Видение Наполеона

Явление преподобного Сергия французскому завоевателю

В декабрьской книжке «Душеполезного чтения» за 1910 год помещено народное предание 1812 года, распространенное особенно в бывшей Ярославской губернии, под заглавием «Видение Наполеона». В нем рассказывается такое происшествие.

Заняв Москву, Наполеон, как-то попробовав русского сбитня, который сварил мастер своего дела старик-ярославец, приказал ему прийти со сбитнем и на другой день. Его должен был сопровождать француз-приказчик из французской лавки с Кузнецкого моста, поступивший переводчиком во французскую армию. В рассказе он называется «кургузым».

«…Сбитенщик и кургузый дошли до Кремля. Ярославец уже приготовился по-вчерашнему потчевать Наполеона и его свиту, но императору было не до сбитня. Он взволнованный ходил по царской площади. Его лицо подергивалось судорогами, кулаки крепко сжимались. Свита казалась растерянной. Что-то произошло… “Но я видел… я видел и войско, и странного полководца”, – ни к кому не обращаясь, говорил император французов настойчиво и с раздражением. Свита изумлялась, но не тому, что Наполеон видел, а тому, что она не видела ни войска, ни странного полководца. Просто у императора воображение болезненно расстроилось. Опустелая, похожая на кладбище, пылающая Москва, недостаток во всем и страх за будущее довели вождя до того, что он поддается обману зрения и чувств. Надо, чтобы доктора обратили внимание на это и употребили все средства: верховный вождь должен быть бодр и здоров…»

Между тем вот что произошло. Наполеон захотел полюбоваться окрестностями Москвы и поднялся на Ивана Великого.

Солнце глянуло с небес. Бонапарт направил взор в сторону Воробьевых гор и вдруг встрепенулся, дрогнул и обратился к приближенным голосом, в котором чувствовался испуг: “Вы видите там, на юго-западе, движется армия? И с двух сторон подходят великие армии! Это русские!” – “Ваше величество, мы не видим там никаких армий”. Наполеон топнул ногой о деревянный помост. “Три армии… да, да! Они еще далеко, но они приближаются и будут в Москве… да, да, скоро будут”. Он трепетал, стучал зубами и порывисто говорил: “Три великих армии! три! три!.. Как вы не видите? Кажется, они не идут по земле, а несутся по воздуху, как ангелы или демоны. И впереди – вождь. Вы видите вождя? Видите вождя?” – “Ваше величество, мы не видим вождя”. – “Проклятие!” – потрясая кулаками, простонал Наполеон и стал торопливо спускаться по лестнице. Бледный, он рассеянно и злобно повторял: “Но я видел, я видел их… И этот предводитель весь в черном. Монах? Седые волосы, седая борода… с крестом в руках. Он осенял войска крестом… это необычайно! Что это? Кто этот черный вождь?” Наполеона трясло. В нем кипела злоба оттого, что никто не видел воздушных армий с необыкновенным предводителем-монахом. Уже на площади Наполеон взглянул туда, но там уже ничего не было; солнце скрылось, тучи и дым висели над Воробьевыми горами. Тут как раз появились в Кремле сбитенщик с “языком”, то есть с кургузым. “Пусть подойдут ближе”, – приказал Наполеон и, когда они приблизились, спросил ярославца, не знает ли он такого монаха – тощего, но величественного и седого как лунь. Сбитенщик в свою очередь спросил, а где он, император, встретил такого монаха. В Москве не один монастырь; не один, следовательно, может быть и такой монах.

“Там, в воздухе, впереди войск”, – нетерпеливо произнес император. Кургузый перевел. Старик приосанился и, словно отчеканивая каждое слово, отвечал: “Вашему величеству известно, должно быть, что простые монахи не ходят по воздуху, а единственно сила небесная открылась вам. Не из нынешних монахов какой-либо вел воинов, а непременно угодник Божий, охраняющий Москву и Русь”. – “Так, так, – сказал Наполеон своим, – у русских людей и городов есть свои святые покровители. – И обращаясь к сбитенщику, добавил: – Кто покровитель Москвы?” – “Святой и преподобный Сергий, Радонежский чудотворец”. Наполеон повернулся, сделал рукою знак старику, чтобы шел за ним, и все – Наполеон, приближенные, сбитенщик, кургузый – направились в Благовещенский собор. Старик оставил посудину со сбитнем на паперти и один из всех обнажил голову. “Показать мне изображение святого!” – сказал Наполеон. Старик подвел его к образу преподобного Сергия. “Это он!”– воскликнул Наполеон и отшатнулся, вдруг обвеянный страшным холодом. Но он долго не мог оторвать глаз от святого образа, и мысли одна за другой проходили в голове императора, тревожные мысли… Видение смутило, взволновало, устрашило и держало в своем плену гордого победителя. С ним не бывало подобного… Наполеон хотел сейчас освободиться от тягостного плена – и не мог. Как будто судьба давала неумолимо понять ему, что есть Божий перст, который указывает пути народам и правителям, и смиренным, и гордым: пути к победе и величию, к падению и безднам. И глубокое раздумье взяло Наполеона. Он стал перебирать в памяти все события от того часа, когда он и “двенадцать других земель” 11 июня вторглись в пределы Российской империи, и до сегодняшнего видения в пылающей неприветливой Москве. Мало отрадного выпало на долю великой армии. Россия оказалась хорошей ловушкой, и этой ловушки не сломал даже Бородинский бой. “Что за радость, – думал Наполеон, – признавать себя победителем, если нет побежденных?” В раздумье он вышел из собора и вслух помыслил: “Что же это за народ – русские, если их армию водят святые… таких-то надо побеждать! – И вздрогнул. – Коня!” Ему подвели великолепного арабского коня. Наполеон сел в седло и, сопровождаемый свитой, поскакал из Кремля. Он желал забыть видение; он проскакал через всю столицу и явился в Петровский дворец, хотел там остаться – и не мог. Он не находил себе места и не мог ничем отвлечься от тяжких дум, навеянных видением. Ему чудилось ликование тех трех армий, что вел святой Сергий, и, казалось, это ликование все громче и громче. Армии, значит, приближаются и не застигнут ли врасплох его и “двенадцать других земель”, с ним пришедших? И Наполеону стало жутко оставаться еще в Москве».