О Боге вспоминают только в несчастии
По народному поверью, за холодной зимой следует жаркое лето. То лето Господне было долгим и очень тёплым. Дождя не было месяцами. Река Топлица походила на средний ручеёк, а Косаница и Баньска пересохли. И все колодцы в поселении и окрестных сёлах или полностью остались без воды, или её было столько, что хватало лишь для питья, и только для людей, а не для скота и остальных потребностей.
Только колодец возле монастыря Введения Пресвятой Богородицы был полон, как это бывает зимой или в период дождей. И в соседнем монастыре Святого Николая Угодника в колодце было достаточно воды, чтобы напоить всех монахов, и даже гостей.
Женщины из окрестных сёл приходили, чтобы набрать воды для питья. Монахини им это не запрещали. Даже тем, что постарше, помогали извлечь ведро из глубокого колодца.
«Видишь ли, сестро Анастасия, сколько женщин в это лето приходит к нашему колодцу перед церковью за водой», – сказала Феодора, когда они однажды сидели в сенях конака, прячась от сильной жары.
«Вижу. Перед вечером их будет гораздо больше. Пусть нам Бог сохранит эту воду в колодце. Каждые утро и каждый вечер, когда мы на службе, я усердно благодарю и Матерь Божию за этот дар».
«И я. Всевышний слышит наши молитвы. Однако, заметила ли ты, сестро моя, что немного женщин вспоминают, что следует войти в церковь и помолиться Богородице и Сыну Её».
«И мне это, Феодора, бросилось в глаза. Если бы не вода, многие из них церкви и не видели бы. Приходят, наполняют вёдра и уходят».
«Некрепкая вера у нашего народа, и о Господе он вспоминает лишь тогда, когда приходит беда. Поэтому я и ожидаю, что нам Он даст кого-нибудь, кто нас будет укреплять в наших православных обязанностях. Может быть, это мог быть именно монах Савва».
Феодора замолчала и посмотрела на задумчивое лицо своей бывшей госпожи.
«Монах Савва, прежде чем он вернётся сюда, построит там, на Святой Горе, Божий дом, из которого будет вырываться вечный огонь нашей крепкой веры. Конечно же, по Божьему промыслу Савве поможет и монах Симеон. На далёком Афоне», – размышляла Анастасия под столетним орехом, где они нашли бóльшую прохладу по сравнению с той, что была в сенях конака. Игра света в листьях, трепетавших на свежем летнем ветерке, напомнила ей запах леса недалеко от дворца в Расе. Туда она охотно водила всех своих детей, трёх девочек и трёх мальчиков. Оттуда она могла видеть окна их с Неманей спальни и окна двух спален сыновей и дочерей, а рядом были спальни придворных дам, где до раннего утра, подобно мигающим звёздочкам, светили маленькие фонарики, придавая кружевным занавескам цветá заходящего солнца. Находясь в тени огромного дуба, который кроной своей превзошёл все стоящие рядом деревья, она наблюдала за своими детьми, которые беззаботно прятались за толстыми стволами, и слушала, как её мальчики призывают друг друга «передать своё царство», ведя разговоры о единоборстве между «империями».
И пока Вукан и Стефан скакали с поднятыми деревянными мечами, преследуя воображаемое войско своего брата, Растко обычно, прислонившись к шершавой коре дерева, задумчиво погружался совсем в иной мир, отличный от того, где были его братья. Иногда он поднимал свои ясные глаза и, глядя куда-то в глубину леса, думал о том, что писали и рассказывали учёные монахи с далёкой Святой Горы. Однажды, после такого размышления, он подошёл к ней и спросил:
«Матушка, если наша вера любовь, если Бог есть любовь и если Божья заповедь “Люби ближнего своего как самого себя”, как получается, что в людях, как образе Божьем, рождается такая ненависть?
Как это – брат не уважает брата и поднимает на него меч? Что это, что человека заставляет делать зло даже тем, от чьей крови он произошёл?»
Анастасию не удивил этот вопрос. Да и всем при дворе было ясно, насколько Растко другой, насколько он смиреннее и мудрее других детей и своих ровесников.
«Сынок мой милый, человеческая природа подобна морю, с которого меня ваш отец привёз сюда в Рас. Иногда она настолько проста и спокойна, как поверхность воды в летнее время, когда сияние Солнца посылает свой свет во все стороны. Так и душа человека, когда она смиряется, и в ней смирение находит убежище. А иногда над морем нависают свинцовые облака, и вода в нём меняет цвет, становится серой и под ударами ветра вскипает, поднимает волны, грозит уничтожить всё, что находится в морских глубинах, и всё, что встретится возле моря. Устрашающе бьются волны о берег, вода проникает меж скал, изливается и разбрызгивается вокруг, и только утёсы, которые веками стоят, вынырнув из морских глубин, воздвигнутые высоко к небу, сопротивляются диким ударам волн, которые покорно отступают перед ними».
«Подтверждает ли это, что существуют и такие люди, матушка, которым изменчивость капризов других не может навредить?»
«Существуют, дитя моё. Утёсы, перед которыми море склоняется, это те, кто окреп на пути Божием, сильные и храбрые в своём бедственном существовании. В такой вере и искренней любви к Богу люди могут друг друга любить с радостью. А в противоположность таким людям, глубокий страх испытывает человек, живущий без Бога – страх возможной потери себя, богатства, власти и интереса к жизни… В таком уме возникает желание уничтожить другого, лишь бы самому остаться живым. Для него важна только эта земная жизнь, которая длится до смерти, и поэтому он всё для себя хочет прихватить, не выбирая способа, средств и времени».
«Я понял, матушка, и слава Всевышнему, что у меня есть ты», – сказал Растко.
Анна посмотрела на остальных двух сыновей, которые и далее беззаботно играли в войну, и услышала новый вопрос Растко:
«Знаешь, матушка, несколько дней тому назад одна женщина из окрестностей Раса рассказывала одному дворянину, что её отцу стало лучше благодаря горячим уголькам…»
«Когда я вышла замуж за твоего отца и прибыла сюда в Рас, многие разговоры людей не при дворе напоминали верования древних греков, которые считали верховным богом Зевса, а кроме него у них было много богов и богинь: Гера, жена Зевса, защитница брака и семьи; Афродита, богиня любви; Афина, богиня мудрости; Посейдон, бог моря и ещё много других… Это были разные образы, высеченные из камня, которые стали их идолами. Древние греки не знали ни о существовании Настоящего, Живого, Истинного Бога, ни Его Сына Господа Иисуса Христа, ни Духа Святого. Как и здесь, в нашей стране Расе, есть люди, которые веруют в разных гадалок, колдовство и магию… Вместо живого Бога принимают мёртвого. И так вместо молитвы Господу и Богоматери бросают угли в огонь. А я, сыне мой милый, молюсь о том, чтобы они в себя приняли Бога живого, а в свои дома внесли символ веры нашей, православной: свечу, лампаду, имя, данное при крещении… Молюсь, чтобы всю страну Немани озарил свет веры, как и его самого озарил…»
Махнув ей рукой, чтобы она подошла, Феодора прервала воспоминания Анастасии о годах и времени, когда она закладывала основы веры своему потомству. И поняв, что оторвала её от чего-то прекрасного, сама пожалела об этом, и сразу же сказала:
«Сестро моя, сегодня пришли несколько женщин из окрестностей, чтобы набрать воды. Представь себе, одна меня спросила, будто не видит этот источник, откуда у нас, монахинь вода в колодце, когда остальные пересохли. Бог нам дал, потому что мы ему усердно молимся, – ответила я ей. А она мне: “Не в этом дело, вы умеете применять колдовство!” “Кто внушил тебе эту безбожную мысль?” – спросила я её. Она сказала: “Великая наша гадалка, которая всё предсказывает”. Бог с тобой, жено, о какой это гадалке ты говоришь? Мы в гадалки и колдовство не верим. Только в Бога живого, и нам Он помогает, – сказала я ей. А она твердит: “А вот мы ей верим. Ещё осенью она говорила, что этой зимой нападает много снега, а летом будет такая засуха, какой в Топлице и не помнят. И угадала”».
Анастасия внимательно слушала сестру Феодору, а та, заметив это, продолжила: «Диавол гораздо старше людей и многое умеет, и даже вмешаться в разум и оттуда командовать человеком. И он не делает то, что люди любят, а действует так, чтобы они пострадали.
Но Господь защитил верующих, и нечестивый может захватить только тех, которые в Бога не веруют, или вера их некрепкая, или одно время пламенно веруют, а затем впадают в прелесть, гордятся верой и совершают такой грех, через который проникает демон и попадает прямо в сердце и голову человека. Так и той гадалке нечестивый дух шепнул, какая будет погода. И он, как и сам его верховный руководитель, диавол, полон различных знаний, которыми он давно возгордился и отпал от Бога. Так вот, единственная оборона от зла – вера».
«Наш народ должен быть укреплён в вере в Бога», – заключила Феодора, а Анастасия добавила:
«Именно в православной вере. Если так не будет, свою веру навяжут ему венгры, Венеция или народы, о которых мы даже не догадываемся.
Может быть, именно из Азии сюда прорвутся дикие племена, у которых свои пророки, и они не любят Иисуса Христа. Они уже настойчиво навязывают и распространяют эту свою веру на все четыре стороны. Когда они двинутся на север и запад, боюсь, что их путь будет проходить через нас. Может быть, они пройдут именно через Топлицу, если не из-за чего-то другого, то из-за слабой веры наших людей.
Это давно понял и монах Савва. Я знаю, что он видит дальше, чем мы, и знает, что с нами в будущем может случиться и почему как народ мы должны быть готовы.
Как мы уже, сестро Феодора, стали воротами, через которые крестоносцы проходили на восток, боюсь, что однажды, мы станем такими воротами для тех, кто захочет двинуться походами на запад. И Симеон считает, что Савва прав, размышляя на такой долгий срок. Да и храмы, которые он построил и которые построит, они не только для нашего времени, но и для близкого и далёкого будущего. Они для нас гораздо более надежный щит, чем всё оружие, войско и силы, которые народ может иметь. А что касается нас, сербов, мы не обладаем такой силой, чтобы сохраниться на этом перекрёстке путей».
«Это так, сестро Анастасия. Когда я тебя слушаю, мне становится яснее, почему мы обе находимся здесь, в Топлице. Мы и в эти дни будем воинами Божиими, чтобы, честно служа Господу, обращаясь к Нему с молитвами, и от неба ждать защиты для православных народов: и сербов, и греков, и русских, и остальных. Поэтому и монах Савва ушёл именно туда, где лучшие сыновья этих народов ревнуют о Боге, под Афон на Святой Горе».
