Всякое возношение ума и сердца к Богу есть молитва настоящая. Если вы это делаете между делами, то и мóлитесь. От деятельных людей нельзя того же требовать, что от людей-сидяк. Главной их заботой должно быть то, чтоб не допускать неправых чувств при делании дел и всячески стараться все их посвящать Богу. Это посвящение превратит дела в молитву.
Пишется, что кровь Авеля вопиет к Богу (см. Быт. 4, 10). Так и дела, Богу посвящаемые, вопиют к Нему. Как от хороших цветов исходит хороший запах, так и от дел, с хорошим расположением делаемых, исходит свое благовоние и восходит горé, как фимиам из кадила. Вот еще молитва.
Ум с умом невидимо сцепляется на борьбу – ум демонский с нашим. Поэтому каждую минуту нужно из глубины души взывать ко Христу, чтобы Он отогнал ум демонский, добычу же победную даровал нам, как Человеколюбец.
Мы навыкаем молиться по молитвенникам, то есть по готовым молитвам, переданным нам Господом и святыми отцами, преуспевшими в молитве, но на этом одном останавливаться не дóлжно. Надо простираться далее и, навыкнув умом и сердцем обращаться к Богу со сторонней помощью, делать опыты и своего собственного возношения к Нему, доходить до того, чтобы душа сама своею речью вступала в молитвенную беседу с Богом, сама возносилась к Нему, сама открывала себя Ему и исповедовала, что такое есть в ней и чего ей желательно. Надобно и к этому приучить душу.
При устной молитве всевозможно дóлжно стараться держать разум в словах молитвы, говорить неспешно, все внимание сосредотачивая в мыслях, выражаемых словами, а когда ум будет увлекаться в посторонние мысли, без смущения опять вводить его в слова молитвы. Нерассеянность уму дается не скоро и не тогда, как захотим, а когда смиримся и когда Бог благоволит.
Сей Божий дар временем не определяется, нижé количеством молитв, а сердечным смирением и Христовой благодатью и всегдашним себя к ней понуждением. Из устной внимательной молитвы бывает переход к молитве умной, которая называется так тогда, когда одним умом к Богу устремляемся или зрим Бога.
Когда благодать Святого Духа придет в человека посредством молитвы, тогда молитва прекращается, так как ум тогда весь овладевается благодатью Святого Духа и не может более действовать собственными своими силами, но пребывает бездействен и повинуется только Духу Святому, и куда хочет Дух Святой, туда и ведет его: или в невещественный воздух света Божественного, или в другое какое созерцание несказанное, или, как часто бывает, в Божественную беседу. И, кратко сказать, как хочет Утешитель, Дух Святой, так и утешает рабов Своих; какая потребна каждому из них, ту и подает им благодать Свою.
В действии молитвы Иисусовой имеется своя постепенность: сперва она действует на один ум, приводя его в состояние тишины и внимания, потом начнет проникать к сердцу, возбуждая его от сна смертного и знаменуя оживление его явлением в нем чувств умиления и плача. Углубляясь еще далее, она мало-помалу начинает действовать во всех членах души и тела, отовсюду изгонять грех, повсюду уничтожать владычество, влияние и яд демонов.
Хранению ума пристойно и достойно именоваться светородным, молниеродным, светоиспускательным и огненосным. Ибо, истинно сказать, оно одно превосходнее самых великих телесных добродетелей, сколько бы их ни имел кто. Сего-то ради и надлежит называть сию добродетель самыми почетными именами ради рождающихся из нее светозарных светов.
Возлюбившие ее из грешников, непотребных, скверных, невежд, несмысленных, неправедных делаются силой Иисус-Христовой праведными, благопотребными, чистыми, святыми и разумными; и не только это, но и начинают созерцать таинства и богословствовать. Сделавшись созерцателями, они переселяются к оному пречистому беспредельному Свету, прикасаются к Нему неизреченными прикосновениями, с Ним живут и действуют, поелику вкусили, яко благ Господь (см. Пс. 33, 9), так что на этих первоангелах явно исполняется слово Божественного Давида: Праведные будут славить имя Твое; непорочные будут обитать пред лицем Твоим (Пс. 139, 14). И действительно, они только одни истинно и призывают Бога, и исповедуются Ему, и с Ним беседовать всегда любят, любя Его.
Горе внутреннему от внешнего, ибо внутренний человек много терпит от внешних чувств. Но потерпев что-либо, он должен употребить бичи против этих внешних чувств. Сделавший то, что следует по букве, уже уразумел и то, что следует по умозрению.
Если внутренний наш человек трезвится, то, по словам отцов, он силен сохранить и внешнего. По их же словам, мы и злодеи-демоны, обои, сообща совершаем грехи: те в помыслах или мечтательных живописях изображают только перед умом грехи, как хотят, а мы и помыслами, внутренне, и делами, внешне, грешим.
Демоны, не имея тел дебелых, лишь помыслами, кознями и обольщениями и себе и нам уготовляют муку. Но если бы эти непотребнейшие не были лишены дебелого тела, то грешили бы непрестанно и делами, всегда содержа в себе злое произволение, готовое нечествовать.
Надобно блюсти ум несмущенным, чтоб верно различать помыслы, от Бога ли они или от дьявола. Подвизающимся надобно всегда соблюдать мысль свою неволнующейся, чтобы ум верно мог различать набегающие помыслы и, различая, добрые и богопосланные влагать в сокровищницу памяти, а непотребные и демонские извергать вон из влагалищ естества.
Ум, чувствами добре правящий и плоть в порядке установивший, одну только имеет брань – брань с памятью.
Внимание некоторые из святых называли блюдением ума, иные – хранением сердца, иные – трезвением, иные – мысленным безмолвием, а иные еще иначе как. Но все сии наименования одно и то же означают; как о хлебе говорят укрух, ломоть, кусок, так и о сем разумей. Что же есть внимание и какие его отличительные черты? Сейчас узнаешь.
Внимание есть признак искреннего покаяния. Внимание есть воззвание души к себе самой, возненавидение мира и к Богу восход. Внимание есть отложение греха и восприятие добродетели. Внимание есть несомненное убеждение в отпущении грехов. Внимание есть начало созерцания или, лучше, его условие, ибо через него Бог, приникши, является уму.
Внимание есть безмятежие ума или, лучше, стояние его (или установление от блужданий), даруемое ему по милости Божией. Внимание есть пресечение помыслов, памяти же Божией палата и сокровищница терпения всего находящего.
Внимание потому есть веры, надежды и любви виновник, ибо кто не верует, тот не может переносить находящие извне прискорбности; а кто не переносит охотно сих прискорбностей, тот не может сказать: Прибежище мое и защита моя, Бог мой (Пс. 90, 2). Кто не положит Вышнего прибежищем своим, тот не будет глубоко искренен в любви к Нему.
Ум, не нерадящий о своем сокровенном делании, вместе с другими благами, происходящими от непрестанного упражнения и хранения себя, обретает и то, что пять чувств телесных не будут у него споспешниками искушений греховных, приходящих извне. Внимая всецело своей добродетели – трезвению и добрыми всегда желая услаждаться помышлениями, не попускает он пяти чувствам окрадывать себя через вход к себе путем их вещественных и суетных помыслов, но, зная, какие случаются через них обольщения, сильным напряжением обуздывает их изнутри.
Пребывай во внимании ума, и не будешь преутружден искушениями. Отступая же от него, терпи то, что найдет на тебя. Ослепляется ум тремя следующими страстями: сребролюбием, тщеславием и сластолюбием.
Начало плодоносия – цвет, а начало трезвения ума – воздержание в пище и питии, отвержение и отсечение всяких помыслов и сердечное безмолвие.
Когда, возмогая о Христе Иисусе, начнем мы тещи в трезвении, твердо установившемся, тогда сперва является нам в уме как бы светильник какой, держимый нами рукой ума и руководящий нас на стези мысленные; потом – как бы луна в полном свете, вращающаяся на тверди сердечной; наконец, как солнце, – Иисус, подобно солнцу сияющий правдой, то есть показующий Себя Самого и Свои всесветлые светы созерцаний.
Знай, что никто не может сам собою удержать ума, если не будет он удержан Духом. Ибо он неудержим – не по естеству, как приснодвижный, но потому что по нерадению усвойствовал себе кружение или скитание туда и сюда, изначала навыкнув сему.
Когда через преступление заповедей Возродившего нас в крещении отделились мы от Бога, тогда потеряли единение с Ним и погубили в чувстве умное Его чувство. Поползнувшийся таким образом ум и отдалившийся от Бога всюду водится, как пленник. И невозможно ему установиться иначе, как если повинется Богу и с Ним соединится, часто и терпеливо станет молиться Ему и каждый день умно исповедоваться Ему, в чем погрешает, Который тотчас и прощает всё в смирении и сокрушении просящим прощения и святое имя Его всегда призывающим.
Когда в силу такого молитвенного труда водворится в сердце действо молитвы, тогда она станет удерживать при себе ум, веселить и до пленения не допускать. Бывает, впрочем, и после сего парение мыслей, которые вполне покоряются только совершенным в Духе Святом, о Христе Иисусе достигшим непарительного состояния.
Уныние – от парения ума, а парение ума – от праздности, чтения и суетных бесед или от пресыщения чрева.
Никто не может победить страсти, разве только добродетелями ощутительными, видимыми; и парения ума никто не может преодолеть, разве только погружением в духовное вéдение. Ум наш легок и, если не связан каким-либо помышлением, не прекращает парения. А без усовершения в сказанных выше добродетелях невозможно стяжать сие хранение, потому что, если не победит кто врагов, не может быть в мире, и если не воцарится мир, как можно обрести то, что хранится внутри мира?
Страсти служат преградой сокровенным добродетелям души, и если не будут они низложены прежде добродетелями явными, то за ними невидимы добродетели внутренние. Ибо тот, кто вне стены, не может жить с тем, кто внутри стен. Никто не видит солнца во мраке, и добродетели – в естестве души при продолжающемся мятеже страстей.
Начало истинной жизни в человеке – страх Божий. А он не терпит того, чтобы пребывать в чьей-либо душе вместе с парением ума, потому что при служении чувствам сердце отвлекается от услаждения Богом, ибо внутренние помышления ощущением их, как говорят, связуются в самих служащих им чувствилищах.
Ведай же, что как свет чувственных очей наших шлется нами наружу и зрительной своей силой обходит все, сущее перед ним, не оскверняясь ничем из того, что видит, хотя многое в том бывает и срамное, и мы опять этот свет очей своих переносим на другое неоскверненным, – так и ум святых. Если случится ему обратить внимание на нечистые и мерзкие страсти, не оскверняется, потому что он у них наг и отдален от всякого страстного похотения. Если и захочет кто из них рассмотреть их, то делает это не для чего другого, как для того, чтоб обсудить и познать добре страстные движения и действия страстей – отчего они рождаются и какими врачевствами усмиряются.
Так же, как слышно, делают и врачи, которые рассекают мертвые тела, чтоб рассмотреть устройство тела и познать по мертвым оным телам, что находится в телах живых людей, и этим знанием пользоваться потом при врачевании болезней, не видных наружно. Так делает и духовный врач, желающий искусно врачевать страсти души.