Семнадцатая Неделя по Пятидесятнице

В то время Иисус удалился в страны Тирские и Сидонские. И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи, но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! Велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час (Мф. 15, 21–28).

«Господь Иисус Христос никогда не делал чудес ради удовольствия их делать». К этим словам блаженного Августина можно было бы добавить, что Господь, когда возможно было, уклонялся от проявления Своей чудодейственной силы, от явления знамений. Господь видел, с каким трудом проникают, как медленно прорастают семена слова Его учения в душах людей, Его окружавших. Он знал, что они хотели бы доказательств – ощутительных, материальных обнаружений «вещей невидимых», духовных. «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения и знамение не дается ему» (Мф. 12, 39). Еще на Сороковой горе Господь Иисус Христос, искушаемый Искусителем, отверг путь покорения людских сердец через поражающие воображение чудотворения. Господь ищет у людей пробуждения более высокой, «блаженной» веры, которая не видя верит, той веры, которая сама может творить чудеса. К «другу мытарей и грешников» (Мф. 11, 19) всегда тянулись также и больные, одержимые, жаждущие исцелений. Но было бы ложно представлять Господа Иисуса Христа, как это делает иногда современная мысль, как «филантропа», борющегося с людской нищетой, горем, болезнями, как добросердечного социального реформатора. Океан человеческих страданий – неисчерпаем. Облегчение их – труд в этой жизни нескончаемый, ибо исходят они, в глубине своей, от самых истоков человеческого существования, отожествляясь там с грехом и удалением от Бога… В плане божественного замысла о мире, о его спасении, то есть возвращении человечества к жизни нестареющей и блаженной, страдание есть путь этого возвращения и средство очищения. (Мф. 16, 24). Владея тайной преложения страдания в радость, Христос призывал всех «труждающихся и обремененных» к Себе (Мф. 11, 29) и делал, и доныне делает бремя их легким. Но Сам для Себя Он не искал уклониться от страданий, и для Себя Он не сотворил чудес, ни искушаемый в пустыне, ни в Гефсимании, ни на Голгофе. Он Сам Собою явил единственное, абсолютное, неповторимое чудо. Он был «хлебом, сшедшим с небесе» и «начатком», «первенцем», воскресшим в иную жизнь, выходящую из земных пределов. Состраждущая божественная любовь Его «понесла» наши грехи, скорби, болезни и сделала их Своими. Но в то же время, в земной Своей жизни, уступая просьбам, «вынуждаемый» большою верой просящего (которая почти всегда есть как бы предусловие чудотворения), а иногда – движимый жалостью (Мф. 14, 14) и предупреждая эти просьбы, Он являет силы, чудотворит, исцеляет. Будучи делами милосердия, чудеса Его, рассказанные евангелистами, сверх того имеют всегда точную духовную или научительную цель. Они обращают к Богу, возрождают к вере, раскрывают пред всеми высоту покорно страдающей души, скрытую силу ее надежды и, являясь как бы предметными уроками Его учения, подводят близко к тайне Его личности. Задание Его проповеди (в которую входят и «дела» Его), равно как и апостольской миссии, и есть обращение, покаяние («умо-перемена») «сынов Завета». Его скорбным, а иногда и гневным призывам к покаянию и изменению не внемлет, однако, глухота фарисейской узости… «Горе тебе, Хоразин, горе тебе, Вифсаида, ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись» (Мф. 11, 21–22). Как раз когда Он приблизился к пределам Тирским и Сидонским и пришла к Нему хананеянка. Смысл этого кратко изложенного у Матфея и Марка (7, 24–30) эпизода – в явлении красоты глубочайшего смирения этой презренной в глазах Иудеев чужестранки, в обнаружении величия ее души, без тени обиды или возмущенного самолюбия принимающей жестокие слова Спасителя: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Слова эти тяжелы, они могут ранить… Они не вяжутся ни с образом Христа, ни с Его другими речениями. Утверждение: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (см. ту же мысль Мф. 10, 6) по первому впечатлению может тоже смутить мысль, воспитанную в понятии универсальности христианства. Нельзя, однако, забывать, что подобное отношение к сирофиникиянке и сказанные ей слова должны быть взяты в историко-религиозном контексте, с учетом первоначального, узконационального восприятия Иудеями мессианской идеи и постепенности ее развития. Поэтому кажущееся бессердечным молчание, грубость унижающего сравнения, не объясняются ли они намеренно для других подчеркнутой волей к исполнению первой Своей миссии, Своего первого долга? И не должны ли рассеяться все недоумения, когда становится ясным, что все необычное поведение Учителя имело целью подвергнуть женщину испытанию и через это показать «погибшим овцам дома Израилева» до какой высоты смирения и веры может подниматься душа других словесных овец, «яже не суть от двора сего» (Ин. 10, 16). Итак, опять вера нечистых «гоев» ставится в пример сынам Израиля. В первый раз это было в Капернауме, по отношению к римскому сотнику, широкое, прямое сердце которого достигло той простоты веры и смирения, которая сама не замечает своей высоты. Слова его, которым Сам Иисус «удивися» (Мф. 8, 10), – «несмь достоин да под кров мой внидеши» – повторяет и до сего времени каждый христианин, приходящий к Господнему столу вкушать «Хлеб животный». Тогда же дается Господом первое предупреждение «сыновом Царствия» (Мф. 8, 12) о том, что другие займут их место. По неложному слову Господа Иисуса, Он послан к народу Завета Отцом Небесным. Во исполнение воли Отца, спасение должно начаться от Иудеев. «Так написано… проповедану быть во Имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима». Иерусалим, избивающий пророков, не принял ни Его, ни слов Его… Но слово Божие не остается бездейственным. Если оно не встречает доброй воли у слушающего к принятию его, оно не только перестает звучать для него, оно делает глухим того, к кому обращено. Для таковых исполняется тогда пророчество Исаии (29, 10). «О бездна богатства премудрости и ведения Божия» (Рим. 11, 8): падение Израиля – спасение язычников. Оскудение одних – богатство других. Боговдохновенный Павел, «Иудей от Иудеев», прозрел эту тайну замысла Божия о «языках» (Рим. 11). Это совершилось, но остается в силе и предупреждение апостола: «Они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся» (ст. 20).