин, говорит Он, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых: и блажен будешь, что они не могут воздать тебе; ибо воздастся тебе в воскресение праведных (Лук. XV, 12–14). Здесь и славы больше, если ты ее любишь. Ибо когда зовешь богатых, рождается зависть, и ненависть, и пересуды, и злословие, и большое опасение, как бы не случилось чего неприличного; притом, если званые будут важнее тебя, то стоишь перед ними, как раб перед господином, опасаясь с их стороны укоризн и злословия. А со стороны нищих ничего такого не бывает: но что бы ты ни подал им, они все принимают с удовольствием, и за все великая благодарность, громкая слава и глубокое уважение. Все, которые узнают об этом, не столько хвалят тех, кто угощает знатных, сколько тех, кто угощает бедных. Если не веришь этому, богач, который созываешь вождей и правителей, то сделай опыт, созови бедных, наполни ими трапезу, – и увидишь, не все ли будут хвалить тебя, не все ли будут тебя любить, не все ли будут считать тебя за отца. А притом от тех угощений нет никакой пользы, а за это уготовано небо и небесные блага.