Отрасль древней волынской дворянской фамилии Кульчицких, святитель Иннокентий, подобно святителю Димитрию Ростовскому, получил как светское, так и духовное образование в Киеве в Духовной Академии при Братском монастыре. Оттуда перешел он в пещеры Лавры Киевской, где в подвигах самоотвержения и делания заповедей Божиих предуготовлялся к тому великому служению Богу и Его святой Церкви, к которому вели его судьбы Божии. Еще в Киево-Печерской Лавре он удостоен был священства и в этом сане вызван Местоблюстителем Патриаршего Престола Стефаном Яворским в Московскую Славяно-греко-латинскую академию, где с 1714 по 1718 год занимал должность префекта и учителя философии. В 1718 году он переведен в Санкт-Петербург в Невскую Лавру с званием соборного иеромонаха. Здесь он получил назначение обер-иеромонаха по флоту, обязанность которого состояла в начальствовании всеми иеромонахами, служившими на флоте, в надзоре за их поведением, в разрешении их недоумений и в сношениях с Синодом по нуждам их. В 1720 году блаженному Иннокентию поручено исправление должности наместника Невской Лавры, а в следующем году император Петр I повелел быть епископу при русской миссии в Китае по примеру тамошней миссии от Римской Церкви, и на это служение был избран иеромонах Иннокентий Кульчицкий. Синод предполагал его наименовать епископом Иркутским и Нерчинским, но государь положил на докладе такую резолюцию: «В архиереи посвятить, но лучше бы без титула городов, понеже сии городы порубежные к Хине, чтоб иезуиты не перетолковали низко и бедства б не нанесли». 5 марта 1721 года блаженный Иннокентий хиротонисан и наименован епископом Переяславским, в видах сохранения соборного правила, коим повелевается всякому епископу наименоваться епископом определенной церкви, и того же года отправлен к посланнику Измайлову в Пекин. Китайское правительство было довольно первой русской миссией для Пекина, которой начальником был архимандрит Илларион. Это подавало надежду, что святитель Иннокентий будет благосклонно принят пекинским двором. Апреля 19 он выехал из Петербурга с двумя иеромонахами, пятью певчими и тремя служителями. На содержание его со свитой определено ежегодно по 1500 рублей из сибирских доходов; в Москве из Патриаршей ризницы выдали ему омофор, как бы в благословение патриаршее, и серебряные сосуды, прочую же утварь, по распоряжению Синода, взяли в Суздале.
В марте 1722 года святитель прибыл в Иркутск и оттуда в Селенгинск, где должен был ожидать дальнейших распоряжений. Государь в это время отправился в Персидский поход. Он предупреждал, что сильно утвердившиеся в Китае иезуиты могут повредить святому делу и что потому нужна осторожность. Сенат в грамоте своей к китайским верховным правителям писал: «Что для отправления Божественной службы в Пекине, на место умершего архимандрита, и для всех прочих церковных дел, по закону нашему, посылалась духовная особа, господин Иннокентий Кульчицкий, с двумя иеромонахами, двумя дьяконами и несколькими служителями, которые дружелюбно поручались милостивому вниманию Богдыхана, с тем, чтобы им было позволено свободно совершать в Пекине божественную службу, по обычаю христианскому, и в других местах империи посещать своих единоверцев, за что взаимно, со стороны царского величества, обещалось в пределах русских удовольствовать желание Богдыхана во всем, что ему явится благоугодным».
К сожалению, посланник Измайлов, принятый весьма ласково в Пекине, не успел заключить особого договора с Богдыханом, потому что не было еще решено дело о разграничении обоих империй и о выдаче обратно перебежчиков монгольских. Ему обещали дать место в Пекине нашему агенту, построить дворец для приезжающих купцов, и снабдив уверениями в дружбе Богдыхана к русскому царю, отпустили в Россию, предоставив дальнейшее обоюдное соглашение постановить при съезде послов на границах империй. Грамота Сената пришла в Пекин после выезда Измайлова и возвращена оттуда Селенгинскому начальнику в сентябре 1722 года с отзывом, что по указу Богдыхана не велено пропускать в Пекин господина Иннокентия, так как не было о нем никакого письма от губернатора Сибирского, ни даже печати из ста печатей, данных Измайлову в Пекине, для приложения их к пропускным видам русских, едущих в Пекин. Тотчас были посланы отношение от Сибирского губернатора и печати, но отказ был повторен по той причине, что в отношении губернатора Иннокентий был назван духовной особой и великим господином. Китайцы отвечали, что у них называется великим господином Кутуха, их священноначальник, и что другой духовной особы они не желают.
Неожиданно возникшие недоумения были причиной, что святитель Иннокентий должен был оставаться три года в Селенгинске в ожидании исхода из того неопределенного положения, в которое его поставили неисповедимые судьбы Божии. В своем епископском сане, в своем назначении быть проповедником слова Божия в стране языческой он усмотрел обязательную заповедь проповедовать истинное Богопознание в том месте, на котором Господу угодно было остановить его.
Святитель стал проповедовать Христову веру монгольцам и бурятам, кочевавшим около Селенгинска. Значительно было число язычников, обращенное им в христианство, значительны были труды и скорби святителя, свидетельствуемые словами рукописного акафиста, составленного в Сибири в давнее время – несомненно, по живым преданиям местным: «Горькие испытания терпеливо подъял еси, препирался с полчищами неверных и суеверных». В Селенгинске святитель заботился о благоустройстве Троицкой обители иноков, рукополагал священников в окрестные, довольно редкие села и, по свидетельству того же акафиста, подкреплял в вере и благочестии местных христиан: «Ово просвещал еси светом Евангелия Христова неверующие языки монгольские, ово утверждал еси верующие в послушании Православной Церкви уставом».
В марте 1725 года по указу Синода святитель переехал в Иркутск, в Вознесенский монастырь, ожидать новых распоряжений о своей миссии. Настоятель этого монастыря, архимандрит Антоний Платковский, искал и надеялся быть настоятелем Пекинской миссии. Он уже состоял под судом по распоряжению Синода, но не хотел давать ответов о своих поступках; на него жаловались все, до кого только он касался. К прибывшему в монастырь святителю обратились с жалобами обиженные, но он объявил, что не вправе рассматривать дела архимандрита, ему не подчиненного, и самой своей прислуге дал строгое приказание не вступать в сношение ни с кем из монастырских. Тобольский митрополит Антоний сначала сам, а потом совместно с губернатором сибирским князем Долгоруковым просили блаженного Иннокентия исследовать местные настроения духовенства, в том числе и по указу Синода об архимандрите Платковском, но святитель отказался, «так как высшая власть указала ему другие занятия».
В 1725 году императрица Екатерина I для окончательного решения дел с Китаем повелела отправить туда полномочным посланником графа Савву Владиславича Рагузинского и с ним отправиться Иннокентию, если не будет препятствий со стороны китайцев. Рагузинскому было предписано не объявлять китайцам епископского сана Иннокентия, а только называть его духовным лицом. Весной 1726 года преосвященный Иннокентий отправился в Селенгинск ожидать посланника, но Рагузинский проехал Селенгинск, даже не повидавшись с ним – и почетно встреченный на границе, был почетно принят и в Пекине, где согласился на заключение договора, но при этом даже не упомянуто было имя Иннокентия; ибо граф еще в Иркутске дал слово Платковскому, что никто другой, кроме него, не будет начальником миссии в Пекине.
Рагузинский еще не выехал из Китая, как Иннокентий получил неожиданный указ Святейшего Синода, в коем сказано: «Доносил Ея Величеству отправленный к Китайскому двору чрезвычайным посланником и полномочным министром Ея Величества иллирийский граф Савва Владиславич с границы китайской, от реки Буры, от 31 августа (1726), что китайские министры, которые его на границе принимали, вашего преосвященства туды с ним, графом, в Китай без указа ханского не пропустили и не чает-де он, чтобы ваше преосвященство китайцы приняли; токмо-де по его старанию в бытность при китайском дворе, куда уже он из Сибири поехал, паки архимандрит и священники в Пекине приняты будут, а ваше преосвященство никогда не допустится и представлял он, граф Владиславлевич, чтобы послать Вознесенского архимандрита Антония, который при Иркутском живет и учит несколько детей языку монгольскому и бывал в Пекине». – Совет определил согласно с мнением посланника сделать распоряжение, а Синод предписал преосвященному Иннокентию пребывать в Иркутском Вознесенском монастыре.
Нет сомнения, что интриги иезуитов, так же как и раздоры, возникшие в Китае между миссионерами двух латинских орденов, повлияли на такой исход дела, но рукописный акафист свидетельствует, что «всякия скорби и горькия испытания терпеливо подъял отче, яко добр воин Христов, терпя наветы и клеветы от коварнаго начальника миссии и клевретов его». По этим словам видно, каковы были происки Антония Платковского, который, однако, не избежал горькой участи: в 1731 году его провезли из Пекина мимо Иркутска скованным. Впоследствии оказалось, что Платковский открыл Рагузинскому все монастырские житницы, за что и был выставлен самым способным миссионером для Пекина, – а святой епископ ложно отстранен, как ненужный.
Указом 15 января 1727 года Синод постановил церковь Иркутскую, входившую дотоле в состав Тобольской епархии и находившуюся с 1707 года под управлением викарного епископа, поставить в ряду самостоятельных епархий, наименовав святителя Иннокентия епископом Иркутским и Нерчинским. Таким образом с него начался род святителей Иркутской церкви. Окружная грамота святителя от 1 сентября 1727 года свидетельствует, как неспешно дошло это распоряжение до него. Из Тобольской митрополии в его ведение переданы три монастыря, 9 городских церквей и до 33 поселянских.
Но этим не кончились скорби, которые суждено было святителю понести от посла графа Рагузинского и архимандрита Платковского. Через две недели по вступлении на кафедру преосвященный Иннокентий получил от посла письмо, коим, извещая епископа о мирном ходе переговоров в Пекине и назначении Платковского начальником миссии, посол требовал назначения к нему одного иеромонаха и одного иеродиакона, двух церковнослужителей и трех учеников по выбору архимандрита и немедленной выдаче им жалованья 1250 рублей, на первый год из монастырских денег и из конфискованных инквизиторских. Кроме того, посол требовал выдачи архимандриту утвари, которая была дана святителю при отправлении его в миссию.
Святитель, сделав нужные распоряжения о назначении лиц духовного ведомства в состав миссии, велел выдать архимандриту из монастырских денег 300 рублей и отвечал Рагузинскому письменным приветствием с успешным ходом дела, ему порученного, что же до снабжения жалованьем архимандрита и спутников его, уведомлял, что в монастыре всего оказалось налицо 400 рублей, из которых выдав в присутствии братии 300 рублей архимандриту, 100 оставил на монастырские нужды; что конфискованные инквизиторские деньги подлежат ведению Иркутского воеводы и что монастырь Вознесенский, вконец разоренный архимандритом Антонием, считает на нем по приложенному особому реестру столько забранного деньгами и товаром, кроме животных и прочего из посуды медной, оловянной и поливянной, и юфтей и иных мелочей, и хлебных приношений, и кроме школы, на которую сверх надлежащего употреблял, что он, архимандрит, из того числа легко может удовлетворить жалованьем всех в составе миссии находящихся лиц. В заключение он просил посла приказать Платковскому все уплатить, остальные же из забранных им денег возвратить монастырю. Относительно облачений, он уведомлял, что выдав все из принятого им для миссии, что было нужно к архимандритскому служению, он епископских облачений и принадлежностей к его служению – без синодского указа не считает себя вправе выдать.
15 октября Платковский возвратился в Иркутск с ответным письмом от посла, в котором Рагузинский выражал свое неудовольствие святителю Иннокентию за отказ в конфискованных деньгах и, защищая Антония его же голословными показаниями, отвергал сделанный для него монастырем начет деньгами 3794 рубля, утверждая, что архимандрит ни монастырю и никому ни копейки не виноват, просит расчесть архимандрита с монастырем или отпустить его в Синод для принесения оправдания. В это время комиссия, назначенная преосвященным Иннокентием, уже приводила в известность расчеты Вознесенского монастыря с Антонием Платковским, который поспешил послать просьбу Тобольскому митрополиту и просил сообщить в Иркутск указ, который давал бы ему право получать от Вознесенского монастыря доходы, равные настоятелю Чудова монастыря, и с тем вместе дозволил бы взять оконфискованные деньги инквизитора. Комиссия, рассмотрев претензии монастыря, определила взыскать с Антония 1086 рублей, взятых им самопроизвольно; о прочих же предметах войти в рассмотрение в последующее время. Платковский объявил намерение жаловаться Синоду, но это была только попытка на угрозу; в действительности же он поспешил заявить письменно, что уплатит монастырю долг свой и прекращает всякий иск на него. В то же время Тобольский митрополит доставил сведение, что никакого указа из Синода не было об уравнении будто бы прав Платковского с правами Чудов – ского настоятеля и что с Платковского следует еще взыскать 100 рублей, взятые им у архимандрита Гедеона Вишневского и 100 рублей, должные Тюменскому монастырю.
Между тем Рагузинского уведомили стороной, что по записям архимандрита Платковского в монастырских книгах значится неоплаченный долг за послом и его свитой. Это уязвило Рагузинского и переменило тон его отношений к святителю Иннокентию, которого он почтительным письмом уведомлял, что за все забранное лицами его свиты они уплатили сполна архимандриту Платковскому, в чем и имеют от него квитанции. Платковский поспешил заплатить эти деньги и еще 400 рублей, насчитанных на него комиссией, и уехал в Селенгинск. Этим кончаются имеющиеся сведения о тяжелых, скорбных отношениях святителя Иннокентия к Рагузинскому и Платковскому.
Около четырех лет правил епархией первый ее святитель, но, к сожалению, и эти немногие годы его архипастырской деятельности остались так же мало известны, как и все минувшие – начиная с самого детства его. Из немногих письменных свидетельств видны его заботы об устройстве иноческих обителей: Троицкой в Селенгинске и Вознесенской в Иркутске, в последней он жил сам. Она основана в 1672 году иркутскими служилыми людьми в пяти верстах от Иркутска на берегу Ангары. В то время, как учредил в ней святитель Иннокентий свою кафедру, в ней было две церкви: первоначально выстроенная Вознесенская и потом другая, Тихвинской иконы Божией Матери.
Архимандрит Платковский учредил в этой обители училище китайского и монгольского языков, а святитель Иннокентий устроил еще русское, на собственное иждивение, для детей всех сословий, и сам преподавал им словесность. Он вызвал из Посольского монастыря, что на берегах Байкала, игумена Паисия, сделал его своим наместником в Вознесенском монастыре; снабдил инструкциями священника Даниила Иванова, которому поручил ведать во всем Селенгинском округе заказ Заморский (Забайкальский); снабдил двумя инструкциями поповского старосту Иркутской десятины, коим по распоряжению Синода в 1727 году заменены духовные инквизиторы. Одной из этих инструкций он определил постоянные занятия старосты поповского, другой – порядок обревизования церквей округа. В 1728 году посылал игумена Пахомия осмотреть Забайкалье и где будет нужно и возможно – произвести следствие; в самом Иркутске обратил внимание и благоустроил отправление богослужений. В решениях дел, поступавших на его рассмотрение, святитель был весьма строг и справедлив. В начале 1727 года архипастырь по зимнему пути обозревал сам епархию на левой стороне Ангары.
Святитель Иннокентий боролся с крайними нуждами. По странному недосмотру при его определении на епархию не сделано было распоряжения о жалованье и не определены границы его епархии, почему Тобольский митрополит отделил к нему только Селенгинский округ. Лишь в 1729 году последовало определение Синода, которым к епархии Иркутской приписаны и округа Якутский и Климский. Определение это было сообщено Сенату, но и долго пришлось ожидать исполнительного распоряжения по нему. От этого недосмотра терпели скудость как школы Вознесенского монастыря – монгольская и русская, так и сам святитель, содержавшийся складчинными деньгами от монастырей и из доходов церквей по расписанию. Выдача жалованья Иркутскому епископу и отпуск сумм на построение архиерейского дома разрешены были в исходе 1731 года – этими плодами забот и лишений святителя Иннокентия воспользовались преемники его; сам же он до конца земной жизни боролся с лишениями и скорбями.
Святитель никогда не пользовался крепким здоровьем. С октября месяца 1731 года он уже лежал больной. В эти дни он благодарил служивших ему, обещал по выздоровлении всех наградить из своих рук и особенно заботился о постройке каменного храма в обители Вознесенской, на место обветшалого деревянного. Ноября 24-го, чувствуя усиление болезни, он приказал вынуть из кладовой 300 рублей и удовлетворить всех жалованьем, а прочие суммы монастыря в присутствии всей братии привести в точную известность, наложить на мешки печати и сделать надписи о количестве суммы в каждом; тогда же велел подать любимую свою песцовую шубу и подарил ее наместнику своему Паисию за его добрую службу, а 25 сделал распоряжение молиться в церквах Иркутска об облегчении страданий его. Ноября 26-го святитель мирно кончил земную жизнь, не от преклонной старости, но истощенный заботами, скорбями и лишениями. По явлениям его многим болящим его описывают роста среднего, волосы темно-русые, густые, длинные и вьющиеся, лицо смугловатое, борода русая.
От самого дня его кончины до прославления его в лике святых, жители Иркутской епархии не переставали благоговейно чтить память его, ибо незабвенны были подвиги доброго пастыря в предании народном и истинной славой облечены посмертные его деяния.
На далеких пустынях севера благодать Божия даровала духовное сокровище для утверждения веры христианской. Жизнь и подвиги святого Иннокентия были настоящим светом и благословением Божиим для целого края. Вскоре по кончине его огласились некоторые исцеления тяжких болезней при гробе его; не только ближних стран, но и отдаленные страдальцы стремились к нему. Молитвами угодника Божия много болящих получили исцеление, и слава чудотворений его разнеслась по всему краю.
В 1764 году по случаю исправлений под алтарем Тихвинской церкви в Вознесенском монастыре, где почивало тело святителя Иннокентия, гроб его видели совершенно целым, даже бархат, которым он был обит, остался неповредившимся, несмотря на сырость места. Когда открыли гроб, то обрели святые благоухающие мощи святителя, почивающие в совершенном нетлении. При императоре Павле I сенаторы Ржевский и Левашов, ревизовавшие Иркутскую губернию, донесли государю о нетлении мощей святителя и о чудесах, при них совершающихся. В 1800 году по высочайшему повелению Синод командировал епископа Иустина, викария Казанского, для надлежащего обследования совместно с Иркутским епископом Вениамином, обстоятельств, донесенных государю сенаторами. Несмотря на это и на усиленные прошения епископа и граждан иркутских, дело это замедлилось, и только 28 октября 1804 года Святейший Синод разрешил с подобающей почестью открыть нетленные мощи святители Иннокентия и служить ему молебное пение. 9 февраля 1805 года епископ Вениамин совершил торжественное открытие святых мощей, которые и поставлены в соборном храме Вознесенской обители. Память его совершается ежегодно 26 ноября, в день его блаженной кончины.
Много жаждущих облегчения в душевных и телесных болезнях притекают к раке святителя с верой и упованием на ходатайство его перед престолом Всевышнего и получают исцеление. Молитва веры привлекает помощь святого угодника Божия.
Святителю отче Иннокентие, моли Бога о нас!