Четырнадцатая Неделя по Пятидесятнице

Иисус, продолжая говорить им притчами, сказал: Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели придти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово; приходите на брачный пир. Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их. Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их. Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими. Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных (Мф. 22, 1-14).

Эта притча по содержанию своему связана с предшествующими, подтверждая их и дополняя. Многие усматривают в ней две притчи, слитых в одну: 1) о званых на пир и 2) о брачной одежде.

Употребленные в ней образы для слушателей Евреев хорошо знакомы. (От притчи вообще не надо требовать логической точности и искать истолкования для всех ее деталей. Задача притчи – через образное описание тронуть душу и дать хоть какую-либо часть познания. Стремление рассматривать все слова как иносказание – излишний аллегоризм – часто приводит к неразрешимым трудностям.) Изображения, под видом царя – Бога, и сына – как Мессии, обычны. Блаженное будущее – Царствие Божие – уже у Исаии (25, 6) сравниваемо с пиром, трапезой. Ветхозаветная традиция нередко также пользовалась образом брака, говоря о союзе Бога с Его народом – Израилем. Мессия изображается как Жених еще у Псалмопевца. После того, как Господь Иисус Христос Сам применяет к Себе название Жениха, образ этот утверждается и для новозаветного времени. Апостол Павел, касаясь «великой тайны» брака (Еф. 5, 25), дает откровение о высочайшем достоинстве брачной любви как союза во образ единения Христа с Церковью. Но этот же образ может быть взят и иначе: «Брак сей бывает с каждым верным сыном дня» (св. Симеон Новый Богослов) и каждая душа становится невестою Христовой, соделываясь участницей Царствия Божия. Как и в притче о злых виноградарях, и здесь мы имеем две группы посылаемых слуг. Первая – пророки, вторая – апостолы, уже посылавшиеся на благовестие (Мф. 10, 5). Предлоги уклонения званых от приглашения у Луки (14, 18) более разнообразны и жизненно ярки, у Матфея схематичнее. Он дает две основные причины отвержения людьми призывов Божиих: 1) слишком большая привязанность к земным благам и 2) вражда к Богу (из-за нежелания «идти на Свет» и, как следствие ее, восстание против Царя и убийство рабов Его. (О возможности такой участи апостолы тоже уже предупреждались Господом, Мф. 10, 23, 25, 28). Конечно, при логическом подходе к смыслу притчи, подобное отношение званых к приглашению на пир, не вызванное, казалось бы, ничем, – неправдоподобно. Но в плане иносказания этим лишь подчеркивается глубина неблагодарности «званых». Стих 7: «сжег город их» – выражение, очень часто (более тридцати раз) встречающееся в Ветхом Завете. Оставаясь в историческом плане, это надо понять как предсказание о разрушении римскими легионами Иерусалима (не идя, разумеется, до «логического» признания в этом случае Веспасиана царем притчи). В более общем, непреходящем смысле, выражение «сжег город их» предупреждает о непрочности вообще всех твердынь земной безопасности и благополучия, о бренности и временности их. Прямое восприятие «плотским умом» гнева царя и страшного наказания для не внявших зову его может привести к трудностям внутреннего порядка. Однако необходимо всегда помнить, что ветхозаветные выражения и образы, повторенные божественными устами воплощенного Слова, должны быть воспринимаемы в духе новозаветного откровения, а не в понятиях обездушенного закона или кодексов мирского правосудия. Дух Евангелия и образ самозакалающегося «за всех и за вся» Агнца Божия говорят о том, что любовь Божия не «устает» так скоро, как переживания человеческого сердца… То, что здесь и в подобных предостережениях надо услышать, это прежде всего – печаль неутоленной, неразделенной любви, скорбь Господа Иисуса Христа за отвращающихся от Него; услышать силу Его призыва и предупреждение об опасности, грозящей уклоняющимся от «приглашения». Отпадение одних званых служит поводом к привлечению других, то есть прививке «дикой маслины», призванию «языков». Придерживаясь последовательности исторического истолкования пришлось бы отнести начало призвания язычников к эпохе по разрушении «града» (Иерусалима), то есть ко времени уже после смерти апостола языков Павла. Однако в пророческой перспективе это противоречие легко снимается. Уничтожение Иерусалимского храма и означает наступление новой эры, когда место Израиля заступает Христова Церковь. Ст. 8-10: призываются все – злые и добрые, вместо тех, которые считали себя единственно достойными пребывать на пиру, как сыны Авраамовы. Но Господь и «из камней может творить сынов Авраамовых». В 11–13 ст., по прибытии на пир Царя, открывается еще новая эра. Наступает «время Господа Иисуса», Мессии в славе, открывается эсхатологическая перспектива. Времена «исполнились»: Царь пришел. Времена исполнились уже с первого пришествия Господа Иисуса Христа на землю. Его Царствие уже приблизилось. Но Его время не ограничивается, конечно, годами царствования Тиберия. Время Его – ныне и присно и во веки веков. Время Его может исполниться и придти для каждого из людей в каждый момент. Две тысячи лет не отделяют нас от Господа Иисуса Христа. Каждый раз, когда кто-либо получает благодать «нового рождения» и становится живым членом Тела Христова – Его Святой Церкви, каждый раз, когда кто-либо «усилием восхищает Царствие Божие», – осуществляется и наступает время Господа Иисуса Христа. Это «время» есть жизнь, недоступная нашей хронологии, это – благодать, полнота, вечность… В запредельное, мета-историческое «время» должен быть помещен эпизод с пришедшим не в брачной одежде (ст. 11–13). Он переносит нас «по ту сторону» конца мира, в преображенный мир, к Царствию Божию пришедшему в силе и, следовательно, к последнему Суду и последним Божественным определениям о мире. Понятно, здесь мы можем только указать на эти события, не отвечая на вопрошание о них. Отметим лишь некоторые трудности меньшего порядка, возникающие при чтении притчи. Уже само предъявление требования брачной одежды от лиц, позванных прямо «с улицы», у ищущих рациональных, точных соответствий вызывает недоумение. Чтобы объяснить это требование и гнев царя, некоторые ссылаются на якобы существовавший на Востоке обычай давать приличествующую одежду у входа на пир не имущим ее, чем и объясняют, что все, кроме одного, явились подобающе одетыми. Правильнее, однако, требование брачной одежды истолковать в смысле необходимости быть всегда готовым предстать на «брачный пир». Самый образ брачной одежды в понимании одних толкователей – вера, у других – вера с делами праведности, у большинства восточных отцов – покаяние. Прекрасно выражено состояние души, лишенной этой одежды, в эксапостиларии Великого Понедельника: «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный и одежды не имам да вниду в онь. Просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя». В притче только один изверженный, но нельзя на основании этого гадать о количественной «пропорции». Один в данном случае не число, конечно, а категория. Тем более, что уже в ст. 14 «пропорция» совсем иная и скорее – обратная: «Много званых, но мало избранных».