Глава 13

Я не люблю опаздывать и всегда стараюсь приходить вовремя или даже немного раньше. Сегодня прийти раньше не получилось. Очередная метель замела улицы, тяжёлый лимузин буквально плавал по снежной каше, и приходилось ехать очень медленно. Так что когда я, наконец, добрался до «Ушкуйника», Анна Максакова была уже там.

— Здравствуйте, Анна, — поздоровался я, вешая пальто на фигурную вешалку в форме головы оленя. — Прошу прощения за опоздание, на дороге творится полное безобразие.

— Здравствуйте, Кеннер, — улыбнулась она. — Вы не опоздали, это я приехала немного раньше.

Я с удовольствием отметил, что она была в хорошем расположении духа — цель встречи была довольно деликатной, и если бы она была не в настроении, то было бы лучше вообще не начинать серьёзный разговор.

Мы немного поболтали о том о сём. Посплетничали об Острожских — наследник опять отличился, устроив в ресторане безобразную драку из-за проститутки, и сейчас все гадали, отправит ли, наконец, глава семейства сыночка куда-нибудь в тундру на перевоспитание, или же Ростику всё опять сойдёт с рук. Общество обсуждало скандал без тени сочувствия — Острожских не любили, а Ростислава считали вообще конченым дебилом.

Поговорили и о культуре — к нам на днях приехала выставка скульптуры из Флоренции, и общество пришло к неприятному выводу, что рисуют наши, пожалуй, не хуже имперских, а вот со скульптурой дело у нас обстоит совсем печально.

— Мама сходила на выставку, затем пригляделась к статуям, что стоят у неё в клинике, и пришла в ужас, — рассказывал я, аккуратно вскрывая щипчиками клешню лобстера. — Потребовала отвезти их с глаз долой куда-нибудь в деревню, и вот прямо немедленно выписать из Флоренции скульпторов для оформления клиники. Я думал, Киру хватит удар — хорошо, что организм у неё молодой и устойчивый к стрессам.

Анна посмеялась, но потом посерьёзнела.

— Сочувствую вам, Кеннер, — в эмоциях у неё действительно явно прослеживалось сочувствие. — Я уже достаточно знаю Милославу, так что могу предположить, что выписывать скульпторов вам всё-таки придётся.

— Ну, в любом случае не так чтобы сразу, — уклончиво сказал я. — Нас, конечно, бедными не назвать, но деньги мы, увы, не печатаем.

Со скульпторами получилось довольно смешно, хотя за пределами семейства я подобные вещи обсуждать, разумеется, не собирался. Забавный момент — для меня забавный, а для мамы наоборот, — состоял в том, что, потребовав немедленно доставить ей скульпторов, она тут же сделала неприятное открытие, что ситуация в семействе с недавних пор существенно изменилась. У нас сейчас стало две семьи, и Кире пришлось ей напомнить, что деньги у каждой семьи теперь свои. Если раньше она могла просто высказать свои пожелания, и нам с Кирой приходилось ломать голову, как их удовлетворить, то сейчас сразу же вставал вопрос: кто будет эти пожелания оплачивать? Потребовать, чтобы за неё платили дети, она, разумеется, не могла, а своих свободных денег у неё просто не было. Могу маме только посочувствовать — если не привык считать деньги, то очень тяжело начинать жить по средствам. Ну, это теперь проблема Эрика.

— Так зачем вы пригласили меня, Кеннер? — спросила Анна, когда мы, наконец, покончили с обедом. — Опять решили меня нагнуть?

— Если вы действительно так восприняли наш прошлый разговор, то я прошу у вас прощения, — серьёзно ответил я. — У меня совершенно не было такого намерения. И сейчас я пригласил вас, разумеется, не за этим.

— Я не в обиде, Кеннер, — махнула рукой Анна. — Не берите в голову. Положа руку на сердце, я всё-таки понимаю, что вы были правы, да и делали это не ради себя. Хотя тогда я, конечно, немного разозлилась.

— Надеюсь, у нас с вами больше никогда не возникнет нужды в подобном разговоре, — ответил я, и это было сказано совершенно искренне. Моё счастье, что Анна отходчива, а то ведь так можно приобрести и врага на всю жизнь. Учитывая её возможности, перспектива неприятная. — Хотя один из вопросов действительно связан с Клаусом фон Абенсберг.

— Хотите узнать закрытые выводы комиссии? — она с явным недовольством посмотрела на меня. — Вообще-то, такая информация закрыта не просто так.

— Почему-то вы всегда очень быстро делаете обо мне выводы, и почему-то они всегда мне не льстят, — укоризненно сказал я, и Анна немного смутилась. — Я не пытаюсь узнать какие-то секреты, всего лишь ваше личное мнение и ваши наблюдения. В той части, которая не затрагивает тайну личности.

— Хотите его использовать, — утвердительно кивнула Максакова.

— Хочу дать ему долю в семейных предприятиях, — пояснил я. — Для начала в «Саде камней», а там будет видно.

— Щедро, — она с удивлением посмотрела на меня.

— Он наш вассал, и мы обязаны о нём заботиться, — вздохнул я. — А возможности трудоустройства у главы аристократического семейства практически отсутствуют, он же не может просто пойти куда-то рядовым сотрудником. Он, конечно, отработает эту долю, но всё же будет трудиться как компаньон, а не как наёмный работник.

— Понимаю, — согласилась она. — Тем не менее, достойно — многие ведь даже не стали бы задумываться о чужих проблемах.

— В общем, я хочу узнать о нём чуть больше, чтобы понять, с чем он может справиться, а что ему поручать не стоит. Цифры в аттестационном листе дают не так уж много информации. Мне хотелось бы услышать ваши личные впечатления — разумеется, никаких секретов, просто что стоит за этими цифрами, и с чем у него могут быть проблемы.

— Почему бы и не рассказать? — пожала она плечами. — Каких-то секретов здесь действительно нет. Лучше всего у него дело обстоит с артефакторикой — бесспорный восьмой ранг. Есть некоторое отличие в наборе обязательных конструктов, да и сами конструкты заметно отличаются, но придираться мы не стали — все тестовые задания восьмого ранга он выполнил уверенно, а это главное.

— Он и говорил, что является прежде всего артефактором, — заметил я.

— С этим вам определённо повезло, Кеннер. Можно сказать, что сейчас в вашем полном распоряжении самый высокоранговый ремесленник княжества. Да-да, именно так, — кивнула она в ответ на мой вопросительный взгляд. — Формально у нас есть ещё два ремесленника восьмого ранга, но один уже не берёт заказов и, по некоторым признакам, впал в старческий маразм, а чтобы разместить заказ у второго, нужно перед ним буквально пресмыкаться. Так что, их, по сути, у нас и нет.

— Это совершенно ненормальная ситуация, — только и мог сказать я.

— И не поспоришь, — кивнула она. — Утешает лишь то, что в других княжествах ситуация не лучше — если, конечно, это можно назвать утешением. Но я продолжу. В алхимии он взял седьмой ранг, но с некоторой натяжкой. То есть, формально он критериям не вполне соответствует, но по факту всё-таки является Старшим алхимиком. Ему можно было дать шестой ранг, а можно и седьмой. Комиссия долго спорила, однако в конце концов решила, что всё-таки правильней признать его Старшим.

— Не знаю пока, где можно это использовать, — откровенно сказал я. — Но мы попробуем придумать какие-то задачи для алхимика — Старших алхимиков можно по пальцам пересчитать, позволить такому специалисту простаивать — это расточительство.

— Не сомневаюсь, что вы что-нибудь придумаете, Кеннер, — развеселилась Анна. — Что-нибудь высокодоходное. Ну ладно, пойдём дальше. Как боевик, он вытянул только на шестой ранг, и это опять же с большой натяжкой. Если бы он не был Старшим, мы бы присвоили ему пятый. По основным нормативам он на большее не тянет, но за счёт хороших способностей к волевым построениям мы сочли возможным ранг ему немного поднять. Однако имейте в виду, что для боя он слабо подходит, разве что в составе сильной группы. И это его предел — даже если отдать его на пять лет Менски, ситуацию это не исправит. Годы уже не те, время упущено.

— Это ценная информация, спасибо, Анна, — поблагодарил я. — Если его вдруг понесёт в бой, без охраны не отпустим. Потерять его мы определённо не хотим. Впрочем, его жена вполне способна о нём позаботиться.

— Дорохова справится, — кивнула она.

Надо же, прямо удивительно — глава Круга Силы знает скромного боевика пятого ранга, и настолько хорошо знает, что уверена, что та справится. И я, кажется, догадываюсь, в чём тут дело.

— Лада сейчас, кстати, не Дорохова, а фон Абенсберг, — небрежно поправил я. — Её вы тоже держите под наблюдением, как возможную Высшую? Хотя она, конечно, талант, и работает упорно. И с дурью она нынче совершенно покончила, так что не удивлюсь, если и впрямь в будущем возвысится.

Анна выглядела, как будто её стукнули пыльным мешком по голове.

— Что вы знаете об этом, Кеннер? — потребовала она. — Говорите!

— Да практически ничего не знаю, — пожал я плечами. — Знаю, что вы наблюдаете за теми, кто, по вашему мнению, способен в будущем возвыситься. На нашем курсе за Миной Золотовой присматриваете. Вот сейчас выяснилось, что и за Дороховой тоже.

— Ивлич рассказала? — с явным отвращением спросила она.

— Гана расскажет, пожалуй, — засмеялся я. — Из неё любую информацию приходилось с боем выцарапывать. Нет, ничего она мне не рассказывала, сам догадался. До чего-то сам дошёл, что-то по оговоркам понял, вот как сейчас. Не беспокойтесь насчёт этого, Анна, я никому ничего не рассказывал, и рассказывать не собираюсь. А вот за Ладой вам больше следить не стоит — если до Дворянского Совета дойдёт, что вы следите за аристократкой, шум будет до небес.

— Шантажируете? — мрачно спросила она.

— Бросьте, Анна, — махнул я рукой.

— Я так понимаю, что за вами тоже следить не стоит?

— Да нам с Леной на самом деле всё равно — до тех пор, пока это ваше наблюдение нас не раздражает. Да-да, я имею в виду тот цирк, что вы устраивали с нашими экзаменами. Однако имейте в виду, что это нам всё равно, зато Дворянский Совет это без внимания не оставит, причём отсутствие претензий с нашей стороны его не остановит. Они просто не смогут упустить возможность вас слегка придушить. Так ведь и вы, случись Дворянскому Совету подставиться, тоже мимо не пройдёте.

— Я вас услышала, Кеннер, — поморщилась она, — спасибо за предупреждение. Ну и последнее о вашем Клаусе: как лекарь он потянул только на четвёртый ранг, причём опять же с натяжкой. Сможет оказать какую-то помощь в полевых условиях, но это его предел.

— Я примерно этого и ожидал, — согласился я. — Нельзя стать лекарем, просто прочитав учебник, а практика у него вряд ли большая.

Анна молча кивнула и занялась десертом, показывая этим, что больше я ничего от неё не услышу. Я тоже лениво ковырял своё бланманже, раздумывая, как бы плавно перейти к главному вопросу. И чем дольше я его обдумывал, тем меньше он мне нравился. Лучше было бы вообще об этом забыть, но я обещал это выяснить, а обещания всё-таки надо выполнять. В конце концов Анна помогла мне сама:

— Так это всё, что вы хотели узнать, Кеннер?

— Нет, это был попутный вопрос, — наконец, решился я. — На самом деле я здесь как делегат от нашей группы. Да пожалуй, и не только от нашей.

Анна посмотрела на меня с интересом, и выражением лица обозначила вежливое внимание.

— Дело в том, что всех нас беспокоит будущая практика. Как выяснилось, даже преподаватели не представляют, что нас там ждёт.

— Это вы про своё воздействие? Я читала доклад. Можете это продемонстрировать?

— На вас продемонстрировать? — поразился предложению я.

— Нет-нет, на мне не надо, — засмеялась Анна. — Давайте вот на этой вилке. Для начала выполните стандартное воздействие на нервный узел.

— А разве можно на какой-то предмет?

— Почему же нет? Для вас-то какая разница на что воздействовать? Давайте, так сильно, как только можете.

Вообще-то и в самом деле — какая для меня разница? Я собрался и двинул Силу. Крупная голубая искра с громким щелчком перебросилась с вилки на лежащий рядом нож.

— Мощно, — с уважением сказала Анна. — Вижу, что техникой вы вполне овладели. Имейте в виду — если ударите таким образом в нервный узел, человек, скорее всего, умрёт от шока. А теперь то же самое, но вашим альтернативным способом.

Я опять сосредоточился, и Сила качнулась немного иначе. На этот раз никакой искры не было — вилка на мгновение как бы смялась, но тут же вернулась к исходному виду.

— Действительно ничего не почувствовалось, — озадаченно сказала Анна. — Однако некое воздействие определённо имело место. Всё это безумно интересно, конечно, но чего именно вы от меня хотите?

— Вы не находите, что это немного безответственно — посылать студентов в опасное место, о котором и преподаватели ничего не знают?

— Вот сейчас вы меня удивили, Кеннер, — укоризненно покачала головой она. — Уж от вас-то я не ожидала такое услышать. Во-первых, студенты-старшекурсники отнюдь не беспомощные овечки, вы только что это очень убедительно продемонстрировали. А во-вторых, вы — боевики. Вас готовят для службы в войсках. Вот скажите: когда вы приказываете своей дружине выдвинуться в какое-то место, вы ожидаете, что командир начнёт в панике восклицать, что там может быть опасно? Если воину даётся приказ, то он либо его выполняет, либо докладывает, по какой причине его невозможно выполнить, либо обоснованно запрашивает дополнительные силы и средства.

Мне стало стыдно — я действительно выглядел сейчас как паникёр.

— И вы не правы, Кеннер, если думаете, что мы проигнорировали вашу информацию, можете так и передать своим однокурсникам. Попробуйте воздействовать на меня, только несильно, пожалуйста.

— Вы уверены? — с сомнением спросил я.

— Уверена, действуйте.

Я опять толкнул Силу, на этот раз совсем слабо. Анна никак не отреагировала — только моргнула, хотя вполне возможно, что она моргнула безо всякой связи с моей попыткой.

— То есть вы воздействие не видите, но защищаться можете? — спросил я в полном недоумении. — Как это возможно?

— У нас в архивах много чего есть, нашлось и описание способа защиты, — улыбнулась она. — Правда, для студентов этот способ слишком сложен, но для них есть и совсем простой вариант.

— Ходить парами, и в броне?

— Вот видите, вы и сам всё прекрасно знаете. В общем, не беспокойтесь — там, конечно, опасно, но вы же боевики, а не ремесленники. Для вас просто нет никакого смысла в безопасной практике. И разумеется, мы сделаем всё возможное, чтобы никто из студентов не пострадал.

— А вы разобрались, что это за воздействие, и почему Владеющие его никак не ощущают? Точнее, ощущают только результат?

— Пока ничего конкретного, — с сожалением сказала она. — Есть только предположение, что это ещё одна грань Силы, но это слишком неопределённо. Вообще-то говоря, это я должна задавать вам вопросы. Каким образом получилось, что вы это воздействие не только чувствуете, но и можете им управлять?

— У меня нет никаких идей на этот счёт, Анна, — честно ответил я. — Могу только предположить, что это дар Силы.

— Не слишком ли много у вас даров, Кеннер? — скептически спросила она.

— Меня этот момент тоже смущает, — признался я. — Совершенно не представляю, где я мог бы получить такой дар, и за какие заслуги.

— Стало быть, нам пока нечего сказать друг другу, — подвела итог Анна. — Если мы что-нибудь узнаем, я вам сообщу, но и вы пообещайте мне рассказать то, что узнаете.

— Расскажу, — пообещал я.

— Надеюсь, на этом всё? — спросила она, поднимаясь из-за стола. — А то мне уже пора.

— На этом всё, — подтвердил я, поднимаясь вслед за ней. — Благодарю, что откликнулись на моё приглашение.

Анна кивнула, надевая симпатичную шапочку с кошачьими ушками и придирчиво рассматривая себя в зеркале. Шапочка настолько контрастировала с её образом строгого начальника, что я не смог сдержать улыбки.

— Симпатичная шапочка, — заметил я улыбаясь. — И выглядите вы в ней на удивление мило.

— О, кажется, это комплимент, — засмеялась она.

— Всего лишь констатация факта, — возразил я.

— Пусть так, но всё равно приятно, — ответила она, заправляя выбившуюся прядь. — Когда я была ребёнком, бабушка связала мне точно такую же шапочку. Я её просто обожала, и долго плакала, когда она случайно потерялась.

По-моему, подобные шапочки всё-таки больше подходят для детей, чем для взрослых женщин. Хотя в последнее время я часто вижу их на улице, и даже у Ленки появилась серенькая шапочка с круглыми ушками как у мышки. Я нахмурился, пытаясь понять, что может означать посетившее меня неясное ощущение.

— Как удачно сложилось, что ваша любимая шапочка вдруг вошла в моду, — заметил я. — Поразительное совпадение, правда?

Анна ничего не ответила, но с интересом посмотрела на меня.

— А что у нас ещё неожиданно вошло в моду? — продолжал я. — Какие новые тенденции внезапно появились в массовом сознании? И кстати, князь знает о том, что вы балуетесь в княжестве административным регулированием?

— Так и знала, что вы быстро это поймёте, — со вздохом сказала она, садясь обратно на стул. — Садитесь, Кеннер, давайте сразу и окончательно всё выясним, чтобы у вас больше не возникало подобных вопросов.

Я тоже уселся, насторожённо на неё глядя.

— Отвечая на ваш вопрос, Кеннер: князь знает. Более того, это его требование, чтобы я как можно быстрее освоила эту методику. Административное регулирование в интересах княжества — это прямая обязанность главы Круга Силы, и я прошу вас помнить, что это государственная тайна. Ваши отношения с женой мне известны, но даже ей этого знать не стоит.

— Хорошо, я не буду ей ничего говорить, — согласился я. — Но для меня довольно неожиданно, что князь полагается на административное регулирование, а не на более традиционные средства.

— Вы имеете в виду пропаганду? А вы много пропаганды у нас видели?

— Пожалуй, что и нет, совсем не видел, — я с удивлением осознал, что и в самом деле никогда не замечал каких-то настойчивых попыток куда-то сместить общественное мнение.

— Пропаганда слишком опасна, Кеннер, — мягко сказала Анна. — Правители часто не могут удержаться от соблазна быстро обеспечить поддержку общества, но за это всегда приходится дорого платить впоследствии. Ведь пропаганда действует на всех, включая тех, кто её использует. Удивительный факт, но люди быстро начинают верить в то, что они сами же и придумали. Они что-то сказали, кто-то повторил, это пошло дальше, и когда выдумка возвращается в исходную точку, она становится непреложным фактом для всех. Вы же понимаете, чем это опасно?

— Потеря связи с реальностью? Ошибки в оценке политической ситуации?

— Совершенно верно, — кивнула она. — Кроме того, пропаганда убивает альтернативные точки зрения. Это естественный процесс — когда начинает навязываться какой-то один взгляд на вещи, все другие вскоре начинают восприниматься, как враждебные. В результате пропаганда сначала цементирует общество, а затем маятник качается в обратном направлении. А поскольку естественные регуляторы к этому времени уже успевают атрофироваться, это часто приводит к социальным потрясениям, которых государство может и не выдержать.

— И получается, что именно административное регулирование является залогом стабильности, так? — задумчиво заметил я.

— Совершенно верно. Князь не использует пропаганды — он, наоборот, тайно поддерживает альтернативные взгляды. Причём поддерживает даже тех, кто, скажем так, не вполне дружественно к нему настроен.

Я сразу же вспомнил, как мы случайно узнали о тайной поддержке людьми князя «Русского голоса» — вестника самой непримиримой оппозиции. «Русский голос» был враждебен князю настолько, что никто не понимал, почему подобный пасквильный листок вообще может существовать.

— Оппозиция используется как предохранительный клапан, чтобы стравливать лишнее давление? — догадался я.

— Браво, Кеннер, — одобрительно кивнула Анна. — Именно так. Вспомните, сколько столетий у нас не было никаких социальных потрясений. Если изредка и происходят народные волнения, то они носят локальный характер, никогда не бывают направлены на власть, и всегда очень быстро затихают.

Я сразу и полностью ей поверил. Действительно, всё это вполне объясняло поразительную устойчивость нашего общества, которая всегда меня удивляла.

— А скажите, Анна, — вдруг пришла мне в голову мысль, — в чём заключается роль киевских гражданок? Не может ли оказаться, что они тайно рулят нами из-за кулис?

— Нет-нет, ни в коем случае, — решительно отказалась она. — Поверьте, это не прошло бы незамеченным. Их роль ограничивается небольшой помощью — они всего лишь вводят в курс нового главу Круга Силы и во внутренние дела княжества не лезут.

— Но получается, что они являются гарантами стабильности власти в княжествах?

— Пожалуй, можно сказать и так, — согласилась Анна. — Хотя, если строго между нами, Кеннер — кое-что и меня заставляет задуматься. Вот, в частности, вас никогда не удивляла такая крепкая дружба княжеств? Ведь ещё во времена Владимира Окаянного ничего подобного не было, княжества воевали друг с другом больше, чем с внешними врагами. Рязанцев, например, соседи просто ненавидели, и к Рязани относились хуже, чем к кочевникам. Но последнюю тысячу лет или даже больше у нас сплошное благолепие.

— Полагаете, здесь приложили руку гражданки? — задумчиво сказал я. — Очень может быть. И скорее всего, так и есть. Не удивлюсь даже, если съезды князей решают именно то, что решили гражданки. И как вы к такому относитесь?

— Я пока не сформировала своего мнения, — пожала плечами она. — Если судить по результатам, то в целом, скорее, положительно. Во всяком случае, каких-то отрицательных сторон я пока не вижу. Если не считать того, что немного обидно сознавать, что нашей жизнью управляют какие-то кукловоды со стороны.

— Если не считать этого, — согласился я.