Преподобный Антоний (Путилов) родился в 1795 году. Он был младшим братом игумена Оптиной пустыни Моисея. С юных лет, подобно братьям, стремился к монашеству. При нашествии французов в 1812 году оказался в Москве и жестоко пострадал от них – еле спасся. После многих мытарств присоединился к преподобному Моисею, жившему пустынником в рославльских лесах. Здесь он навык истинному подвижничеству, смирению, послушанию. Он вместе с братом, как было уже сказано, собственными руками выстроил скит в Оптиной пустыни. Начальником скита он стал в тридцатилетием возрасте, после назначения его брата игуменом Оптиной пустыни.
Старец Антоний пробыл начальником скита четырнадцать лет, когда епископ Калужский Николай, враждебно относившийся к старчеству и причинивший много горя игумену Моисею, назначил его родного брата, преподобного Антония, настоятелем Малоярославецкого Николаевского монастыря. В это время старец Антоний переступил сорокалетний возраст и на ногах его открылись раны, как последствие его подвигов и трудов. Ему было крайне тяжело расставаться с созданным его трудами уединенным Оптинским скитом, где его окружала всеобщая любовь, со своим братом, который был его старцем. Начальствование в чуждых ему условиях жизни являлось для него тягчайшим и величайшим крестом. «Однажды, – пишет он, – сильно “уны во мне дух мой”, и, воздремавшись, вижу в тонком сне лик отцов, и один из них, якобы первосвятитель, благословляя меня, сказал: “Ведь ты был в Раю, знаешь его, а теперь трудись, молись и не ленись!” И вдруг, проснувшись, ощущаю в себе некое успокоение. Господи! Даруй мне конец благий!»
Больной настоятель игумен Антоний часто мог только лежа давать приказания и не был в состоянии следить за точным исполнением своих распоряжений. Он многократно просился отпустить его на покой, но епископ Николай был неумолим. Четырнадцать лет продолжалось его злострадание. Иногда он должен был ездить в Москву за сборами пожертвований на окончание монастырских построек. В Москве преподобный Антоний пользовался особым вниманием со стороны митрополита Филарета, который понимал духовное устроение смиренного подвижника-страдальца. Он полюбил его и приглашал его к сослужению с собой, оказывал ему знаки отеческой милости и утешал беседами. Наконец, митрополит вступился за него перед епархиальным архиереем, который согласился отпустить его на покой в Оптину пустынь, что состоялось в 1853 году. Возвратившись в Оптину пустынь, старец Антоний прожил еще двенадцать лет.
В течение этого времени он жил в Оптиной пустыни как лицо, находящееся «на покое», и не вмешивался во внутренние дела монастыря и скита и даже избегал давать советы. Только утешал в скорбях приходивших к нему.
Ему пришлось пережить кончину брата своего, преподобного Моисея, что было для него тяжелой потерей. Два месяца провел он в затворе в непрестанной молитве за усопшего. Он не мог говорить о брате без слез и потому отказывался сообщить сведения, ему известные, о сокровенной, внутренней жизни покойного. Это осталось нераскрытым.
У преподобного Антония было много духовных чад среди мирян, многие знали его в бытность его настоятелем Малоярославецкого монастыря. После кончины удалось собрать и издать сборник его писем к этим лицам. Выбраны были письма, содержавшие общее назидание. «Письма эти, – говорит его жизнеописатель, – отличались тем же естественным красноречием и сладкоречием, той же назидательностью и своеобразной выразительностью и силой. Слог его совершенно особенный, свойственный одному старцу Антонию. В них ясно отпечатлелись все высокие душевные свойства любвеобильного старца. Читая их, как будто слышишь самую его беседу». Преподобный Антоний обладал даром прозорливости и часто, не ожидая получения писем, писал утешения и наставления. Оптинский старец Макарий называл преподобного Антония «и по сану и по разуму старшим и мудрейшим себя».
Преподобный Антоний безпрерывно, почти всю жизнь жестоко страдал от ран на ногах. День преставления его 7 августа 1865 года. Он погребен рядом с братом – игуменом Моисеем.
Иеросхимонах Макарий, в миру Михаил Макарович Иванов, происходил из дворян Дмитровского уезда Орловской губернии и родился под Калугой, в сельце родителей Железняки (у Лаврентьева монастыря), 1788 года, 20 ноября. Прадед его был инок-подвижник, дед и бабка – благочестивые люди, таковы же были и родители его. Мирно прошло время детства Михаила в родном его сельце, которое отличалось особой красотой расположения; несколько раз в день доносился до его детского слуха монастырский благовест. Из четырех сыновей своих больше всего любила мать старшего, Михаила, и говаривала: «Чувствует мое сердце, что из этого ребенка выйдет что-нибудь необыкновенное!» Мальчик был тихий, молчаливый и не отходил от матери. На девятом году Михаил потерял мать, и отец перевез семью сперва в орловское имение свое, а потом в город Карачев. Тут отдал он мальчиков в городское приходское училище.
Окончив курс и пожив с год в деревне у тетки, где не переставал учиться, четырнадцатилетний Михаил поступил бухгалтером в Льговское уездное казначейство: его родной и двоюродный братья были у него помощниками. Трудную должность свою он исправлял так хорошо, что через три года был вызван в казенную палату, в Курск, и здесь тоже служил с отличием. Свободное время он посвящал игре на скрипке и чтению.
Схоронив на восемнадцатом году отца, Михаил, выплатив братьям наследство деньгами, принял имение отца и поселился в деревне, выйдя в отставку с чином губернского секретаря.
Хозяйство у Михаила Николаевича, по крайней снисходительности его, пошло плохо, и сам он очень скоро убедился в неспособности своей к этому делу, но любил деревню, где мог свободно заниматься музыкой и чтением. Родственники хотели женить его, но, когда предположенный ими брак расстроился, он сказал: «Слава Богу, я сделал послушание братьям, но теперь меня никто уже не уговорит».
По некоторым данным можно заключить, что желание отдать свою жизнь Богу уже созрело в нем. Накупив на Коренной ярмарке много книг, большей частью духовных, он углубился в них, а для смирения плоти до усталости работал за верстаком. Осенью 1810 года он поехал на богомолье в Богородицкую Площанскую пустынь и оттуда написал домой, что остается в пустыни, от имения отказывается, обязывая только братьев выдать тысячу рублей на постройку каменного храма там, где погребен был их родитель.
Вероятно, в пустынь привело юношу тайное влечение, а когда он увидел ее, возгорелся в нем божественный огонь.
Удаленная от всякого жилья, окруженная со всех сторон лесами, Площанская пустынь вполне располагает к молитве и подвигу. В десятых годах XIX столетия в ней были иноки строгой жизни.
Но преимущественное внимание было обращено на внешнее поведение, а не на внутреннее делание, и не было установлено правило откровения помыслов старцам. Богатая угодьями пустынь страдала недостатком во всем, что покупается на деньги. Братия ходила в многошвейных рубищах и лаптях и исполняла все черные и полевые работы. С полной ревностью принялся Михаил за эти труды и кроме того изучил церковный порядок, устав и монашеское благочиние.
Вскоре по вступлении в пустынь, молодой послушник постригся в рясофор, с именем Мельхиседека, и стал заниматься письмоводством. В 1815 году пострижен в мантию с именем Макария, рукоположен в иеродиакона и назначен ризничим.
В скором времени в Площанскую обитель перешел схимонах Афанасий (Захаров), ученик старца Паисия, и с ним отец Макарий вошел в близкое общение, поселился у него в келии и служил ему до кончины.
Этот старец, бывший в миру гусарским ротмистром и 30-ти лет вступивший в обитель, под руководством отца Паисия достиг высокой степени духовной жизни, и отец Макарий много попользовался его наставлениями. Подражая своему старцу, отец Макарий делал выписки из отеческих и церковных учительных книг. В 1817 году отец Макарий рукоположен в иеромонахи.
Вскоре затем настоятелем в Площанскую пустынь был назначен ученик старца Василия (Кишкина) – одного из ближайших учеников отца Паисия – иеромонах Серафим. Он установил Киевское пение и учредил повсюду благоустройство. При нем отец Макарий продолжал трудиться по письмоводству и по церковному благочинию.
В эти годы отец Макарий совершил пешком, в убогой одежде, второе уже свое богомолье в Киев, где приветливо был принят наместником Лавры Антонием. В 1824 году ездил в Ростов и Оптину. В 1825 году он схоронил старца Афанасия. В 1827 году отец Макарий определен духовником Севского Троицкого девичьего монастыря. С этого времени начинается новая деятельность его – наставническая, прекратившаяся только с его смертью; тут же начало и обширной его духовной переписки.
В следующем году в Площанскую пустынь прибыл с учениками своими отец Леонид и, проведя в ней полгода, переселился в Оптину. Прибытие отца Леонида прекратило то духовное сиротство, в котором чувствовал себя отец Макарий. В его проницательном уме, при чтении святоотеческих книг, а в особенности при назначении духовником, возникло множество вопросов, которых не мог объяснить, конечно, никто из окружавших его, и он молился, чтобы Бог послал ему наставника с даром духовного рассуждения. Именно этот дар и был в отце Леониде как плод понесенных им великих искушений и борьбы.
С тех пор установилась духовная связь этих старцев. Отец Леонид считал отца Макария сотоварищем по монашеству и разумению, но, уступая просьбам и смирению его, решился с ним обращаться как с учеником. По отъезде отца Леонида в Оптину, отец Макарий вступил с ним в переписку.
Несколько лет исправляв должность благочинного, отец Макарий в 1831 году был взят архиереем в качестве казначея и эконома в Петербург, где и пробыл ровно год.
Пребывание среди шума городского, внешние заботы и лишение пустыни сильно тяготили отца Макария. По возвращении своем он подал прошение о переводе в скит при Оптиной пустыни, о чем заранее сговорился с отцом Моисеем и отцом Леонидом Оптинскими.
После долгих ожиданий все устроилось, и 5 февраля 1834 года отец Макарий, которому было тогда 46 лет, поселился в оптинском скиту, начальником коего был отец Антоний (брат отца Моисея). К Площанской обители отец Макарий до конца дней сохранял любовь и благодарную память.
В первые два года своего пребывания в скиту отец Макарий, находясь при отце Леониде, помогал ему в обширной его переписке; в 1836 году определен духовником обители, а с 1 декабря 1839 года назначен скитоначальником.
Иго послушания своему старцу отец Макарий понес до конца; зная высокое духовное устроение своего ученика, отец Леонид испытывал терпение отца Макария, дабы, по слову святого Иоанна Лествичника, доставить подвижнику венец. Так однажды отец Макарий, уже будучи духовником, не спросясь старца, согласился на просьбу отца Моисея – принять от мантии некоторых новопостриженных. Возвратясь в скит, отец Макарий сказал отцу Леониду, окруженному в то время народом, – зачем звал его настоятель. Тогда, притворясь гневающимся, отец Леонид, возвыся голос, стал укорять отца Макария, а он, поникнув головой, повторял только: «Виноват! Простите Бога ради, батюшка», – и когда старец умолк, поклонился в ноги. Все присутствовавшие смотрели на эту картину одни с недоумением, другие с благоговейным удивлением.
Когда скончался отец Леонид, отец Макарий оплакивал его не менее чем первого старца своего Афанасия. Этот насадил, а отец Леонид укрепил в нем семена духовного ведения.
По смерти отца Леонида на попечении отца Макария естественно осталась вся духовная паства мирян почившего старца, и эта паства все расширялась. В последние годы жизни, удрученный усталостью, старец не раз выражал скорбь о том, что не должен и не может уклоняться от обуревавшего его народного множества. И он нес с верой возложенный на него крест.
Служение отца Макария совершалось посредством устных бесед и разговоров с приезжавшими для свидания с ним в Оптину и переписки с лицами, издали к нему обращавшимися.
Не только души врачевал старец. Помазуя елеем из лампады, горевшей в его келии перед чтимой им Владимирской иконой Божией Матери, старец приносил великую пользу больным телом, и случаи таких исцелений немалочисленны. Особенно часты были исцеления бесноватых.
Один образованный человек подвергся припадкам беснования, проявлявшимся при приближении к священным предметам; долго родные, не хотевшие признать сущность болезни, лечили его за границей у докторов и на водах; пользы не было. Один верующий товарищ привез его в Оптину и из гостиницы послал потихоньку просить старца. Больной, не слыхавший о нем никогда, стал безпокоиться и заговорил: «Макарий идет, Макарий идет!» – и едва вошел старец, бросился на него с неистовым криком и заушил его. Великий подвижник, познав козни врага, употребил сильнейшее орудие – смирение и быстро подставил ему другую ланиту. Опаленный смирением, бес вышел из страждущего, который в оцепенении лежал долго у ног старца, а потом, не помня о своем поступке, встал исцеленным.
Слово старца было со властью. Оно заставляло повиноваться неверующего, обнадеживало безнадежных, и власть его была в великом опыте и примере и в кротости.
Кроме скита Оптиной пустыни под духовным руководством старца находились женские монастыри: Севский, Белевский, Казанский, Серпуховский, Калужский, Елецкий, Брянский, Смоленский, Вяземский и некоторые другие. Из монастырей Калужской епархии отец Макарий посещал мужские монастыри: Малоярославецкий, Мещовский и Тихонову пустынь.
Переписка у старца была обширная. На вопросы, требующие духовного рассуждения, он отвечал сам. Ученики же помогали ему в письмах практического содержания, малосложных и кратких, не составлявших тайны. Лучшим памятником по себе старец оставил свои письма, изданные по кончине его в нескольких томах и представляющие сокровищницу духовных советов.
Добродетелью, проникавшею все существо отца Макария, было смирение, которое есть матерь всех дарований.
Смирение старца выражалось во всяком движении, слове и виде его. Это же глубокое смирение давало ему и мирность духа. «Слава Богу, – говорил он, узнавая, что кто-нибудь злословит его, – он один только и уразумел обо мне правильно; вы прельщаетесь, считая меня нечто быти. А его о мне слова – духовные щетки, стирающие мою душевную нечистоту».
Относительно внешних подвигов отец Макарий держался среднего пути, не вдаваясь в крайности, и вкушал на трапезе всего, но весьма понемногу. На вечернюю трапезу редко удавалось ему поспеть, и он вкушал дома, из горшочков. Подобно своему старцу, отцу Афанасию, отец Макарий жалел животных. Зимой он ежедневно сыпал на особую за окном полочку конопли для птиц, и на полочку слеталось много синичек, коноплянок и маленьких серых дятлов. Заметив, что сойки обирают малых птиц, поедая разом всю дневную порцию, старец сначала, отрываясь от письма, отгонял соек стуком в окно, а потом стал сыпать зерна в банку, в которую могли влетать только мелкие птицы.
За два года до кончины старец келейно постригся в схиму.
Последняя болезнь старца началась 26 августа, в день празднования чтимой им Владимирской иконы.
30-го он был особорован и потом делал распоряжения на случай своей кончины, благословлял приходящих и оделял их крестиками, четками, книгами. На следующий день преподавал спрашивающим краткие, но выразительные наставления, и все чувствовали, что это последние наставления. В пустынь со всех сторон прибывали лица, пользовавшиеся советами старца, и в церквах непрерывно служились о нем молебны. Монахи еще допускались к старцу. Накануне кончины страдания старца ожесточились. Вечером он, сидя, выслушал отходную. Во время чтения канонов и акафистов Христу и Божией Матери страдания утихали. Со слезами взирая на образ Спасителя в терновом венце и на Владимирскую икону, он взывал: «Слава Тебе, Царю мой и Боже мой, Мати Божия, помози мне!» – и, простирая руки, молил о скорейшем разрешении. Ночь прошла крайне безпокойно. Старец задыхался. Взглядами, благословениями, пожатием руки выражал он благодарность ходившей за ним братии.
7 сентября 1860 года, в предпразднество Рождества Богородицы, в 7 часов утра – через час по приобщении, по окончании чтения канона на разлучение души с телом, – отец Макарий, окруженный учениками, тихо предал дух в руки Божии.
Тело отца Макария не издавало смертного запаха; перенесение его из скита в монастырь, среди народного множества, – не имело вида похорон, а чего-то светлого и торжественного.
Имя отца Макария тесно связано с великим делом издания святоотеческих аскетических творений, драгоценных и для иноков и для мирян.
Промысл Божий соединил в Оптиной пустыни лиц, которые воспитались на переводах творений этих, сделанных старцем Паисием Величковским. Отец Моисей, отец Леонид и отец Макарий Оптинские – все трое были наставлены в духовной жизни ближними учениками отца Паисия и все наследовали от старцев своих великую любовь к переводным трудам отца Паисия. Путем переписки этих переводов они распространяли их среди мирян и монахов. Господу было угодно извлечь из-под спуда это духовное сокровище для общей пользы.
Бог, как говорил отец Макарий, посылал на благое дело через добрых людей, и потихоньку было издано большое число книг. Занятия отца Макария состояли в приготовлении к печатанию славянских переводов (снабжении примечаниями малопонятных мест) и переводе некоторых трудов на русский язык. Деятельность в этом отношении отца Макария была изумительна. Он жертвовал для этого дела своим кратким отдыхом и, не отказываясь от обычных старцевых трудов своих, руководил непрестанно учениками из скитской братии, помогавшими ему. Всякое слово взвешивалось, обсуждалось, и без благословения старца ни одно не вписывалось в рукопись, приготовляемую для типографии.
Самые драгоценные книги – святого Исаака Сирина и аввы Дорофея. Помня, что издание было произведено на пожертвования, и в изъявление благодарности пособникам этого дела – оптинские старцы не могли ничем лучше воздать им, как широким распространением душеполезных этих писаний.