§ 34. 1-е Послание апостола Павла к Коринфянам

Церковь в Коринфе была основана апостолом Павлом во время второго его путешествия около 53-го года. Вскоре же, года через четыре, когда апостол в третье свое путешествие жил в Ефесе, до него дошли известия о возникших в Коринфской Церкви нестроениях. Склонные к партийным спорам и не утвердившиеся еще в христианстве греки внесли дух раздора и в церковную жизнь.

Это обстоятельство ослабило должное противодействие небольшой христианской общины растлевающему влиянию большого торгового языческого народа. Раздоры, зависть, гнев, ссоры, клевета, ябеды, гордость, беспорядки (2 Кор. 12, 20) даже на церковных собраниях нашли себе место среди коринфских христиан; многие из коринфян согрешили и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве (21), оправдывая себя ложно понимаемой свободой христианской. Эти печальные известия из Коринфа преисполнили скорбью сердце апостола. Он откладывает решенное уже было посещение Коринфа, так как встреча при этих обстоятельствах была бы слишком тягостной. Вместо личного посещения он пишет Послание к Коринфянам, в котором дает наставления по поводу непорядков и нестроений в церковно-общественной жизни коринфян. А личное свидание с коринфянами апостол откладывает до времени их раскаяния и исправления жизни, чтобы свидание было радостным и любовным, без малейшего повода к взаимному огорчению.

Первое Послание к Коринфянам отличается от других Посланий апостола Павла разнообразием разрешаемых в нем вопросов церковно-общественной жизни. От ранее рассмотренных нами Посланий апостола Павла это Послание отличается еще и тем, что здесь апостолу Павлу приходится иметь дело не с иудейскими заблуждениями, а с греческой культурой и греческой чувственностью. Прежний вид иудейского противодействия проповеди апостола Павла изменился теперь, вследствие соприкосновения с эллинизмом, опиравшимся на философию, но чуждым глубокого проникновения в духовно-нравственную область человеческой жизни.

В первых 4-х главах апостол говорит о разделении коринфских христиан на партии. После проповеди апостола Павла в Коринфе проповедовал его ученик Аполлос; туда же прибыли обращенные в Христианство апостолом Петром (Кифой) и там же были христиане, слышавшие непосредственно учение Самого Господа Иисуса Христа. Склонные к партийным распрям и держась еще языческого взгляда на проповедников Евангелия, как на философов, самостоятельно основывавших каждый свою школу, коринфяне разделились на партии, по именам проповедников евангельского учения, и называли себя: Я – Павлов, Я – Аполлосов, Я – Кифин, Я – Христов. Вначале в основе этого разделения лежало доброе чувство любовной привязанности к тому или иному проповеднику, и не было различия в учении о вере; но в дальнейшем развитии разделение могло привести к опасным последствиям и для веры, а в нравственном отношении и теперь уже были нежелательные последствия. Так, в 5-й главе апостол обличает коринфян за допущенные в среде их грехи кровосмешения, блудодеяния, лихоимства, злоречия, пьянства. В б-й главе обличает страсть к тяжбам и обращение в языческие суды. В 7-й главе апостол осуждает ложный взгляд на брачное состояние, как на скверну, и выражает свой взгляд, что девство и безбрачие лучше, так как, освобождая человека от мирских забот, дают ему большую возможность совершенно отдаться служению Богу; особенно это нужно сказать ввиду начавшихся уже тогда и ожидавшихся еще в большей степени гонений на христиан от язычников; но находящиеся уже в браке даже с неверующими не должны разрывать брачных уз, а также и безбрачные, если не могут воздержаться, пусть вступают в брак, ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться. Из 8-й, 9-й и 10-й глав видно, что коринфяне принимали участие в народных языческих празднествах и вкушали идоложертвенное мясо, оправдывая себя ложно понимаемой свободой христианской, будто бы освобождающей от всяких внешних стеснений. Апостол внушает, что и во внешнем поведении, особенно в поступках, совершаемых публично, нужно руководствоваться не личным только сознанием, но и любовью и снисхождением к немощным в религиозно-нравственном отношении ближним, ибо одно знание надмевает, а любовь назидает. Правда, для христианского сознания идолы и та или иная пища – сами по себе ничто, но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, признающею идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется (8, 7). В качестве примера осторожности в поведении для блага ближних апостол указывает на самого себя (9 гл.). Он имеет полное право пользоваться от своих последователей пропитанием и другими преимуществами, как апостол, но чтобы не дать никакого повода заподозрить чистоту и бескорыстие его апостольского служения, он ничем не пользовался, отказался от своих прав; приноравливаясь к немощи ближних, угождал всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись (10, 33). В жизни нужно руководствоваться правилом: Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает. Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (Ю, 23–24). 11-я глава свидетельствует о беспорядках у коринфян и в богослужебно-церковных собраниях. Женщины, из щегольства и подражания язычницам, являлись на богослужебные собрания, вопреки обычаю, с непокрытой головой, оправдывая свое легкомыслие христианской свободой. Так же легкомысленно вели себя некоторые христиане и в отношении святейшего Таинства Евхаристии. После совершения Евхаристии и Причащения Св. Таин обычно совершались вечери любви, состоявшие в общей трапезе из яств, принесенных верующими, в зависимости от материального состояния каждого. Эти вечери, по идее, должны служить выражением взаимной христианской любви: богатые щедро приносили свои дары и любовно, по-братски, за общей трапезой делились ими с бедняками; этот вид благотворительности объединял всю общину на началах христианской любви, отнимая у милостыни обычно присутствующий ей неприятный и обидный для самолюбия бедных характер. Но у коринфян вечери любви стали утрачивать христианский характер: Всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Обличая этот беспорядок и ставя вечери любви в связь с Таинством Причащения, так как вечери любви учреждены в воспоминание той священной ночи, когда Христос установил на Тайной Вечери Таинство Евхаристии, апостол увещевает вкушать вечерю Господню и причащаться Св. Таин благоговейно, приготовляя себя к Таинству испытанием своей совести, покаянием в грехах: Кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней.

Указанные (в обозрении содержания 5-11 глав Послания) недостатки в нравственной жизни коринфян объясняют ту настойчивость, с какой обличает апостол в начале своего Послания (1–4) разделение коринфян на партии, так как это разделение было исходной точкой упадка нравственной жизни.

Ввиду того, что руководители партий влияли на толпу красноречием и философскими рассуждениями, апостол характеризует свойства евангельской проповеди, сравнительно с мирской мудростью (философией). Проповедь о Кресте для язычников, гордых своей ученостью, кажется слишком простой и даже безумием, а между тем для уверовавших еловое крестное – сила Божия, дарующая спасение. В то время, как мудрость мирская (философия), оторвавшаяся от источника мудрости – Бога и пытавшаяся самостоятельно разрешить жизненные задачи, оказалась бессильной в устроении спасения людей, – евангельская проповедь, кажущаяся для неверующих юродством, дарует действительное спасение верующим. Иудеи требуют чудес, и еллины ищут мудрости, а мы, – говорит апостол, – проповедуем Христа распятого, (хотя) для иудеев (это) соблазн, а для еллинов безумие. Но немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков. Доказательством этому служит необычайное влияние на людей евангельской проповеди: людей низкого звания (у язычников христианство распространялось первоначально среди рабов), погрязавших ранее во всевозможных пороках, она совершенно перерождает, делая их людьми сильной веры и святой жизни. Посмотрите, братия, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное, и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась перед Богом (1 г л.).

Для доказательства той же мысли о простоте евангельской проповеди, чуждой обольщения красотой внешнего построения речи, но сильной содержащейся в ней истиной, апостол ссылается на свою проповедь в Коринфе, когда он основывал там Церковь. Я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого… И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не по мудрости человеческой, но по силе Божией (2, 2, 4, 5). Правда, для более совершенных в вере апостол раскрывает премудрые планы Божественного домостроительства о спасении людей. Эта Премудрость Божия превосходит всякое разумение человеческое. Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (Ис. 64, 4). А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все проницает, и глубины Божии (2, 9-10). Проповедуя о премудрой Тайне Божией о спасении людей, апостолы имеют ум Христов, и принять их учение во всей его глубине могут только люди духовные, т. е. утвердившиеся в духовно-нравственной жизни, переродившиеся духовно и принимающие истину не умом только, но и сердцем, и волей, т. е. в полном проявлении духовных своих сил и способностей; а человек душевный, не очистивший еще душу свою от греховных привязанностей, не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно.

Очевидно, в отсутствие апостола Павла, противники его в Коринфе возбуждали против него христиан указанием на то, что другие проповедники Евангелия более красноречиво и глубоко раскрывают истины учения Христова, как, например, апостолы Петр и Аполлос. Имея в виду это нарекание на него, апостол Павел пишет: Я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские, чему служат доказательством распри, споры и разделение на партии из-за учителей-проповедников. Далее апостол разъясняет, как нужно смотреть на апостолов.

Апостолы – только слуги Божии, а основание спасения – во Христе Иисусе. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий. Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду. Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение. Ценность труда каждого строителя (проповедника) определится на Страшном Суде. Основание у всех строителей одно – Иисус Христос. Но на этом основании можно строить из материалов различной ценности и прочности: или из золота, серебра, драгоценных камней (слово Божие), или из дерева, сена, соломы (измышления человеческой мудрости). В день Страшного Суда огонь испытает дело каждого, каково оно есть (3, 13). И учителям нужно с большой осторожностью строить здание Церкви Христовой. Ведь каждый христианин есть храм Божий, так как Дух Божий живет в нем. Человеческие, мирские мудрствования легко могут разрушить этот храм, потому что мудрость мира сего есть безумие перед Богом. Оценивая сравнительное значение апостолов и становясь как бы судьями их, коринфяне проявили недостаток главного свойства христианина – смирения. Гордясь в греховном самообольщении своим духовным разумением и нравственным совершенством, коринфяне забыли, что если у них и есть что ценное, то они получили это от апостолов. Чтобы вразумить их и возбудить в них чувства признательности и благодарности к апостолам, трудящимся для их блага, апостол Павел сравнивает их положение со своим. Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас… А нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти; потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков. Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы, как сор, для мира, как прах, всеми попираемый доныне (4, 8-13).

Заканчивает апостол Павел свое обличение неразумной гордости коринфян уверением: Не к постыжению вашему пишу сие, но вразумляю вас, как возлюбленных детей моих, рожденных во Христе Иисусе благовествованием моим. У коринфян много было учителей (тысячи наставников), но духовный отец их один – апостол Павел. Для вразумления коринфян апостол посылает к ним доверенного ученика своего Тимофея и обещает вскоре и сам придти. Противники апостола Павла распускали слух, что он четыре года уже не посещает Коринф из боязни встречи там со своими противниками, более его сильными в слове. При посещении Коринфа апостол обещает испытать не слова возгордившихся, а силу, ибо Царство Божие не в слове, а в силе – в жизни, в делах.

Итак, заключает апостол свое рассуждение, чего вы хотите? С жезлом придти к вам или с любовью и духом кротости? (4, 19–21). Обличив более крупные непорядки в церковно-общественной жизни коринфян (1-11), апостол устроение менее важных дел оставляет до личного своего прибытия в Коринф (11, 34), а теперь, в конце Послания (12–15 гл.), дает разъяснение о духовных дарах и воскресении мертвых. Об этих предметах христианской жизни и веры многие из коринфян имели неправильное мнение.

Отличительной особенностью жизни Церкви Христовой в век апостольский было чрезвычайное проявление Благодати Божией в виде духовных дарований, какими обладали верующие. Апостол перечисляет следующие духовные дарования: дар мудрости, знания, веры, чудотворения, пророчества, различения духов, дар языков и их истолкования. Эти духовные дарования, проявляющиеся и теперь среди верующих, особенно величественно и обильно действовали в век апостольский, для содействия большему успеху евангельской проповеди среди неверующих. Но среди коринфян многие стали смотреть на эти благодатные проявления Духа Святого с себялюбивой точки зрения. Из тщеславия они пытались овладеть более поразительным дарованием, как, например, даром языков, унижали достоинство других дарований и часто, не имея никакого дара, самообольщались и в безумном возбуждении неистовствовали, произнося нечленораздельные и никому, даже и им самим, не понятные звуки, а иногда, в омрачении ума и сердца, выкрикивали богохульные мысли, произнося, например, анафему на Иисуса. В таком взгляде на духовные дарования сказывалось влияние языческих прорицательниц, вроде Пифии или Сибиллы. В ложном вдохновении, искусственно вызываемом, они с пеной у рта, с распущенными волосами выкрикивали или непонятные, или двусмысленные изречения и производили влияние на душу людей, настойчиво домогавшихся у них ответов. Предостерегая христиан от языческого взгляда на духовные дарования, апостол разъясняет, что все духовные дарования в Церкви есть действия Единого Духа Святого. Поэтому как не может находящийся под наитием Духа Святого произнести хулы на Бога, так же не должно быть и столкновения и соперничества между обладающими различными духовными дарованиями. Как тело человека состоит из различных членов, и все они имеют свое определенное назначение, и для правильного течения жизни между ними не должно быть соперничества, так же точно не должно быть соперничества и между христианами, составляющими единое Тело Христово – Церковь – и участвующими в общей церковной жизни, несмотря на различные дарования.

Тщеславным коринфянам апостол напоминает о высшем проявлении христианской настроенности – любви, которая одна только и дает истинный смысл всем духовным дарованиям и подвигам человеческим. В 13-й главе Послания апостол Павел восторженно, в поэтическом вдохновении воспевает «дивный гимн христианской любви. Без нее человек может говорить человеческими и даже ангельскими языками, но речь его будет звенящей медью или звучащим кимвалом (барабаном). Без нее человек ничтожен, хотя бы обладал даром пророчества, пред ведения и знания, имел веру, которая двигает с места горы. Без нее бесполезны раздача всего имения, предание своего тела на сожжение. Затем следует описание любви, которое должно быть золотыми буками начертано в сердце каждого христианина. Признаки ее – долготерпение, милосердие, отсутствие зависти, хвастовства, гордости, духа бесчинства, бескорыстие, негневливость, забвение обид и оскорблений, отсутствие радости при несчастиях других, любовь к правде, сердечная снисходительность, полная вера, твердая надежда и готовность переносить всякие скорби. Проповедь, дар языков и знания суть отдельные дарования и не будут уже необходимыми, когда настанет совершенное, но любовь останется вечно. То можно назвать лепетом, мыслями и рассуждениями младенца, а любовь есть принадлежность совершенного человека, когда он увидит Бога, не как сквозь тусклое стекло, не гадательно, но лицом к лицу, и познает Его не отчасти, но вполне, точно так, как теперь знают человека. Вера, надежда и любовь суть три непреходящие дарования, но любовь больше всех. Больше, потому что есть корень двух других; больше потому, что вера и надежда суть принадлежности человеческие, а любовь по существу своему божественна» (Фаррар, «Жизнь и труды апостола Павла», т. 2, с. 56).

В 14-й главе апостол дает частные наставления относительно пользования духовными дарованиями во время церковно-богослужебных собраний и увещевает, что все должно быть благопристойно и чинно.

Ввиду сомнений некоторых из коринфян, очевидно под влиянием языческих философов (15, 32–35), в воскресении мертвых и загробной жизни, апостол подробно останавливается в 15-й главе на изложении этой христианской истины. Прежде всего апостол доказывает истину Воскресения Иисуса Христа из мертвых, он ссылается на явления Воскресшего Иисуса Христа Петру (Кифе), 12 апостолам, 500 братиям, апостолу Иакову, всем другим ученикам Христовым и, наконец, самому апостолу Павлу. А если Воскресение Христово – несомненный факт, то нельзя отрицать и всеобщего воскресения мертвых, так как Своим Воскресением Христос положил начало и нашему воскресению: Он первенец из умерших. Если только допустить мысль, что всеобщего воскресения не будет, тогда, значит, нужно отвергнуть и факт Воскресения Христова. А это отрицание ниспровергает все Христианство. Если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших, поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. Тогда нет никакого смысла руководствоваться в жизни нравственными правилами, бороться со своими греховными склонностями. Тогда больше смысла будет руководствоваться правилами языческой школы эпикурейцев: станем есть и пить, ибо завтра умрем! (ст. 32).

Указав на то, что отрицание воскресения мертвых подрывает в корне христианскую веру и нравственность, апостол далее (35–56 ст.) разрешает частные недоуменные вопросы относительно воскресения мертвых: Как воскреснут мертвые?

И в каком теле придут? Первый вопрос апостол разрешает, сравнивая тело человека с зерном. Как зерно, чтобы дать росток, должно предварительно подвергнуться тлению, так и тление тел умерших людей не препятствует их воскресению силой Божией. Тела воскресших людей будут отличны от настоящих, грубых, тел; они будут подобны телу Воскресшего Христа; они будут нетленны, сильны, одухотворенные и славные, но в различной степени для каждого, в зависимости от нравственного совершенства человека.

А тела людей, которые будут жить на земле в момент всеобщего воскресения, мгновенно изменятся и станут такими же, как и воскресшие тела. И тогда исполнятся ветхозаветные пророчества: Поглощена смерть победой (Ис. 25, 8), Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа? (Осия 13, 14).

Воздав благодарение Господу, дарующему нам победу над смертью, апостол призывает христиан быть твердыми и непоколебимыми в христианской вере и жизни, зная, что труд ваш не тщетен перед Господом.

В 16-й, заключительной, главе апостол дает наставление относительно сбора пожертвований для иерусалимских христиан, просит дружелюбно принять ученика своего, Тимофея, приветствует и благословляет коринфян.