Глава 14
— Привет, Эрик, — поздоровался я. — Не помешал?
— Здравствуй, Кеннер, — он встал из-за стола навстречу. — Не помешал, конечно — ты же предупреждал, что приедешь.
Я обвёл глазами его кабинет. Небольшая комната, довольно аскетично обставленная — пара шкафов, набитых папками, диванчик с журнальным столиком в углу, простой дубовый стол, порядком заваленный бумагами.
— Это твой постоянный кабинет? — поинтересовался я. — Или подходящее помещение просто пока не готово?
— Пока не готово, — неохотно ответил он после небольшой заминки.
Очень говорящая заминка. Несложно было догадаться, что он как раз и воспринимал эту комнатку как свой постоянный кабинет, и никуда переезжать не планировал. Вот только по моему тону сразу понял, что я ему скажу, если он так ответит.
— Перед тем как переедешь туда, не забудь заблаговременно подать требование на приличную мебель, — с нажимом сказал я. — Соответствующую твоему положению.
— Подам, — хмуро ответил он.
— Эрик, ты пойми, пожалуйста, — уже мягче сказал я, — это не моя прихоть. Мы с тобой знаем, что это просто скромность, но для посторонних это будет выглядеть так, будто семья считает тебя вторым сортом. А именно таким образом это и будет воспринято. Даже твои подчинённые так подумают. И отразится это в первую очередь на тебе — ведь если тебя не уважают свои, то чужим это тем более не обязательно. А поскольку мы никому не позволим тебя унижать, то дело запросто может кончиться кровью.
Похоже, что я, наконец, сумел до него достучаться — во всяком случае, в этот раз Эрик мои слова воспринял серьёзнее, чем раньше.
— Я всё понял, Кеннер, — кивнул он с хмурым видом.
— Ты, кстати, подумай насчёт того, чтобы переехать в Масляный, — посоветовал я. — Ты ведь ещё и за четвёртый механический отвечаешь — тебе будет удобнее сидеть там, где все управленцы под рукой. Ну ладно, что мы всё не о том. Как у вас жизнь? В одном доме живём и всё никак повстречаться не можем. Надо хоть совместные завтраки сделать, что ли, а то это вообще никуда не годится.
— Дом большой, вот и не встречаемся, — хмыкнул Эрик. — Я там до сих пор в коридорах ещё путаюсь. А насчёт общих завтраков мысль хорошая. Вообще-то, Лена к нам вчера забегала, они с Милой долго о чём-то шептались.
— Они вечно о чём-то шепчутся, — махнул я рукой. — Даже не представляю, что такое они постоянно обсуждают.
— Ну, что они постоянно обсуждают, я, конечно, не знаю, — сказал Эрик с интонацией, которая показалось мне странной, и я мгновенно насторожился, — но вот что они обсуждали вчера, я могу предположить.
Я молча смотрел на него, ожидая продолжения, и он действительно продолжил:
— Мила беременна.
— Да ты что! — поражённо воскликнул я. — Ну наконец-то! А я всё гадал, с чего ради Лена на меня так хитро посматривала вчера вечером. Срок большой?
— Два дня, — он начал загибать пальцы. — Или три? Нет, два.
— Гм, — поперхнулся я. Впрочем, чего я ожидал? Маме полоски на тесте считать не нужно.
— Сказала, что пока точно не знает, в какой день родит — смотря как дочка будет развиваться. Назвать решили Эрной.
— Мама не хочет отходить от традиции, — понимающе кивнул я.
— От какой традиции? — не понял Эрик.
— Потомков Кеннера Ренского принято называть северными именами. Ренские верят, что проблемы Ольги с дочерью возникли из-за того, что та решила от этой традиции отойти и назвала дочь славянским именем. Похоже, мама в это тоже верит, ну, или просто решила не рисковать.
— Вот как? — на лице Эрика отразилось понимание. — А я всё удивлялся, почему она попросила выбирать только из северных имён. Но мне, в общем-то, разницы нет — Эрна хорошее имя, мне нравится, и Миле тоже.
— Есть другая теория, что характер в нашей ветви передаётся по женской линии от прапрабабушки Асты — достаточно на её портрет посмотреть, чтобы понять, что характер там тот ещё. Вот лет через двадцать вы эту теорию и опровергнете. Ну, или подтвердите, хотя не хотелось бы.
— Не хотелось бы, — согласился Эрик, слегка помрачнев. История бурных отношений Ольги с дочерью мимо него явно не прошла.
— Я тоже надеюсь, что Аста здесь ни при чём, — пожал плечами я. — У нас ведь точно та же проблема. Но извини — сам понять не могу, с чего я взялся тебя запугивать, разговор как-то сам собой не туда зашёл. Ты-то рад?
— Уже и не знаю, — честно ответил Эрик. — Вроде и хотел, а сейчас даже не представляю, как оно будет.
Да, жизнь вольника его к такому определённо не готовила.
— Да нормально всё будет, не бери в голову, — махнул рукой я. — Тебя никто особо напрягать не станет, и без тебя найдётся кому сюсюкать. Лена наверняка будет к вам бегать постоянно. Будешь вроде главы прайда — снисходительно поглядывать, как львицы суетятся.
— Хм, — недоверчиво сказал Эрик. Непохоже было, что я его сильно успокоил.
— Ладно, дома можно будет об этом подробно поговорить, — закончил обсуждение я. — Давай о деле — как здесь работа продвигается?
— График выдерживаем, — деловитым тоном начал докладывать Эрик. — Первые два уровня уже готовы, начинаем монтировать внутреннюю облицовку камер и стойки для ячеек. На третьем уровне идут завершающие работы, заканчиваем полировку стен. По этому поводу у меня вопрос, Кеннер: зачем облицовывать все камеры броневой сталью? Зачем делать стойки для ячеек из броневого листа полвершка толщиной? Ренские укрепили даже внутренние стены — что нам, кстати, обошлось в огромные деньги. И несмотря на укреплённые стены, каждая камера изнутри ещё и облицовывается сталью, то есть делается внутренняя бронекапсула. Зачем? Учитывая уровень охраны, это выглядит полной бессмыслицей.
— Не понимаешь, значит? — я задумался, пытаясь подобрать подходящий пример. — Вот давай рассмотрим малые ячейки. Это стальная коробка, в которую можно положить несколько папок, или пачку бумаги, или несколько пачек денег, или что угодно относительно небольшого размера. Это наиболее востребованный размер ячейки. Такие ячейки хранятся в стойке размером тридцать на двадцать, то есть на шестьсот ячеек. Всё верно?
— Верно, — кивнул Эрик.
— Мы не знаем, что клиенты хранят в своих ячейках, поскольку гарантируем полную конфиденциальность. И вот к нам приходит клиент, арендует малую ячейку и кладёт туда, скажем, горсть мелких необработанных алмазов. Алмазы, конечно, представляют собой ценность, но, скажем так, относительно невысокую. Они сгодятся разве что для недорогой ювелирки. Но мы, разумеется, не знаем, что клиент туда положил. Следом за ним приходит ещё один клиент и тоже арендует такую же ячейку. Мы опять не видим, что он туда кладёт, и напрасно, потому что второй клиент положил в свою ячейку взрывчатку. Ячейки ставятся в стойку рядом друг с другом. Несколько дней всё спокойно, затем часовой механизм срабатывает, и происходит взрыв. Второй клиент, разумеется, растворился бесследно, зато приходит первый, с ужасом глядит внутрь своей ячейки и сообщает нам, что там была дюжина десятикаратных алмазов, которые сейчас превратились в обломки и пыль, и стоимость которых мы должны ему возместить. Этот вариант страхового мошенничества первым придёт в голову любому желающему хорошо и безопасно на нас заработать. Кстати, это одна из причин, почему банки сдают свои ячейки, не гарантируя сохранности содержимого.
Эрик помрачнел.
— И как мы можем с этим бороться? Тоже не гарантировать сохранности?
— Чем же мы тогда будем отличаться от банков? Мы обязаны гарантировать возмещение ущерба, иначе у клиента неизбежно возникнет вопрос, за что он нам платит.
— А у остальных владельцев этих шести сотен ячеек там тоже внезапно окажутся бриллианты?
— Нет, — улыбнулся я. — С этим достаточно просто бороться: клиент при оформлении аренды объявляет ценность, и стоимость аренды зависит от объявленной ценности. Ну и, конечно, производится экспертиза содержимого при наступлении страхового события. Но для страхового мошенника это не препятствие — он ведь может объявить любую ценность. Увеличение стоимости аренды для него не критично, да и арендовать-то ему надо всего на недельку.
— Мы можем размещать ячейки не подряд, чтобы нельзя было предсказать, где окажется ячейка мошенника.
— Очень хорошо, Эрик, — с удовлетворением сказал я. Он наконец-то начал пользоваться головой, и это меня действительно радовало. — Ячейки должны сдаваться в аренду в случайном порядке, а система их нумерации должна храниться в строгом секрете. Это действительно сделает очень сложным такой вариант страхового мошенничества, но проблема всё равно останется.
— Почему? — не понял он.
— Потому что этим могут заниматься и люди, которые вовсе не собираются получить с нас какие-то деньги, — объяснил я. — Например, это могут сделать наши враги. Каждый взрыв в хранилище, который привёл к убыткам клиентов — это огромный ущерб для нашей репутации, не говоря уж о чисто денежных потерях. И сделать это достаточно просто — всего лишь прийти и арендовать ячейку или даже камеру. Бронекапсулы и бронированные стойки для ячеек позволят минимизировать ущерб или даже полностью его избежать.
— Теперь я понял, — серьёзно сказал Эрик. — Как-то не задумывался о таком варианте. А как вообще будет происходит доступ к ячейке?
— Да там всё просто, — махнул я рукой. — Ячейка закрывается на два замка — один ключ у нас, второй у клиента. Сотрудник с ключом доступа к хранилищу не имеет — ячейку в отдельную комнату доставляет служащий хранилища, у которого, естественно, никаких ключей нет. Сотрудник с ключом открывает свой замок и выходит. У клиента есть, скажем, двадцать минут на работу с ячейкой, а потом всё повторяется в обратном порядке. Ну и по желанию клиент может опечатать ячейку. В общем, процедура несложная и вполне прозрачная.
— И ещё один вопрос, Кеннер, — Эрик выглядел смущённым. — Что там с крокодилами? Извини, что я об этом спрашиваю, просто хочется понять — это в самом деле что-то реальное, или можно за такие вопросы сразу в морду бить?
— Пока не знаю, — поморщился я. — Тамила их делает. Надеюсь, что она не подведёт — денег на эту дурь уже целая куча ушла.
— А что — может и подвести?
— Да кто ж её знает? — с досадой сказал я. — Может и подвести, наверное. Кое-что сомнительное в ней есть.
Эрик вопросительно посмотрел на меня.
— Как бы это объяснить… вот ей вроде как полторы тысячи лет, но я в это не верю. Понимаешь, возраст всё равно сказывается во многих моментах — поведение, разговор, жесты, да много разных мелких признаков. Как угодно хорошо загримируй подростка в старика, и всё равно будет понятно, что это ряженый. Точно так же старик вряд ли сможет абсолютно убедительно сыграть подростка. Обязательно будет проявляться какой-то диссонанс. Так вот, как я ни стараюсь, я никак не могу поверить в полторы тысячи лет. Мне даже в пару сотен трудно поверить. Например, как бы Драгана ни дурачилась, никакого диссонанса в ней не чувствовалось, а с Тамилой он прямо глаза режет. Кстати, забудь, что я про Драгану сказал.
— Уже забыл, — согласно кивнул Эрик. — То есть с крокодилами пока непонятно?
— Непонятно, — вздохнул я.
* * *
Забор Ренских не переставал меня восхищать. Даже сейчас, посреди зимы, кто-то стоял и, периодически дыша на руки, выкладывал очередную мозаику. Дело это, конечно, трудоёмкое, и продвигается медленно, но пройдёт двадцать лет, или тридцать, или пятьдесят, и вокруг этого забора будут бродить разинув рот толпы туристов. Даже сейчас уже есть на что посмотреть, но меня всё-таки немного удивляет такая страсть Ренских к красоте. У них что — где-нибудь в подвале есть машинка для печатания денег? Мы вот совсем не бедные, но такого, пожалуй, позволить себе не смогли бы.
Покрутив головой, я бросил подсчитывать чужие деньги и зашёл в проходную.
— Выясните, где я могу найти сиятельную Стефу, — распорядился я, кивнув охранникам.
— Она вас ждёт в ротонде Медведицы, господин Кеннер, — доложил дежурный после короткого разговора по телефону.
Стало быть, Стефа не забыла, что мы договаривались о занятии. Я поблагодарил его кивком и прошёл на территорию.
Как всегда, у Ренских сразу бросалась в глаза просто невероятная ухоженность. Даже снег с дорожек они не отбрасывали на газоны, а вывозили, отчего и сугробы у них выглядели элементом дизайна. Я был бы не прочь завести такие же порядки и в нашем поместье, но бесплатной рабочей силы у нас не имелось, а держать целую армию дворников было бы слишком накладно.
Я успел пройти только до следующей дорожки, как буквально столкнулся со Стефой, которая спешила в том же направлении.
— Здравствуй, бабушка, — улыбнулся я ей. — Ты не со мной торопишься встретиться?
— С тобой, — улыбнулась она в ответ. — Здравствуй, Кеннер. Как у тебя дела?
— Да у меня-то как обычно, а вот как у вас? Конкретно, всё ли хорошо с нашим небольшим совместным начинанием?
— Всё просто замечательно, Кеннер, Эльма прекрасно поставила дело. Хотя должна заметить, что меня немного смущают её доклады. В частности, она пишет, что регулярно избивает Норита. Я этого совсем не понимаю.
Я без труда уловил общую картину и засмеялся.
— Точно, там ведь как раз и нужен кто-то вроде Эльмы! Просто поразительно, как вы угадали, кого туда надо посылать. Я ведь и сам только недавно понял, в чём там дело. Понимаешь, этим карлам необходимо регулярно драться — это у них что-то физиологическое, то ли сбрасывают таким образом дурную энергию, то ли ещё что. У нас раньше как их представители приедут, так народ от них буквально стонет — хамят, безобразничают, драться со всеми лезут. А сейчас их сопровождают специальные люди, которые чуть что, сразу им в морду суют, и отношения с партнёрами полностью наладились.
— Ну надо же, — в удивлении покачала головой Стефа. — Чего только в жизни не встретишь. Ну да, получается, что Эльма там самый подходящий кандидат. Была у нас мысль заменить её одной очень способной девочкой, хорошо, что от этой идеи отказались — девочка та совсем не из драчунов.
— Только драться мало, — уже серьёзно сказал я. — Если Эльма хорошо справляется, значит, у неё и с головой всё в порядке.
— Мы это понимаем, Кеннер, её заслуг никто не оспаривает, — внимательно посмотрела на меня Стефа. — Эльма полностью свой проступок закрыла, к ней больше никаких претензий нет. Но всё равно спасибо, что ты за наших девочек заступаешься — мы это оценили.
Я смутился и не нашёлся что ответить. Мы неторопливо шли по аллее, пока не поравнялись со скамейкой, на которой сидели и о чём-то чирикали две девчонки лет пятнадцати. Они тут же вскочили и поклонились.
— Здравствуйте, девочки, — улыбнулся я им. — А на эту скамейку больше не садитесь, это сиденье уже готово сломаться. Не могу понять почему — такое ощущение, будто доска просто подпилена снизу.
Одна из девчонок тут же заглянула под скамейку и возмущённо ахнула.
— Скажите госпоже Инге, чтобы заменили здесь сиденье, — распорядилась Стефа, с интересом посмотрев на меня.
— Диверсия врага? — поинтересовался я, когда девчонки убежали, а мы двинулись дальше. — Предстоят поиски террориста?
— Никаких поисков, — усмехнулась Стефа. — Я знаю, кто это сделал и почему. Это месть за неразделённую любовь. Не думала только, что у него дело до таких пакостей дойдёт.
— А я-то верил, что у вас все подростки прямо образцовые, — укоризненно покачал головой я.
— У нас они как у всех, — с неприкрытой иронией посмотрела на меня Стефа. — Можешь попросить свою мать рассказать, что она в своё время устроила в кабинете Ольги.
— Ой, нет! — отказался я. — Не все знания одинаково полезны.
— Ну ладно, не спрашивай, — согласилась она. — Есть и более интересный вопрос: как ты это заметил?
— Контроль окружения, — объяснил я. — Мы как раз сейчас изучаем внутренние напряжения объектов, вот Менски и требует от нас постоянно отслеживать всё вокруг.
— И как успехи?
— Пока слабовато, — признался я. — Пару часов могу отслеживать, а потом устаю, и внимание рассеивается. После этого надо как минимум час отдохнуть. Постепенно дело улучшается, но до летней сессии я, скорее всего, так и не смогу отслеживать окружение постоянно. Вообще-то, бабушка, у меня есть и более интересный вопрос: почему ты ничего не заметила?
— Потому что я не могу непрерывно отслеживать окружение, вот и не заметила. Никто этого не может. Ваш Менски может требовать что угодно, но два часа — это уже замечательный результат. И если ты действительно сможешь постоянно отслеживать окружение, то это даст тебе огромное преимущество, ради которого стоит потрудиться.
— А почему же он от нас этого требует, если это считается невозможным? — в замешательстве спросил я.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Может, ставит перед вами недостижимую цель, чтобы вы как следует выложились. А возможно, он понял, что у тебя как раз может и получиться. И раз уж у тебя так хорошо с этим дело обстоит, то давай-ка добавим упражнения по сопротивлению материалов, у нас есть неплохие фамильные наработки.
Я тоскливо вздохнул, но возражать не стал. В конце концов, если уж тебя согласилась учить Высшая, то нужно стараться взять у неё как можно больше, а не канючить, что тебе и без того трудно.
— А скажи, бабушка — не доводилось ли тебе бывать на Севере? — я вдруг вспомнил, что давно собирался у неё об этом спросить.
— А что ты имеешь в виду под севером?
— Я имею в виду не тот север, который нами освоен, а те области, куда нормальные люди не заходят, и которые вообще не принято упоминать.
— Ах, ты об этом Севере. Была там краем, а что?
— Что ты можешь о тех местах рассказать?
— Да мало что могу на самом деле, — Стефа задумалась. — Нам те места не особо интересны. Встречаются там разные интересные звери и растения, но мы ведь не зоологи и не ботаники. Мы больше по ископаемым, а там что-то добывать смысла нет. Слишком сложная логистика. Нам проще то же самое рядом с Рифейском добыть. А чем тебя те края заинтересовали?
— Нас туда собираются на практику послать, но как выяснилось, наши преподаватели сами толком не знают, что там может встретиться. Вот мы и нервничаем.
Стефа пренебрежительно махнула рукой.
— Да ничего там такого страшного нет. Есть кое-какие необычные существа, так они подыхают не хуже обычных. Просто соблюдайте технику безопасности, правильно одевайтесь, не ходите поодиночке. Если гулять там, как в парке, то понятно, что можно пострадать, и если соблюдать осторожность, то серьёзной опасности нет. В тех местах ведь народ ещё не так давно травки собирал, и ничего. Хотя иногда гибли, конечно, как без этого.
— А сейчас не собирают?
— А сейчас большую часть этого научились синтезировать, так что цены упали, и траву собирать стало невыгодно.
— А вот ещё насчёт тех животных — некоторые из них, оказывается, владеют Силой, причём их воздействие никак не определяется. Но при этом вполне себе действует.
— Слышала я об этом, — кивнула Стефа. — Это даже пытались исследовать. Пришли к выводу, что это просто другая сторона Силы, нам по каким-то причинам недоступная. Но защититься от этого вполне возможно, и даже не так уж сложно.
— А как можно защититься?
— Ну вот есть способ собирать вокруг себя как бы плотный кокон Силы, вы скоро должны будете это проходить.
— Уже проходили, — заметил я. — Это для защиты нервных узлов.
— Не только для этого, но неважно. А есть и другой способ: нужно создать вокруг себя вакуум Силы. То есть тот же кокон, но наоборот. Просто это гораздо труднее, вот и реже используется. Но такой способ защищает от любого прямого воздействия Силы, от любой её стороны, и в любых формах.
— А студент такой вакуум Силы сможет создать?
— Студент вряд ли, а вот ты, наверное, сможешь, — оценивающе посмотрела на меня Стефа. — Давай этим тоже позанимаемся, я посмотрю, какие у нас упражнения на эту тему есть.
Опять напросился на добавочные упражнения — словно мало мне Магды Ясеневой, которая при малейшей возможности подсовывает мне дополнительные задания.
— А знаешь, что ещё интересно, бабушка — мы с Леной эту другую сторону Силы видим и даже можем её использовать.
— Вот как? — она с удивлением посмотрела на меня. — И каким образом вы сумели такую способность получить?
— Не знаю, честно.
— Куда ты умудрился залезть? — вслух размышляла она. — И как вообще на это можно настроиться?
Меня будто стукнуло по голове — было, было одно интересное место, куда я имел глупость залезть. Может, там мы и настроились каким-то образом? Во всяком случае, на что-то мы там действительно пытались настроиться. Озвучивать свою догадку я не стал — пришлось бы объяснять слишком многое из того, что я объяснять не хотел.
— А не знаешь ли ты, бабушка, такую Тамилу Лапу? — сменил я тему.
— Лапа, Лапа… — призадумалась она. — Нет, не помню такую. Кто это?
— Ещё один человек, который умеет обращаться с этой другой стороной Силы. При этом она настаивает, что Высшей она не является. И возраст у неё полторы тысячи лет.
— Если она не Высшая, то ей не может быть полторы тысячи лет, — отрицательно покачала головой Стефа.
— Почему? — заинтересовался я. — Объяснишь?
— Да всё просто, Кеннер. Вот скажи: сколько живёт человек, и почему именно столько?
— Ну если вообще, то лет до восьмидесяти. У нас до ста пятидесяти примерно. А почему столько… насколько я понимаю, дефекты деления клеток накапливаются или что-то в этом роде.
— А Владеющий сколько живёт? Ладно, отвечу за тебя — лет до трёхсот-четырёхсот, иногда пятисот. Потому что у него сродство с Силой подавляет механизмы старения, и оно происходит соответственно медленнее. А теперь вопрос тебе: сколько живут Высшие?
— Тысячу лет? — предположил я. — Или две? — потом я вспомнил Бальдебрету из племени гаутов и уверенно ответил: — Три тысячи лет.
— Нет, Кеннер, — улыбнулась Стефа. — Высшие живут столько же, сколько и обычные Владеющие. Ну может, чуть больше, но ненамного.
— Не может такого быть, — усомнился я. — Взять хотя бы Бальдебрету — сколько ей? Две тысячи точно есть — разве не так?
— Так, — согласилась она. — Только это не та же самая Бальдебрета.
— В каком смысле? — непонимающе нахмурился я. — Бабушка, объясни нормально, пожалуйста.
— Ты знаешь, что такое духовная форма?
— Очень примерно.
— Ну, точно это вряд ли кто знает. Так вот, именно духовная форма хранит полный слепок организма. Не копию каждой клетки, которая к этому возрасту, скорее всего, содержит множество дефектов, а цельный образ организма. И если перейти в духовную форму, а потом обратно, то организм полностью восстановится. Не обязательно в точности в таком же виде, но, как минимум, в очень похожем. И уход в Осколки как раз чаще всего с этим и связан — приходит время умирать, и если ты хочешь жить дальше, тебе надо суметь хоть на мгновение перейти в духовную форму. Впрочем, больше, чем на мгновение, вряд ли получится — существование в духовной форме требует просто чудовищной энергии.
— То есть получается, что если научиться переходить в духовную форму хотя бы на мгновенье, то можно жить вечно?
— Было бы просто замечательно, — усмехнулась Стефа, — но, к сожалению, ничего подобного. Духовная форма содержит не какой-то шаблон идеального организма, а его текущую копию. Без мусора, но всё равно неидеальную. Я не знаю, сколько раз можно обновлять организм, но рано или поздно приходит момент, когда образец становится нежизнеспособным, и чтобы существовать дальше, необходимо окончательно перейти в духовную форму. И если у тебя к тому времени не будет хватать на это энергии, ты умрёшь, как любой человек. Нельзя жить вечно, даже Вселенная рано или поздно умирает.
— А духовная форма живёт вечно?
— Не знаю, Кеннер. Никто не знает. Если у кого-то и получилось полностью перейти в духовную форму, он не вернулся нам об этом рассказать.
