Две ночи Анастасия не могла сомкнуть глаз. Смерть матушки Параскевы потрясла её, она думала обо всём, что услышала от неё, была растеряна, узнав о кладе жупана под мраморной плитой за клиросом в церкви. Восхищалась решимостью усопшей игуменьи молчать об этом, несмотря на то, что зимой им грозил голод.
«Не испугалась ли ты того, что теперь стала игуменьей? Что ж, ты была и жупанова жена, господарица…», – говорила ей Феодора, садясь на край узкой кровати в келье, где она в раздумьях проводила и эту ночь.
«Нет, не о том речь, сестро. Я всё ещё под впечатлением тайны, которую мне перед смертью доверила матушка Параскева».
Феодора посмотрела ей в глаза и почувствовала присутствие некой тайны. Анастасия тут же сообщила:
«Вот, я и тебе её передам. Когда Великий жупан Неманя строил этот монастырь, он в церкви замуровал некое сокровище и предназначил его для меня, когда я прибуду сюда, чтобы здесь вести монашескую жизнь. Он обязал тогдашнюю игуменью Евфимию, чтобы она молчала об этом. И она под этим обетом была до своего упокоения и как монашеское обязательство передала матери Параскеве. И представь себе, сестро Феодора, насколько эти две дивные игуменьи были ответственны, что даже в такой беде, которая была у нас прошлой зимой, а кто знает, сколько их было раньше, до нас, этот клад остался нетронутым».
Монахиня Феодора подняла глаза и заметила, как светлеет лицо матушки Анастасии. Она знала, что воспоминание о Немане приносит радость её душе и укрепляет мир в сердце. Она спросила: «Ты знаешь, матушка, где этот клад?»
«Да, в церкви, под мраморной плитой, рядом с клиросом. Две загадки меня теперь мучают. Действительно ли под той плитой находится замурованный клад? И как его, если мы его обнаружим, израсходовать?
Потому что если он останется под спудом, от него не будет никакого проку. Если мы раздадим его бедным, это будет слишком мало, чтобы и они почувствовали улучшение своей жизни. А если мы его используем во благо всего народа, тогда следовало бы отдать его Савве и Симеону, и тем самым им помочь построить монастырь на Святой Горе».
«А не оскорбило бы это Симеона, он же этот клад оставил здесь, чтобы тот послужил, когда ты придёшь, чтобы использовать его для своей жизни и жизни сестер монахинь».
«В случае если этот клад велик, сестринство могло бы иметь от него лишь большой ущерб. Не забудь, мы дали обет отречься от всего нескромного. Нам не нужны ни роскошные вещи, ни слишком обильная пища, ни платья лучшие, чем монашеская одежда. Нам не нужны ни богатство, ни роскошь… Так что любое изобилие нас заставило бы возгордиться, сделало бы бесплодной молитву и посрамило перед Богом!»
Феодора отправилась отдыхать.
После такого разговора мать Анастасия почувствовала, что она блаженно погружается в сон. Она уже знала, как поступит с кладом, который оставил в церкви её Великий жупан Неманя.
Назавтра после утренней службы игуменья Анастасия позвала сестру Мирославу, которая недавно присоединилась к сестринству, прибыв из Раса, и спросила её:
«Кто из вас знает, где в поселении живёт этот купец Никола?»
«Знаем я и сестра Магдалина. Она была там со мной».
«Тогда ты оставайся здесь, а сестра Магдалина пусть пойдёт к нему».
«Что она должна ему сказать?»
«Чтобы он как можно скорее прибыл к нам. А ты и сестра Сара будьте готовы, если понадобится, отправиться в поездку».
«Далеко ли, матушка?»
«В Студеницу, как только найдём купца Николу».
«Студеница, ах, какая радость в душе моей увидеть тот наш прекрасный монастырь. И, матушка Параскево…»
Игуменья Анастасия взглянула на икону Богоматери, находившуюся перед ней, подумала о том, вернулся ли уже купец, потому что узнала от его жены, что он туда уехал, и тихо сказала:
«Скоро вы узнаете, зачем туда едете. Но, прошу тебя, прости, я сказала и тебе, и остальным, чтобы вы меня так не называли. У вас было до меня две матушки Параскевы».
«Простите меня, матушка, – ответила монахиня, – я хотела спросить…»
«Спрашивай, сестро».
«Говорят, что эта церковь Пресвятой Богородицы построена в вашу честь».
«Да, хотя это не должно иметь никакого отношения к нашим сестринским связям. И не обращайся ко мне с особым уважением, мы сестры, все равны».
«Матушка мне перед смертью сказала…», – начала Мирослава и замолчала.
«Что она тебе сказала?»
«Что ты была женой Великого жупана Немани и что он в твою честь построил этот храм».
«Это так! Значит, ты это узнала лишь несколько дней тому назад?»
«Не знала! Такой уж была матушка Параскева», – сказала сестра Мирослава. – Никому ничего не говорила кроме того, что должна была сказать».
«Она была исключительной монахиней!»
«Так ты, сестро Анастасия, мать нашего правителя Стефана. Поэтому он сюда приезжал», – сказала сестра Сара, которая вошла и тоже слушала игуменью.
«И Стефану, да и Вукану я мать. Они во мне не видят сестру монахиню. А для моего самого младшего сына, монаха Саввы, я то, что есть сейчас.
Присутствующие монахини замолчали, а когда поразмыслили над словами игуменьи, разошлись в разные стороны. Мирослава пошла искать Магдалину, а Сара вместе с Анастасией отправилась в церковь.
Там их встретили монахини.
«Милые мои сестры, надеюсь, что вы знаете, что я была женой Великого жупана Немани до того, как приняла постриг.
При дворе в Расе со мной была и моя придворная дама Ахера, которая монашеский постриг приняла в тот же день, что и я, и вот, теперь она монахиня Феодора. В связи с этим, думаю, особенно нечего сказать. Только прошу вас, что обо мне, о моём прошлом и прошлом Феодоры не говорите никому вне монастыря. Другими словами, любопытным мирянам и даже остальным монахам».
Молча, кивком головы подтвердив, что так оно и будет, монахини продолжали стоять будто солдатики. Это мгновение тишины вновь прервали мягкие, ласковые, и ясно произнесённые важные слова игуменьи Анастасии:
«Прощаясь с матушкой Параскевой, я узнала, что ей её предшественница, игуменья Евфимия, сказала, что мой муж, когда строил этот храм, оставил и некое сокровище для меня, когда я приду сюда, чтобы стать монахиней».
Монахини переглянулись, было совершенно очевидно, что они не думают ни о количестве сокровищ, ни об их употреблении.
Их интересовало хранение тайны, чего придерживались обе игуменьи, и осознание того, что Великий жупан так давно оставил здесь некие драгоценности. Анастасия шагнула вперёд, осмотрела пространство перед алтарём, перекрестилась и встала у клироса, повернувшись лицом к ним:
«Матушка Параскева мне сказала и то, что сокровища находятся под этой мраморной плитой. Принесите лом, попробуем её поднять».
Монахиня Мария, ответственная за работы в монастырском дворе, быстро вышла и ещё быстрее вернулась с ломом в руках, которым удалось отделить часть штукатурки от мраморной плиты и мелкую гальку рядом с клиросом. Они повторили это несколько раз, но им не удалось поднять плиту, тогда попробовали и другие монахини. После упорных усилий удалось подвинуть её, и под ней показались ящики, старательно помещённые во вкопанное в землю и каменными плитами выложенное пространство. Мать Анастасия снова перекрестилась, то же сделали и остальные, она их спросила:
«Кто туда спустится посмотреть, что в них?»
«Я! Я младше всех. Только схожу за лестницей», – вызвалась сестра Сара.
Так и сделали. Она осторожно спустилась вниз.
«Здесь три металлических ящика!» – сообщила она снизу.
«Можешь ли их открыть? Они не запаяны или заперты висячими замками?» – спросила Анастасия, удивлённо смотря вместе с остальными в пространство под собой.
«Похоже, что нет».
«Открой их один за другим. Только, прошу тебя, не торопись, чтобы не пораниться», – добавила мать Анастасия, хотя сила её веры вызывала чувство, что ничего плохого случиться не может.
Крышка заскрипела, из темноты засияло золото, это могли видеть и монахини, собравшиеся у люка, почти не веря своим глазам.
«Большие ящики?» – снова спросила её мать Анастасия.
«Довольно большие! В каждом мог бы поместиться большой мешок муки».