О молитве Иисусовой

«Нужно постоянно держаться молитвы Иисусовой, которая может успокаивать душу более, нежели совершение большого келейного правила. Из прежних опытных старцев один, по имени Василий, объяснял это так: держащийся большого келейного правила когда исполняет оное, то подстрекаем бывает тщеславием и возношением, когда же почему-либо не может исполнить своего правила, то смущается. А держащийся постоянно молитвы Иисусовой одинаково пребывает в смиренном расположении духа как бы ничего не делающий, и возноситься ему нечем. В “Добротолюбии” означен чин премудрых подвижников, которые ежедневно совершали малое обычное келейное правило, а остальное время дня и ночи употребляли на молитву Иисусову».

Дабы подвигнуть ленивых и унылых к упражнению в молитве Иисусовой, батюшка передавал следующий рассказ о силе имени Иисусова: «У одного боголюбца был обученный говорить скворец, который, постоянно слыша произносимую хозяином молитву “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного”, и сам навык ее повторять. Раз летом вылетел он в растворенное окно на улицу, а тут и налетел было на него ястреб, но скворец по привычке в испуге проговорил Иисусову молитву, и тотчас ястреб отскочил от него. Так, даже бессмысленно произносимая молитва послужила во спасение от угрожавшей беды».

Но так как молитва есть сильнейшее оружие против невидимого врага, то он и старается всячески отвлекать от нее человека. Передавал старец такой рассказ: «На Афоне у одного монаха был скворец-говорун, которого монах очень любил, увлекаясь его разговорами. Но вот странно – лишь только монах начинает исполнять свое молитвенное правило, скворец тут и разговорится и не дает молиться монаху. Раз на Светлый праздник Воскресения Христова монах подошел к клетке и говорит: “Скворушка, Христос воскресе!” А скворец отвечает: “Вот то-то и беда наша, что воскрес” – и тут же околел; а в келье монаха разлилось нестерпимое зловоние. Тогда понял монах свою ошибку и раскаялся».

Живо интересовался прп. Амвросий обращением иноверцев к Православию. К нему приезжали люди иных вероисповеданий (католики, лютеране, мусульмане), которые по его благословению тут же принимали Православие: греки, датчане, черкесы, шведы и даже абиссинская царевна. И всех он принимал как близких родных и участливо относился к их положению. Он говорил: «Крещение этого муллы, обращение к христианству лезгинца Ассана, присоединение к Православной Церкви абиссинца и несколько других подобных примеров навели нас на ту мысль, что недаром Богом соблюдаются разные племена и народы с разными заблуждениями относительно единой истины Божественной; потому что хотя нечасто бывает, но почти из всех существующих племен в разное время обращаются люди к истинному христианству. Святой Иоанн Златоуст в одном месте говорит: “Един богоугождаяй Господу паче тьмы нечестивых”. Значит, если из тьмы нечестивых един обратился ко Господу, то для Господа довольно и сего; и ради этого единого обратившегося соблюдает целое поколение, от которого он происходит. Тот же св. Златоуст эту мысль подтверждает примером праведного и многострадального Иова, который есть потомок возненавиденного Богом Исава; примером Авраама, отец которого Фаран придерживался язычества и даже делал языческие идолы, но чудом через сына обратился к истинному Бог, и другими примерами. А если уже какое племя или род будут так нечестивы, что от них не может произойти ни одного праведника, тогда, по псаломскому слову, это семя нечестивых истребится». «Безбожникам нет оправдания: ведь всем, всем решительно, и язычникам, проповедуется Евангелие; наконец, по природе всем нам от рождения вложено чувство познания Бога; стало быть, сами виноваты»…

Иеромонах Оптиной пустыни о. Платон, бывший некоторое время духовником старца Амвросия говорил: «Как назидательна была исповедь старца! Какое смирение и сокрушение сердечное выказывал он о грехах своих! Да и о каких грехах? О таких, которые мы и за грехи не считаем. Например, по болезненности своего желудка, следовательно, по крайней необходимости, ему приходилось иногда, вопреки уставу Святой Церкви, в среду или пяток скушать кусочка два-три сельди голландской. И этот грех исповедовал старец пред Господом со слезами. Он стоял в это время на коленах пред святыми иконами, как осужденник пред страшным и неумолимым Судией, чая милости от дающего милость, думается даже, как можно полагать, с смиренным помыслом, подастся ли милость, отпустится ли грех. Посмотрю, посмотрю на плачущего старца, – прибавлял о. Платон, – да и сам запла чу…».

Когда старца спрашивал кто-нибудь из толпы о том, как жить, о. Амвросий в присущей ему шутливой манере отвечал: «Жить не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение». Будущее страны для прп. Амвросия неразрывно было связано с состоянием души каждого ее гражданина.

О том, сколько мы заботимся о теле и сколько о душе, старец говорил: «Вот как драгоценна душа человеческая! Она дороже всего мира со всеми его сокровищами и благами… На тело, это жилище червей, этот повапленный гроб, обращаются все наши мысли от утра до вечера, а на бессмертную душу, на драгоценнейшее и любимейшее творение Божие, на образ Его славы и величия, едва обращается одна мысль во всю неделю. Служению тела посвящаются самые цветущие годы нашей жизни, а вечному спасению души только последние минуты дряхлой старости. Тело ежедневно упивается, как на пиру богача, полными чашами и роскошными блюдами; а душа едва собирает крохи Божественного слова на пороге дома Божия. Ничтожное тело омывают, одевают, чистят, украшают всеми сокровищами природы и искусства; а дорогая душа, невеста Иисуса Христа, наследница Неба, бродит шагом изнуренным, облеченная в одежду убогого странника, не имея милостыни.

Тело не терпит ни одного пятна на лице, никакой нечистоты на руках, никакой заплаты на одежде; а душа, от главы до ног покрытая сквернами, только и делает, что переходит из одной греховной тины в другую и своей ежегодной, но часто лицемерной исповедью только умножает заплаты на одежде своей, а не обновляет ее.

Для благосостояния тела требуются разного рода забавы и удовольствия; оно истощает нередко целые семейства, для него люди готовы иногда на труды всякого рода; а бедная душа едва имеет один час в воскресные дни для слушания Божественной литургии, едва несколько минут для утренней и вечерней молитвы, насилу собирает одну горсть медных монет для подаяния милостыни и довольна бывает, когда выразит холодным вздохом памятование о смерти.

Для здравия и сохранения тела переменяют воздух и жилище, призывают искуснейших и отдаленнейших врачей, воздерживаются от пищи и пития, принимают самые горькие лекарства, позволяют себя и жечь, и резать; а для здравия души, для избежания соблазнов, для удаления от греховной заразы не делают ни одного шага, но остаются в том же самом воздухе, в том же самом недобром обществе, в том же самом порочном доме и не ищут никакого врача душ или избирают врача незнакомого и неопытного и скрывают пред ним то, что уже известно и небу и аду, и чем они сами хвастают в обществах. Когда умирает тело, тогда слышится скорбь и отчаяние; а когда умирает душа от смертного греха, тогда часто и не думают об этом. Так мы не знаем достоинства души своей и, подобно Адаму и Еве, отдаем свою душу за красный по виду плод. Почему же мы, по крайней мере, не плачем подобно Адаму и Еве? Плач потерявших душу должен быть горестнее плача Иеремии, который, оплакивая бедствия Отечества, взывал: кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез (Иер. 9, 1).

У нас же большей частью забота о стяжании благ, только, к сожалению, часто земных и временных, а не небесных. Забываем мы, что земные блага скоропреходящи и неудержимы, тогда как блага небесные вечны, бесконечны и неотъемлемы».

Старец не отрицал мира, любил бодрых и деятельных людей, охотно помогал им советом, благословлял на предпринимательскую деятельность. Готовя людей к вступлению в XX век, он не боялся нововведений. Строго следуя духу, а не букве святоотеческого предания, старец совершил невиданное, открыв двери своей схимнической келлии женщинам, как будто знал, что именно на их плечи вскоре ляжет забота о сохранении Церкви.

Что касается исцелений, то им не было числа и перечислить их невозможно. Эти исцеления старец всячески прикрывал. Посылал больных в пустынь к прп. Тихону Калужскому, где был источник. До старца Амвросия в этой пустыни не было слышно об исцелениях. Можно думать, что прп. Тихон стал исцелять по молитве старца. Иногда прп. Амвросий посылал больных к свт. Митрофану Воронежскому. Бывало, что исцелялись на пути туда и возвращались благодарить старца.

Духовная сила старца проявлялась иногда в совершенно исключительных случаях. Однажды прп. Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, откуда-то шел по дороге в скит. Вдруг ему представилась картина: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади-кормилицы в крестьянском быту – беда! Приблизившись к павшей лошади, старец трижды медленно ее обошел. Потом, взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: «Вставай, лентяйка!» – и лошадь послушно поднялась на ноги.

В городе Дорогобуже Смоленской губернии у одной благородной вдовы была единственная дочь-невеста, за которую сваталось много женихов. Нередко бывали они лично у старца, чтобы испросить у него благословение на брак; но батюшка все говорил им: «Подождите». Нашелся, наконец, жених весьма хороший, который нравился и матери, и дочери; и потому мать лично опять стала просить у старца благословения выдать дочь замуж. Но батюшка велел и этому жениху отказать, прибавив к сему: «У нее такой будет жених замечательный, что все позавидуют ее счастью. Вот прежде мы встретим Святую Пасху. А как на этот день солнце весело играет, воспользуемся зрением этой красоты. Да не забудь же ты, – припомни, посмотри!» Настал праздник Светлого Христова Воскресения. Невеста первая вспомнила батюшкины слова: «Мама, а помнишь, что нам батюшка отец Амвросий советовал посмотреть на восходящее солнышко!» Вышли. Дочь вдруг распростерла крестообразно руки и воскликнула: «Мама! мама! Я вижу Господа, Воскресшего в славе. Я умру, умру до Вознесения». Мать была этим очень поражена и говорит: «Что ты, дитя, Господь с тобою. Не может быть этого. Ты ничем не больна, ты здорова». Но дочь продолжала утверждать: «А я вам говорю, что умру, потому что не напрасно сказано в слове Божием: Не бо узрит человек Лице Мое, и жив будет! (Исх. 33, 18)». Слова девицы оправдались. За неделю до праздника Вознесения Господня у нее заболели зубы, и от этой, по-видимому, неопасной болезни она скончалась…

Иногда старец Амвросий, во избежание людской славы, по примеру своего предшественника, старца Льва, придерживался несколько как бы полуюродства. Если кому что предсказывал, то нередко, как выше было упомянуто, в шутливом тоне, так что слушатели смеялись; если хотел подать помощь кому-либо в болезни, ударял, как по больному глазу мальчика, рукой или иногда палкой по больному месту, и болезнь проходила. Пришел, например, к старцу один монах с ужасной зубною болью. Проходя мимо него, старец ударил его изо всей силы кулаком в зубы и еще весело спросил: «Ловко?» – «Ловко, батюшка, – отвечал монах при общем смехе, – да уж больно очень». Но, выходя от старца, он ощутил, что боль его прошла, да и после уже не возвращалась… Таких примеров было множество, так что крестьянки, страдавшие головными болями, узнавши о подобных действиях старца, сами нередко подклоняли ему свои головы и говорили: «Батюшка Абросим, побей меня, – у меня голова болит…»

Многим людям прп. Амвросий являлся на расстоянии, подобно свт. Николаю Чудотворцу, или с целью исцеления, или для избавления от бедствий.

Одна сестра из большой помещичьей семьи, часто бывавшая у старца, долго умоляла свою любимую сестру с очень живым и нетерпеливым характером поехать вместе с ней в Оптину. Та, наконец, соглашается, чтобы доставить удовольствие сестре, но всю дорогу громко ворчит; а пришедши к старцу и сидя в приемной, чем-то возмущается: «Я не стану на колени, к чему это унижение?» Она быстро ходит по комнате из угла в угол. Отворяется дверь, так что ее совсем закрывает в ее углу. Все опускаются на колени. Старец подходит прямо к двери, откидывает ее и весело спрашивает: «Что это за великан тут стоит?» И затем шепотом говорит молодой девушке: «Это Вера пришла смотреть лицемера». Знакомство сделано. Вера выходит замуж, вдовеет и возвращается под крылышко батюшки в Шамордино. Он часто напоминал ей, как Вера пришла к лицемеру, и еще другую ее мысль в первые дни их знакомства, именно: бывши тогда молодой девушкой, она зашла в монастырскую лавку купить портрет старца. Ей сказали, что можно купить за 20 копеек. «Боже мой, подумала она, как мало! Я бы и много рублей дала. Какой батюшка дешевый!» В тот же день, на общем благословении, старец, проходя мимо нее, ласково взглянул, погладил по голове и тихонько промолвил: «Так батюшка дешевый, дешевый!»

…Батюшку нельзя себе представить без участливой улыбки, от которой вдруг становилось как-то весело и тепло, без заботливого взора, который говорил, что вот-вот он сейчас для вас придумает и скажет что-нибудь очень полезное, и без того оживления во всем, – в движениях, в горящих глазах, – с которым он вас выслушивает и по которому вы хорошо понимаете, что в эту минуту он весь вами живет и что вы ему ближе, чем сами себе…

Нередко прп. Амвросий говаривал на общих благословениях:

«Отчего человек бывает плох? Оттого, что забывает, что над ним Бог».

Несравненно легче изучить дело, нежели его исполнить. Старец говорил: «Теория – это придворная дама, а практика – как медведь в лесу».

«Неисполненное обещание все равно что хорошее дерево без плода».

Любя сам простоту, говорил еще: «Где просто, там Ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного».

На общих приемах старец вразумлял нуждающихся метким словом, часто пословицами. Часто рассказывал что-нибудь такое, что служило ответом на сокровенную мысль кого-либо из присутствовавших.

На вопрос: «Как жить?» – прп. Амвросий отвечал: «Жить можно и в миру, только не на юру, а жить тихо».

Вопрос: «Можно ли желать совершенствования в жизни духовной?»

Ответ старца: «Не только можно желать, но и должно стараться совершенствоваться в смирении, т. е. в том, чтобы считать себя в чувстве сердца хуже и ниже всех людей и всякой твари». Человеку-грешнику естественно и необходимо смиряться. Если же он не смирится, то смирят его обстоятельства, промыслительно устремляемые к его душевной пользе. В счастье он обыкновенно забывается и все приписывает себе, своей бессильной силе и мнимой власти, но, лишь посетит его какое-либо несчастье, просит пощады даже и у воображаемого врага. Истину эту старец выражал притчей: «Человек как жук. Когда теплый день и играет солнце, летит он, гордый собой, и жужжит: “Все мои леса, все мои луга! Все мои луга, все мои леса!” А как солнце скроется, дыхнет холодом и загуляет ветер – забудет жук свою удаль, прижмется к листку и только пищит: “Не спихни!”»

«Чтобы человеку исправить себя, не надо вдруг налегать, а как тянут барку: тяни-тяни-тяни, отдай-отдай! Не всё вдруг, а понемногу. Знаешь рожон на корабле? Это такой шест, к которому привязаны все веревки корабля; и если тянуть за него, то потихоньку и все тянется; а если взять сразу, то все испортишь от потрясения».

«Бесстрастными ведь не сейчас можно сделаться, а всякий раз, чувствуя свою греховность, говори: “Господи, прости мне!” Господь Один силен вложить в сердце человека любовь».

«Будем жить, пока дарует нам жизнь Жизнодавец, иже мертвит и живит, поразит и исцелит, вся устрояяй премудростью Своей по единой благости, ко благому и полезному и спасительному.

Блага здешние кратковременны, и никто богатства земного не переносит с собою в будущую жизнь, разве только кто разумно употребит его на милостыню и благотворения.

Не в богатстве дело, а в нас самих. Человеку сколько ни давай, не удовлетворишь его.

Кто мнит о себе, что имеет что, тот потеряет.

Добром сделанным оправдывать себя нельзя в таком смущении, по закону духовному: “сделавши что-либо доброе кому, жди о сем скорбного искушения”. Не вотще апостол говорит: “аще живем духом, духом и да ходим: не бываим тщеславии, друг друга раздражающе, друг другу завидяще”. Заметьте эти два признака, несвойственные благочестивой жизни. Ты говоришь, что, хоть изредка, на тебя находит сильное возмущение и раздражение. Это… искушение от врага, который не терпит, если где водворяется мир и взаимная любовь; особенно где люди заботятся преимущественно о молитвенном подвиге, тут-то враг и старается водворить с обеих сторон гневливость, которая делает человека неспособным не только к молитве, но и ко всякому доброму делу. Никто не должен оправдывать свою раздражительность какою-нибудь болезнью, это происходит от гордости. А гнев бо мужа, по слову святого апостола Иакова, правды Божией не соделовает (Иак. 1, 20). Чтобы не предаваться раздражительности и гневу, не должно торопиться».

Одна особа спросила: «Мне непонятно, батюшка, как это вы не только не гневаетесь на тех, кто об вас нехорошо говорит, но и продолжаете любить их?» Старец много этому смеялся и сказал: «У тебя был маленький сын; сердилась ли ты на него, если он что не так делал и говорил? Не старалась ли, напротив, как-нибудь покрывать его недостатки?»

На вопрос, как понимать слова Писания: будьте мудры, как змии (Мф. 10, 16), старец отвечал: «Змея, когда нужно ей переменить старую кожу на новую, проходит через очень тесное, узкое место, и таким образом ей удобно бывает оставить свою прежнюю кожу; так и человек, желая совлечь свою ветхость, должен идти узким путем исполнения евангельских заповедей. При всяком нападении змея старается оберегать свою голову. Человек должен более всего беречь свою веру. Пока вера сохранена, можно еще все исправить».

Пришел к старцу какой-то господин, не верующий в существование бесов. Батюшка рассказал ему следующее: «Приехал один барин в деревню в гости к своим знакомым и выбрал сам себе комнату для ночлега. Ему говорят: “Не ложитесь тут – в этой комнате неблагополучно”. Но он не поверил и только посмеялся над этим. Лег, но вдруг слышит ночью, что кто-то дует ему прямо в лысину. Он укрылся с головой одеялом. Тогда этот кто-то перешел к его ногам и сел на постель. Гость испугался и со всех ног бросился бежать оттуда, уверившись собственным опытом в существовании темной силы». Но и после сего рассказа господин сказал: «Воля ваша, батюшка, я даже не понимаю, что это за бесы». На это старец ответил: «Ведь и математику не все понимают, однако она существует». И еще прибавил: «Как же бесы не существуют, когда знаем из Евангелия, что Сам Господь велел бесам войти в стадо свиней?» Господин возразил: «Но ведь это иносказательно?» – «Стало быть, – продолжал убеждать старец, – и свиньи иносказательны, и свиней не существует. Но если существуют свиньи, значит, существуют и бесы».

«Некоторые, – говорил еще старец, – отрекались от веры в Бога из подражания другим и по ложному стыду. И вот случай: …один так-то не верил в Бога. А когда во время войны на Кавказе пришлось ему драться, он в самый разгар сражения, когда летели мимо него пули, пригнулся, обнял свою лошадь и все время читал: “Пресвятая Богородица, спаси нас!” А потом, когда, вспоминая об этом, товарищи смеялись над ним, он отрекся от своих слов». Затем батюшка прибавил: «Да, лицемерие хуже неверия».

«Скука унынию внука и лени дочь. Чтобы отогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись; тогда и скука пройдет, и усердие придет. А если к сему терпения и смирения прибавишь, то от многих зол себя избавишь».

Если кто-либо из братии, по малодушию и нетерпеливости, скорбел о том, что его не скоро представляют к мантии или к иеродиаконству и иеромонашеству, старец имел обыкновение так говорить в назидание: «Это, брат, всё придет в свое время, всё дадут; добрых дел никто не даст».

Терпение старца было поистине велико, он никогда не мылся в бане, а вместо того по совету доктора принимал ванну не более одного раза в год. Изредка еще мыл голову теплой водой. Пищи съедалось старцем не более, как сколько может съесть трехлетний малютка. Обед его длился десять-пятнадцать минут, в продолжение которых келейники его получали несколько ответов на задаваемые вопросы.

Можно назвать старца Амвросия и гонимым правды ради. Терпел он и поношение, и оглаголание, и ложную клевету. Терпеливо переносил он от малодушных посетителей ропот и осуждение, а иногда и грубости даже и от своих келейных, с которых никогда не взыскивал за свои личные обиды. Нашелся однажды даже и такой человек, который с револьвером в руке среди дня пришел в скит и сел у старца на крыльце в ожидании его выхода с намерением застрелить его и только благодаря ловкости одного кузнеца был обезоружен. Говорил поэтому старец: «Где бы ты ни жила, нельзя прожить без искушений или чрез бесов, или чрез людей, или от собственных привычек, или от не укрощенного еще самолюбия».

Преподобный Макарий Египетский пишет, что «Господь попустил лукавому врагу искушать христиан, чтобы не предавались нерадению, а старались жить внимательно и осторожно. Во-вторых, чтобы через искушения смирялись, и не гордились, и не высокоумствовали, чему без борения и искушения вражеского люди легко подвергаются. В-третьих, люди через искушения делаются более опытными и искусными и более твердыми. А прежде всего попускает Господь искушения, чтобы отделить боголюбивых от миролюбивых, сластолюбивых от воздержных и целомудренных, а смиренномудрых от горделивых и самолюбивых, как сказано в Евангелии: не приидох воврещи мир, но меч (Мф. 10, 34). Везде война, везде борьба; и получают успокоение только подвизающиеся душевно, руководясь законом Божиим».

Во всех же делах требуется человеку помощь Божия. Старец говорил: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудшиася зиждущий (Пс. 126, 1). Это значит: если Господь не благословит что, то напрасны будут труды, всуе будет бдеть стрегий (Пс. 126, 1) и ничего не устережет; и напрасно человек тот будет рано вставать – не пойдут дела его без благословения Божия. А потому требуется всегда и во всем просить помощи Божией, требуется усердная молитва».

«Паук ленивый сидит на одном месте, выпустит ниточку и ждет; как только попадется муха, сейчас и голову ей долой; а муха-то жужжит». При этом батюшка многозначительно прибавил: «Зажужжим! Так и враг всегда протягивает сети: кто как попадется, сейчас ему и голову долой». Затем старец обратился к кому-то и говорит: «Смотри, – не будь мухой, а то тоже зажужжишь».

«Всякое лишение и всякое понуждение ценятся пред Богом, по сказанному в Евангелии: Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12). И дерзновенно и самовольно нарушающие правило поста называются врагами креста, им же бог чрево, и слава в студе их. И в псалмах сказано: заблудиша от чрева… При посте и воздержании и плоть не так бунтует, и сон не так одолевает, и пустых мыслей в голову меньше лезет, и охотнее духовные книги читаются и более понимаются».

На вопрос кого-то из толпы: сколько раз надо есть в день? – батюшка ответил примером: «Спасался в пустыни один старец, и пришла ему в голову мысль: сколько раз надо есть в день? Встретил он однажды мальчика и спрашивает его о сем, как он думает. Мальчик ответил: “Ну, захочется есть – поешь”. – “А если еще захочется?” – спросил старец. “Ну так еще поешь”, – сказал мальчик. “А если еще захочется?” – спросил старец в третий раз. “Да разве ты осел?” – спросил в свою очередь мальчик. Стало быть, – добавил батюшка, – надо есть в день два раза».

Довольство и изобилие портят людей. От жиру, по пословице, и животные бесятся.

Не пища имеет значение, а заповедь: Адам изгнан из рая не за объядение, а за вкушение только запрещенного. Почему и теперь в четверг или вторник можно есть что хочешь и не наказываемся за это, а за среду и пятницу наказываемся, потому что не покоряемся заповеди. Особенно же важно тут то, что через послушание вырабатывается покорность.

Человеку дана от Бога свобода, и разум, и закон откровения, и свобода эта испытывается, как человек ее употребит. Свобода и Ангелов испытывалась. Ежели на небе бывших испытывалась свобода, то кольми паче испытывается свобода и произволение на земле живущих…

Передавал еще старец назидательный рассказ: «Сидел бес в образе человека и болтал ногами. Видевший это духовными очами спросил его: “Что же ты ничего не делаешь?” Бес отвечал: “Да мне ничего не остается делать, как только ногами болтать, – люди всё делают лучше меня”»…

«Неудовлетворительность наша душевная и духовная происходит от нас самих, от нашего неискусства и от неправильно составленного мнения, с которым никак не хотим расстаться. А оно-то и наводит на нас смущение, и сомнение, и разное недоумение, а все это нас томит, и отягощает, и приводит в безотрадное состояние». Или еще рассказывал старец, как иногда обстоятельства смиряют человека:

«Раз кто-то устроил у себя обед и разослал своих слуг приглашать гостей. Один из приглашаемых и спрашивает присланного к нему неаккуратного слугу: “Неужели у твоего господина получше тебя никого не нашлось послать ко мне?” На это посланный отвечал: “Хороших-то по хорошим разослали, а меня к вашей милости”».

«Царствие Божие, – говорил еще старец, – не в словах, а в силе: нужно меньше толковать, больше молчать, никого не осуждать, и всем мое почтение. …Царство Божие не в слове, а в силе (1 Кор. 4, 20), т. е. во исполнении повелеваемого, с сим прибавлением: егда вся повеленная вам сотворите, глаголите, яко раби неключимы есмы; яко еже должни бехом сотворити, сотворихом».

О силе крестного знамения передавал старец такой рассказ: «Любил один лишнее выпивать. В таком виде он где-то заблудился, и ему представилось, что кто-то подходит к нему, наливает из графина в стакан водки и предлагает выпить. Но вот заблудившийся предварительно, по своей привычке, осенил себя крестным знамением, и вдруг все исчезло, а вдали послышался лай собак. Пришедши в себя, он увидел, что забрел в какое-то болото и находится в весьма опасном месте, и если бы не лай собаки, то не выбраться бы ему оттуда».

«Как ни тяжел крест, который человек несет, но древо, из которого он сделан, выросло на почве его сердца.

Напрошенный крест трудно нести, а лучше в простоте сердца предаваться воле Божией. Не попустит бо Бог искуситися паче силы, но сотворит со искушением и избытие (1 Кор. 10, 13). Егоже бо любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет (Евр. 12, 6)».

«Некоторые толкователи Священного Писания объясняют, что Господь в Гефсиманском саду в последнюю ночь много плакал особенно потому, что знал, что немногие воспользуются Его Крестными Страданиями, а большая часть по неразумию и по злой и упорной своей воле уклонятся в противную сторону».

«Но как-то плохо вяжется у нас слово Божие; толкуем, а плохо понимаем, подобно слепому, которому толковали о белом цвете. Слыша о нем, слепой спрашивал: какой это белый цвет, на что он похож? Слепому отвечали: белый цвет как белый заяц. Слепой спрашивал: что ж? он такой же пушистый? – Нет! – отвечали, – белый цвет как белая мука! А слепой говорит: что ж! он такой же мягкий и рассыпчатый? – Нет! – говорят слепому, – белый цвет как снег белый. – Что ж! он такой же холодный? – Нет! – возражали слепому, – белый цвет как чистый белый творог. – Что ж! он такой же сырой? Толковали, толковали со слепым, а до настоящего толка не дотолковались. Так часто бывает и с нами. Толкуем, толкуем, а до настоящего смысла не доберешься; или плохо понимаем, или нетвердо принимаем, или судим о вещах духовных по-земному, житейскому, а не по евангельскому учению».

«Всеблагий Господь всегда устрояет только полезное, душеполезное и спасительное. Господь лучше нас знает, что для нас полезнее, а потому-то и посылает кому здоровье, а кому и нездоровье. За всё же слава и благодарение Милосердному Господу, Который не по беззакониям нашим творит с нами и не по грехам нашим воздает нам; но если и наказывает нас, то с пощадением».

Все христиане, особенно правоверующие, желают наследовать блаженную участь в жизни будущей. А для получения этого неизбежно понести различные скорби и болезни, по сказанному в слове Божием: многими скорбми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян. 14, 22).

Кто похвалится не жалеть об ошибках прошедшего времени? Но за эти ошибки мы же терпим скорби временные, чтобы избавиться от скорбей вечных, как устраивает о нас промышляющий Господь, наводя различные искушения к очищению нашему и к обучению духовному, чтобы возбудить в нас веру опытную и живую и упование непостыдное, как свидетельствует апостол Павел, говоря: скорбь терпение соделовает, терпение же упование; упование же не посрамит (Рим. 5, 3–4).

Преподобный Амвросий Оптинский являл собой прежде всего образ истинного утешения. «Батюшка, помолитесь, чтобы мне успокаивать других!» – обращается к нему какая-то женщина. «Успокойся прежде сама, тогда и других будешь успокаивать». Среди общей холодности и равнодушия, при совершенном нежелании людей видеть и чувствовать дальше собственного существа труднее всего добиться, чтобы участие было не просто вежливым словом, а чтобы оно было подлинным, чтобы оно светилось во всяком звуке голоса, во всяком движении и чтобы оно было не только по отношению к самым близким людям, но к каждому попавшему в беду человеку. Преподобный Амвросий говорил: «Любовь противным искушается, чтобы иметь прочное основание. Утешительное чувство и наслаждение благодати, – говорит прп. Амвросий, – может быть опасно и близко к прелести. Однако ни один человек не должен остаться неутешенным: если сто человек успокоишь, а одного оскорбишь – все пропало».

Даже Лев Толстой, до конца не желавший примириться с Церковью, отзывался так об о. Амвросии: «Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога». «По святоотеческому слову, молитва есть добродетель частная, а любовь есть добродетель всеобщая. Любовью и Бог именуется, по сказанному: Бог любы есть, и пребываяй в любви, в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает (1 Ин. 4, 16). Больше же сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). И паки: любяй ближняго весь закон исполни (Рим. 13, 8). Исполнение убо закона любы есть (Рим. 13, 10). И паки: не своего си да ищет, но елика суть и ближняго (1 Кор. 10, 24). Любовь покрывает всё. И если кто делает ближним добро по влечению сердца, а не движимый только долгом, то таковому диавол мешать не может; а где только по долгу, там он все-таки старается помешать тем или другим».

«Трудящемуся Бог посылает милость, а любящему утешение».

«Если будешь принимать людей Бога ради, то, поверь, все будут к тебе хороши».

…Дивно устроились взаимные отношения старца и настоятеля и имели основанием христианскую любовь и смирение. Сам старец относился к настоятелю с глубоким уважением, смиренно испрашивая у него же благословение на более важные дела. Сам же подавал настоятелю мудрые советы, что и привлекло сего последнего добровольно подчиниться воле старца. Такая симфония имела неотразимое благотворное влияние и на все Оптинское братство. Повсюду между братиями царили любовь и согласие.

Старец, привыкший всегда жить в отсечении своей воли, все делая с благословения старших, однажды, желая устроить келлию, сказал: «Благословите, братие, келлию здесь построить». Все молчали, тогда он, взяв руку одного отрока, перекрестил ею назначенное место, заставив его повторять за собою слова: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Бог благословит на добро тут пожить».

По возможности старец склонял некоторых благочестивых состоятельных людей к устроению женских общин, и сам, сколько мог, содействовал сему. Его попечением были устроены женские общины в Орловской губернии, Саратовской, Полтавской, Воронежской. Ему приходилось не только рассматривать планы, давать советы и благословлять людей на дело, но и защищать от различных злоключений и препинаний со стороны некоторых недоброжелательных мирян.

Поражала прозорливость старца во многих даже технических делах. Так, построенный одним помещиком, по подробному описанию прп. Амвросия, водопровод оказался последним изобретением по этой части. А устроенный, по проекту батюшки, одним молодым человеком душ появился лишь спустя несколько лет.

В 30-ти километрах от Оптиной Пустыни, в Шамордино, он организовал женскую обитель, принимавшую под свой кров инвалидов и детей-сирот. Старец за несколько лет до устроения обители часто приезжал на это место и особенно им интересовался, будучи уверен, что здесь будет женский монастырь. Когда количество монахинь возросло, о. Амвросий стал благословлять наиболее духовно опытных из них на старческое служение. Кто приезжал в Шамордино видеть батюшку, поражался необыкновенным строем обители. Там не было ни лавок, ни купли, ни продажи, ни начальствующих, ни подчиненных, всё – от батюшки. Это центр, которым все двигается, все живет. Поражало полное беспрекословное подчинение каждому его слову, и каждый на себе испытывал, что только то хорошо бывает, на что батюшка благословит.

Как-то молясь и прося Богоматерь не оставлять сестер без помощи и заступничества в случае своей кончины, о. Амвросий внезапно увидел в небе великую Деву-Богородицу. Величественный образ навсегда врезался в его память. По эскизу, сделанному самим старцем, иконописецмонах Даниил написал икону. В распространенной в то время академической манере он изобразил шамординский пейзаж, уходившие вдаль хлебные поля со связанными снопами ржи, луговые травы и цветы, а над всем этим земным великолепием в небе сидящую на облаке Богоматерь с распростертыми в стороны руками. Икона получилась нетрадиционной по форме, но близкой тому образу деятельной любви, в котором представлялась старцу Амвросию Божия Матерь – Питательница голодающих, милостивая Заступница обездоленных, Покровительница всех труждающихся.

Празднование иконы, названной старцем «Спорительницей хлебов», было установлено на 15 октября, когда заканчивалась уборочная страда и люди могли посвятить время усиленной молитве. Вскоре о чудотворном образе, списки которого богомольцы увозили по городам и селам, заговорили по всей стране.

Отцу Амвросию завидовали. В конце жизни и ему не удалось избежать клеветы и грязных сплетен. 79-летнему тяжелобольному старцу было строго приказано покинуть женскую обитель. Чтобы ускорить его возвращение в Оптину Пустынь, архиерей сам отправился в Шамордино, но застал старца уже лежащим в гробу. «В келлию к батюшке, – добавляет в своих записках Г-жа, – я попала за 20 минут до его кончины. Знать, это случилось по воле Божией… Как только кончили отходную, и старец начал кончаться. Лицо стало покрываться мертвенной бледностью. Дыхание становилось все короче и короче. Наконец, он сильно потянул в себя воздух. Минуты через две это повторилось. Затем, – по замечанию Г-жи, – батюшка поднял правую ручку, сложив ее для крестного знамения, донес ее до лба, потом на грудь, на правое плечо и, донеся до левого, сильно стукнул об левое плечико, видно потому, что это ему стоило страшного усилия; и дыхание прекратилось. Потом он еще вздохнул в третий, и последний, раз…».

Долго еще стояли окружавшие одр мирно почившего старца, боясь нарушить торжественную минуту разлучения праведной души с телом. Все находились как бы в оцепенении, не веря себе и не понимая, что это: сон или правда. Но святая душа его уже отлетела в иной мир, дабы предстать Престолу Всевышнего в сиянии той любви, которой он полон был на земле. Светел и покоен был его старческий лик. Неземная улыбка озаряла его.

Есть такое описание его праведной кончины: «А как батюшка уже умер, видела я, что стоит его гроб. И вот спустились четыре Ангела в белых ризах, – такие блестящие на них ризы, – а в руках у них свечи и кадило. И спросила я: “Почему это они, такие светлые, спустились ко гробу батюшки?” Они мне ответили: “Это за то, что он был такой чистый”. Потом спускались еще четыре Ангела в красных ризах, и ризы их были еще красивее прежних. И я опять спросила, а они ответили: “Это за то, что он был такой милостивый, – так много любил”. И еще спустились четыре Ангела в голубых ризах невыразимой красоты. И я спросила: “Почему они спустились ко гробу?” И мне ответили: “Это за то, что он так много пострадал в жизни и так терпеливо нес свои кресты”».

Смерть старца Амвросия стала всероссийским горем. 15 октября, в день празднования иконы «Спорительница хлебов», при огромном стечении богомольцев батюшка был похоронен в Оптиной Пустыни. Вскоре Синод своим постановлением не только положил предел распространению списков иконы старца, но и изъял чудотворный образ из его келлии. Однако остановить почитание старца Амвросия было невозможно. Сразу же по кончине начались чудеса, в которых старец, как и при жизни, исцелял, наставлял, призывал к покаянию.

Известно, что по кончине старца Амвросия доходы монастырские сократились так, что обитель должна была входить в долги.

Когда в 26-м году после разорения Оптиной Пустыни снесли часовню над могилой батюшки, паломники выложили крест из кирпича прямо на земле и продолжали молиться. Лишь в 1988 году восстановитель старчества на Руси прп. Паисий Величковский и его духовный внук прп. Амвросий Оптинский были причислены к лику святых.

Мощи о. Амвросия торжественно перенесли во Введенский собор, поместив над ракой икону святого.

В сентябре 1989 года в Оптину Пустынь приехала съемочная группа, готовившая программу для фестиваля киноискусств в Амстердаме. Когда далекий от церковной жизни оператор навел камеру на лик прп. Амвросия, произошло чудо – икона замироточила.

Впервые чудо мироточения было снято на пленку. Так старец вновь заговорил с людьми на рубеже двух веков, призывая к вере в Бога и деятельной любви к ближним, без которых нет и не может быть будущего.