Глава 33
Раздумья и шалости
Дормез катился из Варежа в Злобино. На сиденье напротив меня дремали ученицы, а я глядел в окно, думал и изредка бросал взгляды на Таню. Мысли крутились вокруг неё и бумаг из Ябедного архива.
Что делать с тайной её происхождения? У меня не было ответа на этот вопрос. Чем я точно не собирался заниматься, так это воплощать план дяди и Ушакова — возводить девушку на трон после смерти Елизаветы Петровны.
Во-первых, не имею никакого желания участвовать в дворцовых переворотах, какие бы выгоды они ни сулили. Нет уж, увольте! У меня есть дела гораздо интереснее и безопаснее.
Во-вторых, для подобной затеи нужна настоящая сила. Например, гвардия, на которую я не имею ни капли влияния. Или могущественные дворянские роды, готовые дать опричников. Вот только Таня, взойдя на трон, станет их марионеткой, а кукловоды начнут рвать страну на части. В истории полно примеров, когда происходили подобные вещи. Будет какая-нибудь семидворянщина, а за ней и до новой смуты недалеко. А я всё-таки люблю свою Родину и не хочу для неё такой судьбы.
Да и моя участь в этом случае незавидна. Или убьют, рано или поздно, или так отодвинут от трона, что проще удавиться. Не тяну я, увы, на независимого игрока в российской политике. Нет, никаких переворотов не будет, даже не просите. Использовать Таню как игрушку в этих играх я не собираюсь, и точка.
Дормез тряхнуло на ухабе. Особа, о которой я раздумывал, завозилась, устраиваясь поудобнее. Повернула голову на другую сторону, улыбнулась чему-то и снова провалилась в сон. Я вздохнул, поправил плед, сползший с коленей девушки, и вернулся к своим мыслям.
Другой вариант выглядел более простым и безопасным. Взять Таню и поехать в Петербург. Обратиться, скажем, к Разумовскому. Он дядька умный и в то же время порядочный. Да и с Елизаветой связан скорее дружбой, а не любовью — пережил уже пяток других фаворитов и всё ещё подле императрицы. Вот с помощью него и получить аудиенцию у Елизаветы, раскрыв тайну девушки и представив доказательства.
Поверят ли мне? Если нет, то ехать нам с Таней в Сибирь. Дело не такое уж и страшное — я не сомневался, что смогу организовать нам побег. Но скитаться потом за границей? С нуля устраивать жизнь? Не уверен, что мне этого хочется.
А если императрица поверит? Велик шанс, что за границу поедет одна Таня — свою вторую дочь Елизавета отослала аж в Италию. Даже гипотетический наследник, девушка-бастард — слишком большой соблазн для многих политических фигур. Прямого-то наследника по мужской линии нет! А тот же Пётр Фёдорович — фигура для многих неудобная.
Но есть у меня и другое подозрение. А вдруг Елизавета знает о Тане? Что если дядя как раз и выторговал себе мягкую ссылку, обещая приглядывать за девочкой и охранять её? Мол, жива-здорова, под надзором. Слишком уж дядя перед смертью настаивал, чтобы я открещивался перед императрицей от его дел. Может такое быть? Теоретически, шанс есть. Я ведь не знаю, как Елизавета относится к своим внебрачным детям. Или это у меня воображение с паранойей разыгрались.
Вопросы, сплошные вопросы, и ни одного внятного ответа. Вернее, один как раз есть: я не собираюсь искать прибыли для себя и использовать Таню. Как учитель и как любовник, я обязан в первую очередь подумать о ней самой. Помочь устроить судьбу лучшим образом.
Впрочем, время ещё есть. Я решил не торопиться и ничего пока не решать. Как бы я ни пёкся о Тане, подставляться самому тоже нельзя.
* * *
Радость от возвращения в Злобино испортил Лукиан. Едва экипажи въехали в усадьбу, как он уже стоял на крыльце и сердито щурился исподлобья. Едва я выбрался из дормеза, он подошёл, окинул меня взглядом с ног до головы и хмуро бросил:
— Вот, значит, как. Идём-ка, отрок, побеседуем.
Не слушая никаких возражений, он схватил меня за локоть и буквально потащил в парк за особняком. Заведя подальше от лишних глаз, он остановился и ткнул меня пальцем в грудь.
— Я тебе что сказал, а? Колдовать не смей!
Он попытался схватить меня за ухо, но я вовремя уклонился и отступил на шаг.
— Ты что думаешь, это всё шуточки?!
От второй попытки выкрутить ухо я ушёл так же легко.
— А если тебя порвёт на тряпочки, кто тебя собирать будет? Что я Хозяйке скажу? А?
— Руки, отец Лукиан.
— Что?!
— Руки уберите. Вы мне не родитель, чтобы за уши таскать. Ещё раз рискнёте ко мне прикоснуться, и я посчитаю это уроном дворянской чести.
Монах засопел, возмущённо глядя на меня.
— Тьфу! Говорил же, что ты старый для учёбы. Вот выдрать бы тебя как Сидорову козу, сразу бы наука дошла.
Несколько минут мы молчали, буравя друг друга злыми взглядами.
— Рассказывай, что там было, — наконец буркнул он, — какие заклинания творил?
— Не было заклинания, только чистая сила.
Я кратко пересказал ему прошедшие события, упомянув и жертвенник, и взбесившихся утопцев.
— Дурак ты, — вздохнул Лукиан, — кто же диким заложным даёт кровь пробовать? Они от этого совсем бешеные делаются.
— А кто мне об этом сказал? Дядя, что ли, лекции перед смертью читал? Или вы меня просвещаете, вместо того чтобы рябиновку хлестать?
Засопев, Лукиан надулся, как пузырь.
— Взялись учить, так учите, — продолжил я, — а не стройте из себя непонятно что. Или со мной бы ехали, если мне колдовать нельзя. А не хотите — так я в ученики не напрашивался. Сейчас же прикажу отвезти вас во Владимир, где мы встретились. И на этом закончим наше знакомство. Я вас не видел, вы меня не знаете, Шувалову скажете, что я не способен к некромантии. Всё!
— Ну, — Лукиан выставил ладонь, — туше! Признаю, был не прав. Ей-богу, что Васька, что ты — одна кровь. Когда его учил, он тоже вечно бесился.
— Значит, кое у кого беда с талантом наставника.
— Извини, — рассмеялся монах, — какой уж есть. Я тоже, знаешь ли, на эту роль не напрашивался. Ничего, придёт время, Хозяйка и с тебя такую работу потребует.
Лукиан поморщился и потёр левую сторону груди.
— Тяжело с тобой, Урусов. Уши не надерёшь, не прикажешь, хворостиной не отходишь. Придётся как с девицей, со всем пиететом.
— Вот только не надо! Я со своими ученицами как-то управляюсь, и ни одна ещё не пикнула. Дать пару уроков?
Он расхохотался, запрокидывая голову и хлопая локтями себя по бокам.
— Не смеши меня, Урусов! Не сравнивай свои деланные «умствования» с некромантией. Это не палочкой азбуку рисовать, здесь серьёзный подход нужен.
— Не скажите…
— А вот не перебивай меня. Что думаешь, я дурной, тёмный, ничего в своём монастыре не знаю? Я, дружок, даже сейчас тебе Знак Тильды по памяти нарисую.
Голым пальцем в воздухе Лукиан начертил сложную фигуру. А затем рассеял её одним движением. Да, он не соврал — это действительно была Тильда. Кривоватая, косая, но именно она.
— Вот так, Урусов. Я сии значки научился рисовать, когда твоих прапрабабушек даже замуж не отдали. Маг не должен пренебрегать знанием, каким бы оно ни было. Только баловство это и ребячество. Вот научишься Талантом владеть и поймёшь, что я имею в виду.
Вздохнув, Лукиан стал серьёзным и подошёл ко мне почти вплотную.
— Ладно, буду тебя серьёзно учить, раз просишь. Урок первый: мертвецы уважают силу в любом виде. Когда колдовать нельзя, возьми с собой пистоли. Да заряди в башку мертвецу пулей, чтобы разнесло к чертям. Заложные после такого смирными становятся, сразу начинают слушать, что некромант приказывает.
— А заранее сказать было нельзя?
— Я думал, ты знаешь, — он развёл руками, — даже не подозревал, что Васька тебе самых простых вещей не объяснил.
В животе монаха забурчало, он обернулся к усадьбе и повёл носом.
— Идём, отрок, отужинать надобно. А учить завтра буду, на свежую голову.
Пока шли, я его спросил:
— Почему утопцы называли меня владыкой ночи? Это титул у некромантов?
— Ой, глупости, — отмахнулся он рукой, — мертвяки же тупые, как пробка, вот и зовут, как понимают. Они и слова «некромант» порой не знают, вот и пытаются назвать по разумению. Меня как только не величали: и владыкой, и несвятым отцом, и чёрным батюшкой, и тёмным царём. Одна покойница даже чёрным ангелом кликала. Я первые лет сто записывал, коллекцию составлял, только потерял во время большого пожара в Риме.
Я благоразумно не стал уточнять год этого пожара. А то вдруг окажется, что рябиновку из погреба таскает современник Нерона, и получится как-то неудобно. Как мудро говорили древние — во многих знаниях многие печали.
* * *
Лукиан сдержал своё слово. После нашего откровенного разговора он всерьёз занялся моей учёбой. Каждый день рано утром мы уходили на тренировочную площадку к камням, и я делал несколько подходов дыхательных упражнений. И пока кашлял, выдыхая чистый эфир, монах читал мне теоретические лекции о видах заложных мертвецов и методах борьбы с ними, правильном мироощущении мага, приёмах и ограничениях допросов покойников и всяких мелочах, нужных некроманту. При этом он требовал записывать лекции после занятий по памяти и проверял конспекты. Я чувствовал себя будто на первом курсе Сорбонны, но тут уж сам виноват. Требовал учёбы? Получите и распишитесь.
Через три дня после моего возвращения от Сумкиной Добрятников привёз Ксюшку с Мурзилкой. Девочка убежала с котом в дом, а Пётр Петрович сразу принялся прощаться.
— Вы уж простите, Константин Платонович, — извиняющимся тоном сказал он, — Ксения, конечно, моя дочь, но больше никаких сил нет терпеть. Они чуть всю усадьбу не разнесли! Обои в гостиной подпалила магией, куры нестись перестали от визитов вашего кота, стёкла на втором этаже побили, слуг до икоты запугали. Так что возвращаю вам это сокровище из двух ног и четырёх лап.
Напевая в голос какую-то весёлую песенку, он запрыгнул в дрожки и был таков. А я пошёл в дом проводить беседу с одной рыжей безобразницей. Но, увы, нашёл её сидящей посреди гостиной и ревущей в три ручья. Вокруг Ксюшки суетились все обитательницы дома, пытались утешить, но вызывали только новые взрывы плача.
Я приказал всем замолчать, подошёл к девочке, наклонился и спросил:
— Ксения, будьте добры, объясните мне, что случилось.
— А-а-а-а!
— Ксения?
— А-а-а-а!
— Ксения!!!
— Утопцев! Смотрели! Без меня! Сами! Развлекались! А меня! Не взяли!
Она зарыдала ещё горше.
— Ксения, во-первых, они некрасивые.
— А-а-а-а!
— Во-вторых, они плохо пахнут. Как в курятнике, только ещё хуже.
Девочка горько всхлипнула.
— А в-третьих, не изволите ли объяснить, сударыня, почему вы швырялись магией в родительском доме?
— Ой! — Ксюшка подняла на меня взгляд. — А зачем они дразнились? Мурзилку бегемотом обзывали. А мне говорили, что я ничего не умею. Так я им показала! Ка-а-ак всполох кинула!
— В гостиной?
— Где дразнились, там и показала, — она сложила руки на груди и засопела: — В сад бы они со мной не пошли.
— «Они» это сёстры?
— Угу.
— А не изволите ли сказать, сударыня, что я говорил об использовании магии?
Ксения шмыгнула носом и насупилась.
— Вы меня разочаровали, сударыня. Настасья Филипповна, — я обернулся к ключнице, — Ксения на неделю решила отказаться от десертов, а Мурзилка от сметаны. Они будут воспитывать в себе дисциплинированность и выдержку. А чтобы поддержать это благое начинание, мы все пока не будем есть сладкого.
— Я поняла, — буркнула девочка и поднялась с пола, — простите, Константин Платонович. А Тане с Сашей тоже нельзя сладкого? И Марье Алексевне? Они же не шалили.
— Порой, Ксения, наши необдуманные поступки влияют не только на нас, но и на наших близких. Так что сладкого не будет у всех, включая меня.
Удивительно, но такой урок подействовал на девочку. Магией в доме родителей она больше не швырялась, никогда.
