Беседа двенадцатая – о шестом дне творения

Мои суть вси зверие дубравнии, скоти в горах и волове.

Пс. 49, 10

Примечали ли вы, братия, с какой постепенностью Господь Бог творил этот видимый нами мир? Повторим в нескольких словах то, что было сказано прежде о творении. Сначала Он сотворил жидкое, водообразное и необразованное вещество мира из ничего, а потом – из этого вещества – произвел и устроил в шесть дней весь мир со всеми тварями, в нем находящимися. В первый день произвел Он свет: «Ибо великому Свету, т. е. Богу, – говорил св. Григорий Богослов, – прилично было начать мироздание сотворением света, которым уничтожает Он тьму и бывшие дотоле нестроение и беспорядок»; во второй – твердь со всем множеством огромных шаров, тогда еще темных, отдаленных друг от друга безмерным расстоянием, и – воздушное пространство, окружающее землю; в третий – воду, покрывавшую кругом всю землю, отделил от земли, повелев ей уйти в нарочито образованные вместилища или углубления в земле, и в этот же день повелел земле произрастить все роды деревьев плодоносных и бесплодных, все земляные плоды, все злаки и цветы; в четвертый – дал солнцу свет и теплоту для освещения и согревания земли с ее тварями, также – свет звездам; в пятый – повелел воде произвести из себя рыб и птиц. Обо всем этом сказано было в предыдущих четырех беседах. Теперь будем говорить о шестом и последнем дне творения, в который созданы животные земные и человек – венец творения, и именно – на нынешний раз скажем о сотворении животных земных, о их разделении на домашних и диких и о пользе, приносимой теми и другими.

И рече Бог, – говорит св. Моисей, – да изведет земля душу живу по роду, четвероногая и гады, и звери земли по роду: и бысть тако. И сотвори Бог звери земли по роду, и скоты по роду их, и вся гады земли по роду их: и виде Бог, яко добра (Быт. 1, 24–25).

И рече Бог. Мы видели уже, братия, несколько раз в прежних беседах, как всесильно слово Божие: Он сказал – и стало, повелел – и явилось создание. Той рече, – говорит св. Псалмопевец, – и быша: Той повеле, и создашася (Пс. 32, 9). Теперь еще раз увидим то же могущество слова Господня.

И рече Бог: да изведет земля душу живу. Эти слова не то значат, братия, будто бы земля в себе самой имела живые души, которые Бог велел ей извести или родить, а то, что Бог дал земле силу произвести из себя живых тварей, т. е. животные созданы всесильным словом Божиим так, как, например, из посоха Моисея Бог сотворил змея или как Он, по словам св. Иоанна Крестителя, от камения может воздвигнуть чад Аврааму (Мф. 3, 9). Итак, всякая живая тварь происходит от Бога или от Божьего слова – всем своим существом – равно и живет словом Божиим, поддерживающим в бытии все роды тварей; пища, питье, дыхание и движение – это уже второстепенные причины жизни земных тварей. Без Бога, без Божьего слова, без Божьей воли нет и не может быть никакой жизни не только на земле, но и на небе. Его слово вызвало всякую жизнь, и Его же словом поддерживается всякая жизнь: Он один носит все глаголом силы Своея (Евр. 1, 3), т. е. сильным словом Своим.

Да изведет земля душу живу. Это значит, что душа животных происходит от земли и есть что-то земное, хотя тончайшее, и потому по смерти животного в землю же опять и возвращается. Только душа человеческая бессмертна, потому что только в человеке из всех земных тварей есть разум, свобода и стремление к Богу, к бессмертию. Значит, о ней больше всего должно нам заботиться и обогащать ее делами добрыми, спасительными; о теле же, как об одеянии души, устроенном для нас Господом Богом из земли и нужном для нас в настоящем своем виде только дотоле, пока мы на земле, не слишком много заботиться, потому что как истлевшая одежда, перегоревшая от употребления и от времени, распадается и обращается в прах, так и тело наше – та же тленная одежда, необходимо распадется и обратится в прах; и от дородства, от красоты, от крепости телесной останется только одна земля.

Да изведет земля душу живу по роду, четвероногия и гады, и звери земли по роду: и бысть тако. Четвероногими животными св. бытописатель Моисей назвал здесь, можно думать, домашних или ручных животных, а зверями – диких, лесных зверей. Но всегда ли было разделение животных на домашних, или ручных, и диких, или зверей; не были ли сначала все ручными, хотя большая часть из них и созданы быть обитателями лесов? Человек – царь земной, он поставлен был обладателем всех тварей земных: а обладателю должны быть покорны и подручны все обладаемые. Человеку, точно, в начале были покорны все звери и все были ручными, а как согрешил человек, оказал неповиновение Богу, то и звери вышли из повиновения человеку, перестали быть ручными; мало того – стали страшны для него. «Как вошел грех (в людей), – говорит св. Златоуст, – то отнята у них честь (господство над зверями), и как между слугами исправные – страшны для товарищей, а дурные боятся и сослужителей, так случилось и с человеком. Пока он имел дерзновение к Богу, до тех пор страшен был зверям; а как согрешил, то стал уже бояться и последних из собратов своих, т. е. зверей». «Но, – продолжает святитель, – Бог не вовсе отнял у человека за его грех честь господства над зверями, не всей власти над ними лишил его, нет. Он оставил не под властью человека тех только животных, которые не так много служат ему на пользу житейскую, а необходимых, полезных и доставляющих нам в жизни много пособий – эти животных Бог оставил в подчинении нам. Оставил коней, чтобы они влачили плуг, рассекали землю, чтобы помогали нам в трудах при перевозке тяжестей, разделяли с нами, когда нужно, бранные труды и опасности; также по нужде или для наших потребностей перевозили нас с места на место; оставил стада рогатого скота, овец, чтобы усладить наш стол, чтобы мы имели довольно запаса для приготовления одежды. Оставил еще и другие породы животных, которые доставляют нам немалую пользу в жизни. Осудил он нас за грех на всегдашний пот и труд, но и повелел некоторым бессловесным участвовать с нами в труде для снискания нам пищи и других потребностей, а иногда и без труда дает нам ее, дозволяя питаться плотью животных. Как много мы должны быть благодарны за это Создателю! Мы привыкли ко всему в мире и мало думаем: Кому, какому Благодетелю обязаны мы этими дарами. Лошадь всю жизнь переносит наши тяжести; столы часто у нас бывают обременены яствами из плотей животных; все тело человека – с ног до головы – бывает одето одеждой из кожи или шерсти животных; но много ли слов или даже хотя тайных чувств благодарности бывает у пользующихся всем этим? Очень мало!

Но и дикие звери, при всем том что они не подчиняются человеку, полезны ему, во-первых, тем, что осязательно дают ему увериться в силе Господней и не дают ему забываться в гордости и самомнительности. Как громы и молнии заставляют нас содрогаться и невольно сознавать свое ничтожество перед всемогущим Творцом, грозно и величественно вещающим нам голосом видимой природы, точно так же и дикие, особенно страшные по своей свирепости звери приводят нас в трепет и заставляют подумать о Творце их, Который сделал их страшными для нас, о потерянном величии человека и о настоящем его ничтожестве. В самом деле, кто высоко станет мечтать о себе при виде лютого зверя, с полной независимостью обитающего в лесах, сверкающего огненными глазами и в минуту готового уничтожить величавого царя земли? И положением, и видом своим он как бы говорит человеку: я не тебе принадлежу, а страшному Богу; Он дал мне жизнь, Он меня и питает, а не ты, не заставишь ты меня служить себе, как коня или вола. В самом деле, похощет ли ти, например, единорог работати, или поспати при яслех твоих? Привяжеши ли ремением иго его, и провлечет ти бразды на поли (Иов. 39, 9–10)? Нет, множество дикиз зверей живет вовсе не для тебя, человек, чтобы ты знал, что обладаешь теперь очень немногим, что при своих грехах ты ограничен до чрезвычайности, что только праведность может возвратить тебе власть над зверями, как св. пророку Даниилу над львами, как многим святым над теми же львами и другими хищными зверями. Кроме того, дикие звери полезны еще тем, что доставляют людям одежду своими кожами, а иногда и пищу – своей плотью; также тем – это уже в общем порядке природы, – что пожирают трупы других лесных животных, которые иначе своим гниением заражали бы воздух; препятствуют излишнему размножению некоторых слабейших, но вредных человеку животных, употребляя их в пищу. Что касается ядовитых гадов, змей, скорпионов и других подобных, то и они полезны человеку тем, что напоминают ему также о его падении, виновности и смерти и заставляют трепетать перед всемогущим Богом. Но зачем и требовать нам непременно себе пользы от каждого рода животных и гадов? Бог создал их не для пользы только нашей, а и для того, чтобы показать на них премудрость и благость Свою. В самом деле, какая премудрость Божия видна в устройстве, в виде, в нравах и обычаях разных пород животных? Для человека внимательного и мыслящего животные служат живыми проповедниками премудрости Божией. А посмотрите на жизнь каждого животного, на их нравы, обычаи, на орудия к обороне – и вы увидите, как все они довольны своей жизнью, прославите благость Божию и скажете: благ Господь всяческим, и щедроты Его на всех делех Его (Пс. 144, 9). Если же непременно вы хотите себе от них пользы, то найдете ее едва не в каждом животном; самая, по-видимому, незначительная тварь доставляет нам пользу. «У муравья, – говорит св. Златоуст, – можно учиться трудолюбию; у пчелы – любви к чистоте, к труду и к ближним; она каждодневно трудится и работает не столько для себя, сколько для нас. И христианину свойственно искать пользы не себе, а другим. Как пчела облетает все луга, чтобы приготовить снедь другому, так сделай и ты, человек: если накопил ты денег, употреби часть их, какую заблагорассудится, на бедных; если есть у тебя в другом чем избыток – будь полезен твоими избытками имеющим нужду. И не видим ли, что пчела уважается больше других животных не за то, что трудится, но за то особенно, что трудится для других? Ведь и паук трудится и хлопочет и растягивает по стенам тонкие ткани, выше всякого искусства женского, но его не уважают, потому что работа его для нас совершенно бесполезна: таковы те, которые трудятся и хлопочут только для себя». Вообще, весьма многому можно научиться от бессловесных; одному в них можно подражать, а другого – удаляться. Например, вол и осел любят своего господина, как и пророк говорит: позна вол стяжавшаго его, и осел ясли господина своего (Ис. 1, 3); не будем и мы хуже бессловесных – не отвратимся от своего Господа, Создателя. «Собака, – далее скажем со св. Златоустом, – хотя верна, но бесстыдна; и то, и другое качество пусть будет для нас уроком: верность усвоим себе, а бесстыдство устраним прочь. Лисица хитра и коварна: не будем подражать этому пороку. Но как пчела, летая по лугам, не все уносит с собой, но выбирая полезное, прочее оставляет, так сделаем и мы: рассмотрев породу бессловесных, возьмем себе, что есть в них полезного, и какие у них добрые качества от природы, те усовершим в себе свободной волей. Этим-то мы и почтены от Бога, что Он дал нам возможность – естественное у бессловесных добро совершать по свободному изволению, дабы получить нам за это и награду. Итак, взяв от бессловесных все наилучшее, будем пользоваться этим: человек – царь бессловесных, а цари в избытке имеют у себя то, что ни есть наилучшего у подданных – золото ли, серебро ли, драгоценные ли камни или великолепные одежды» (Бес. 11).

И виде Бог, яко добро. После творения каждого дня Господь Бог Сам свидетельствует, что творение Его совершенно согласно с Его целями и намерениями, что все совершенно и прекрасно. И никто из смертных со здравым разумом не может сказать, чтобы в творении премудрого Творца было что-нибудь не хорошо, не в порядке; напротив, всякий скажет, что все стройно и прекрасно, выше слова и разума.

Но пора уже положить конец и настоящей беседе и беседам о сотворении мира. В следующей беседе скажем в заключение о венце всего творения – о человеке. Только слегка коснулись мы Божьего творения и не сказали и не объяснили весьма многого, что нужно было бы сказать и объяснить; но все же сказали хотя нечто; а и это нечто для внимательных и рассуждающих может принести большую пользу. Не забудем больше всего одного, что видимый мир кончится потому именно, что он стихийный, сложный; только невидимый мир, как простой, несложный, вечен и никогда не кончится. Поэтому и должны мы преимущественно думать о невидимом, смотрять, по слову апостола, не видимых, но невидимых и стремиться к невидимому: видимая бо временна, невидимая же вечна (2 Кор. 4, 18). Аминь.