– «Быть или не быть?» Так вопрос даже не стоит! Однозначно – быть, иначе зачем я писала все эти контрольные по математике и училась вкусно готовить? Даже если мне мешает тревожность, так это она мне мешает, а не я ей. Вот и пусть уходит с меня на Федота, с Федота на Якова, с Якова – на всякого. Стоп! Зачем на всякого? Пускай она просто свалит. А я ей в этом помогу. Главное, делать это умеючи. А не тяп-ляп.
– Справляться – это то, что ты умеешь лучше всего, – подбодрил меня Дима. – Пойдем на американские горки?
Упс! Вот тут светлый оптимистичный день помахал ручкой и сменился чем-то обидно-серым.
– Конечно, пойдем! – трусливо обрадовалась я.
И вот мы сидим в кабинке бешеного поезда в парке аттракционов. А я вспоминаю: главное – никаких сильных эмоций. Когда будет казаться, что поезд сорвется с рельсов, сильно не радуйся. Он не сорвется. Не восхищайся, не ори. Гипервентиляция не нужна. Подумай о лекции в универе. О любой. Какие тебе нравились меньше всех? Пусть будет скучно и спокойно.
Поезд не стал дожидаться, пока я вспомню что-то умное и поехал. Люди кричали. Я молча улыбалась, смотрела на предстоящий путь и читала про себя «Мороз и солнце…». Папа много лет успокаивал меня именно этими строками. Вот сейчас поезд полетит с обрыва – «день чудесный», а сейчас – резкий крен в сторону – «еще ты дремлешь, друг прелестный». Приехали. «Пора, красавица, проснись.»
Надо же… Сработало. Сработало! Я не дала эмоциям переполнить меня во время аттракциона, но точно их получила, погасив все лишние Пушкиным! Вот уж действительно наше все.
Мы купили мороженое и пошли к берегу. До свадьбы оставался какой-то месяц. Но сейчас я не знала, чему больше радоваться: предстоящему торжеству или… Да какие тут могут быть сомнения?
– Дим, я смогла… – зачерпнула ладонью немного воды из са- нитарно неидеальной реки. – Рядом с тобой я поверила, что смогу обойтись без паники, и обошлась. Правда, читала про себя стихи.
– Сашкин, почему ты не сказала, что боишься? Я бы не потащил тебя.
Ну, какой непонятливый! Никто ничего не боится. С детства обожала аттракционы, у меня вообще чувство страха бывает только иррациональным. Если бы не тревожность, не вылезала бы из парашюта. Я обожаю риск, но боюсь, что паника решит взять слово в самый неподходящий момент.
– На самом деле, я давно мечтала снова здесь прокатиться. И куда девать палочку от эскимо? Не сажать же ее в землю, как дерево. Однажды такая радость плохо закончилась.
Дима пустил по воде «лягушку»:
– Это было здесь?
– Нет. Знаешь такой город – Бологое? Про него песня есть:
Что за наваждение такое,
Я все повторяю адрес твой,
Бологое, Бологое, Бологое,
Это между Ленинградом и Москвой.
2005 год. Лето. Замечательный небольшой, но очень важный город отмечает свою очередную днюху. Мы отправились туда с тетей и двоюродным братом Артемом. Но бог телевидения сыграл со мной интересную шутку. С самого утра шла медицинская передача, где предлагалось проверить вестибулярку. Тетенька посоветовала посмотреть в экран, на котором рисовались какие-то крокозябры.
– Если у вас не возникает дискомфорта, значит, с вашим вестибулярным аппаратом все в порядке.
Вот кто просил меня лупиться на эти глупости? Я махом выскочила в кухню и заявила семье, что все нормально, просто телевизор – это зло. Ага, именно поэтому я смотрела по нему столько мультиков…
– Ты точно сможешь поехать на электричке? – засомневалась тетя. – Давай останемся дома.
Но это был вопрос чести, принципа и салюта! Уж на него я точно хотела посмотреть.
– Все отлично. Мне просто показалось что-то там, и я сама себя напугала. У меня хорошая вестибулярка. Даже не укачивает никогда.
В Бологом нас ждали жара, дедушка, бабушка, дядя и… еще дядя… А еще его дочка. В общем, три поколения сначала съели огромный арбуз, потом покатались на быстром катере.
– Точно неправильная передача, – радовалась тетя, – вон как катерок подпрыгивал…
– Вот именно, а я – в полном порядке.
Через тридцать минут гуляния вдоль озера стало немного жарче и тревожнее. Я вытащила из сумочки бутылку с водой и постепенно осушила половину. Успокоилась. Кто бы знал, что главным врагом этим вечером станет моя совесть.
Стоило мне решить, что я не буду испытывать сильных эмоций и переключусь на сладкую вату, как вот он – шок. Пришел, подлец такой. И это не цена на сладкую вату, а вопрос Артема:
– Санька, покатаешься со мной на американских горках?
Я прокляла себя за то, что любовалась на крокозябры и сломала какие-то настройки внутри себя на весь день…
– Тем, я не хочу… – попробовала я отовраться. – Попробуй сам! Ты уже взрослый.
– Мне не разрешат. А я очень хочу.
– Пойдемте лучше на машинках кататься, – тетя надеялась переубедить Тему.
Разочаровавшийся в жизни за одно мгновение брат смотрел на меня, как пара редких птиц на Ноя.
Пришлось согласиться. Правда, одна часть меня подняла на восстание тараканов в голове. Те бегали с обновленными плакатами: «Ты дура?», «Ты точно дура!», «Вернись и все себе прости»! Но другая половина меня нашла потрясающий аргумент: «Ты едешь с младшим братом, отвечаешь за него. Если с тобой что-то случится, он запаникует. А потом ему достанется от родных за то, что он уговорил тебя на это приключение. Так что держись, улыбайся и верь!»
«В то, что ты дура!..» – вякнул кто-то из тараканов и был прихлопнут чувством моей совести.
Аргумент сработал! Я проехала почти весь маршрут с таким кайфом в душе, что думать забыла о каких-то там приступах паники. И вот за десять секунд до финиша Артем спрашивает:
– Ну как?
– Вообще круто!
– А ты боялась!
Это «боялось» подпрыгнуло вместе с сердцем в груди – сильно и громко, ударилось обо что-то там в мозгах и принялось скакать, будто на батуте. Пока остальные выбирались из поезда, я делала это, попивая воду и пытаясь скрыть бешеный взгляд.
Тетя что-то просекла. Но я убедила ее, что все нормально. Знала на опыте, что если сейчас буду говорить о панике, она вообще не отстанет.
В итоге через несколько минут мы с братом катались на машинках. Но там было спокойнее. Выход с двух сторон. Мгновенное торможение. Так что нет повода бежать, куда глаза глядят.
Потом еще час я гуляла, наслаждаясь красивыми видами, успокаивая дыхание глотками воды и в конце осталась наедине с молодежной компанией. Остальные ушли домой. И правильно сделали. А я – нет. Потому что умудрилась неплохо пробежаться с молодежью, заливаясь звонким смехом. И вот на растревоженную психику наложилась гипервентиляция. Мои согуляльники сели на автобус, а мне стало жутко. До дома бабушки – несколько минут по прямой. И никого из знакомых рядом. Зато сердце подпрыгивает так, что «дайте ему олимпийскую медаль за прыжки без шеста!» У самурая нет цели, есть только путь, а у меня была еще и цель – дойти до квартиры. Вот какой я крутой самурай. Самурай, а не тряпка! Надо попросить кого-то подстраховать, что ли… А как я им объясню, что со мной? Да и поток почему-то встречный. Конечно, они идут, чтобы заранее занять лучшее место для любования салютом. Я шагала все медленнее, пила воду и уже не очень понимала, ровной ли походкой… О том, что все очень плохо, догадалась по взглядам прохожих: они шли, попивая пиво и напитки покрепче, показывали на меня и ржали. Обидно! Единственный трезвый человек на улице осмеян, потому что выглядит так нелепо, странно… Никто даже не подумал, что щуплое существо (это я о себе), похожее на пятнадцатилетнюю девочку-подростка, может нуждаться в помощи. Интересно, если бы я потеряла там сознание, это считалось бы косплеем пьяного?
Ввалилась домой и сразу – в самую дальнюю комнату. Пришел брат:
– Санька, ты есть будешь?
– И пить чай, – держалась, чтобы не напугать Артема. Школьник все-таки. – Позови маму.
– Тебе не понесут сюда, иди за стол.
Я собралась с мыслями:
– Ты просто скажи маме, что я плохо себя чувствую.
Тетя тут же все поняла, принесла мне чай и вызвала скорую.
– Где ее медкарта? Какой диагноз? – допытывались врачи. Мы не можем сделать ей укол реланиума28.
28 Транквилизатор, противотревожный препарат, по химическому составу производное бензодиазепина, экстренная помощь «когда человеку плохо в моменте». Применяется при психомоторном возбуждении (ажитации) разной степени тяжести. Вызывает привыкание. Есть синдром отмены. Куча противопоказаний и побочных эффектов. Применяется по назначению врача. Осторожнее с ним, короче.
Тетя не сразу, но доходчиво донесла, что документы у меня в другом городе, диагноз блуждает между «мы не знаем, что у вас» и «давайте считать, что у вас то-то и то-то». И вообще, здесь диагноз неважен, ей назначено лечение, но сегодня оно не помогло.
– У нее мать врач, я медсестра, мы прекрасно знаем о действиях этого препарата, но человеку плохо сейчас. Нам ждать, пока ей понадобится госпитализация?
Врачи сжалились. За что им реальное спасибо. Через несколько минут после укола я успокоилась, но не заснула, как это должно было случиться по врачебной логике. Один мой дядя не пошел смотреть на салют. Он остался со мной в комнате.
– Не пропускай зрелище, иди. Ты его весь год ждал! – я чувствовала, что теперь все будет хорошо.
– Лучше ты иди. К окну. Из него тоже показывают салют.
Я последовала совету:
– Хороший у вас все-таки вид… На озеро.
Он обнял меня за плечо:
– Правда, здорово?
– Очень! Прости, что тебе приходится смотреть на праздник не с берега…
– Зато вместе с племянницей. А мы так редко видимся.
Тот салют был не как все. Зрелищным и с привкусом… Странно, когда ты говоришь, что салют «с привкусом». Но именно так. Салют с привкусом влажного воздуха, испытанного риска, разочарования в людях, прошедших мимо, благодарности врачам и любви к родным. Ради которых и на американские горки пойдешь, когда здравый разум говорит: «Нельзя…» Или это не здравый разум, а нездоровый страх?..
Я поставила точку в рассказе о Бологом.
Дима обнял меня:
– Бедный маленький Котякин! А как ты решилась поехать сегодня?
– Если бы паника беспокоила меня с утра, мне пришлось бы придумать какую-нибудь блестящую отговорку. А так, я решила для себя, что когда-нибудь сяду на этот аттракцион с человеком, которому доверяю, в день, когда буду спокойна. Надо было попробовать. Спасибо, что появился в моей жизни и помог преодолеть.