11. Кипит наш разум возмущенный
— Наташ, — говорю я перед ужином. — Ты можешь не ходить на экскурсию в этот местный андеграунд, если опасаешься, что будешь шокирована жестокой действительностью.
— Ты не хочешь, чтобы я пошла? — спрашивает она.
— Я не хочу решать за тебя. С одной стороны, это довольно любопытно, расширяет кругозор и даёт какой-никакой новый опыт. А, с другой стороны, все эти злачные места, по большому счёту, представляют из себя лишь скопление грязи и денег. Ничего другого. А где грязь и деньги, там и «сопутствующие товары» — страсти, страдания и гниение.
— Но все так оживились, когда ты рассказал про стриптиз. Меня, кстати, ты от этой информации оградил. Спасибо.
— Наташка, прекращай уже дуться. Ты сама говорила, что и в горе, и в радости, помнишь?
— Я не так говорила, — усмехается она.
— А как же?
— Не помню уже.
Мы валяемся в постели после утренней прогулки и дневного обжорства. Как хорошо иметь пару дней отдыха. Вот только, если бы не нужно было видеть всех этих дядь и тёть, окружающих нас, вообще красота бы была.
— Так ты не хочешь, чтобы я шла? — спрашивает Наташка, переворачиваясь на бок ко мне лицом и устраивая голову на моей руке. — Я тебе руку не отлежала ещё?
— Отлёживай на здоровье, — усмехаюсь я, шевеля пальцами.
— Так что, запрещаешь мне пойти? — настаивает она, закидывая на меня ногу.
— А ты хочешь?
— Ну, интересно вообще-то…
— Ну, тогда пойдём.
— …посмотреть, где ты полночи пропадал. — заканчивает она. — Может научусь чему-нибудь, что тебе нравится.
— Кхе-кхе…
— Ну, а что? Ладно, я шучу. Короче, иду или нет?
— Иди. Вдруг правда что-то новое выучишь.
— Что?! — дурашливо злится она и, подскочив, усаживается на меня верхом.
— Только не на живот! — выдыхаю я сквозь зубы и напрягая пресс.
— Что-что? — переспрашивает она и чуть подпрыгивает. — На живот надавить?
Мы хохочем и боремся, и я ожидаемо одерживаю верх, подминая её под себя.
— Пойдём, ладно, но мне в какой-то момент придётся исчезнуть, — говорю я. — Надо будет поговорить с Беллой.
— Обязательно ночью? — мрачнеет Наташка.
— Боюсь, что другого варианта нет. Я с тобой Игоря оставлю. Там ещё наши охранники ментовские будут, но их, скорее всего, внутрь не пустят.
Мне бы было проще, если бы она осталась в гостинице. Не из-за Игоря, не думаю, что меня кто-то выследит, тем более, я буду с Беллой, а у неё авторитет что надо. Не хочется оставлять Наташку одну в этих довольно опасных местах. Но не пускать её тоже не лучшая идея, и так она на взводе постоянно. Надо находить какой-то баланс, я не знаю… Не ломать же её через колено, в самом-то деле.
Возможно, надо было найти Джемо и сообщить ему, что мы сегодня большой компанией нагрянем в контролируемые им заведения. Но мы с ним пока не друзья и не партнёры. Возможно, станем ими, но пока этого не случилось, я не вижу смысла подводить его к Галине, да и вообще впускать в компанию. Незачем. Охраны и своей достаточно.
Двое ментов заходят с нами, остальные толкутся снаружи. Белла по неформальным каналам организовала транспорт, три «Волги» и «буханку» для сопровождения. В общем, у нас всё чётко и её следует похвалить, учитывая, что перед Новым годом у неё и без нас дел столько, что с ума сойдёшь. Корпоративы, подарки и всё такое.
Фридман впадает в полный экстаз, наблюдая за танцами обнажающихся красоток. Борис тоже стреляет глазами, пока Галина с подругами смеётся и налегает на спиртное. Бриллианты он по моему совету оставил в гостинице. Надеюсь, её не обнесут, пока мы тут наслаждаемся в чертогах разврата.
Атмосфера здесь, как и вчера. Алкоголь, дым, запах порока, коммерческая любовь и прочие элементы «сладкой жизни», как её представляют владельцы этого места. Полагаю, отталкиваются они от собственных потаённых фантазий. Хотя, некоторым посетителям нравится.
— Борис, — говорю я, отведя его в сторонку. — Послушай, я тут отлучусь ненадолго, но хочу попросить тебя об одном одолжении. Речь о моей Наталье.
— Без проблем, — улыбается он, — я за ней присмотрю.
— Нет-нет, — усмехаюсь я. — Присмотрит за ней Игорь. А тебя я хочу попросить, чтобы ты близко к ней не подходил, понимаешь?
— Чего-чего? — меняется он в лице.
— Просто не замечал бы её и всё. Поверь, это в твоих же интересах.
— Ты чего, юноша, совсем…
— Потому что, — перебиваю его я, — если ты вдруг решишь приблизиться к ней или, что ещё хуже, заговорить, а тем более пригласить на танец, не говоря уже о чём-то там ещё, улавливаешь мысль? Так вот, если ты решишь даже взгляд на неё бросить, я вот этой самой рукой тебе все яички пообрываю, а потом руки и ноги. И это не фигура речи, поверь мне. И Галина тебя не спасёт. Не захочет. Она будет соль сыпать на твои раны.
— Ты, щенок! — хватает он меня за ворот.
— Не надо вот этих глупостей, — качаю я головой и несильно тыкаю вытянутым пальцем в солнечное сплетение. — Ничего не получится. Просто смирись и сделай то, что я прошу, иначе будешь слёзы лить. Кровавые.
Он разжимает руку и ловит ртом воздух. Я бросаю взгляд на Игоря и он кивает. Недоволен, что нужно с Наташкой нянчиться, а не делом заниматься, мной то есть.
Покрутившись немного, я исчезаю. Выхожу на поверхность из этого мрачного подземелья и с удовольствием вдыхаю чистый, холодный воздух, напоенный запахом моря. Так-то лучше.
Я выискиваю взглядом машину Беллы, подхожу, запрыгиваю и… он сказал, поехали!
Квартира Беллы может произвести впечатление. На неподготовленного клиента. Всё иностранное, дорогое, богатое. Просто роскошное. Хрустальная люстра сияет бриллиантовыми бликами, освещая и утверждая уверенное и незыблемое благополучие на века и тысячелетия вперёд.
Правда, промелькнут эти «века» за жалких полтора года, и не поможет эта мебель, картины, хрусталь и, как говорили следователи, пачки денег, засунутые между секций радиаторов отопления. Не вижу, кстати. В гостиной, по крайней мере, деньги из батарей не торчат.
Белла встречает меня в китайском шёлковом халате. Она протягивает бокал с играющей, искрящейся жидкостью и обворожительно улыбается.
Нет, конечно, для своих лет она выглядит очень неплохо, ягодка просто, но так, положа руку на сердце, что у человека на уме? Пятьдесят три, или сколько ей там, для красивой женщины не возраст, в принципе, но мне-то, пардон, ещё только восемнадцать. Через месяц будет.
И чем она меня пытается сразить? Французским шампанским? Опять икрой? Не смешно.
— Егор, мне там джинсы да пару сорочек фирмовых принесли, — подмигивает она. — Примеришь? Иди. Давай, я покажу.
Она берёт меня за руку и ведёт в спальню. И то верно, чего тянуть-то? Сделал дело, гуляй смело, человеку ещё к новогодним банкетам готовиться. Ого, да тут целый гардероб — джинсы, рубашки, джемперы, купальные плавки. А у вас нет таких же, но с перламутровыми пуговицами?
В общем, мечта фарцовщика, прилавок ЦУМа из светлого капиталистического будущего. Такой, значит, у тебя план? Раздеть донага и высосать досуха, забрав юность и красоту? Я тоже улыбаюсь. Спокойно, безо всякого волнения. Улыбаюсь уверенно и чуть свысока, как человек, знающий то, о чём и не догадывается его собеседник.
— Меня в эту поездку, — говорю я, — Галя пригласила. И я сразу согласился. Знаешь почему? С тобой хотел познакомиться.
— Правда? — с придыханием спрашивает она. — Ну, что же, я не против, давай познакомимся поближе.
— Сказать, почему хотел? Ты волевая и целеустремлённая. Хороший организатор, умеющий выстраивать взаимовыгодные отношения и деловые связи. Ну, не только деловые, как я вижу. Опять же, ты красивая и эффектная женщина. Просто чудо какое-то.
Она поначалу хмурится, но слова о её красоте притупляют дискомфорт и она довольно улыбается. Кладёт руку мне на грудь и начинает расстёгивать пуговицу на рубашке.
— Правду говорят, что женщины ушами любят? — спрашиваю я, накрывая своей рукой её руку.
— Да, — кивает она, ночная красавица.
— Знаешь, кто будет генсеком после Брежнева?
— Что?! — удивлённо поднимает она брови.
— Когда Леонид Ильич умрёт, кто придёт к власти?
— Ты шутишь что ли? — качает она головой.
— Точно не первый секретарь Краснодарского крайкома Медунов, — пожимаю я плечами.
— Почему это? — удивляется Белла.
— Почему? А ты его хотела бы видеть генсеком? Но ты же знаешь, догадываешься. Потому что Андропов под него активно копает. А где он копает? Правильно, на курортах Краснодарского края. И он, я это знаю из надёжных источников, не будет дожидаться, пока дорогой Леонид Ильич заснёт вечным сном. К этому моменту ему надо уже быть готовым. Понимаешь расклад?
— Что за ахинею ты несёшь?
— Ахинею? Ты так думаешь? Вот, что я тебе скажу, ты ведь женщина умная, поймёшь. Любовниками мы точно не станем. Может, станем друзьями, а можем и не стать.
— Что ты знаешь? — спрашивает она, прищурив глаза.
— Что я знаю? По большому счёту то же, что и ты. Как тебе понравилась ноябрьская статья в «Литературке» про махинации Сочинского мэра?
— Воронков — это отдельная история, он же дурак.
— Серьёзно? Дурак? У него друзей наверху не меньше чем у тебя было. Это звоночек, Белла. По-английски звонок — это «белл».
Она замолкает и смотрит на меня будто даже со страхом.
— Это статья означает, что всё началось. Умный понимает знаки. Ты железная и у тебя есть защитники. Но у них, у защитников есть могущественные враги. И их враги победят.
— Почему это?
— Потому что твои боссы уже давно сидят у власти, они расслабились и деградировали, а те кто рвутся… ну, сама додумывай.
— И чего ты от меня хочешь?
— Ничего. Ты мне симпатична. Поэтому, я хочу, чтобы ты была готова.
— К чему готова? — повышает она голос.
— Одни товарищи готовят отходные пути, а другие закатывают купюры в трёхлитровые банки.
— Кто это закатывает?! — щурится она и упирает руки в бока.
Да ты и закатываешь, милая, уж это я точно знаю.
— Причём такие пути, — игнорирую я её вопрос, чтобы можно было воспользоваться моментально. Получил сигнал, вышел и исчез.
Именно так поступил Погодин, первый секретарь Геленджикского горкома. Сидел с женой за столом, ужинал. Зазвонил телефон, он поговорил и сказал жене, что на двадцать минут уйдёт в горком. Ушёл и не вернулся. И никто не нашёл и следа. Но Белле я об этом сейчас рассказывать не буду.
— Золото слишком тяжёлое, даже Остапу Бендеру не удалось вынести, — усмехаюсь я. — А уж он-то кручёный был.
— Ты что бриллиантами торгуешь или валютой?
— Что? — смеюсь я. — Нет. Я оказываю услуги. Вот в данный момент — тебе. Чисто по доброте душевной и совершенно бесплатно. Думаю не надо объяснять, что выскальзывать нужно в одиночку. Всей командой не уйти. Поэтому, ты сама переваривай, что я тебе сказал. Думай. Но с боссами не обсуждай. Не дай сделать из себя жертву. Ладно, всё. Что хотел, сказал.
— Тебе это Галина сообщила? Или кто?
— Никто не сообщал, Белла, — говорю я и стучу пальцем себе по голове. — Нужно просто соображать. Галина здесь вообще не при делах, ты же видишь. Не бойся, Ильич ещё крепок, года полтора у тебя есть. А предупреждён — значит вооружён. В общем, я пошёл, а ты размышляй. Машину можно взять твою или всё, прошла любовь, завяли помидоры?
Она присаживается на кровать и качает головой.
— Нельзя то есть? — уточняю я.
— Возьми, — машет она рукой и тихонько добавляет, — джинсы-то не померил.
Я возвращаюсь в бар и никого не нахожу. Собственно, это сразу становится ясно, как только мы подъезжаем. Нашего автопарка нет. На всякий случай заглядываю, точно, разбежались. Блин, меня не было-то максимум минут сорок. Ладно, я ведь знаю, где их искать.
Еду в следующую и, собственно, конечную точку. О… машины есть, но не все… ментов нет, непонятно. Я выхожу, прошу, на всякий случай водителя подождать и спускаюсь в катран, воровской вертеп. Захожу и… сразу о-па, а что это здесь такое…
Явно, какая-то хрень происходит.
В центре зала стоит Фридман Марк Михайлович. Он сильно взволнован и перепуган. Напротив него стоит бритый крендель с золотыми зубами и черными совершенно мутными глазами. Выглядит, будто обдолбанный и как говорится, с пальцами веером. Весь, как на шарнирах. Нос у него кривой, ломаный-переломаный, на скуле старый шрам от рассечения.
Рядом с Фридманом стоит Игорь, за ним, как за щитом — Наташка. Чуть поодаль, опёршись спиной о стойку и со стаканом в руке стоит Борис Буряце. Он делает маленькие глоточки и посматривает отстранённо и без особого интереса. Завершают картину три блатаря позади златозубого.
Злые, знающие, что награда близка, волки загнавшие стадо овец. Пастух их пытается отогнать, да только они на него и внимания-то не обращают. Будет рыпаться и его сожрут.
— Это не его вещь, — говорит Игорь. — Попутали вы ребята. С ним решайте.
— Ребята, — смеётся бритый, будто коротко и отрывисто кашляет, и оборачивается к своим другалькам. — Ребята, вы чего-то попутали.
Те в ответ ржут, недобро и зловеще. Подтягиваются зрители, заинтересованные тем, что здесь происходит.
— Не его вещь? — глумливо переспрашивает он. — А чья? Чья она вещь? По-моему, моя. Мне её вот этот фраерок проиграл. Всё по закону, братишка. Чё тут тереть-то?
Говоря это, он показывает на Фридмана и пожимает плечами. Твою дивизию, влипли во что-то.
— Вечерочек, — говорю я, — господа хорошие.
Наташка, обернувшись на голос, бросается ко мне и хватает меня под руку. Ого! Это они о ней что ли разговор ведут?
— Чё тут, Игорёк? — спрашиваю я, отстраняя её и отодвигая за себя.
— Да вот, урки ох*ели, — не слишком политкорректно, но чётко поясняет он.
— Чё ты мигнул, чмырь? — выдвигается один из дружков бритого.
Он, не давая опомниться, мгновенно бросается на Игоря. Но тот не теряется, отступает на шаг назад и пинает железной ногой нападающего по голени, прямо по кости. Скрип-скрип, нога липовая. Не липовая, а железная. Удар получается сокрушительным. Урка чуть подлетает, отрываясь от пола. Задыхаясь от боли, он хватает ртом воздух, замедляется и начинает складываться пополам, но даже завыть не успевает, потому что тут же получает быстрый, резкий и максимально точный удар в кадык.
В кадык и кирдык. Что ещё сказать, писец котёнку, как говорится. Выключенное из диалога тело, с грохотом рушится на пол. Игорёк шутить не любит, а тут его разозлили. Я его таким вообще никогда не видел.
— Суки! — выдыхает златозубый. — Суки! Наших бьют! По беспределу!
Сразу раздаются три стальных щелчка. Ох, уж эти социально близкие. Глаза бритого вспыхивают смертельным огнём, жёлтым пламенем, как у гиены. Он выбрасывает руку с ножом в сторону Игоря, но тот уклоняется. Я ясно и чётко вижу что сейчас будет. Игорь поставит блок, заманит своего соперника, заставит его шагнуть и попытаться нанести колющий удар, а сам шагнёт в сторону с линии атаки.
Он отклонит траекторию руки с ножом основанием ладони, захватит её обеими руками сбоку и крутанёт бритого так, что тот опрокинется и упадёт на пол, а сам нанесёт удар железной ногой ему в позвоночник. Или по почкам. Как настроение будет. Думаю, в позвоночник.
Сам я уже двигаюсь навстречу дружку этого придурка. Он тоже наклоняется, чтобы сделать шаг в мою сторону. Но ничего этого не происходит.
— Харэ, харэ! — раздаётся вдруг громкий поставленный голос.
— Это кто здесь вякнул? — хрипит бритый.
— Я за него заплачу, — заявляет Борис. — Я заплачу.
— Да ты чё, — щерится бандит. — Заплатишь? Твоё очко в оплату я не приму.
Народ ржёт.
— Три тысячи он тебе должен? Я выкупаю долг.
— Не братва, вы слыхали? Он долг выкупает. Но цена-то изменилась. Косача отрихтовали, меня разволновали. А это всё бабки, женишок. Я правильно говорю, братишечки?
— Правильно, — кивают его торпеды.
— Ну, и сколько ты хочешь?
— Так бы сказал пятак, но только теперь чёт я закусил, в натуре, приз свой выбираю. Молодячку беру, чудачку вашу. Базар окончен, чуханы. Сюда цыпу давай и ехай на*уй.
— Даю десятку, — говорит Борис и снимает с пальца перстень.
Не послушал совета моего. Ну, и молодец.
— Ты чё там, гайку хочешь впарить, фуфлогон? — недоверчиво смотрит на него урка.
— Эта гайка десятку весит, — твёрдо отвечает Боря. — Даже больше.
Он кладёт печатку в руку бритому и тот заворожённо на неё смотрит. Потом надевает на палец и опять смотрит. Папуас и бутылочное стёклышко, честное слово.
— Полюбовавшись и пару раз взглянув на Наташку, он решает взять кольцо. Ну, ещё бы. Бриллианты горят огнём, лишают рассудка и подавляют волю.
— Ну ладно, властелин кольца, — говорю я. — Ты доволен?
— Так и быть, — отвечает он. — Отпускаю вас фраеров зачуханских. Ещё сюда придёте, кишки выпущу.
Мы выходим. Лицо Игоря выражает явное неудовольствие тем, что обидчики уцелели. Я его очень, очень, очень хорошо понимаю. У меня внутри горит страшный огонь. Гнев плохое чувство, а желание мести ещё хуже. Но что тут поделать. Подлая природа падшего человека иногда одерживает верх и заставляет желать не того, чего надо.
— Ой, ребята, дорогие мои, ой спасибо вам, — разливается звоном колокольчиков Фридман. — Борис, я тебе деньги верну, честное слово. После первого же сезона, сразу всё. Ребятушки, вы же мне жизнь спасли.
— Послушай, Марик, — тихо говорю я и подхожу к нему поближе. — Я правильно понял, что ты все свои деньги проиграл?
— Да, — горестно кивает он головой. — Шулера разделали под орех.
— И?
Он отводит глаза.
— Нет, ты слёзы тут не лей раньше времени. Дальше что было?
— Мне карта пришла, стопроцентная… я… я всё рассчитал, у меня память…
Он замолкает, понуро повесив голову.
— Так-так, продолжай. Ты всё рассчитал, у тебя память, но денег в нужном количестве уже не было, да?
— Да… — кивает он.
— И? — настаиваю я. — Что ты сделал?
— Я… я… сказал…
— Ну, что же ты сказал? — подгоняю его я. — Ответь скорее, мне очень интересно.
— Я сказал… что ставлю… Наталью…
— Наталью? — сохраняя внешнее спокойствие, переспрашиваю я. — Мою Наталью? Ты сказал вот этим ублюдкам и бандосам, что если проиграешь, то они получат эту девочку?
Он скорбно кивает. Художник, тонкая душа, интеллектуал, ну что с него взять… У меня кровь вскипает. Сердце становится огромным, раздуваясь от притока горячей крови. Не справляется, качать не успевает.
Кипит, понимаешь, наш разум возмущённый.
А мозг становится маленьким, и в нём остаётся одна единственная мысль, что вот это конченое чмо поставило Наташку на кон в своей игре.
И в смертный бой идти готов…
— Но, — говорит он с внезапным негодованием, — они негодяи! Если бы они играли честно, я бы обязательно…
Не дослушав, я обрываю словесный поток Марика ударом в зубы. Он мгновенно затыкается. Сука. Мне кажется, я его сейчас убью. Следующий удар приходится по его сморщенным от страха бубенчикам, а ещё следующий… не достигает цели, потому что мою руку перехватывает Игорёк.
— Не пачкайся, — говорит он.
Да, правда. Действительно, я ведь и правда его убью. И всё. Он ведь даже не уворачивается, стоит как телок на заклании. Собственно, уже не стоит, а катается по асфальту и рыдает, как тётенька.
— Да, ты прав, Игорёк. Спасибо, что остановил. Только… Я сейчас… Шапку забыл. Сейчас заберу и вернусь.
Это, бл*дь, наш последний….
— Егор! — раздаётся голос Наташки.
— Ничего-ничего, я быстро, буквально одну минуточку…
Я подхожу к двери и стучу. Охранник узнаёт во мне недавнего посетителя и впускает внутрь. Я киваю и молча направляюсь вниз по лестнице.
И решительный, сука, бой!
Сзади хлопает тяжёлая массивная дверь…
