Глава 14
Бецкой и Козявкин

На следующий день мы с Кижом отправились с визитом к неудавшемуся жениху Софьи. Ехать пришлось через всю Москву — Пётр Трубецкой жил в небольшом особняке на западе от Кремля. По дороге мы умудрились попасть в пробку: то ли телеги сцепились, то ли экипаж перевернулся. Подъехавшие экипажи сгрудились перед ними, возницы орали, ругались и даже дрались, а над всем этим стоял невообразимый гвалт. К счастью, наш извозчик вовремя сориентировался, развернулся и поехал в объезд.

В особняке Трубецкого нас встретил старый слуга в зелёной ливрее. Провёл в гостиную и попросил подождать, пока он доложит хозяину. Но через четверть часа к нам вышел не молодой Трубецкой, а мужчина лет пятидесяти с добродушным выражением лица, но с пронзительным взглядом.

— Добрый день, судари! Бецкой Иван Иванович к вашим услугам.

Мы представились в ответ.

— Вы друзья Петра Дмитриевича? Боюсь, он не сможет вас принять. К несчастью, ему крайне нездоровится. Нервическая лихорадка, — мужчина развёл руками, — от переживаний.

От переживаний, значит? Разнервничался в связи с отказом в руке Софьи? Или у него тоже вышел скандал с князем и тот знатно приложил его магией? А может, у молодого человека случилась дуэль? Впрочем, неважно. Я не собираюсь выяснять подноготную внезапной болезни.

— Какая жалость. А вы…

— Дядя Петра Дмитриевича.

У меня в голове щёлкнуло — ах, вот оно что! Господин Бецкой — бастард Трубецких, получивший усечённую фамилию отца. Слышал я про такую традицию, но сталкивался впервые.

— Простите, вы сказали — Урусов?

— Да, к вашим услугам.

— Вы же деланный маг, верно?

— Не думал, что настолько известен в Москве.

Бецкой доброжелательно улыбнулся.

— Я слышал о вас во Франции, Константин Платонович. Не так много русских дворян претендует на звание магистра в Сорбонне. К несчастью, не удалось познакомиться с вами, когда я жил в Париже.

Мне стоило труда сдержать скептический смешок. Полагаю, Бецкой побрезговал заезжать в тот район, в котором я обитал.

— Я стараюсь поддерживать знакомства с образованными людьми России, — продолжил Бецкой. — Нас, увы, не так много, как хотелось бы. Скажите, Константин Платонович, а вы не думали заняться просвещением?

— Простите, Иван Иванович, что вы имеете в виду?

— Великий князь и наследник престола Пётр Фёдорович заинтересовался моим проектом создания воспитательных домов. Я полагаю, что было бы пользительным делом обучить воспитанников основам деланной магии. Не только для них самих, но и для государства. И вы могли бы оказать огромную помощь в этом как учёный и образованный человек.

— Очень сомневаюсь, Иван Иванович.

— Послушайте! Вы же практически магистр! Ваш опыт и знания крайне пригодились бы для просвещения. Даже ваш пример как человека, достигшего многого своим трудом, помог бы воспитать достойных граждан. Не телесными наказаниями, но добросовестными учителями только и можно вырастить добропорядочного человека. А дав простолюдинам, лишённым природного дворянского колдовства, деланную магию, дабы каждый трудился во благо…

Диагноз Бецкому можно было поставить без колебаний — идеалист, гуманист и подвижник-просветитель. Не сомневаюсь, он и наследника раскрутит на финансирование, и воспитательные дома создаст, и институт благородных девиц организует. А сейчас он сядет на свой любимый конёк и примется убеждать меня поучаствовать в этих прожектах.

— Иван Иванович, вы не поняли. Я отказываюсь по другой причине. Во-первых, я в опале и фактически в ссылке. Мне заказан путь в Петербург, как вы понимаете. Во-вторых, Пётр Фёдорович вряд ли одобрит моё участие в ваших делах.

Бецкой удивлённо поднял брови, и мне пришлось пояснить:

— Вы ничего не слышали о войне с Пруссией?

Он несколько секунд смотрел на меня, а затем воскликнул:

— Точно! Вы же Урусов! Это вы Фридриха…

— Да, это я. И Пётр Фёдорович этого не одобрил в самых крайних выражениях. Боюсь, если вы захотите привлечь меня, то можете поставить под угрозу весь прожект.

— Ай-яй, как нехорошо вышло! Какая досада и потеря для просвещения. Но подождите, я наверняка смогу кое-что сделать. Это ведь была война, никто не застрахован, даже полководец. Я попробую повлиять и…

— Иван Иванович, не стоит. Лучше помогите мне с учебниками и наглядными пособиями.

— А вам, простите, зачем?

— Я организовал у себя в имении школу для крестьянских детей. Увы, в продаже слишком мало учебников, подходящих для начального уровня, даже букварей не хватает.

— Константин Платонович, вы меня поразили в самое сердце! Какое замечательное начинание! Конечно, я помогу. И даже не говорите мне про деньги — образование наша общая забота.

Следующие пару часов мы с ним беседовали о школе, детях и обучении деланной магии. Он обещал прислать ко мне кое-каких учителей, на стажировку, так сказать, а я объяснил основы преподавания по своей специальности. Расстались мы с ним почти друзьями. Я нашёл в его лице полезное знакомство в столице, обладающего порядочным влиянием, а он во мне — консультанта по деланной магии. В конец нашей беседы Бецкой пригласил меня, как будет возможность, посетить в Петербурге его просветительский кружок, куда входят многие образованные люди, включая наследника и его жену. Вот так вот — подкоп под Голицына смог принести и совершенно неожиданную пользу.

Пообедали мы в обычном трактире где-то на окраине. От меня не убудет поесть в одном зале с мелкими купцами, а любопытных глаз вокруг гораздо меньше. Тем более, что кормили здесь просто, но сытно.

Увы, Михаила Голицына мы не застали. Собственного особняка у него не было, и опальный сын князя снимал меблированные комнаты в доходном доме. Швейцар на входе, получив мзду, рассказал следующее: Голицын приезжает поздно, спит чуть ли не до полудня и снова уезжает. То ли играет на биллиарде всю ночь, то ли пьёт с горя.

Я не расстроился — завтра приеду пораньше и поймаю княжича, пока он не сбежал. А пока, чтобы не тратить время впустую, мы с Кижом совершили небольшой вояж. Наняли закрытый экипаж и, не торопясь, проехались вокруг подворья Голицыных.

Да, с прошлого раза здесь произошли серьёзные изменения. Волшбой от стен так и разило. Серьёзной, мощной и недоброй. Только не деланной, а магией Талантов. Анубис бы такую защиту точно не пробил! Но если приглядеться к эфирным потокам, то положение не казалось безнадёжным. Коли умно выстроить Знаки, то всё плетение можно снести одним ударом. Жаль, что вычерчивать эти Знаки придётся несколько часов, а столько времени мне никто не даст.

На обратном пути случилось небольшое происшествие. Мы сделали остановку возле одной из лавок, чтобы купить помазок для бритья. Вроде клал его в багаж, а по приезде в Москву не обнаружил. А бритьё — мероприятие ответственное, в нём каждая мелочь важна. Купить я его купил, но, выходя из лавки, чуть не столкнулся с каким-то купцом.

— Прошу прощения. — Мужчина попытался меня обойти, но потом заглянул мне в лицо и застыл на месте. — Константин Платонович?! Вы ли это?

Его лицо будто засветилось, и он затараторил:

— Как я рад вас встретить, Константин Платонович! Вы меня помните? Я Козявкин. Купец второй гильдии Козявкин, состою при княжне Тамаре Георгиевне Вахваховой. Я к вам в Злобино приезжал вместе с ней.

— Как же, как же, помню тебя, братец.

— Константин Платонович, отец родной, не откажите в милости! Удостойте разговора. Я вас долго не задержу, вот вам крест. Буквально на одну минуточку. Честное слово, по очень важному делу. Ей-ей, не про глупости всякие!

— Бог с тобой, Козявкин, ты же не отстанешь. Хорошо, десять минут тебе хватит?

— Если позволите, Константин Платонович, то не здесь. Тут рядом есть ресторация, очень уютная и тихая. Поужинаете как раз. Прошу вас, сюда, Константин Платонович.

Козявкин, суетясь, словно у постели богатой тётушки, проводил меня в ресторацию. Отдельный кабинет для нас нашёлся мгновенно, а половой быстро принёс закуски и штоф хлебного. Впрочем, ни я, ни купец пить не стали, и его реквизировал Киж.

— Константин Платонович, в ноги вам хочу поклониться за кресло, которое вы сделали для Тамары Георгиевны. Она вся расцвела, я такой её уже много лет не видел. Гостей начала принимать, сама к знакомым ездить, даже на балу присутствовала. Без вас так бы и зачахла, бедняжка.

— Козявкин, хватит славословий. Переходи уже к делу, нечего кота за хвост тянуть.

— Кота? Хе-хе, я запомню выражение. Да-да, к делу, сейчас расскажу.

Словоохотливый Козявкин помолчал немного и выпалил, будто прыгнул в холодную воду:

— Константин Платонович, милостивец, сделайте Тамаре Георгиевне ноги!

— Что?!

— Я знаю, вы человек учёный. Лошадей делаете, в механике разумеете, магию как свои пять пальцев знаете. Умоляю, помогите ей! Сделайте ей ноги, железные, только чтобы сама ходить могла. Вы можете, сердцем чувствую. Хотите, я к вам в крепость пойду? Все деньги отдам, лавки на вас перепишу. Убить кого скажете, так сделаю. Только помогите княжне!

— Стоп! — я выставил перед собой ладонь. — Помолчи, Козявкин.

Он дисциплинированно умолк, сложил руки перед собой и уставился на меня умоляющим взглядом.

— Скажи мне, Козявкин, а с чего такая просьба? Тебе какой толк от этого? Ты же вроде не родственник, не друг князьям.

— На руках у меня выросла девочка, — он грустно улыбнулся. — Жена моя кормилицей у неё была, так и я нянькал, на закорках катал. Моих детей бог забрал, а Тамару Георгиевну я на руках носил, когда мать её умерла да у неё ноги отказали. Не могу видеть, как она мучается, душу рвёт, Константин Платонович.

Я смотрел на этого нескладного купчишку и видел — не врёт. И правда, готов себя положить ради девушки.

— Значит так, Козявкин. Обещать я тебе ничего не буду. Дело непростое и может не получится. И княжну обнадёживать не нужно, чтобы лишних слёз не было. Подумаю над твоей просьбой. Получится — привезёшь её в Злобино. А нет так нет, я не господь бог.

— Константин Платонович, да я за вас…

— Хватит. Я всё сказал, а ты услышал.

Обратно на постоялый двор мы вернулись уже в темноте. Отпустили извозчика, прошли через общий зал и поднялись на третий этаж, где располагались комнаты.

— Прошу прощения, ваше благородие. — Передо мной возник мужичонка со смутно знакомым лицом. — Не изволите ли посмотреть?

Он протянул мне на ладони серебряный перстень с голубоватым камнем.

— Не вы ли потеряли?

— Что? Нет, это не моё.

Мужичонка вскинулся и удивлённо захлопал глазами.

— Как не ваше? Половой видел, как у вас выпал. Неужто ошибся? Вы посмотрите, ваше благородие, ежели ваше, так нам чужого не надо.

Ответить я не успел. Блик от полированной грани камня слегка ослепил меня, и в тот же момент мужичонка плеснул мне что-то в лицо.

— Ять!

Я попытался смахнуть с лица резко пахнущую влагу и одновременно сделал шаг назад, разрывая дистанцию. Ну, я тебя! Но призвать Анубиса не успел: голова закружилась, колени подогнулись и я начал оседать на пол, теряя сознание. Последнее, что я видел, были выбегающие из соседней двери люди. Только в руках у них были не сабли с мечами, а рогатины на длинных древках. В узком коридоре у Кижа не было шансов — его проткнули насквозь и пришпилили к стене. Я хотел закричать, но вместо этого захрипел и свалился в беспамятстве.