Непрочитанный остаток
В порту Бара было спокойно, как и в само море. В тёплые послеполуденные часы почти одновременно пристали два судна. Первое принадлежало купцам из итальянского города Бари, что на другом берегу моря, напротив Бара. Это судно было нагружено множеством мешков разного товара, который нужно было продать на побережье Зеты и стран за нею. Часть товара была предназначена покупателям в Боснии. Эту часть особо охраняли два человека в необычных военных одеяниях. С другого судна спустились король Зеты и Далмации Вукан и его свита. Этим титулом, с особым почтением, громко, чтобы все слышали, приветствовал его комендант Бара. Только получив ответное приветствие, этот разряженный вельможа махнул рукой людям на судне, которое прибыло первым. Тогда и пассажиры стали выходить в город.
Вукан, чей официальный титул на востоке страны был Великий жупан Дукли и Далмации, решительным шагом двинулся по направлению к городу и вошёл вместе со свитой в городскую ратушу. Здесь ему вручили подарки и письмо.
Привыкший к многочисленным дарам, он кивком головы дал знак сопровождающему отложить их в сторону, протянул руку к письму, распечатал, начал читать, затем смял его.
«Кто-то Вас заставил разгневаться, Вам угрожают, господарь?», – спросил его человек из свиты, судя по всему очень близкий правителю.
«Кто смеет мне угрожать? Пишет мне одна монахиня. Она думает, что она монахиня, но когда-то она была моей матерью. Она уже давно ко мне не относится ни как земная, ни как духовная мать. Она не понимает меня. Советует оставаться разумным, быть терпеливым и молиться Богу!»
«Разве тебя это разгневало, господарь?»
«Разгневало, а что? Всё это пустые слова. Мне пустые слова, а брату телега за телегой, полные добра».
«И Вы не дочитали это письмо, господарь?»
«Я видел начало, с меня хватит».
Разговор прервался, потому что жупан поспешил встретиться с делегацией, которая до полудня прибыла из Рима и Венеции, чтобы увидеть, как разместились представители Папы.
Больше, чем охота
Быстро, с намерением как можно скорее прибыть в Царьград, Евдокия пустилась в путь из Раса, сердитая на своего мужа Стефана, огорчённая, что он со всеми хорош, даже и с латинянами. Сидя в карете, запряжённой четвёркой лошадей, за которой ехала ещё одна повозка с пятью воинами сопровождения, она размышляла, что скажет своим родным, когда прибудет в византийскую столицу.
Евдокии не столько возмущали дипломатические связи жупана с латинянами и болгарами, сколько её грызло подозрение, что её муж имеет близкие отношения с некоторыми знатными дамами среди венецианцев и болгар. Это сомнение и обвинения не были меньше тех, которые она уже слышала от своего мужа Стефана, обращённые к ней и её друзьям на востоке.
И пока она спешила в Царьград, Великий жупан поторапливал своих друзей ехать на охоту. Он знал, что в лесах много дичи.
«Господарь, мы давно не ехали в направлении Топлицы. Там расплодилось много диких свиней, и медведи вышли в поисках пищи, а в направлении Копаоника часто встречаются серны. Недавно я проезжал там и сам убедился, что это так», – уверял Стефана Лазар.
«Поражаюсь, Лазаре, твоему желанию объехать разные пределы. Когда ты меня уговариваешь ехать на охоту в Топлицу, я предполагаю, что у тебя наверняка есть и дополнительный мотив».
Лазар отрицательно покачал головой и ответил:
«Нет, Великий жупан, Вука уже монахиня, теперь она матушка Евфимия. И я не хотел бы беспокоить и Вашу матушку, игуменью Анастасию. Но действительно, когда я уезжал от них, я встретил много серн, а стадо кабанов протопало поперек моего пути».
«Едем, едем, ты непогрешим. А будет здорово, если мы по дороге неожиданно нагрянем и в монастырь, помолимся Богу и их увидим», – ответил Великий жупан Стефан.
«Я Вас понимаю, вы чудесная Божья семья. Если ещё Господь вразумит и Вукана, тогда я буду счастлив, будто и я имею некоторые заслуги перед всеми вами, Неманичами».
И так было принято решение ехать в леса Топлицы. Готовясь к охоте, Стефан вернулся во дворец и начал упаковывать подарки, которые давно уже приготовил для монахинь. Матери он отнесёт несколько дивных икон из Солуни и книг по истории Византии, о святом Луке, апостоле Христовом как лекаре и живописце. Особенно он дорожил одной маленькой иконой, на которой святой Лука изобразил Матерь Божию.
«Он действительно знал Богородицу, и как талантливый художник представил наиболее достоверный Её образ. Матушка будет рада, когда я ей отдам эту иконку», – размышлял правитель, укладывая икону в особую кожаную сумку.
Лекарство для друга
Монахиня Феодора, не скрывая удовлетворения, сказала: «Матушка Анастасия, не сердись, но у нас всё больше посещений… И всё это благодаря тебе».
«Ну, скажи, сестро моя, ты меня укоряешь, что здешний народ начал всё же приходить?» – ответила ей ещё более довольная Анастасия.
«Нет, ни в коем случае, я радуюсь, потому что мы не только молитвенницы, но и помощницы во имя Бога народу, из которого происходим».
«Так, сестра Феодора, – обрадовалась услышанному мать Анастасия. – Ты зашла в мою келью, чтобы сказать, что меня кто-то зовёт, может быть, ждёт у ворот или во дворе? Дня не проходит, чтобы кто-то не появился. Но я не упрекаю тебя, что и ты, сдаётся мне, иногда немного забывчива. У меня это ещё более ярко выражено, только я стараюсь это скрывать, мне стыдно. А вообще не надо бы стыдиться, надо лучше больше стараться и обо всём точнее и полнее мыслить. Вместо этого мои мысли иногда летят к Расу, Котору, и кто знает, куда ещё».
«Да, ты права. Вот, матушка, внизу пред конаком, спрашивают тебя два пожилых и, похоже, видных и важных дворянина. Коней они оставили за оградой монастыря. Там их ждут сопровождающие – ещё два всадника».
Игуменья Анастасия сразу же вышла навстречу гостям и узнала их ещё издалека. Они поцеловали ей руку и подтвердили, что им знаком порядок, который существует в монашеском мире.
«Слава Богу, что я вас вижу такими полными сил и бодрыми. Ты, Василий, ранее был любимым воеводой при нашем дворе, а тебе, Павле, принадлежала честь быть предводителем Неманиной разведки. Ты ездил по чужим странам, и все мы с нетерпением ждали услышать не только о том, что ты видел и пережил, но и что ты думаешь – что мы дворяне ещё должны были бы сделать, чтобы не отстать от остального мира. Я рада, что вы оба здравы и с трудом могу предположить, чтó вас привело в Топлицу, а хотела бы знать».
Павел кивнул и сказал:
«Дивная мати Анастасия, королева наша, мы потрясены тем, что тебя встречаем далеко от двора, но такова жизнь».
«Да и вы оба уже не при дворе в Расе. Особенно ты, Павле, живёшь далеко, там где-то на юге, в Мораче, там у тебя было большое имение, унаследованное от отца. И там наверняка есть фруктовые сады. Что касается тебя, Василий, думаю, что ты в Скопле. Так мне накануне нашего пострига рассказал один рыцарь Немани». Оба почти одновременно воскликнули:
«Всё ты, о дивная святая жено, правильно перечислила!»
«А что за добро привело вас сюда?» – спросила мать Анастасия. Василий быстро ответил:
«Помнишь того Завиду, которому мы не завидовали из-за имени, а завидовали его росту и фигуре. Он был самым высоким и самым сильным в войске Немани. Он, матушка, послал нас сюда. Он давно лечится, у него болит спина, он согнулся и не может стать на ноги. Никто до сих пор не мог ему помочь. А о тебе он услышал в Расе. От одного купца, кажется, его зовут Никола. И он нас послал сюда, чтобы попросить тебя дать ему какое-нибудь лекарство и помолиться о нём. Этот Никола говорит, а, похоже, и Стефан это иногда кому-нибудь из своих самых близких воинов шепнёт, что твои просьбы и молитвы Богородица слышит. И мы оба верим в это».
«Не надо здесь меня сейчас хвалить, лучше сначала пойдём к алтарю, вместе помолимся Богородице и нашему Господу. После поговорим, а я вам для Завиды передам лекарство», – сказала мать Анастасия.
И когда все помолились, мать Анастасия их в трапезной угостила чаем, грибами и вкусными сладостями, затем принесла им из своей кельи два пузырька.
«Скажите Завиде, чтобы он сразу начал принимать по пять капель каждый день из этого первого, а из другого пусть иногда поливает ужин. Когда он всё это употребит, тогда пусть верхом на коне прискачет ко мне. Вот это единственное условие, которое я ему заранее ставлю».
Василий и Павле переглянулись, полностью уверенные в правдивости сказанного. Им было приятно общество игуменьи Анастасии. От неё исходило некое необъяснимое тепло, и странный аромат, гораздо более приятный, чем запах ладана, наполнил трапезную.
«Как нам, королева наша, тебя попросить, а чтобы ты не рассердилась из-за того, что мы тебе скажем? У нас обоих есть и особая причина быть здесь. Мы лично убедились, что нечто сомнительное происходит, когда две недели тому назад проезжали через поселения вдоль Морачи. Ехали мы и в направлении Скадара. Мы хотим сказать тебе, матушка, передай Великом жупану Стефану. Нам обоим немного неудобно его беспокоить из-за этого, потому что он сейчас окружён своими рыцарями. А это всё же важно», – сказал Павле.
«Давай, Павле, не ходи вокруг да около, не утомляй меня попытками угадать, что ты должен мне сказать».
Он сразу же объяснил:
«Мы встретили в Мораче и возле Скадара несколько групп воинов, которые в те дни, вероятно, прибывали на кораблях из-за моря в Дуклю. Они отличаются от наших не только одеждой, но и говором, который мы не понимаем. Это не греческий, но и не немецкий язык. Вот. Передай это Стефану, когда будешь ему писать».
«Нет необходимости ему писать, я чувствую, что он, вероятно, сегодня, завтра или послезавтра будет здесь. Было бы хорошо, чтобы вы ему это лично сказали и с ним обо всём посоветовались. Потому что вести, которые вы сообщаете, могут быть гораздо важнее для Великого жупана и наших воинов, чем вы думаете», – сказала Анастасия, стараясь принять во внимание сказанное ими.
«Матушка, это женский монастырь, и мы не можем здесь его ждать», – заметил Василий.
«Поезжайте оба со свитой наверх, на следующий холм, оттуда видны крыши мужского монастыря, посвящённого святому Николаю. Скажите игумену, что я попросила вас принять на ночлег, и приезжайте сюда завтра во второй половине дня».
Два старых воеводы Немани переглянулись, довольные, поцеловали матери Анастасии руку и отправились к своей свите, а вместе с ней – к соседнему холму.
