Преподобный Моисей Оптинский

(16 июня 1862 г.)

Преподобный Моисей, в миру Тимофей Иванович Путилов, был старшим сыном серпуховского гражданина Ивана Григорьевича и жены его Анны Ивановны и родился 15 января 1782 года в городе Борисоглебске, Ярославской губернии. Всех детей у отца его было десятеро, из них четверо умерли в младенчестве.

Иван Григорьевич, служивший по питейным сборам, жил благочестиво, держался неопустительно уставов Святой Церкви, прилежал службе Божией и чтению священному и был человек обходительный. У жены его, женщины безграмотной, но умной, было в родне несколько монашествующих строгой жизни.

В страхе Божием воспитывали Путиловы своих детей. Обучались дети дома у отца, а в школу не ходили: отец боялся для них дурного товарищества. В праздники водил их отец в церковь и, вернувшись домой, расспрашивал о службе. В церкви Путилов, имея хороший голос, пел на клиросе; любил заниматься церковным пением и дома с детьми. Чаще всего посещали Путилова духовные лица, и потому дети его с детства слышали много назидательного.

Дочь Путилова стремилась в монастырь, но, по желанию отца, вышла замуж и вскоре скончалась; ее муж удалился тогда в Саровскую пустынь.

По девятнадцатому году Тимофей, вместе с четырнадцатилетним братом Ионой, был определен отцом на службу в Москву к откупщику Карпышеву. Москва, с ее множеством святынь и храмов, соответствовала духовным стремлениям Тимофея, развившимся в нем еще в отцовском доме; здесь же легче было доставать духовные книги. С книгой Тимофей не расставался и в лавке, откладывая ее лишь с приходом покупателя, а потом снова брался за нее. Молодые люди имели знакомство с истинно духовными людьми. Они познакомились со старцами Новоспасского монастыря Александром и Филаретом, которые находились в духовном общении со знаменитым молдавским старцем преподобным Паисием Величковским.

В таком расположении в братьях окончательно созрело желание монашеской жизни, особенно когда в Саров удалился их зять.

Саров, где полагал начало монашеской жизни Тимофей, находился в то время в полном процветании. Уже тридцать семь лет жил там великий старец преподобный Серафим, там же пребывал схимонах Марк, носивший подвиг юродства, и там жил «на покое» восстановитель Валаама игумен Назарий.

Тимофей имел тяжелое послушание в хлебне, а потом ходил за больным строителем отцом Исаией; во время трехлетнего пребывания в Сарове Тимофей много пользовался наставлениями Саровских старцев.

Неизвестно почему, простившись с отцом, Тимофей не вернулся более в Саров, а его брат, оставшись там, стал впоследствии Саровским игуменом. Тимофей же поступил послушником в Свенский Успенский монастырь Орловской епархии. Вероятно, его привлекала близость рославльских и брянских лесов, где в то время спасалось много пустынножителей. К числу этих отшельников в 1811 году присоединился и Тимофей Иванович.

В рославльских лесах Тимофей Иванович провел десять лет. Он вручил себя руководству иеросхимонаха Афанасия. Этот мудрый старец, ученик преподобного Паисия Величковского, пребывал постоянно в духовном трезвении и имел дар умной молитвы. Безпопечительность его о всем житейском была безгранична. Этим старцем и пострижен Тимофей Иванович в монашество с именем Моисея, в честь преподобного Моисея Мурина. Это имя было дано ему, по общей мысли пустынников, за гостеприимство, которое с любовью оказывал преподобный Моисей странникам, приходившим к пустынникам. Преподобный Моисей Мурин любил успокаивать странников.

Всю церковную службу пустынники правили каждодневно у себя в келье, начиная с двенадцати часов ночи; в воскресные и праздничные дни случалось им отправлять службу вместе. В Рождество, Пасху и великие праздники приходил из села Лугов священник с запасными Дарами. В свободное от молитвы время пустынники занимались рукоделием, так, преподобный Моисей переписывал полууставом священные книги.

В 1812 году, при нашествии французов, отшельники покинули пустынь, и преподобный Моисей удалился в Свенск и Белые берега, а потом вернулся опять на прежнее место.

В 1816 году к преподобному Моисею приехал его младший брат Александр, чтобы разделить с ним его жизнь. Через четыре года Александр келейно был пострижен иеросхимонахом Афанасием с именем Антония и поручен руководству брата своего преподобного Моисея, к которому всю жизнь сохранял великое послушание.

Когда преподобный Моисей возрос до меры учительного и крепкого в духовной жизни мужа, Господу угодно было призвать его на высшее служение и вручить ему трудное и многоплодное дело.

В 1820 году преподобный Моисей, проездом из Москвы, где ему было необходимо побывать, посетил Оптину пустынь и был представлен ее игуменом Калужскому первосвященнику Филарету. Этот знаменитый подвижник (скончавшийся в сане митрополита Киевского и в схиме) и мудрый архипастырь всей душой от юности любил монашество. Дикий сосновый бор, окружающий Оптину пустынь, навел его на мысль устроить при Оптиной скит. Он слыхал о рославльских пустынниках и именно им желал поручить устройство скита. Знакомство с преподобным Моисеем утвердило его в этом намерении. После переписки и приглашения преподобный Моисей с братом, преподобным Антонием, и еще двумя монахами 6 июня 1821 года прибыли в Оптину и поместились на монастырской пасеке.

В ста семидесяти саженях от обители, где стояла среди вековых сосен и порослей орешника и липы уединенная келья, было выбрано место и составлен план; после этого приступили к работам. С великим трудом новоприбывшие пустынники должны были очистить избранное место от сосновых вековых деревьев. В этом помогали им немногие нанятые работники. Из срубленного леса выстроили небольшую келью, обвели все место забором и поставили церковь во имя святого Иоанна Предтечи, вслед за тем число келий стало увеличиваться.

В декабре преподобный Моисей поехал за сбором в Москву и вернулся в повозке, столь нагруженной, что самому ему еле можно было сидеть.

В начале 1812 года храм был освящен и преосвященный Филарет немедленно затем прибыл в Оптину. Преподобный Моисей просил у него разрешение принять схиму. «Не убо прииде час», – был ответ. По отъезде владыки преподобный Моисей послал ему о том же письменное прошение, но преосвященный ответил предложением священства, от которого пустынник решительно отказался. Видя, какие дары кроются в преподобном Моисее, мудрый архипастырь не уступал, спор длился шесть недель. Наконец, епископ Филарет сказал: «Если ты не согласишься, буду судиться с тобой на Страшном Суде Господнем». Только тогда умолк преподобный и 22 декабря 1822 года рукоположен в иеромонахи и определен духовником Оптиной.

А в 1826 году преподобный Моисей был избран настоятелем Оптиной пустыни и тридцать семь лет пекся о ней. За это время, трудами настоятеля, Оптина совершенно преобразилась. Число братства увеличилось во много раз, были сделаны большие хозяйственные запасы, почти удвоена монастырская земля, разведены фруктовые сады, заведен рогатый скот, устроена обширная библиотека, расширен собор, воздвигнуты две церкви, выстроены трапеза, гостиницы, конный и скотный дворы, семь корпусов келий, два завода, мельница и знаменитая белая Оптинская ограда; служба стала совершаться благолепно, возвысился нравственный настрой обители.

Все эти громадные постройки были производимы без денег, на веру – и столько же для обители, сколько на помощь бедным для заработков.

«Есть ли у вас, батюшка, деньги?» – спрашивали приближенные при начале стройки. «Есть, есть», – и покажет пятнадцать-двадцать рублей. «Да ведь это не деньги; дело-то тысячное». А преподобный Моисей улыбнется и скажет: «А про Бога забыл: у меня нет, так у Него есть». И вера эта не была посрамлена. Очень часто бывало, что рабочие просили уплаты, когда у настоятеля было всего несколько медных монет; он просил обождать, и через день-два по почте приходили деньги. Когда же и этого не было, он занимал и при первом случае возвращал все сполна.

Каменные гостиницы, для которых иногда срывали гору и возили землю в озера, и обширная ограда строились в голодный год, когда пуд муки продавали по пяти тысяч рублей. Хлеба и у братии было мало, монастырь был набит голодным людом из окрестностей. И в это самое время преподобный Моисей вел постройки и кормил народ. Народная беда прошла глубоко к его сердцу. Однажды, когда его стали уговаривать оставить стройку в таких тяжких обстоятельствах, от глубокого волнения отверзлись его всегда молчаливые уста, и, обливаясь слезами, он ответил: «Эх, брат, на что же мы образ-то ангельский носим? Для чего же Христос Спаситель наш душу Свою за нас положил? Зачем же Он слова любви проповедал нам? Для того ли, чтоб мы великое Его слово о любви к ближним повторяли только устами? Что же народу-то, с голоду что ли умирать? Ведь он во имя Христово просит… Будем же делать, дондеже Господь не закрыл еще для нас щедрую руку Свою. Он не для того посылает нам Свои дары, чтобы мы их прятали под спуд, а чтоб возвращали в такую тяжелую годину тому же народу, от которого мы их получаем».

Вообще нищелюбие преподобного Моисея не знало пределов. Он покупал иногда за высшую, чем просили, цену вовсе ненужные вещи только для того, чтобы помочь нуждающемуся продавцу, покупал гнилые припасы, сам и употребляя их в пищу, держал на жаловании сирот, одних для отпугивания ворон, других для ловли кротов. Когда кто просил чего-нибудь из обители «на благословение», преподобный Моисей отдавал лучшее и иногда последнее.

В гостинице не было установлено платы, но всякому предлагалось класть в кружку по усердию. Один богатый купец спросил настоятеля, не боится ли он, что все не будут платить, а жить даром? «Не заплатят девяносто девять – Бог пошлет сотого, который за всех заплатит», – сказал преподобный. Купец после того стал благодетелем Оптиной.

Значительным пожертвованиям преподобный Моисей не дивился. Одно семейство, много дававшее Оптиной, пришло жаловаться за что-то на гостиника и упомянуло о своих благодеяниях.

«Мы думали, – отвечал преподобный, – что вы благотворили ради Бога и от Него ждете награды, а мы, убогие и неисправные, чем воздадим?»

Но не сухостью сердечной отвечал он на благотворение искреннее, а горячими молитвами.

При приеме в пустынь преподобный Моисей не требовал денежного вклада; он любил принимать и хилых, больных, слепых, которые ничем не могли воздать обители.

В отношении братии преподобный держал себя необыкновенно мудро. По природе горячий, он совершенно переделал себя и приобрел замечательную кротость. Если же находил на него гнев, он торопился уйти, смирял себя молитвой и возвращался успокоенный. Не любя выказывать власть, он, однако, не упускал ее из своих рук и крепко держал монастырь.

При чрезвычайной деятельности преподобного Моисея в нем не было никакой суетливости; все, казалось, шло само по себе, невидимо руководимое одной волей. Мелочными подробностями при назначении послушаний он не стеснял; к неудачам других относился с совершенным спокойствием и покрывал их любовью.

Все замечая, преподобный Моисей часто отлагал вразумление на долгое время и потом напоминал о проступке; такое вразумление действовало сильно. Прежде чем наставлять монаха, он молился за него и всегда вглядывался, спокоен ли тот, с кем он должен говорить.

Помня твердо слово Златоуста: «О исправлении того только должно сомневаться, кто в аде находится с бесами», – преподобный Моисей имел необоримое доверие к совести человеческой.

Одного печника, много раз обманывавшего его и много раз им прощенного, эконом хотел прогнать. Печник обещал исправиться; у него не было и рубашки на теле, а только кафтан, и преподобный Моисей жалел его.

– Когда же исправится, батюшка, – уговаривал эконом, – он известный негодяй!

– Как? – ответил преподобный Моисей. – Человек хочет исправиться, а ты говоришь, что он негодяй! Сам ты негодяй, ступай!

Крутых, строгих мер преподобный не употреблял и говорил, что нужно подождать, пока Господь коснется сердца человека. Вообще же он приноравливался к характеру и духовной степени каждого.

Получив в жизни великую пользу от чтения духовных книг, преподобный Моисей любил приобретать их. Из Калуги он привозил много книг, выписывал духовные журналы. Прочтя книги, он отдавал их в монастырскую библиотеку.

При преподобном Моисее Оптина пустынь, под непосредственным руководством старца отца Макария, издала шестнадцать духовно-аскетических книг древних подвижников. Эти книги преподобный Моисей целыми тюками рассылал безплатно в разные стороны.

Всюду ища пользы духовной, он говорил: «Наше дело сеять; Бог даст, когда-нибудь будут и плоды».

Посылая за сбором на обитель, преподобный Моисей заповедовал монахам, входя в дом, читать «Отче наш» для смягчения сердец; при переправах через реки советовал призывать на помощь святителя Николая Чудотворца.

Так, вникая во все многоразличные отрасли монастырской жизни, совершал преподобный Моисей свое служение, но главная его заслуга состоит в учреждении и поддержании в Оптиной старчества.

С любовью приняв в Оптину старцев Леонида и Макария, он и сам преклонил перед ними свою волю, никого без их совета не определял и не постригал, советовался с ними во многом. Обладая сам в высокой степени даром рассуждения, преподобный Моисей, зная, что руководитель в духовной жизни должен быть один, на всю жизнь воздержался от руководства братии словом, касаясь ее лишь по внешним делам послушания. Мало того, он и ото всех посторонних скрывал свои старческие дарования. И многие, слыша его общеназидательный разговор, не знали, какой высокой духовности перед ними муж. Только однажды, в присутствии преподобного Макария, пришлось ему сделать наставление. Исполненная силы речь так и лилась из его уст, и все изумлялись не столько речам его, сколько постоянному его молчанию при таких дарованиях. Таким образом, столь много потрудившись для духовного преуспеяния Оптиной, преподобный Моисей сумел казаться большинству простым и добрым иноком, способным заботиться лишь о внешних нуждах обители, и утаил то высокое духовное разумение, какое стяжал подвижнической своей жизнью.

В довершение перечня подвигов, понесенных преподобным Моисеем за время настоятельства, следует сказать, что он вынес одно ничем не заслуженное, тяжкое, соединенное с великими скорбями многолетнее гонение и терпел его с неистощимым смирением. Столь же тягостно для преподобного Моисея было гонение на столь дорогое ему старчество, гонение, прекратившееся, по-видимому, заступничеством митрополита Киевского Филарета.

Келейная жизнь преподобного Моисея была постоянным понуждением себя.

Спал он мало, не раздеваясь и вставая едва ли не в полночь. К утрене ходил неопустительно, говоря, что за литургией приносится за нас безкровная жертва, что в утреню мы сами приносим в жертву свой покой, – также к обедне и вечерне.

У службы стоял прямо, не облокачиваясь, и погружался иногда в такую молитву, что не замечал ничего вокруг. Также иногда, ходя, был так углублен в себя, что не видел и не слышал подходивших к нему, и слезы, орошавшие его лицо, выказывали его настроение. Молитва, которую постоянно творил он, поддерживала его; ею он, горячий нравом, стяжал кротость.

Всякую свободную минуту преподобный Моисей посвящал чтению и, когда его отрывали от книги, замечал, где остановился, чтобы, исполнив дело, вернуться вновь к чтению. В трапезу преподобный ходил постоянно и брал пищи понемногу. Дома же ел самое простое, и часто, для смирения себя, испорченное.

Непрестанным наблюдением за собой преподобный Моисей приобрел кротость и молчание и в минуту тревоги углублялся во внутреннюю молитву.

Однажды в Оптиной случился весьма убыточный пожар в гостинице. Преподобный, зная, что все меры приняты, смотрел спокойно на огонь, который был потушен, когда против него стали с Казанской иконой. Всегда молчаливый, особенно скрытен был преподобный Моисей, если кто пытался расспрашивать о его жизни и внутреннем его делании. Тут ничего нельзя было от него узнать. Когда кто говорил преподобному Моисею о его заслугах, он недоверчиво улыбался. Однажды посетил Оптину один архиерей и, осмотрев скит, спросил его, кто это устроил. Преподобный Моисей уклончиво ответил, что это устроилось постепенно на здешнем месте.

– Я и сам вижу, что на здешнем, но кто именно построил?

– Настоятель с братией.

– Говорят, что вы все это устроили.

– Я тоже при этом находился…

После таких ответов гость уже более не допытывался.

Говорил преподобный Моисей медленно, взвешивая каждое слово и, слушая других, творил молитву Иисусову, перебирая четки.

Одевался он в простую, но чистую, по званию, одежду. Подвиги поста и благотворения прикрывал иногда шутливым словом. Один торговец упросил преподобного купить бочонок сельдей, которые, по его словам, были прежде вкусные и сорта хорошего, да от жары испортились. Келейник нашел, что селедки вовсе не годятся и что их девать некуда. «А ему-то, подумай, куда их было девать? У нас все разойдутся», – и велел подавать себе к ужину по одной селедке с хреном, и все их съел. Также иногда делал вразумление в виде шутки.

Преподобный Моисей желал как-то купить для монастыря яблок сорта «Добрый крестьянин». Один мужик привез ему много «антоновки», и когда архимандрит спросил про сорт, отвечал:

– «Добрый крестьянин», батюшка, «Добрый крестьянин»!

– Добрый-то добрый, да не Антоном ли его звали? – сказал преподобный.

Великую нестяжательность, поражавшую в преподобном, развил он в себе смолоду. «Когда я был в Сарове, – промолвил он однажды, – присматривался я к тому, как кто живет и что имеет, и сказал себе: умру с голоду, но никогда в жизни ничего не буду иметь. Вот и хожу всю жизнь с сумою». Как говорил келейник его, он был «большой гонитель на деньги», а богат был, как сам выражался, только нищетой. Когда по кончине преподобного Моисея открыли ящик, где он держал деньги, нашли один гривенник, застрявший между дном и стеной.

– Верно, батюшка не заметил его, – сказал его брат, преподобный Антоний, – а то он бы непременно и его истратил.

В 1856 году игумен Исаия приехал в Оптину повидаться с братьями: Моисеем, которого не видел тридцать восемь лет, и Антонием (преподобный Антоний из Оптиной был взят в настоятели Малоярославецкого монастыря и потом снова водворился в Оптиной на покой). В день коронации три брата служили литургию и молебен, представляя великий и трогательный пример.

Ряды сверстников преподобного редели и редели. В 1860 году преставился преподобный Макарий, на шесть лет его младше; преподобному Моисею шел восьмой десяток к концу.

И в этом преклонном возрасте, подавая пример понуждения, преподобный Моисей отказался от чая по утрам и стал еще больше заботиться о строжайшем исполнении устава. В то же время, дойдя до глубины смирения, он говорил: «Теперь дознал я, что действительно я хуже всех».

15 мая 1862 года, на восемьдесят первом году, преподобный Моисей заболел карбункулом на спине и уже больной ездил в Калугу. Здесь тяжкую скорбь причинил ему донос на него некоторыми из братий. 26-го он пришел в устроенную им оптинскую библиотеку и молча, как бы прощаясь, осмотрел ее. Вскоре к первой болезни присоединилась водяная. Преподобного Моисея приобщали каждый день; он много страдал, но иногда, перемогаясь, подымался, чтобы заняться монастырскими делами. Лежа, он говорил вслух о пользе старчества, благословляя приходивших прощаться с ним иноков; и в болезни понуждал себя и уклонялся от услуг.

6 июня преподобный Моисей, сохранив свое имя, постригся в схиму, причем вид его был чрезвычайно благолепен.

Между тем при слухе об опасном недуге его со всех сторон стали приезжать, чтобы проститься с ним, и больной оделял всех образками; их роздано было до четырех тысяч. 14-го преподобный Моисей приказал вынести из комнаты все вещи и поместить перед собой икону святого Тихона Задонского. Икона стояла перед ним до кончины, последовавшей в день тезоименитства святителя Тихона. 15-го, по движению руки умиравшего старца, было замечено, что он благословляет отсутствующих. В это самое время, как узнали из полученного впоследствии письма, одно преданное старцу лицо в Петербурге в тонком сне видело, как преподобный Моисей благословляет поочередно членов его семейства.

16 июня, в десятом часу утра, при чтении слов Евангелия от Матфея: Приити бо имать Сын Человеческий во славе Отца Своего, со Ангелы Своими, и тогда воздаст комуждо по деянием его (Мф. 16, 27), преподобный Моисей тихо отошел.

Высока дивным смирением своим, поучительна стройностью, постоянным горением духа и ежедневным самопонуждением к исполнению заповедей была жизнь настоятеля и обновителя Оптиной пустыни преподобного Моисея.

Имя этого образцового настоятеля всегда будет запечатлено на страницах истории монашества: с этим именем связано восстановление старчества, и следовательно, истинного монашеского жития в Оптиной пустыни, явившейся светлой звездой великорусского иночества.