Третья Неделя по Пятидесятнице

Сказал Господь:

Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?

Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.

Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? Или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6, 22–33).

Предлагаемый отрывок гл. 6 от Матфея есть извлечение из единого целого – Нагорной проповеди (Мф., гл. 5–7), обнимающей в совершенном построении своем совокупность нравственных условий, необходимых для достижения Царства Небесного, начертывающей образ и путь к совершенству. Галилейское служение Господа Иисуса Христа, после того как Он оставил Назарет ради «пределов Завулоновых и Неффалимовых» (Мф. 4, 13–17), посвящено благовестию о Царстве. Оно является темой всех поучений Христовых этого периода. Царство Небесное, спасение, жизнь вечная, освобождение от греха и страстей, все это – понятия равнозначащие. В дальнейшем Дух Святый откроет избранным ту тайну, что путь к Царству, истина о нем, жизнь в нем, слиты воедино и даются верующим через единение со Христом, ибо Он есть Путь, Истина и Жизнь (Ин. 14, 6). В нагорной проповеди Учитель дает обетование «блаженств», имеющих исполнение в грядущем Царстве, предупреждая о трудностях, лежащих на пути к достижению сокровищ Царства. Взыскующие сокровищ небесных прежде всего должны оставить стремление к стяжанию сокровищ земных. Причем, «по состоянию духа и расположению сердца, а не по объему земных благ, находящихся в обладании каждого, надо судить о бедности и богатстве» скажет Иоанн Златоуст. Бедность сама по себе еще не добродетель. Бремя бедности может быть весьма тяжким для души, порождая в ней зависть, злобу, отчаяние. Как нужда, как страдание, она вызывает сострадание. Нищета других должна быть облегчаема и нельзя быть к ней безучастным. Однако бедняк «с завистливыми глазами» не ближе богачей к Царству Небесному» (см. стр. 167). «Истинный богач не тот, кто много имеет, а тот, кто ни в чем не имеет нужды» (Иоанн Златоуст). Только во Христе Иисусе бедность становится «бременем легким» и спасительным, переносимым с благодатной помощью Того, Кто Сам был и жил среди бедняков. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (ст. 21). Не одно богатство, учат отцы, а всякая страсть может сделаться «сокровищем» человека, с которым он не хочет или не может расстаться. Тогда оно «заслоняет Бога», отдаляет от Царства человека, одержимого страстьми. Рабы земных сокровищ служат другому господину – Маммоне (финикийский бог богатств и изобилия). «Маммона, как широко толкует блаженный Феофилакт, – всякая неправда, неправда же – диавол». «Маммона велит похищать чужое, а Бог повелевает отдавать и свое» (Иоанн Златоуст). Вредна всякая излишняя заботливость, и даже о самых необходимых вещах. Страх ожидания лишений и бедствий в будущем, тяжесть постоянной заботы, делают душу человека «неблагонадежной для спасения» и суть признаки недоверия к Богу, маловерия. Старания обеспечить будущее, покой в старости, в конечном счете безрассудны и тщетны. Нельзя прибавить себе росту, хотя бы на один «локоть» (ст. 27). Локоть – мера длины; однако некоторые хотят понять это как невозможность продлить жизнь хоть на мгновение, когда приходит смерть (см. Лк. 12, 16–21). Полное освобождение от всех гнетущих забот и печалей, в радикальном решении отцов аскетов, приходит лишь по действительном отвержении мира и «прилеплении Богови». «Аще кто мир возненавидел, тот избежал всякия печали» (Иоанн Лествичник). Однако сам подвиг «уклонения от мира» длительно болезненный, и потому «уклонность от мира есть любительница и делательница непрестающего плача» (Лествица, степ. 36-я). В данном отрывке легче было бы прямо перейти от ст. 21 к ст. 24-му. Стихи 22–23 являются как бы некоей вставкой. Их не трудно, однако, связать с контекстом. Стих 21 говорит о том, что жизненные цели определяются устремлениями сердца человека. Эта устремленность и, значит, выбор цели зависит от состояния «ока» – глаза человеческого. «Что значит глаз для тела, то самое и ум для души», поясняет Иоанн Златоуст. Ведение, знание, часто сравнивают со светом, и потому ум – с глазом, воспринимающим этот свет. Если око «просто», чисто и здорово, то эта ясность зрения приносит пользу всему человеку, правильно «ведет» его. «Око просто» видит все вещи прямо, неискаженно и, можно сказать, благожелательно. Тогда как глаза «поврежденные» всегда недоверчивы, подозрительны, зорки на зло, слепы на добро. Конечно, свет вещественный здесь есть образ света духовного. Древние толкователи в образе светильника видели учение Христово (иногда Самого Христа). В аналогичном месте Евангелия от Луки (11, 34–36) ясна связь Светильника-Христа и светильника-ока человеческого. Человеку для видения и истинного ведения необходимо единство сих «двух светов». Когда внутреннее око человека здорово, он расположен к восприятию «Света, пришедшего в мир» (Ин. 1, 9; 12, 46). Евангелие от Луки показывает, что причиной фарисейского ослепления является поврежденность их зрения – внутреннее их противление, недоброжелательное расположение сердец, что и приводит их к полной слепоте. Свет, которым они гордятся, есть тьма (Рим. 2, 19). Из контекста Матфея ясно другое: если сердце, ум и чувство привязаны только к земным вещам, это – тьма, слепота. Слова ст. 23 «то какова же тьма?» скорее надо понять не как призыв к противопоставлению или сравнению, а как усиливающее восклицание: и какая тьма! Но можно воспринять это как побуждение исследовать себя, как приглашение самоупоенным своей просвещенностью усомниться в своем лже-свете и обратиться к тому, что они считают тьмой. Надо услышать в этом не только призыв к «сидящим во тьме», но и предупреждение «сынам света»: «вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе: поступайте как чада света» (Ефес. 5, 8).