В рукописных святцах записано: «Святый благоверный князь Олег Романович Брянский, во иноцех Леонтий преставился в лето 6740 и положен бысть в Петропавловском соборе». Князь Олег Романович, внук святого князя Михаила, ходил вместе с ним в Орду, к Батыю, был свидетелем мученической кончины его. Потом в 1274 году был на войне против Литвы, вместе с отцом своим Романом Михайловичем, князем благочестивым и попечительным о благе своих подданных; после этого князь Олег не участвовал уже в тревогах мирских. Сознав всю непрочность земного счастья, он предоставил княжество Черниговское и Брянское брату, а сам решился посвятить себя на служение Господу и построил Петропавловский монастырь. После многих подвигов иноческой жизни, ведомых Единому Богу, инок Леонтий мирно скончался 7 сентября 1307 года.
Мало сохранилось сведений о подвигах сего угодника Божия, но многие исцеления прославили его после блаженной кончины. Он был пострижен в Благовещенской обители, которую основали два брата: святые Иоанн и Григорий, бывшие потом оба епископами Новгорода. Феоктист от них восприял сперва игуменство, а потом и кафедру Новгородскую. Памятниками святительства блаженного Феоктиста остались два храма, освященные им в Великом Новгороде, на княжеском дворе, в память князей мучеников Бориса и Глеба и святых отец Первого Вселенского Собора. После восьмилетнего правления святитель отошел опять в безмолвие, в обитель Благовещенскую, и там через три года окончил святую жизнь в подвигах постнических, в 1310 году декабря 23 дня.
В числе многих чудес мы упомянем только о более примечательных: в 1700 году дочь Знаменского священника Евпла, ослепшая после долговременной болезни, прозрела над самым гробом святителя. Подобное сему чудо случилось и с дочерью священника Ильинской церкви. Девятилетний отрок, сын купца Афанасия, бывший без языка, проговорил после молебна у раки святителя.
В исходе минувшего столетия Святейший Синод разрешил, по ходатайству митрополита Гавриила, перенести мощи святого Феоктиста из упраздненного Благовещенского монастыря в Юрьев монастырь, где они и положены под спудом в сереброкованой раке у северной стены близ алтаря.
Ярослав, отец Михаила, возведенный на великое княжение, вынужден был ехать в Орду, куда невольно странствовали бедствовавшие тогда князья русские. Ярослав разболелся там от трудного пути и, чувствуя приближение кончины, спешил возвратиться к молодой супруге своей, княгине Ксении; но дорогой застигла его смерть. Он успел, однако, принять пострижение в ангельский образ с именем Афанасий, как залог чаемого безсмертия. Бездыханное тело его принесено было в Тверь к безутешной супруге. Едва миновали дни плача, как настали для нее муки рождения. Младенцу, уже сироте, дано было имя Михаил. Мудрая Ксения, обремененная заботами правительственными, заботилась еще более о воспитании сына в благочестии, научая его с юных лет страху Божию, в котором начало всякой премудрости, и приготовляя его быть достойным высокого своего звания. Отрок, щедро одаренный природой, возрастал духом, совершенствуясь с годами превыше своего возраста и подавая светлые надежды в будущем.
Когда достиг он юношеских лет, благоразумная мать поспешила сочетать его браком; она избрала ему достойную невесту – княжну Анну из дома князей Ростовских и, благословив его на княжение, удалилась в монастырь, чтобы провести в мире остаток дней своих.
После многих неурядиц и междоусобных распрей княжеских Михаил был избран на великокняжеский престол, для чего ездил в Орду и был утвержден ханом Тохтою, как старший из князей русских. Он возвратился с ярлыком ханским в престольный Владимир, где блаженный митрополит Максим благословил его на престол отчий. Михаил признан был Великим князем всеми городами русскими, но сердце влекло его в Тверь, где он и утвердил свое местопребывание на все время пятнадцатилетнего княжения, предоставив наместникам своим правление областью великокняжеской и Великим Новгородом.
Первые годы протекли довольно мирно: Великий князь ездил в Новгород поклониться святой Софии и был принят гражданами со всеми знаками должного уважения, однако не хотел предводительствовать дружиной Новгородской против шведов, потому что очень занят был делами внутри своего княжества. Когда же успех увенчал оружие новгородцев, они начали ссориться с Великим князем, обвиняя его в неисполнении договоров. Архиепископ Давид послан был ими в Тверь для переговоров и, хотя ненадолго, успел примирить их.
Вскоре Великий князь должен был опять ехать в Орду, потому что там воцарился новый хан Узбек, сын Тохты, ревнитель магометанства, которое он ввел в своих улусах и тем прославился на Востоке.
Два года пришлось Михаилу пробыть в Золотой Орде. В его отсутствие новгородцы стали замышлять о самостоятельности князя Георгия; опять посылали архиепископа Давида с предложениями, по-видимому мирными, но которые в сущности равнялись объявлению войны. Михаил не мог согласиться на эти предложения и по совещании со своими приближенными и с епископом Варсонофием решился защищать свои права оружием.
В это время Георгий находился в Орде и настолько успел заслужить доверие хана, что тот выдал за него сестру свою, Кончаку. Узбек, отпуская зятя своего в Новгород, снабдил его сильным войском под начальством мурзы Кавгадыя.
Михаил, распустив совет, велел вооружиться верной своей дружине, а между тем заповедал всем пост и всенощное бдение во всех храмах, дабы отвратить гнев Божий от града и народа. На рассвете Михаил в доспехах ратных сел на коня перед своими полками; на груди его был животворящий крест со святыми мощами; святитель Варсонофий благословил его на брань во имя Господа сил. За сорок верст от Твери встретили его несметные полчища врагов, пред которыми войско его казалось малой горстью, но Бог поборол правде. Прежде битвы Михаил воззвал к Господу сил и воодушевил малую свою дружину крепким словом: «Мы стоим за души наши и наших присных. Господь сил победит толпы врагов как единого человека. Если же и погибнем, то лучше пасть на поле битвы, нежели видеть пленение и гибель близких. Смотрите, враги не брегут о нас, ибо Господь заранее ослепил их, следуйте за мною!» – сказав сие, Великий князь первый устремился на врагов, за ним и вся дружина; сошлись полки, и лютая закипела сеча; как снопы падали враги, и ужас постиг их. Сам Михаил не щадил себя в час битвы, шлем его и латы были все прострелены, но князь оставался цел и невредим и обратил в бегство полки сопротивные. Они искали спасения по всем стезям и непроходимым дебрям; но везде ловили их окрыленные победой тверичи и приводили к своему князю, вместе с добычей ратной. В числе их представили и лютого Кавгадыя – виновника брани, и сестру ханскую, Кончаку, супругу Георгия. Сам Георгий бежал в Торжок, чтобы искать помощи новгородцев.
Великий князь запретил воинам своим убивать татар и с должным гостеприимством принял почетных пленников, ласково угостил Кавгадыя и с богатыми дарами отпустил в Орду. Коварный мурза клялся быть ему другом и обвинял себя и Георгия, что воевали против Тверской области вопреки ханской воле.
Новгородцы, узнав о торжестве Михаила, вступились за Георгия; но Великий князь, уклоняясь от вторичной битвы, предложил Георгию ехать судиться в Орду и отпустить на свободу брата его, супругу и всех заложников новгородских. К несчастью, в это время супруга Георгия, Кончака, скончалась скоропостижно в Твери, и враги Михаила распустили слух, будто она была отравлена. Георгий, пользуясь случаем, чтобы очернить великодушного своего победителя в глазах Узбека, поспешил прежде его в Орду вместе с Кавгадыем, а Михаил, уверенный в своей правоте, еще медлил, как бы предчувствуя, что это путешествие будет уже последнее. Епископ Варсонофий благословил его на путь из родной Твери; супруга и дети провожали до берега малой реки Нерли. Исповедуясь последний раз пред духовным отцом своим, игуменом Иоанном, Великий князь говорил ему: «Отче, много раз помышлял я, как бы мне помочь христианам, но многих ради грехов великая тягота причиняется им от междоусобий наших и ныне, отче, благослови меня на случай, если мне придется и кровь мою за них пролить, дабы Господь отпустил мне грехи мои и хотя бы несколько отдохнули христиане!» С великим рыданием рассталась с ним его княгиня и вместе с сыном Василием возвратилась в Тверь; князья же Димитрий и Александр последовали за ним до Владимира. Но крепкий духом Михаил не допустил их идти в Орду и, понимая, что хан ищет головы его, готов был положить душу свою за народ свой. Со слезами расстались они, и Великий князь отправился в Орду. Сначала все было спокойно. Михаил щедро одарил князей Ордынских, самого хана и всех жен его. Полтора уже месяца проживал он в Орде без всякого дела, когда сказал наконец хан своим мурзам: «Что же говорили мне на князя Михаила? Дайте ему аул с Великим князем Георгием Московским и скажите, чья будет правда? Правого пожалую, а виновного предам смерти».
Собрались князья Ордынские на двор ханский и умышленно положили многие доносы на князя Михаила, говоря, будто он брал многие дани с городов наших и ничего не давал хану. Исповедник Христов, любя правду, с дерзновением обличал всякое лжесвидетельство, но не было ему милующих; сам коварный Кавгадый был и судьей и доносчиком, возлагая вину на доблестного князя.
Неделю спустя опять потребовали его к беззаконному суду и уже на сей раз связанным привели на судилище. Его обвиняли не только в том, что не платил дани, но и что бился против ханского посла и уморил ядом супругу князя, сестру хана. Благоверный князь смиренно отвечал: «Сколько сокровищ выдавал я хану и его баскакам, то у меня записано; послов не узнают в битве: на поле брани взял я Кавгадыя и отпустил со многою честью; о княгине же свидетельствуюсь Богом, как христианин, что у меня и на сердце не могло быть столь ужасного помысла». Но клеветники крепко стояли в клевете своей, ни во что не вменяя слова праведника; они исполнили над ним свою волю и давний замысел; в ту же ночь приставили к нему стражей и принесли железные узы, чтобы оковать его, но сперва не дерзнули возложить их на державного, а только оставили его связанным и отогнали от него всех бояр и верных слуг, немилостиво поражая их ударами. Он остался один в руках беззаконных. Утром на следующий день не устыдились возложить позорное ярмо на княжеские рамена, тяжкую деревянную колоду, предзнаменование дальнейших мучений; но с радостью духовной принял ее блаженный князь и со слезами благодарил Господа: «Слава Тебе, Владыко Человеколюбие, что сподобил меня принять начаток мучения, даруй мне и окончить сей подвиг, да не прельстят меня словеса лукавые и не устрашат угрозы нечестивых!»
Хан Узбек отправился тогда на ловлю к берегам Терека со всем своим войском, многими послами и данниками разных народов; сия любимая забава хана продолжалась месяц или два. Разгульная жизнь в шумных необозримых станах превращала дикие степи в многолюдные улицы городов, кипящих весельем и роскошью. Повлекли туда и блаженного Михаила, ибо Узбек не решил еще судьбы его. Великий князь великодушно терпел унижение и муку, и находя единственное утешение в молитве, всегда являлся к своим спутникам со светлым лицом и со словами утешения: «Не скорбите, братие, видя на мне сию колоду поругания, вспомните, как вы в свое время любовались мной и я восприял благая в животе моем, злых ли не стерпим? Я всегда желал пострадать ради Христа за моих людей, и Господь совершает Свою волю. Буди имя Господне благословенно отныне и до века».
Протекло 24 дня в тяжких страданиях блаженного князя; нечестивый Кавгадый, желая более мучить свою жертву, вывел князя на торговую площадь, усыпанную народом, поставил перед собой на колени, величался, как имеющий власть над ним, и много наговорил досадительных слов; но внезапно, будто тронутый сожалением, сказал: «Не унывай, Михаил, таков обычай ханский: когда у него бывает гнев на кого-либо из родных своих, такую же колоду на него возлагает; а когда минует гнев, опять возводит узника на прежнюю почесть. Завтра или в предбудущий день снимут с тебя сию тяготу и еще в большей будешь почести». Потом, обратившись к стражам, лукаво упрекал их, для чего они не облегчили князя от колоды? Столь же лукаво они отвечали, что исполнят сие на другой день, по его приказанию. В таком томлении провел Михаил многие дни; несколько раз верные слуги предлагали ему уйти тайно, говоря, что кони и проводники готовы, но Михаил не соглашался, говоря: «Никогда не знал я постыдного бегства, оно может спасти только меня одного, а народ мой погибнет, и я дам за него ответ Богу: воля Господня да будет!»
Узбек долго не решался произвести суд над Михаилом, но клеветы превозмогли, и он изрек смертный приговор.
В среду 22 ноября рано утром блаженный князь приказал отпеть утреню и часы и со слезами внимал божественной службе, потом иерей начал читать ему правило ко Святому Причащению. Со многим смирением исполнил он священный долг, призвал сына своего, отрока Константина, и приказывал ему передать его желание княгине и старшим сыновьям, про отчину свою, и про бояр, и о тех, которые с ним были, заботясь о каждом из них. Чувствуя, что уже близок час кончины его, потребовал Псалтирь и сказал: «Скорбит душа моя до смерти». В это самое время окаянный Кавгадый шел со смертным приговором от хана, шел с ним и князь Георгий и множество народа. Не ужаснулся Михаил, но быстро поднявшись, сказал: «Я знаю, что идут убить меня». Он поспешил отослать сына к супруге ханской, которая во все время его плена показывала ему милостивое участие. Страшное представилось зрелище: мурза и Георгий сами не дошли до вежи, но сошли с коней на вержение камня на торжище, предпослав убийц совершить злодеяние. Немилостивые кровопийцы как дикие звери устремились в вежу и, разогнав всех людей блаженного князя, обрели его самого стоящим на молитве. Схватив за тяжкую колоду, они ударили его об стену так, что проломилась вежа. Михаил, крепкий силами, воспрянул; тогда опять убийцы толпой бросились на него, повергли на землю и били нещадно пятами. Один из беззаконных, называвшийся Романец – христианин только по имени, извлек нож и, вонзив его в ребра мученика, вырезал его честное сердце. Так предал Михаил блаженную душу свою в руце Господа, в третьем часу дня и причтен к лику святых вместе с сродниками своими Борисом и Глебом и тезоименным ему князем Михаилом Черниговским, приняв неувядаемый венец от руки Господа, ноября 22 дня 1318 года.