Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Создание нового государства — это не только внутренний процесс. Страна, непризнанная как минимум соседями, находится в постоянной угрозе. Украина не стала исключением.
Хотя государственность и являлась советской, уже в начале 1990-х она начала испытывать внешнее воздействие. Показательна история с референдумом о незалежности и выборах президента № 1, которые прошли 1 декабря 1991 года, а уже 2 декабря Украину первыми признали две страны — Польша и Канада. С этого момента началось влияние на государственность со стороны альтернативных версий страны.
В России этот фактор отсутствует, а для Украины 1990-х была очень важна диаспора. Идея «свалить на Запад» являлась всеобщей, поэтому эмигранты воспринимались как люди высшего сорта.
В Северной Америке начиная с ХХ века существовала украинская диаспора. Неверно всех ее представителей считать бандеровцами и русофобами — в массе своей это была крестьянская эмиграция, ярко описанная в повести В.Г. Короленко «Без языка». Однако именно в Канаде сформировалась диаспора выходцев из Западной Украины, усиленная эвакуированными деятелями ОУН-УПА, сбежавшими в Европу. После возмездия Степану Бандере быть коллаборационистом стало опасно, поэтому националистическое подполье активно мигрировало подальше от КГБ.
Украинская диаспора в Канаде являлась серьезным политическим фактором на этапе создания государства. На уровне политических образов канадские украинцы стали теми самыми, настоящими и образцовыми. Одновременно начала оказывать влияние украинская диаспора из США — конкретно из ЦРУ. На Украину десантировали ряд политиков из числа североамериканских украинцев. Так появилась Ярослава Стецько — жена и наследница последнего главы ОУН; Роман Зварич — юрист без диплома, занявший пост министра юстиции. Из этой же группы товарищей жена третьего президента Украины Виктора Ющенко — Кэтрин-Клер Чумаченко, которая для их общих детей сохранила гражданство США.
Влияние Польши было скорее идеологическим, нежели кадровым. На тот момент она являла собой более бедную республику, чем Украина: вплоть до начала 1990-х поляки ломились за товарами к украинцам, а не наоборот. Польша являлась для украинской элиты примером того, как можно выйти из орбиты влияния Москвы без лишних проблем. Плюс, напомню, для нее территория Украины — такая же часть империи, как и для России. Не стоит забывать, что Юзеф Пилсудский учился в Петербурге и Харькове, Адам Мицкевич отдыхал в Одессе, а князья Чарторыйские были влиятельным родом и в Польше, и в России.
Если стратегия Канады и затем США заключалась в насыщении нового государства кадрами и агентами влияния, то Польша выступала в качестве страны-образца, у которой «незалежность» получилась.
Соотечественники, переехавшие на Запад, долгие годы были для части советского общества объектом зависти или как минимум интереса. Нарождающийся советский средний класс осваивал страны СЭВ, даже появилась поговорка: «Курица не птица, Польша не заграница».
Попасть на настоящий, капиталистический Запад удавалось единицам, поэтому, когда открылась граница СССР, встретились два мира. С одной стороны, Западная Европа увидела новых хозяев жизни — так появились анекдоты про новых русских и их приключения в малиновых пиджаках в Швейцарии и Ницце. Одновременно в бывшие советские республики начали возвращаться или, скорее, наведываться русские с Запада: очень разные персонажи — от коммерсантов до наследных Романовых и Эдуарда Лимонова.
На Украине, как и в Прибалтике, сложилась особая ситуация. Большая политическая эмиграция коллаборационистов, полицаев и шпионов, оставшаяся после Третьего рейха, эвакуировалась в США и Канаду. Там родился пресловутый ОУН-УПА, где собрались националисты из всех союзных республик. Для России тоже создали подобных персонажей, например Александра Солженицына с образом русской совести.
На Украину десантировались сами престарелые оуновцы, а также их дети и внуки. Диаспора, или «дiяспора», стала отдельным политическим явлением. Все роли были расписаны. Из США приезжали люди, активно внедрявшиеся в бизнес и политику. Канада поставляла моральных авторитетов: считалось, что именно там украинцы живут идеальным укладом, в изобилии и взаимной любви. А Франция грезилась эталоном политического устройства. Мощная европейская держава с армией, атомной энергетикой и президентской властью. И по размерам сопоставима с Украиной. Однако по факту лучше бы изучали ближний пример Молдавии — все полезнее. Тоже, кстати, народ с сильным влиянием диаспоры. Но почему-то там никто себя всерьез второй Италией не считает. Еще важнее политический фактор диаспоры для Армении: армянские влиятельные и знаменитые семьи представлены на мировом уровне уже несколько столетий.
Есть несколько политико-литературных формул, которыми я как автор горжусь. Например, «Украина прошла путь от маленькой России до большой Молдавии». Сформулировано в 2010–2011 годах.
Ориентация на диаспорную модель государства демонстрирует крайнюю вторичность политической элиты. Диаспора имеет ценность, только если занимается продвижением идей, товаров и услуг своей исторической Родины. Во всех остальных случаях диаспора — социальный атавизм. Как хвост у ящерицы, отпадающий при серьезной угрозе и заново отрастающий. Так и диаспора, потерявшая связь с родным обществом посредством его тела-государства, рано или поздно растворяется в новом обществе пребывания. Мечта о лубочном идеальном украинстве и поклонение канадской диаспоре — аналог российских булкохрустных фантазий на тему прекрасной царской России во времена Романовых. Суть историческая ересь и политические иллюзии, закрывающие путь к чистоте понимания.
Остальные внешние игроки практически не воздействовали на новое государство, за исключением России. До тех пор пока шла борьба с общим врагом — Горбачевым, новые начальники были союзниками. Но как только дело было сделано, прежние партнеры стали конкурентами, потому что Москва из союзной столицы превратилась в национальную, а ей подчиняться никто не обещал.
Приведу цитату из мемуаров «Маемо те, що маемо» («Имеем то, что имеем») президента № 1 Леонида Кравчука: «Единственной республикой, отказавшейся от обсуждения дальнейшей судьбы СССР, оказалась Украина. Я заранее предупредил Горбачева, что не стану участвовать в этом процессе, поскольку республика готовится к более важному событию — всеукраинскому референдуму. Но Горбачев не оставлял попыток вынудить украинское руководство изменить точку зрения.
23 октября 1991 года к депутатам Верховной Рады обратились со специальным посланием президент СССР и восемь руководителей союзных республик. Горбачев, Ельцин, Назарбаев, Шушкевич и прочие авторы письма призывали Украину присоединиться к новому союзному договору, подчеркивая, что Союза без нашей республики они себе не представляют. Обращение стало предметом обсуждения на президиуме Верховной Рады.
Наше решение было однозначным: пока не состоится всеукраинский референдум, никаких соглашений Украина подписывать не будет. В средствах массовой информации украинское руководство изложило свою позицию: мы готовы к диалогу с независимыми республиками, но нам не о чем договариваться с центром, который уже никого не представляет».
Другие бывшие союзные республики и их ближайшие соседи тоже не повлияли на Украину. Белоруссия с Молдавией находились в кризисе, а Венгрия с Румынией никогда не претендовали на то, чтобы влиять на всеукраинскую политику, ограничиваясь региональными интересами в Закарпатской, Черновицкой и Одесской областях.
Несмотря на то что государство по сути было советским, правящие элиты делали все для того, чтобы не допустить реставрации Союза, который они понимали как подотчетность Москве. Впрочем, на тот момент в Москве делили свою власть и захватывали посты в государстве. О каких союзных интересах вообще могла идти речь? Союз — всегда жертва, умение поступиться частными интересами во имя общих. Иначе это кабала, рабство и иные формы односторонней зависимости. В украинском случае красная фракция «группа 239», которая, по идее, должна была стоять на союзных позициях, очень быстро разложилась по отраслевым интересам: промышленники, аграрии, профсоюзники и т.д.
В российской политической мысли принято с иронией относиться к украинской и любой другой государственности в СНГ. Мол, они имеют российские либо союзные корни, поэтому все с ними понятно. Это серьезное заблуждение, которое привело к ошибкам СВО 1.0, заточенной под стремительную победу исходя из подобия государств и обществ. В реальности дела обстояли иначе.
Местная элита была готова сопротивляться и в 1991 году. Так, сразу после провозглашения незалежности 30 августа 1991 года Президиум Верховного Совета УССР принял закон о создании национальной гвардии, для чего провели переподчинение всех частей Внутренних войск МВД. В октябре 1991 года, когда еще существовал СССР, у Нацгвардии Украины появился свой командующий Кухарец, не подчинявшийся Москве. Показательно, что в СССР он был полковником, сразу после провозглашения незалежности стал генерал-майором, а в 1993 году получил генерал-лейтенанта.
В 1993 году в Нацгвардии насчитывалось уже 60 000 человек, и подчинялась она Верховной Раде, потому что закон приняли, когда Кравчук был еще главой Верховного Совета УССР, а не президентом № 1.
Оглядываясь назад, можно сказать, что незалежное государство появилось не просто так и не на пустом месте. Республиканские элиты намеренно играли в ослабление центра во главе с Горбачевым, который стремительно терял популярность. На данном этапе новые незалежные российские власти полностью поддерживали власти незалежные украинские. Общий внутриполитический враг казался важнее единства страны, которую до конца считали «союзом нерушимым», а амбиции и жажда госсобственности с правом передачи по наследству — самыми важными для правящих элит. И общее настроение оставалось таким до начала 2000-х годов, пока не закончился процесс создания новой правящей и владеющей элиты. Впереди было десятилетие формирования хозяев украинской экономики и политических кризисов по вопросу о модели государства и внешнеполитическом выборе.
На территории всего бывшего СССР шли похожие процессы, и ни в одной республике новая власть не предпринимала действий по сохранению Союза. Публично предлагались его новые формы, но это была риторика для общества. Правящие элиты занимались более интересными для них делами. Это и неудивительно, потому что ликвидация внешнего контура власти в лице партии и Москвы открывала дорогу к вседозволенности и безнаказанности, которые почему-то стали называть демократией.
На этом «демократическом» этапе новая Россия и Украина были союзниками и шли в общем фарватере. Снова процитирую президента № 1 Кравчука: «Меня нередко спрашивают, почему Ельцин (человек, известный своими проимперскими взглядами) все же сыграл столь значительную роль в развале советской империи. Я не вижу здесь противоречий. Во-первых, все мы понимали, что Союз непременно погибнет. Говорить можно было только о сроках и последствиях. Процесс развала шел уже давно, а конец мог оказаться, без преувеличения, жутким. Естественно, каждый руководитель мечтал, чтобы возглавляемая им республика вышла из этого геополитического переплета с минимальными потерями. И Ельцин не был исключением».
Гибель СССР не была предопределена. В Союзе имелись силы и фигуры вроде последнего премьер-министра Николая Рыжкова. Однако местные правящие элиты считали, что Союз им не нужен, поэтому он был обречен. В этом смысле прав Кравчук, а не прав только КГБ СССР, который, по идее, должен пресекать госизмену на всех уровнях. Но после роспуска Союза структуры данного ведомства во всех новорожденных государствах сразу уничтожили.
Рождение новых государств мгновенно породило национальные амбиции новых лидеров. А возникновение новых центров политической власти не могло не войти в конфликт со старым центром единой власти.
В РСФСР хоть и произошел свой переворот, а Москва из союзной столицы превратилась в национальную, тем не менее в бывших союзных республиках она по-прежнему воспринималась как центр власти. Страх того, что союзная власть может вернуться, висел дамокловым мечом над всеми новыми элитами новых государств. К тому же бывшая партхозноменклатура не могла не понимать, что с точки зрения законов СССР и Кравчуку, и Ельцину полагалась смертная казнь либо пожизненное заключение. Госизмена в России всегда была одним из самых тяжких преступлений.
Поэтому национальная государственность началась с запрета компартии и формирования антисоветской украинской идентичности, на которую могло опереться новое государство.
Антисоветчик всегда русофоб, как учит нас Дмитрий «Гоблин» Пучков. Это очень быстро проявилось, но почему-то этого долго не хотели замечать в Москве. Также, как мудро подметил украинский политик Александр Мороз, лидер той самой «группы 239», от которой многое зависело, «у того, кто не жалеет о развале Союза, нет сердца. У того, кто сегодня хочет восстановить Союз, — нет головы». Переводя с метафорического языка на язык политической реальности: те, кто разрушал Союз, действовали рационально и власть не отдадут.
Совет экономической взаимопомощи.
Войти с помощью соц. сетей: