Восьмая Неделя по Пятидесятнице

Выйдя, Иисус увидел множество людей и сжалился над ними, и исцелил больных их. Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи. Но Иисус сказал им: не нужно им идти, вы дайте им есть. Они же говорят Ему: у нас здесь только пять хлебов и две рыбы. Он сказал: принесите их Мне сюда. И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей.

И тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ (Мф. 14, 14–22).

Описание четырех евангелистов (Мф. 14, 13; Мк. 6, 30; Лк. 9, 10 и Ин. 6, 3) чуда насыщения пятью хлебами пяти тысяч человек мало в чем разнятся между собой. Событие это, если свести воедино четыре согласных текста, рисуется вкратце так: после возвращения апостолов с проповеди и получения через них известия о смерти Иоанна Крестителя, Господь Иисус Христос, взяв с Собой учеников, отправился из Капернаума на лодке в пустынное место около Вифсаиды-Юлии, дабы уединиться там. Отъезд Учителя не прошел незамеченным для народа, уже тогда в большом числе ходившего всюду за Ним. Угадав направление, которое взяла лодка, люди бросились туда «со всех городов» (Мк. 6, 33) идя по берегу и, по пути все возрастая в количестве, собрались в массе к тому же месту.

Господь Иисус Христос, увидя с горы это множество сошедшихся людей, «сжалился над ними, потому что они были как овцы, не имеющие пастыря», сошел к ним и «начал учить их много» (Мк. 6, 34), беседуя с ними все о том же – о Царствии Божием, и требовавших исцеления – исцелял (Лк. 9, 11). Словесные овцы Израильского народа, оставленные без призора и пищи теми, которым надлежало их вести и пасти, притекли со всех сторон, чтобы слушать и вверить себя этому новому необыкновенному Пастырю, учившему и говорившему так, как «никогда еще человек не говорил» (Ин. 7, 46). «День уже начал склоняться к вечеру», а Наставник все пребывал с народом, неистощимый в назиданиях мудрости и любви. Наконец, прерывая Учителя, Филипп, от имени двенадцати, обратился с просьбой отпустить народ, дабы люди могли пойти купить себе пищи, так как «время уже позднее, а место пустынное». Ответ Господа неожиданен: вы дайте им есть… Но и двухсот динариев не хватит, чтобы купить хлеба на всех, – выразит общее удивление Филипп. Андрей же, брат Симона, на дальнейший вопрос Учителя – сколько у вас хлебов, справившись, отвечает, что у оного мальчика-продавца есть пять хлебов и две рыбы. Тогда-то, постепенно и «естественно», происходит нечто странное и сверхъестественное: «Иисус сказал: велите им возлечь… и… взяв хлебы и воздав благодарение, роздал ученикам, а ученики – возлежащим… сколько кто хотел» (Ин. 6, 10–11). И когда все насытились, собрали остатки хлеба, «чтобы ничего не пропало», и остатков оказалось больше, чем начатков – 12 коробов. (Так – любовь, отдавая себя, изливаясь на других, никогда не истощается, а, богатея, умножается). Так, на глазах у всех, происходит это, записанное всеми евангелистами, непостижимое, «немыслимое» событие. Его нельзя замолчать, обойти, исключить из Евангелия, не отрицая самого Евангелия. Иссушенный анализами безверный разум «свободных» исследователей Евангелия принимает как вызов себе свидетельства о чудесной трапезе, и потому давно изощряется в истолкованиях ее, для него приемлемых и не покушающихся на суверенность законов ума, умом же установленных. Ищут, какой естественный, «допустимый» факт скрывается за этим сверхъестественным событием. Говорят о гипнотическом внушении, о массовой галлюцинации, о заразительном добром примере раздачи учениками пяти хлебов, побудившем и других поделиться своими запасами. Допускают даже необыкновенное «увеличение питательности» пяти хлебов.

Другие говорят еще о создании ранним апостольским преданием мифа по типу библейской манны или чудес пророка Илии (3 Цар. 17, 8) или пророка Елисея (4 Цар. 4, 42). Наконец, самые тонкие спиритуалисты хотели бы видеть в описаниях чудесного насыщения, не только у «метафизического» апостола Иоанна, но и у трех синоптиков, – «чистый символизм», словом – все что угодно, но только не исторический факт. Что евангелисты, описывая чудесное умножение хлебов, видели его символическую многозначительность – не подлежит сомнению. И в то же время, происшедшее утверждается ими во всей силе реального исторического факта. Цель этого многознаменательного чуда, конечно, не в утолении физического голода народа. Перед выходом Своим на служение, в пустыне, в единоборстве с духом искусителем (Мф. 4, 1) Господь Иисус Христос отверг искушение хлебами, то есть все способы привлечения к Себе человечества через чудесное или гениальное социальное устроение его земного благополучия, отверг все соблазны земного рая, всесытого земного царства. Умножение хлебов – предметный урок для учеников и народа; откровение через акт, научение через действие. Рыбаки апостолы и галилейский народ, следовавший за Господом Иисусом Христом, были мало подготовлены восприятию вести о Царстве не от мира сего, то есть истин духовных, без облечения их в образную, приточную форму, или без их «воплощения», без чувственных доказательств (ср. Касание апостола Фомы) – без видимых знаков, помогающих постижению невидимого. Умножение хлебов есть откровение о неоскудеваемых божественных богатствах, о неиссякающем источнике божественной любви. Чудо с хлебами, чудо умножающейся «материи», не есть новотворение, и в этом смысле оно меньше (если к божественному действию применимо это – «меньше») чуда творения из ничего. Но в нем показана всем, явлена сила, преодолевающая законы этого бытия, и тем дано предвосхищение бытия будущего, свободного от этих законов, будущего преображенного мира – Царства Небесного. На другой же день, в Капернауме, Господь Иисус Христос в беседе о хлебе животном дает раскрытие той «темы», что задана в знамении насыщения пятью хлебами. В свете 6-й главы Евангелия Иоанна, чудесная трапеза в окрестностях Тивериады есть прообраз и обещание Тайной Вечери, то есть Евхаристии, как таинства и тайны будущего века. Апостол Иоанн, как и все другие евангелисты, отмечает при совершении чуда действия и жесты Господа Иисуса Христа, ставшие впоследствии сакраментально-евхаристическими: взял хлебы, воззрел на небо (ср. «елеватис окулис»… римского канона), благословил, преломил и дал… (напр. Лк. 9, 16). Конечно, ни чудо умножения, ни беседа о хлебе жизни народом и учениками (ср. Ин. 6, 60) не были поняты так, как бы хотел Учитель. По слову одного толкователя, народ «вместо того, чтобы увидеть в хлебе знамение, в знамении увидел только хлеб», в чем и упрекал свидетелей чуда Господь Иисус Христос (Ин. 6, 26). И однако, если «всмотреться» только в хлеб, то и он станет символом, содержащим многое… хотя бы то, что хлебное зерно, истлевая в земле, порождает из себя иную, умноженную жизнь в виде колоса. Отдельные колосья собираются, зерна их перемалываются в муку, которая водой и огнем преобразуется в новое единство – хлеб. Сей хлеб – вещество этого мира – волей Господа Иисуса Христа, в таинстве Им установленном прелагается в прославленное Тело Его, становится «веществом» иного мира, «раздробляемым и не разделяемым, всегда ядомым и никогдаже иждиваемым» (слова на раздробление евхаристического Агнца). Хлебом жизни, сшедшим с небеси, называет Себя Сын Человеческий и Телом Своим – Хлеб евхаристический (и еще говорит Он о Себе: «Аз есмь Лоза, вы же рождие…» Отсюда связь других реальностей двойного значения: Виноградарь, виноградник, вино… см. Ин. гл. 15). Как раз «хлебное» изобилие, возможность умножения земных благ, было одним из знаков могущества мессианского… Поэтому пораженный и возбужденный явленным чудом умножения хлебов народ готов был провозгласить Господа Иисуса Христа Мессией: «прийти, нечаянно взять Его и сделать царем… Иисус же, узнав об этом, опять удалился на гору один» (Ин. 6, 15).