Корнелия достигла детородного возраста.

Ей было всего тринадцать – совсем еще ребенок, – но так как она могла иметь детей, отец торопился. Приготовления к свадьбе с Цезарем начались. Выбрали день для заключения брака. Задача была непростой: римляне делили дни на dies fasti, подходящие для свадьбы или другого важного начинания, и dies nefasti, когда всего этого делать не следовало.

Римляне были суеверны, а времена стояли неспокойные, так что выбрать подходящий день, несмотря на желание обеих сторон, оказалось сложно. И все-таки этот день настал.

Обе семьи устроили sponsalia – обручение, на котором оглашался брачный договор. Обсудили приданое, а также особенности брака. Предполагалось, что союз будет cum manu, а не sine manu: тем самым Корнелия перейдет под полную власть своего мужа и перестанет зависеть от отца. Об этом просил сам Цезарь, и хотя Цинне не хотелось терять власть над дочерью, важнее было скрепить союз с родственником Гая Мария, нежели начинать долгие споры об условиях брака.

Наконец договор был подписан.

Цезарь протянул Корнелии железное кольцо, надел его на безымянный палец левой руки своей избранницы – от этого пальца, по мнению римлян, шел особый нерв прямо к сердцу. В ближайшем будущем кольцо, в соответствии с обычаем, предстояло заменить на золотое. Свадьба должна была состояться через несколько месяцев и в любом случае – не позднее чем спустя два года.

Обручение завершилось роскошным пиром, на котором обеим семьям желали счастья и процветания. То был своего рода островок добрых чувств посреди бури, бушевавшей в Риме.

Все награбленное в Греции золото и серебро Сулла пустил на подкуп солдат Фимбрии. Предприятие увенчалось успехом во всех смыслах, но теперь ему требовались деньги, невероятно много сестерциев, денариев или талантов. Любых монет. Деньги есть деньги. Теперь у Суллы было не одно, а два войска, которым предстояло платить, а римская казна находилась в руках Цинны. Не желая истощать своих солдат длительной войной против Митридата, Сулла составил договор так, что понтийский царь не был обязан оплачивать расходы на войну, развязанную им и им же проигранную. Еще ни разу римляне не соглашались на такие условия, будучи победителями. Но этот мир позволил Сулле захватить власть над двумя римскими воинствами на Востоке и восстановить довоенные границы, не потеряв никого из легионеров. Сулле был нужен каждый солдат. Он готовился к новому походу на Рим. Второму по счету.

Долабелла неустанно твердил о нехватке средств. После разграбления Дельф и Афин у них еще оставалось золото и серебро, но их запасов было слишком мало, чтобы позволить себе войну с Римом, где властвовал Цинна. Солдаты, которых он приучил к щедрым и регулярным выплатам, для этого не годились.

Сулла, однако, не сдавался. Прежде чем предложить Митридату мир, он придумал, кто оплатит его следующий поход, на этот раз против Цинны. Он обязал все союзные города и царства, перешедшие на сторону Митридата после начала его войны с Римом, выплатить дань в наказание за мятеж. Точно так же Сулла поступил с римскими провинциями, жители которых были не против перейти в подданство понтийского царя. Восточные города, царства и провинции стали для Суллы источником средств. Дань взималась силой, это было настоящее разграбление Азии. Обошлось без налетов и грабежей, но пришлось угрожать тем и другим, если требуемые суммы не поступят. Сожженные недавно Афины были наглядным примером для всех, и Сулле платили исправно.

У Суллы имелись легионы, он раздобыл деньги, и его переполняла жажда подвигов.

Цинна знал, что должен встретиться с Суллой, когда тот высадится в Италии. Благодаря союзу его дочери с племянником Мария он упрочил свое положение как главы популяров. Это предотвращало любые предательские поползновения в том случае, если бы он покинул город на Тибре.

Предательство волновало Цинну больше всего.

Но он смотрел не туда, куда было нужно.

Сулла плыл в Рим. Он решил остановиться в Греции и взять войска, оставленные там во время похода на Афины, а затем без промедления отправиться в Брундизий и начать оттуда свой поход к сердцу империи. Второй, он же последний и окончательный.

Стоя на носу корабля, Сулла всматривался в горизонт. Сзади подошел Долабелла. Сулла почувствовал его присутствие и заговорил, не поворачиваясь и не отрывая глаз от моря, от Рима:

– Все гонцы отправились в путь прежде, чем мы отчалили?

– Да.

– В Испанию, к Крассу, в Африку, к Метеллу Пию, и в Италию, к Помпею? – уточнил Сулла.

Он написал самым известным сенаторам-оптиматам в изгнании, предлагая объединить силы сторонников прежних порядков. У него имелось достаточно легионов, а главное, бесценный опыт, полученный в морских сражениях, которые давал Лукулл, и победах над Митридатом на суше – в Греции и Азии. Но Цинна – в этом он не сомневался – должен был собрать огромное войско и попытаться его остановить.

Любые дополнительные силы, будь то солдаты Метелла, Красса или Помпея, весьма пригодились бы ему. Их участие в новой войне помогло бы склонить чашу весов в его пользу.

– Послы отправились ко всем троим, проконсул, – заверил его Долабелла.

– Хорошо, – ответил Сулла, все еще глядя на море, в сторону Рима.

– Ubi tu Gaius, ego Gaia, – торжественно произнесла Корнелия, и брак был скреплен, хотя церемония оказалась не настолько торжественной, как хотелось Цинне.

Он прилагал все усилия для того, чтобы набрать в Италии многочисленное войско и остановить Суллу, когда тот высадится на берег, вербовал сотни, тысячи римлян и союзников, мечтавших о распространении римского гражданства на италийские племена. Именно союзники, а не римский плебс оказывали ему главную поддержку и проявляли наибольшее воодушевление. Неудивительно: Цинна даровал римское гражданство народам, проживавшим за пределами Рима, но не удовлетворил давние требования простых римских горожан, не сказав ни слова о раздаче хлеба или земель. Об этом Цинна не задумывался. Марий считал своей задачей проведение преобразований, предложенных десятилетия назад Гракхами, затем Друзом, Сатурнином и прочими плебейскими трибунами. Все они были убиты по приказу сенаторов-оптиматов. Но Цинна слишком любил власть, чтобы ею делиться. К тому же, откладывая преобразования, он встречал меньше враждебности со стороны поборников старых порядков, остававшихся в городе, и тем самым упрочивал свою власть. Суллу ожидали в скором времени, и раздавать хлеб и земли было уже поздно. Цинна полагал, что замнет этот вопрос и сможет не удовлетворять требования популяров, но следовало предпринять хоть что-нибудь, иначе его поддержка, особенно в народном собрании, грозила уменьшиться. Однако и отъезд из Рима, где оставалось множество противников преобразований, не давал ему ничего определенного.

Пока Цинна размышлял, свадьба шла своим чередом: обряд завершился, и Корнелия бросилась в объятия своей матери Аннии, умоляя не отрывать ее от родного очага. Девушка делала это очень старательно, кричала и плакала так, словно от этого зависела ее жизнь и сама мысль о том, что ее забирают в дом мужа, казалась ей невыносимой. Но все это было всего лишь притворством, устроенным в память о легендарных похищениях девственниц: ожидалось, что невеста, теперь уже жена, исполнит все на совесть.

Анния, мать Корнелии, также выказывала скорбь по поводу того, что у нее отняли дочь, но вела себя сдержаннее, поскольку всегда стремилась оставаться в тени.

Затем началось долгое шествие – deductio – к дому мужа, который отныне становился хозяином женщины: флейтисты, факельщики, родственники и друзья, трое детей… Цинна, его жена Анния и Аврелия, мать Цезаря, которая отныне представляла не только себя саму, но и покойного мужа, отца жениха, несли факел из терновника, веретено и прялку: символы жизни, которую Корнелии предстояло отныне вести под кровом Юлиев.

– Thalassio! Thalassio! – кричали сотни людей, толпившихся по обе стороны субурских улиц, по которым походило свадебное шествие.

Этим возгласом самый отважный из римлян некогда отпугивал желающих отнять у него прекраснейшую сабинянку, которую он похитил. Жениху желали удачно довести невесту до дома, не уступив ее другому.

Юный Цезарь, племянник Мария, воплощал в себе чаяния множества обездоленных римлян, которые видели или, скорее, желали видеть в нем будущего вождя, готового осуществить их мечты, оказать противодействие могущественным сенаторам и раздать земли, хлеб, богатства, обещанные Цинной и все еще не полученные. Цезарь женился, возмужал, и кое у кого зародилась робкая надежда: вдруг племянник Мария станет тем самым героем, который предъявит их давние требования Сенату, угнетавшему их при оптиматах и вовсе переставшему замечать их при популярах, предводительствуемых Цинной?

Некоторые подумывали об этом. Но таких было немного. Большинство простых римлян любовались торжеством и призывали бога бракосочетания, сына Венеры и Вакха:

– Гименей, Гименей, Гименей!

Шествуя вместе с остальными, Цинна принял ряд важнейших решений. Как только свадьба закончилась, он приказал устроить новую кровавую чистку среди сенаторов-оптиматов и их семей. В городе снова пролилась кровь. Победив Суллу и вернувшись в столицу, решил Цинна, он раздаст народу земли изгнанных и убитых. Таким образом он решит самую неотложную задачу и останется у власти… еще на какое-то время.

Участники празднества прибыли в дом Юлиев. Соседи, приветствовавшие жениха и невесту, бросали орехи в детей, возглавлявших шествие, чтобы юная пара была плодовитой. Затем одна из принадлежавших семье рабынь подала Цезарю клочок шерсти и немного масла. Цезарь протянул их юной жене, а та вручила рабыне, повсюду сопровождавшей ее. Кроме того, Корнелия вручила Цезарю несколько ассов: одна монета предназначалась для него самого, остальные – для ларов ее новой семьи.

Цезарь и Корнелия подошли к воротам дома Юлиев, стоявшего посреди Субуры.

Цезарь взял молодую жену на руки. Совсем еще девочка, она была легче перышка, а Цезарь был силен. Корнелии нравилось ощущать силу своего мужа.

Держа Корнелию на руках, Цезарь осторожно переступил через порог. Споткнуться в этот миг было бы плохим предзнаменованием, но ничего подобного не произошло. Боги благословили союз, который обещал быть счастливым и изобилующим детьми.

Цинна покинул жилище Юлиев, покинул Субуру, покинул Рим. Собрав несметное войско, он двинулся к Брундизию, где вот-вот ожидалась высадка Суллы.

Юные муж и жена наконец остались одни в атриуме дома Юлиев.

Мир вокруг них устремлялся к новой войне.

А они только что поженились.