Мозговые центры, связанные с лидерством и подчинением

Ключевым центром программ лидерства и подчинения вновь оказывается миндалина, расположенная в глубине височных долей больших полушарий. Это не должно удивлять, ведь деятельность нейросетей миндалины действительно является основой для реализации самых разных типов социального поведения (за исключением, пожалуй, полового и родительского).

Миндалина (амигдалярный комплекс) представляет собой сложную систему структур, в пределах которой взаимодействует десяток ядер: латеральные, базолатеральные, центромедиальные, кортикальные. Они имеют большое количество входов от сенсорных систем, связаны с гипоталамусом, голубым пятном, гиппокампом, лобной корой, покрышкой среднего мозга. Ученые интенсивно исследуют участие миндалины в формировании эмоциональной памяти. Уже есть много информации по половому диморфизму данной области (у мужчин она крупнее), роли в развитии социофобий, посттравматических расстройств и даже в становлении политических взглядов человека.

В целом, судя по всему, имеет место функциональная специализация разных областей миндалины: одно ядро преимущественно занимается территориальным поведением, другое – лидерством, третье – агрессией, четвертое – контролем половой мотивации. Но все же чрезмерно жесткая привязка амигдалярных структур к определенным функциям не является оправданной, потому что многие задачи решаются нейросетями разных областей миндалины совместно.

В ходе эволюции и при оценке индивидуальных вариаций объем миндалины оказывается сопряжен со степенью сложности внутривидовых отношений. Люди (и животные) с более крупной миндалиной социально активнее, они поддерживают больше связей с сородичами, а степень сложности таких связей выше.

Существует корреляция между размером (вернее сказать, объемом) миндалины человека и его стремлением взаимодействовать с другими людьми. Например, установлена статистическая связь с количеством контактов в мобильном телефоне или числом друзей в социальных сетях (рис. 9.2). Если миндалина повреждается, то стремление к социальному взаимодействию (в том числе к лидерству) может вообще исчезнуть. Нейроны миндалины возбуждаются, когда кто-то нарушает нашу индивидуальную дистанцию. Мы уже говорили о том, что комфортная зона личного пространства у каждого своя, и когда собеседник подходит слишком близко, мы чувствуем себя не в своей тарелке. В этот момент активируются и правая, и левая миндалины. При двустороннем повреждении этих зон человек вообще перестает отслеживать дистанцию.

Рис. 9.2. Связь между размерами миндалины и социальной активностью человека (по R. von der Heide с соавт., 2014). Для правой и левой миндалины показаны значимые корреляции между объемом серого вещества (grey matter volume) и количеством друзей в «Фейсбуке» (верхние графики), а также числом Данбара (количество постоянных социальных связей, которые поддерживает человек; нижние графики). Каждая точка на графиках – конкретный испытуемый

Миндалина мощно активируется, когда мы видим, слышим или даже обоняем различные проявления эмоций. С ней связаны зеркальные нейроны, которые переносят на нас то, что испытывает другой человек. Например, эти нейроны работают, если врач представляет себя на месте пациента. Здесь же, в миндалине, находятся клетки, которые активируются, если подражание доставляет нам удовольствие.

А подражать вожаку стаи очень значимо, это важный источник положительных эмоций. Если подчиненной особи удалось сделать то же самое, что и доминанту, соответственно, у нее в мозге выделяется дофамин и вызывает позитивные переживания. «Вожак разбил орех камнем, я тоже разбил орех камнем, ух ты!»

Установление социальной справедливости в сообществах

Миндалина имеет первостепенное значение для выстраивания глобальной иерархии, она отслеживает не только отношения «вожак – подчиненный», но и взаимодействие между равными особями. В больших стаях часто встречаются ситуации, когда десять павианов или мартышек примерно одинаковы по своему положению. Миндалина следит, чтобы мартышка вашего статуса не получила слишком много. Можно называть это завистью, а можно – социальной справедливостью.

В книге приматолога Франса де Вааля описан показательный эксперимент с двумя равными по рангу обезьянами-капуцинами. Обе особи обучены выполнять одно и то же задание, причем животные находятся в соседних клетках и прекрасно видят, что делает сосед. Исследователь кладет жетон-камешек с наружной стороны клетки рядом с решеткой. Капуцин должен взять этот камешек и отдать ученому, за что получает немного еды: то есть идет «обмен» жетона на пищу. Если обезьяне, сидящей в правой клетке, в награду давать вкусную виноградину, а той, которая находится в левой, – кусочек не столь вкусного огурца, то у второго капуцина очень быстро начнется истерика. Сперва он, конечно, возьмет огурец, даже надкусит его. И с недоумением посмотрит на соседа, который ест виноград. Если во второй раз дать ему огурец, то в порыве праведного гнева он выкинет овощ наружу. А на третий раз капуцин устроит бунт, будет трясти клетку и возмущенно кричать. Так он протестует против нарушения справедливости: «Равных прав на виноград всем капуцинам!».

Мозг отслеживает подобные ситуации, и, судя по всему, они направленно детектируются нейронами миндалины.

Многие философы и психологи были абсолютно уверены, что представление о равенстве и братстве свойственно только человеку и возникло не раньше времен Великой французской революции. Но даже такие небольшие обезьянки, как капуцины, демонстрируют понимание справедливости.

Что уж говорить о шимпанзе – они порой даже готовы отказаться от винограда (да-да, именно так: справедливость плюс эмпатия), если сосед получает всего лишь огурец!

Однако если в распределение труда и награды вмешивается иерархия, все меняется и ни о какой справедливости речи уже не идет. В одном из экспериментов четыре вороны некоторое время находились в общем вольере, и у них выстроился порядок клевания. Дальше птиц обучили для получения пищи нажимать на рычаг – давали небольшие порции еды только после совершения правильного действия. Спустя некоторое время обнаружилось, что в этом маленьком сообществе больше всех нажатий совершает самая низкоранговая особь, а меньше всех – доминант: 80 % против 2 %. При этом «трудяга» недополучает львиную долю еды – ей достается лишь 30–35 % корма. «Заработанной» ею пищей пользуются другие вороны, присваивая по 20–25 %, хотя доминант нажатий почти не совершает. Вот такая «эксплуатация» низкоранговых (как правило, молодых) особей.

Аналогичного рода эффекты, демонстрирующие, как на представление о справедливости накладывается социальная иерархия, выявляются также в опытах на крысах и, конечно, на обезьянах. Разделение труда в сообществах – очень важный фактор, это позволяет стае функционировать более эффективно. Разделение труда можно видеть и у грызунов – голых землекопов, бобров (кто-то валит деревья, кто-то строит плотину).

В стаях с временными вожаками, без четкой иерархии и явного разделения функций, например в мигрирующих оленьих стадах или стаях диких гусей, летящих в Лапландию, огромное значение имеет подражание наиболее опытному члену сообщества. В этом случае работают зеркальные нейроны, и с их помощью на вожака – часто это пожилая «мудрая» самка – ориентируются все остальные особи.

В иерархически организованной стае все гораздо сложнее. Происходит выстраивание нескольких степеней подчинения, и чем больше и сложнее сообщества, тем четче разделение труда и тем более ритуализированные отношения существуют между подчиненными и вышестоящими. К примеру, стая павианов в боевом порядке идет по саванне. На них может напасть леопард или лев, нужно держать «ушки на макушке» и быть готовыми ко всему. Поэтому мощные молодые самцы идут по краям, самки с детенышами – в центре. Впереди – разведчики, это, как правило, пожилые опытные самцы. Такой «подход» очень хорошо организован и сконфигурирован.

В обезьяньих стаях вожаками, как правило, являются самцы. У самок существует параллельная иерархия, связанная с тем, насколько близка овуляция, беременна ли эта особь, кормит ли она детеныша грудью. В случае беременности или наличия детеныша статус самки повышается. Самые высокоранговые дамы, конечно, те, с которыми спаривается вожак.

Хороший пример сложных обезьяньих стай – сообщества гелад. Это такие павианоподобные крупные мартышки, живущие в Эфиопии на высокогорных плоских территориях. Они питаются злаками. В стае примерно 50 членов, все они бредут по равнине, разыскивая и собирая пищу. У гелад очень четкое разделение труда. Члены сообщества делятся на часовых, разведчиков и собирателей. Разные стаи движутся по равнине недалеко друг от друга: иногда несколько сотен этих мартышек могут следовать в одном направлении. Конечно, у них устанавливаются очень интересные отношения как внутри, так и между разными группами. Именно на геладах показано, как, например, пожилой, но опытный и заслуживший уважение самец долго сохраняет власть, несмотря на притязания молодых и нахальных.