Известие о беременности Корнелии Цезарь воспринял с изумлением новоиспеченного отца и волнением молодого мужа, обрадованного скорым появлением ребенка. Каждый день он отправлялся на Форум и возвращался с новостями о продвижении Суллы по Италии, но втайне думал об одном: мир слишком мрачен для новой жизни, которую Корнелия вынашивала под сердцем. Он не знал, как изменить течение событий, которые шли вразрез с его надеждами и мечтами, грозили безопасности его семьи.

Однажды вечером он, как обычно, вернулся домой с последними известиями, не слишком хорошими: Марий-младший проявил почин и первым напал на Суллу, но в конце концов вождь оптиматов благодаря своим сторонникам в Сенате, а главное – опытным легионерам, закаленным в войне против Митридата, переломил ход сражения и одержал победу. Марий-младший укрылся в Пренесте. И это еще не все: консул-популяр Норбан давно уже потерпел поражение, а сменивший его Карбон бежал в Африку. Оптиматы Метелл, Помпей и Красс победоносно шествовали по Италии, подавляя очаги сопротивления популяров.

– Рано или поздно они присоединятся к Сулле, он войдет в Рим и возьмет власть, – заключил Цезарь.

Повисла пауза. Ни сестры Цезаря, ни его мать ничего не сказали. Наконец заговорила Корнелия.

– Я устала… Пойду к себе.

Она встала, медленно и осторожно: беременность не позволяла двигаться с прежней ловкостью.

– Я тебя провожу, – сказал Цезарь, которого всегда очень беспокоило ее здоровье.

В атриуме Юлиев сгущались сумерки.

Сумерки сгущались над Римом.

Над всеми римлянами, которые верили в дело популяров, в дело простых граждан города на Тибре.

Красс был первым оптиматом, прибывшим в Италию, чтобы поддержать поборников старины, присоединившихся к Сулле. Метелл и Помпей продвигались медленнее, сталкиваясь кое-где с сопротивлением союзников, не желавших признавать, что все их мечты о римском гражданстве закончились с приходом к власти Суллы, принимавшего жесткие, враждебные новым порядкам меры.

И вот Сулла вошел в Рим.

Никакого сопротивления он не встретил. Отныне ничто не могло ему помешать, кроме убеждений государственных мужей из противоположного лагеря, но убеждениями войско не остановишь. Отныне легионы Суллы распоряжались в Риме как хотели.

Но даже этого Сулле было мало. Он искал не только господства над городом и безраздельной власти. Он жаждал мести.

– Где он? – спросил Сулла сенаторов, вышедших встретить его на Форуме, перед зданием курии.

Patres conscripti растерянно смотрели на него. Даже Красс не понимал Суллу. Только Долабелла угадал желание главноначальствующего.

– Марий, – уточнил Долабелла. – Где похоронен Марий?

Сенаторы кивнули и проводили Суллу с большим отрядом легионеров к месту, где покоился прах бывшего вождя популяров. То была небольшая гробница, быстро, почти наспех возведенная на Аппиевой дороге. Борьба с Суллой не дала популярам осуществить свое изначальное намерение: возвести над останками прославленного вождя грандиозный мавзолей, под стать его громадным заслугам в государственных и военных делах.

Сулла остановился перед усыпальницей, где покоился его враг.

Слишком скромно для семикратного римского консула. И все равно ему не нравилось, что останки бывшего вождя популяров покоятся в мире.

– Тело сожгли? – осведомился Сулла.

– Да, – подтвердил кто-то из сенаторов.

– Доставайте прах, – приказал Сулла.

Легионеры выбили двери, вломились внутрь и вскоре предъявили Сулле железный сундучок, в котором хранился прах легендарного Гая Мария.

– За мной, – отрезал Сулла и зашагал прочь.

Долабелла, устремившийся следом, задал вопрос, который никто не осмеливался задать:

– Куда мы идем?

– За город. Это довольно далеко, – туманно ответил Сулла.

Путь действительно выдался неблизким. Они прошагали много миль, оставив город позади, следуя вдоль Тибра, пока не достигли места, где брал начало его приток: река Анио. Там Сулла наконец остановился.

– Теперь достаточно далеко. – Он посмотрел на легионеров, несших сундучок. – Высыпайте в воду.

На лицах солдат изобразилось сомнение.

То был прах человека, который не раз спасал город, в первую очередь от смертоносного натиска тевтонов, которые могли разрушить и уничтожить весь Рим. Развеять прах Мария над рекой означало потревожить покой настоящего героя, пребывающего в Аиде, пусть даже он был заклятым врагом Суллы и оптиматов.

Однако Сулла, судя по его взгляду, не допускал никаких возражений.

Легионеры молча проглотили свои сомнения, приблизились к берегу, вошли в воду, сделали несколько шагов, а когда вода дошла им до пояса, открыли сундучок и высыпали пепел.

– Отлично! – воскликнул Сулла.

Некоторое время он стоял, глядя на реку и наслаждаясь посмертной победой над Марием, своим ненавистным врагом, отныне побежденным, безгласным и лишенным вечного покоя. Полное торжество.

Узнав о том, как Сулла поступил с прахом его дяди Гая Мария, Цезарь долго молчал. Уважая скорбь друга, Лабиен оставил его наедине с Корнелией. Это он доставил печальные вести, попросив тысячу извинений за то, что стал их разносчиком.

Корнелия прошла в вестибюль, где ждал друг Цезаря.

– Думаю, тебе лучше уйти, – сказала она. – Ни разу не видела мужа в таком состоянии. Нужно время, чтобы… чтобы смириться с происшедшим.

Лабиен простился и ушел.

Корнелия вернулась в атриум, где Цезарь по-прежнему сидел в кресле рядом с имплювием, храня гробовое молчание, уставившись в покрытый мозаикой пол.

Аврелии дома не было. Она отправилась на Бычий форум – закупить съестного для всего семейства.

Корнелия медленно подошла к Цезарю сзади и обняла за плечи.

– Не знаю как и когда, – заговорил наконец Цезарь спокойным, ледяным тоном, – но однажды я отомщу Сулле. Не знаю как и когда, но однажды я отомщу им за все.

– Им? – мягко уточнила она.

– Оптиматам.

– Но гробницу осквернил только Сулла, – заметила Корнелия, опасаясь, что Цезарь решит расправиться сразу со всеми продажными сенаторами.

– Сулла совершил злодеяние, – отозвался Цезарь. – Но ни Помпей, ни Красс, ни кто-либо другой не пытались ему помешать. Все они – соучастники и отныне заслуживают моей вечной ненависти. – Он поднял взгляд и устремил его в глаза жены, полные покорности. – Корнелия, я понимаю, что они берут мзду ради обогащения, что они разгневаны на тех, кто хочет это пресечь, что они стремятся защитить свои привилегии. Я даже понимаю, что за это они готовы убить. Но осквернять могилу одного из величайших полководцев Рима только из подлой мести – на это никто не имеет права. Сегодня они перешли черту, за которой нет возврата. И однажды я тоже перейду свою черту, чтобы они отплатили кровью за все злодеяния, которые совершили. Клянусь… Юпитером.

Это была не просто клятва. Это была клятва фламина Юпитера, верховного жреца главного римского бога.

Прогремел гром, расколов небо надвое.

Хлынул проливной дождь.

– Пойдем, – сказала Корнелия и, нежно взяв мужа за руку, повела в дом.