В Студенице вечерняя молитва близилась к концу. Монах Симеон стоял с правой стороны алтаря, и в голове его стали появляться разные картины, сначала туманные, а потом они становились всё яснее. Он попытался их отогнать, считая, что они от лукавого, чтобы отвратить его от молитвы. А когда он увидел Анну в монашеской мантии, ему показалось, что она стала другой, и задержавшись взглядом на её глазах, которые смотрели на него со стены, почувствовал желание дать ей знать о себе. И когда он хотел произнести её имя, часть стены осиял свет, который затем ушёл в окно, оставляя за собой светлый след. Её мог видеть, он был уверен, каждый, кто тёмной ночью оказался под открытым небом. Он выпрямился и перекрестился, и именно в этот момент закончилась вечерняя служба. А он, ничего не объясняя братии, вышел через монастырские ворота и сел на ближайшую скамью. Он мысленно молился Богу об этой дивной женщине, с которой провёл бóльшую часть жизни. И которая и далее здесь, очень близко. Чувствуя её присутствие, он поднялся со скамьи и тихо, чтобы никто не мог его видеть, медленным шагом подошёл к алтарю студеницкой церкви, посвящённой Богородице.
Он долго, стоя на коленях на каменном полу, молился Богородице о спасении души Анастасии, молился и о детях своих, о народе своём, а затем опять с нежными мыслями возвращался к Анастасии, побеждая молитвой даже мельчайшие грубости, неуступчивость и даже тень неконтролируемого мужского тщеславия, проявленного иногда перед спутницей жизни Анной. Годы совместной жизни проходили перед ним, и они оба всё больше напоминали течение реки Рашки. Как её прозрачные воды умели остановиться или обойти даже незначительную преграду, так и они оба избегали даже самого безобидного препирательства, самой упорной негодной мысли, предпочитая взаимопонимание. И даже в самых тяжёлых обстоятельствах они спасали друг друга от собственных ошибок и были каждому примером любви, прощения и терпимости, а уважение есть основа её нерушимой длительности. Он ничего не чувствовал, кроме некой тёплой потребности молиться и надеяться, что Матерь Божия перед престолом Сына Своего вымолит всякую защиту дивной сербской правительнице, а теперь монахини Анастасии в Топлице.
Молитва монаха Симеона длилась так долго, что игумен Игнатий послал двух братьев, чтобы были при нём, подождали старца, и когда он всё закончит, привели его в трапезную.
В каменной трапезной ужин уже был закончен, и отец Симеон не хотел нарушать правила, не хотел быть исключением. Он пошёл отдыхать в надежде пораньше проснуться и встать вместе с монахами на утреннюю молитву. И во время этой, и во время всех других молитв он будет вспоминать свою Анну.
Так и было – думая об Анне, на следующий день отец Симеон с монахами оказался у монастырских ворот. Когда он сел в тенёк под большим стволом ясеня, вокруг него сгрудилась вся братия. Все хотели его услышать, некоторые открыто просили сказать им, что нужно было бы сделать и поменять в монастыре.
«Всё вам расскажу, только я должен ещё провести тут пару дней, обойти всё это, малые церкви у монастырских ворот, увидеть и конаки на юго-западной и северной стороне монастыря, подняться на оборонительные стены и башни, посмотреть, как это ныне выглядит, потому что я уже долго здесь не бывал. Некоторые из вас и не знают, что я здесь прежде монастыря организовал небольшой охотничий домик. Сюда я приезжал с супругой Анной, дай Бог ей здоровья и сил», – сказал он, поднялся с лавки и перекрестился, прося братию проявить терпение:
«Я хочу и сад обойти, увидеть обе дороги за монастырским лесом, и продумать, что и как следует ещё сделать для сохранности церквей в Студенице. Особое внимание следует уделить церкви Святого Николая, чтобы и она была такой, какой её задумали зодчие. Вот только немного меня подождите, знаю, что вы, как и наш честной игумен Игнатий, любознательны».
Пока он говорил это, старец Симеон монахам казался исполином. Он был выше всех, и в свои восемьдесят лет был сильным, здоровым и обладал ясным умом. Он не жаловался ни на какие болезни, не имел никакой потребности говорить о чём бы то ни было, кроме того, что относится к спасению, к Царству Божию и вере православной.
Тут в монастырский двор вошли два воина. Поцеловав сначала руку игумену Игнатию, они в конце ряда подошли и к отцу Симеону, перед которым упали на колени. Старец наклонился, взял их за воротники, и когда они выпрямились, запретил им:
«Не вставайте на колени, и я теперь только монах, а вы должны бы это знать и уважать. Не падают на колени перед монахом!»
Два перепуганных воина переглянулись, а затем один из них вынул из сумки большой конверт. Когда они ему его передали, опять некая сила заставила их поклониться на полусогнутых ногах и с опущенными плечами. Бывший правитель снова схватил их за плечи, выпрямил, взял правую руку каждого из них, поцеловал, и дал наставление:
«Вот, от монаха можете просить и благословения, если тут не присутствует игумен. Прося благословения, вы можете ему поцеловать руку. Но и монах может вам поцеловать руку и дать вам благословение, которого вы и не просили. А если случайно монах передумает и ошибётся, он может взять палку, или не дай Боже меч, и проводить вас так страшно, что вы это никогда не забудете. А сейчас налево кругом, простите меня за всё, увидимся ещё когда-нибудь. Приходите на литургию, если вы здесь близко служите, в монастыре мы не кусаемся и от гостей ничего другого не требуем, кроме как присоединиться к нам в молитве, обеде и в труде, если понадобится.
И так проводив их по-отечески, недавний Великий жупан Неманя улыбнулся и быстро вернулся к действительности как монах Симеон.
Его братия после ухода воинов снова собралась вокруг него, а некоторые ему поцеловали руку.