Крещение Господне

Галилея представляла собой во время Христа земной рай. Разоренная ныне вторжением мусульман, когда-то она была очаровательной страной. В ней было много воды, а потому и растительности. Фермы – поселки были окружены виноградниками и смоковницами. Яблоки, орешники и гранатовые деревья росли в садах. Особенно прелестна была страна в весенний месяц, когда поля бывали сплошь затканы самыми разнообразными цветами. Что-то удивительно радостное разлито не только в природе, но и в животном царстве Галилеи, которое вообще очень небольших размеров.

Маленькие черепахи с живым и ласковым взглядом, серьезные журавли и прочее пернатое, быстролетное царство словно льнет к человеку. Белые горлинки, крошечные голубые дрозды, от легкости которых не шелохнутся тонкие ветви, когда они порхают по ним, жаворонки с хохолками, прилетающие к пешеходу: все как будто ластится к человеку, признавая его своим хозяином и приглашая разделить с собою радость жизни.

Христос рос дома, деля время между синагогой, где Он учился Библии, и мастерской мнимого своего отца, где Он приучался к плотничеству.

Не учители еврейские, а Бог-Отец, с которым общался Он тайными, навсегда скрытыми от людей способами, развивал Его премудрость.

Пред ним природа, стоявшая в ненарушенной своей красоте, как вышла она из рук Бога-Творца, совершала свой размерный круг. Весной зацветали анемоны и лилии, о красоте которых Христос так любил впоследствии говорить. Смоковница торопилась дать свой плод; белели хлеба, и у винограда, чтоб придать ему большую силу, обрезывали ветки… Он смотрел на то, как бродят потерявшие пастуха овцы, и как вечером пастух собирает овец в овчарне. Солнце меняло на закате оттенки своего сияния, по которым люди предсказывали погоду.

Горы Галилейские с высоким Фавором взывали к молитве Его, так любившего горы и избравшего их для великих событий Своей жизни.

C возраста 12 лет, молодых израильтян считали ответственными за свои поступки, их приводили в местную синагогу, где им вручали молитвенные ремни. Тогда же Иисус совершил Свое памятное путешествие на праздник в Иерусалим, когда беседовал в храме с толковниками.

Тайна, глубокая тайна покрыла годы развития Иисуса, годы подготовки Его к этому Своему служению. Он выступает пред нами в событии Крещения.

Старший Иисуса на полгода, Иоанн, сын Захария и Елизаветы, не последовал своему отцу в священническом звании. Неизвестно, встречался ли он с Иисусом, но трудно полагать, чтоб мать его, Елизавета, не рассказала сыну о знамениях, предваривших рождение Христа, о доверенной ей Девой Марией тайне благовещения и о ее предчувствиях, когда Пресвятая Дева посетила ее в Ууте.

Иоанн был Назорий, то есть человек, посвященный Богу, обрекший себя на великие лишения. С молодых лет поселился он в пустыне, ведя ту жизнь, какую вел некогда Илия, которого он, очевидно, избрал себе примером. Как великого Илию, душу Иоанна жег огонь ревности о Боге; правую, прямую душу его глубоко оскорбляло всеобщее забвение закона Божьего, безобразная, отдалявшая от Бога жизнь. Так легко, казалось, сделать жизнь прекрасной и чистой. Надо было покаяться и исполнять то, что говорит совесть – этот Божий глас, звучащий в сердце, веления которого Иоанн излагал в столь простых и общедоступных советах…

В пустыне. В ненарушимом уединении, чутко прислушиваясь к звучащему в нем Божьему гласу, пристально наблюдая за собой, отсекая от себя зародыши страстей, научился он труднейшему из знаний: познанию души человеческой. Дикой, но прекрасной музыкой, проповедуя величие Творца, раздавались пред ним звуки гор и моря и завывание зверей в длинные ночи под высоким куполом неба с загадочными звездами. Полдень; казалось, пламень колебался в Иорданской долине, и из тяжелых вод Мертвого моря подымались тени погребенных там жителей – преступных иродов… А в небе царствовал Бог и ждал от людей покаянного подвига и благой жизни, и Иоанн выступил с проповедью подвига.

Детские годы Иисуса Христа

Как бы люди ни были грешны, как бы далеки не казались от духовных запросов, всегда над ними будет иметь власть человек, живущий во всем противоположно им. С непонятною силой и запутавшиеся в силлогизмах фарисеи, и обдиравшие народ сборщики податей и представители железных непобедимых римских легионов: всех их со странною силою влек к себе образ Иорданского отшельника. Питавшийся саранчею и диким медом, пивший лишь речную воду, с длинными волосами, в одежде из верблюжьего волоса, стянутый кожаным поясом, с лицом, загорелым и исхудавшим, с глазами, полными огня, Иоанн на этих людей, раболепствовавших перед сложившимися условиями жизни, производил впечатление глубокой зависимости. Чего было бояться ему, какая тюрьма была страшнее его пустыни. И чувствовали, что он свободнее царей на их престолах. За суровым образом этого человека людям чудился лик того Божества, с которым был в общении, которому одному подчинялся и служил Иоанн, от которого он как бы принимал новые глаголы, чтобы пересказать их людям.

И к нему шли… «Иерусалим и вся Иудея, и вся окрестность Иорданская выходила к нему».

И говорил он слово о приблизившемся царстве небесном, только, быть может, чувствуя его, только зная о нем по бывшему в нем глаголу Божию, но, не зная, откуда оно придет.

И вот, как солнце восходящее, в торжественно-духовной красоте, с божественным блистанием во взоре предстал пред ним выходящий на делание Свое Христос: и понял тогда пророк, стоявший на грани между новым и ветхим заветом, что это Тот, чей приход он возвещал. И смиренно склонился пред Ним Иоанн, чувствуя, что Тому подобает расти, ему же умаляться.

Отрок Иисус во храме

Кроме внешнего вида Христа, отражавшего в себе Его Божественность, и имевшего в себе такую силу, что по первому слову Его люди разом отказывались от всего, что дотоле составляло содержание их жизни и шли за Ним; Иоанн мог узнать Христа, которого он так давно не видал, мог узнать и по внутреннему вдохновению, по непосредственному внушению Божию.

Когда Христос потребовал у Иоанна крещения, Иоанн воскликнул: «Мне надо бы креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне». «Оставь теперь, – говорит Христос, – так подобает исполнить всякую правду».

К чему же было креститься Христу? Если люди, приходившие к Иоанну, крестились «в оставление грехов», то ведь Христос был безгрешен… Иоанн Златоуст рассуждает об этом так: «Воля Божья была, чтобы тогда все крестились, о чем послушай, как говорит Иоанн: Пославший меня крестить в воде. Итак, если повиновение Богу составляет правду, а Бог послал Иоанна, чтобы крестить народ. То Христос, со всем другим, что требуется, должен исполнить и это».

Как человек, Христос должен был исполнить все заповеди, даваемые Богом человеку, и потому крестился.

Когда. Выйдя из воды, Христос молился, то совершилось знамение, показавшее Иоанну, что его миссия кончена, что перед ним тот Мессия, которого он возвещал. Отверзлось небо, как отверзается оно силою молнии, и в виде голубя спустился на главу Иисуса Святой Дух и с неба прозвучал голос Отца: «Это Сын мой возлюбленный, над которым Мое благоволение»… Объясняют, что знамение это было дано только самому Христу и Иоанну. Иначе бы народ, находившийся под сильным впечатлением проповеди Иоанна стал бы тут же прославлять Иисуса и покланяться Ему… А этого из Евангелия не видно.

Река Иордан стала заветной для христиан, и окунуться в священные струи ее составляет дорогую мечту благочестивых людей.

В день крещения Христова была явлена тайна Святой Троицы: о крещаемом Сыне свидетельствовал Отец, и исходил на Его Святой Дух. Поэтому праздник называется еще «Богоявлением».

В память крещения Христова и освящения чрез то вод Иорданских Церковь накануне праздника совершает так называемое великое водоосвящение. Крещенская вода приобретает чудесное свойство: она, между прочим, целыми годами не подвергается порче.

В самый же день Крещения совершаются торжественные крестные ходы на водные источники, с погружением в них креста…

* * *

Праздник Крещения был одним из тех праздников, когда Московская царская Русь являлась во всем великолепии своих церковных обрядов и, народ видел своего государя в полном блеске и пышности его сана.

Не только москвичи смотрели на обряд «водного действа». Иностранцы, посещавшие Москву, рассказывали, что со всего государства съезжались в Москву достаточные люди посмотреть на Иордань. Один из путешественников называет даже совершенно невероятную для тогдашней Московской Руси цифру – 400 тысяч народу.

Прослушав накануне Крещенские вечерню и царские часы в одной из придворных церквей, а изредка и в Успенском соборе, когда в таком случае повторялась вся церемония обоюдных поздравлений, как в день Рождества, отстояв у себя дома всенощную, царь к обедне выходил в Успенский собор.

Густая толпа заливала к тому времени кремлевский собор. В этом море голов оставался только свободный проход от Успенского собора до Москвы-реки к Иордани, пролегая между Иваном Великим и Архангельским собором к Тайницким воротам, против которых и устраивалась Иордань.

Две линии стрельцов в цветном платье, с знаменами и барабанами, окаймляли широко приготовленный путь. На площади у Ивановской колокольни ставились пушки с «пушкарским чином». Пушки эти были отгорожены от народа разноцветными решетками.

Незадолго до полудня, когда патриарх в Успенском соборе начинал обедню, рев колоколов на Иване Великом возвещал о том, что государь направился из дворца к Красному Крыльцу для следования в собор.

Государь шел, окруженный боярами и сановниками. Он шел медленной походкой в обыкновенном выходном платье, держа в руках посох индийского дерева. Народ. Увидев царя, бил ему челом, т. е. падал на землю, преклоняя голову.

Во весь свой «обряд» царский одевался он обыкновенно в соборе, в приделе Димитрия Солунского. В соборе он молился святым иконам и мощам, затем принимал патриаршее благословение, и все это время Иван Великий продолжал гудеть, пока царь не садился на своем месте. Только знатнейшие люди входили в это время в собор, а прочие оставались на помостьи между Успенским и Архангельским соборами.

По окончании обедни из западных врат собора начинался крестный ход. Царь пропускал его голову мимо себя, стоя в южных вратах. Патриарх, идя мимо, осенял его животворящим крестом, а духовные власти отдавали ему по два поклона. Впереди шли от 400 до 600 стрельцов в цветном, лучшем платье, по четыре в ряд. Одни держали в руках золоченые пищали и винтовки, другие золоченые копья, наконец, третьи золоченые «протязаны» (алебарды) с древками, обтянутыми разноцветным атласом с золоченым галуном и шелковыми кистями.

Крещение Господне. Худ. И. Айвазовский

За этим красочным, великолепным отрядом стрельцов шел крестный ход; он замыкался патриархом. Несли хоругви, кресты, иконы, следовали митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, соборяне и весь клир в богатейших облачениях. Приходских священников бывало до 3 сотен, дьяконов до 2 сотен.

Вслед за этим церковным собором шествовал в великолепной обстановке государь. Впереди, по три человека в ряд, шли дьяки разных приказов, имевшие право носить только бархатные кафтаны. За ними дворяне, стряпчие и стольники в кафтанах золотых, наконец, шли ближние люди, думные дьяки и окольничьи в богатых шубах.

Были еще служилые люди, ходившие только в суконных кафтанах. Их до начала шествия пропускали к Иордани вперед, чтобы они своим скромным «обрядом» не казалась заплаткой на общем торжественном фоне.

За великолепными рядами всех этих служилых людей, постельничий нес «царскую стряпню», т. е. вещи, которые нужно было государю постоянно иметь под рукой. В переднем 12 стряпчих несли государево платье, которое он обыкновенно переменял на Иордани: посох, шапку, зипун, кафтан, шубу. Трое стряпчих несли на Иордан царское полотенце, подножие и кресло, а во время дурной погоды и балдахин. Царь был одет великолепно, как помазанник Божий, восприявший весь обычай православных византийских императоров. Сверх зипуна и богатейшего кафтана, облегавшего плотно талию, на нем была широкая одежда из дорогой золотой материи с «жемчужным круживом», осыпанным драгоценными кмнями. На голове он имел венец, опушенный по низу соболем и блиставший алмазами, изумрудами и яхонтами. На плечах были так называемые «бармы», на груди на золотой цепи – крест животворящего древа, заменявшийся тогда крестом с частию ризы Христовой.

В правой руке царь держал жезл, украшенный золотом и камнями; его бархатные или сафьяновые сапоги были тоже унизаны жемчугом.

Государя вели под руки двое стольников, окружали его бояре в богатейших шубах и в высоких горлатных шапках; потом шли окольничии, а по обе стороны стрелецкие полковники берегли» государское шествие от утеснения нижних чинов людей». Сзади шествовали «гости», именитые купцы в золотых кафтанах, наконец, приказные, разные нижние чины и народ.

Кроме полковников, место процессии, ближайшее к государю, оберегали еще 20 стрельцов стремянного полка, «в один человек» одетых в цветные кафтаны.

Шествие замыкалось большими государевыми нарядными сенями, окруженными служащими конюшенного приказа. В этих сенях государь обыкновенно возвращался с Иордани.

Тихо, тихо, торжественно двигалось шествие к Тайницким воротам к Иордани.

Иордань устраивалась очень красиво. Сень ее лежала на четырех колоннах, расписанных красками, серебром и золотом. По углам были изображены четыре евангелиста, внутри – крещение Спасителя. Кроме того, Иордань украшали жестяные расписанные цветы. Листья и даже вырезанные из меди и раскрашенные птицы. Около Иордани были заготовлены особые места для царя и патриарха. Царское место имело над собой шатер с пятью главами. Все пространство вокруг Иорданной сени и царского, и патриаршего места было огорожено решеткой и покрыто красным сукном.

Чтобы предохранить место Иордани от напора толпы, шли еще две балюстрады с красным сукном. За решетку с государем входили все лица в золотых кафтанах. Между первой и второй балюстрадой стояли служилые люди, не имевшие таких кафтанов, а далее нижние чины. По Москве-реке между Каменным и Москворецким мостами рассыпаны были стрелецкие солдатские полки, стоявшие «ратным строем» со знаменами, барабанами и оружием. Наконец, вся эта официальная Москва была окружена несметной толпой народа.

Перед началом церковного последования патриарх раздавал всем свечи.

Когда вода была освящена погружением животворящего креста, к Иордани подходили начальники всех полков со знаменщиками, и знамена окроплялись святой водой. Патриарх черпал особым серебряным ведром воду из Иордани и отдавал ключарю, а затем также наполнял «ступу» для государя. Эту «иупу» относили во дворец и окропляли водой все комнаты.

Затем производили взаимные поздравления патриарха и духовенства, а бояре, окольничии, думные и ближайшие люди поздравляли царя и один из них говорил ему речь. Затем два архимандрита кропили знамена и войска, расставленные по льду Москвы-реки.

Иногда ход на Иордани совершался до поздней обедни, и тогда государь, по окончании ее, езжал к обедне на Троицкое подворье. Где была церковь во имя Богоявления.