В воскресенье после завтрака и в этом монастыре все дела обычно сводились к самым необходимым, и тогда монахини вместо шёпота, каким они разговаривали в пятницу, в день распятия Господа, говорили радостным голосом. В это воскресенье, которое всегда является праздником малого Воскресения Господня, игуменья хотела показать Анастасии первые весенние цветы, из которых можно изготовить бальзамы. И обе они медленным шагом поднялись на поляну, заросшую тонкой зеленой травкой, где было много и других растений, а также необычных цветов.
Не успели они сорвать первые цветочки и стебельки, как услышали топот коня. Их догнал какой-то всадник, и они оглянулись. Когда Анастасия узнала всадника, сидящего на белом коне, она подошла. Всадник спрыгнул с седла и подхватил монахиню сильными руками. Он поднял её и начал качать как ребёнка. А затем, целуя её голову и щёки, нежно опустил на землю.
«Матушка Параскева, идите сюда. Это Стефан!» Подошла игуменья, и Великий жупан поцеловал её руку.
«Откуда ты, дитя моё?» – спросила его Анастасия.
«Матушка, я прибыл последним их всех, которые могли. Не ругай меня, что я не во всём первый».
«Не я решаю, кто, когда и почему бывает первым. Да и этот луг не самое удобное место для таких бесед».
«А теперь, матушка, я спрошу тебя, и знаю, что ты меня не обманешь, не болят ли у тебя кости, вообще, как твоё здоровье, чего тебе не хватает здесь, есть ли у тебя письменные принадлежности?»
Анастасия мягко взглянула в его любознательное лицо, прежде чем ответила ему:
«Но я же здесь для того, чтобы иметь как можно меньше встреч со знатью и другими, создающими проблемы и заботы. Здесь больше хотят и ищут встречи с небом и с самим собой. Но ты молод, тебе сейчас это трудно понять. Но однажды, хотя бы на один день, ты станешь монахом».
«Не сбрасывай меня, матушка, с трона, я ещё не почувствовал вкуса власти. На меня навалились только проблемы, от меня требуют золота и драгоценных камней, все требуют строить, подначивают меня и воевать, якобы подготовиться к обороне. Но я приехал не жаловаться тебе на трудности правителя, но знай, что тех преимуществ, которыми должен был бы наслаждаться всякий правитель, я ещё не почувствовал. У меня остаётся всё меньше времени, чтобы читать книги. Я перестал и писать, что благодаря тебе я так любил».
Она, держа его руку в своих ладонях, по-матерински ласкала его взглядом и тихо попросила:
«Не перечисляй больше, Стефане. Всё это, благодаря благому Господу, у тебя будет. Очень хорош этот весенний день, и давай используем его – сядем здесь внизу, во дворе, или в келье. И я как мать должна тебе многое сказать, но боюсь, чтобы весенний ветер не унёс мои слова, чтобы они не были напрасны. Да и ты молод, и как таковому тебе трудно поверить старшему».
С улыбкой, слегка наклонившись, Стефан ответил:
«Благодарю тебя, матушка, что ты со мной проведёшь этот день».
И будто всё уже заранее было предусмотрено, на холм поднялись два молодых человека и взяли под уздцы коня Стефана, а правитель Рашки и других сербских земель медленным шагом, идя между двух монахинь, спустился в монастырский двор.
За монастырём, у ограды, Анастасия увидела десятки конных воинов. Ей было ясно, откуда они взялись. Затем она в монастырском дворе представила каждой монахине отдельно своего сына, и каждую сестру отдельно похвалила перед правителем сербским. В конце она чудесными словами выразила благодарность и игуменье.
Затем вместе с сыном она отправилась в свою келью.
«Слушала я тебя, сын мой, там на лугу, как ты весело жалуешься на трудности, которые испытывает правитель. Хорошо тебе, что ты такой, потому что ты ещё только столкнёшься с великими искушениями. Знаю я Вукана, знаю и тебя. Он сделает всё в приступе своей зависти, которую ему диктует гордыня, чтобы причинить тебе вред. А ты старайся, когда это возможно, не ссориться с ним и к вашим отношениям не примешивать сербские жертвы. Потому что и его, и твои воины – сербские воины. Вы одной крови и одной веры. А за то, что ведёте переговоры с чужой верой, вы однажды предстанете перед Богом и там уже получите по заслугам.
То, что я могу сразу же начать – молиться, чтобы Господь уменьшил это искушение и чтобы вы остались до конца душой и телом в нашей истинной православной вере».
Стефан встал, обнял мать, и снова садясь на маленький табурет, сказал:
«Я сделаю так, матушка, я тебя понимаю, а за Вукана не могу отвечать».
Анастасия немного помолчала и попросила его:
«Никогда не позволяй себе, что бы он ни сказал о тебе и что бы ни сделал, даже зло, ненавидеть своего брата Вукана. Ты можешь, и даже, боюсь, будешь должен драться с ним на поле боя, но мать тебя твоя умоляет, не позволяй себе его ненавидеть. Эти его поступки не от Бога, а от того, кто не хочет, чтобы братья были дружными, а сербство сильным. К счастью, и благодаря Господу, все эти столкновения закончатся победой веры, и ты, если не возненавидишь брата, даже победишь и поможешь тому, чтобы в нашем народе, где бы он ни находился, воцарились длительное согласие и мир. Смирится тогда и Вукан. Смирится, потому что и ваш брат Растко поспособствует с помощью благодати Божией. Он вас смирит и помирит. Слушайся своего брата, монаха Савву, а Богу молись о здравии Вукана и проси вернуть ему разум. Так Господь и сделает, чтобы тебе через Савву подоспела небесная помощь. Вообще-то, один со своими воинами, ты ничего не сможешь достичь, только потеряешь и страну, и свой дом. Число врагов наших будет огромно. А их можно победить, только если ты искренне будешь в Вукане видеть больного брата, кого нужно лечить небесными лекарствами, и если ты будешь непрестанно Богу молиться о спасении и тебя, и всего твоего рода, и исполнишь желание Саввы и Симеона, а это и моё желание. Я их во всём поддерживаю и верю, что ты всё можешь вынести и что ты в этой готовности неутомим, хотя твои обязанности и зависть других давят на тебя и день, и ночь. И ты им, сын мой, насколько можешь, подготовь эти дары, пусть их отвезут на Святую Гору, а оттуда всё это Духом Святым перенесётся на небеса».
Стефан лишь иногда моргал, ничего не говорил, ни разу не протянул руку к стакану холодной воды, который стоял перед ним на столе. Лишь однажды он глубоко вздохнул, обхватил руками голову и спросил:
«Ну, хорошо, матушка моя милая, откуда ты всё это знаешь – что начнётся война, почему ты так уверена, что всех нас будет мирить и помирит брат Растко? И что когда всё кончится, наступит долгий мир? Скажи мне, ты уверена, что эти ценности, которые я собрал с помощью народа, церкви и войска, действительно будут на небе и что их никто по дороге или позже на земле не ограбит?»
«Я не могу тебе сказать, что всё будет именно так, как ты понял из моих слов, а у меня нет сил их повторить. Но пройдёт немного времени, и ты убедишься в правоте того, что ты сейчас слышал. И ты вспомнишь меня, и когда в изгнании будешь нередко голоден, и захочешь подобно нищему лечь на землю, моля Господа не оставить тебя. И Он не оставит, сын мой, не оставит тебя. Всё будет опять так, как должно быть. И когда меня вспомнишь, ты помолись за мою душу и душу отца. И мы будем радоваться, потому что и там мы будем счастливы, видя своих детей, а особенно наследников ваших. О некоторых могу тебе уже сейчас сказать, что мы будем особенно радоваться, а именно твоему сыну Радославу, который будет великим королём сербским, и сыну Вукана Джордже, который будет Великим жупаном Далмации. Он особенно поможет своему дяде Растко, то есть монаху Савве, отправиться в своё первое паломническое путешествие в Иерусалим. И именно на корабле из Будвы, полном даров для монастырей Святой земли».
«Знаю, матушка, что ты всегда имела благословение Господне и что ты молитвенница ревностнее всех нас. Но как ты можешь угадать, что произойдёт? Ты меня действительно обрадовала тем, что и мой сын, и сын Вукана будут близкими братьями, два чудесных правителя сербских. Вот я и радуюсь, что им Растко будет помогать в вере и в возрастании, а нам – в примирении».
«А ты, слушая эти мои слова, вроде бы даже уверен, что вам Растко будет нужен для примирения, прости Господи, будто вы сначала будете воевать. Если ты в этом уверен, дитя моё, тогда я действительно боюсь, что так оно и будет. Было бы лучше, чтобы и ты, и епископ Калиник чаще молились Господу и Матери Божией о мире и согласии, прощении и чтобы молили Бога сделать всё, чтобы Вукан смягчился, чтобы изменился через Любовь Божию, чтобы исполнился миром Его. Мне грустно это говорить, и то, что я тебе напоминаю эту Христову заповедь молиться и за врагов своих. Мне очень тяжело говорить так, получается, что Вукан враг тебе. Но это не так. Он тебе дан как некий искуситель, как крест, который ты должен нести по попущению Божию. И золото становится тяжёлым, сын мой, если ты его на себе постоянно должен носить и бояться за него. Пойми это, дитя. Вукан не осознаёт, что ему эта роль навязана, что ему это охватившее его безумие заброшено в душу со стороны, врагами его и нашими. Но такова эта земная жизнь, все должны иметь искушения, вот многие и превращаются в искусителей, не сознающих этой своей роли. Особенно те, кто далёк от веры и у кого мало места в душе для Бога. А это легко понять: если помещение затемнено, свет туда не может войти; в том случае туда, куда Бога не призывают, сам приходит тот другой, чёрный и мрачный. А он веками людей вербует обманом. Его советы: не ходить постоянно в церковь, потому что у человека есть и более важные дела. Или, почему брат должен быть лучше и успешнее, сосед ближе и дороже. Он наслаждается ненавистью и страдает видя любовь. Поэтому прошу тебя ещё раз, не ругай Вукана ни тайно, ни явно, не моги его ненавидеть, а за его излечение Богу молись».
Великий жупан Стефан, сидя в маленькой тесной келье своей матери, почувствовал вдруг, что перед ним стоит та, кто пробуждает, хотя обычно матери поют детям колыбельные песни. Поэтому он стремительно встал, поцеловал Анастасию, попросил не провожать его, просто отпустить вернуться к своим обязанностям.
«Скажи мне, дитя моё Стефане, ты хорошо слышал то, что я тебе сказала о Вукане?»
«Да, матушка. Когда я буду молиться Богу, я буду просить всего наилучшего для Вукана, и именно гораздо чаще и больше, чем за тебя и отца. С этих пор он будет на первом месте во всех моих молитвах».
«Я горжусь Растко, а тебя и Вукана люблю. Ну теперь иди и передай привет Евдокии. Пусть тебя Бог благословит, а я тебя прошу выполнить просьбу отца Симеона».