Глава XXII.
БЕРЕГИСЬ!

Дни тянулись один за другим, Аменарта постепенно оправилась от болезни, но пока что не предпринимала долгих прогулок. Мы предоставили ей и Калликрату лучшее жилище, которое только имелось в нашем распоряжении. Это был древний разрушенный дом рядом с храмом, прежде, несомненно, прекрасное здание, в таких когда-то давно жила знать старого Кора. Дом окружали сады, сейчас, однако, превратившиеся в дикие заросли, и Аменарта гуляла там, прячась под их сенью и кровом, ни разу не покидая своего укрытия, чтобы заглянуть ко мне.

В отличие от нее, Калликрат часто навещал храм, хотя, не получив отпущения грехов и будучи за проступок изгнан из нашего братства, не принимал участия в служении богине. Зачастую я видела, как он, стоя на почтительном расстоянии, неотрывно, с тоской и сожалением наблюдает за тем, как наша процессия вьется меж колонн огромного, без крыши, храмового зала. А однажды, проходя мимо, я заметила на лице его слезы, при виде которых сердце мое преисполнилось скорби за этого человека, ставшего изгоем ради женщины.

Когда церемонии завершались, Калликрат приходил в мои покои, где мы вели долгие беседы на самые различные темы. Как-то я спросила его, почему принцесса Аменарта, которая уже как будто оправилась от лихорадки и прогуливается по саду, не приносит пожертвований к алтарю Исиды. Он ответил:

— Потому что у нее нет ничего общего с богами Египта. По словам Аменарты, если боги вообще существуют, они всегда были врагами их семьи: лишили трона ее отца, фараона Нектанеба, и бросили его, превратив в изгнанника, обреченного погибать на чужбине.

— Тем, кто поносит богов и следует заклинаниям демонов, боги воздают мщение, Калликрат. На каждый грех есть прощение, не будут прощены лишь те, кто отрицает Божество и ставит на его место Зло, дабы снискать расположение последнего с помощью колдовства. Кроме того, разве Нектанеб не нанес смертельное оскорбление Царице, когда отдал меня, ее слугу и Пророчицу, в рабство Теннесу, поклонявшемуся злейшим врагам Исиды — Ваалу, Астарте и Молоху? Тому самому Теннесу, из лап которого ты помог мне спастись, Калликрат?

— Все так, — печально подтвердил он.

— И теперь, — продолжила я, — по стопам отца идет дочь. О! Я уверена, что там, у себя, Аменарта творит заклинания, избрав целью стрел своей магии мое сердце, от которого, впрочем, те отскакивают, не причиняя вреда, словно оснащенные костяными наконечниками стрелы дикарей от щита из сирийской бронзы.

Калликрат понурил голову, хорошо зная, что в моих словах заключена правда, и пробормотал:

— Увы! Аменарта невзлюбила тебя, госпожа, с первого взгляда, как сама частенько повторяет мне. Она боится и ненавидит тебя, ибо, по ее словам, духи с самого начала предупреждали, что ты навлечешь на нее погибель.

— Аменарта, по крайней мере, здесь более желанный гость, чем демон, которого она, под стать покойному отцу, укрывает в своей душе. О несчастный, мое сердце болит за тебя, соединившего себя незримыми узами с этой ядовитой красотой, которая отрывает тебя от истинной веры, надежды и любви; с этой царственной безбожницей, которая в конце концов непременно свяжет тебе крылья и утянет во мрак собственного невежества. Ради спасения твоей души я молю тебя, Калликрат, разыщи святого Нута, покайся в грехах и выслушай его совет, поскольку дело это вне моей власти и наставления тебе я дать не могу. Отправляйся к нему немедля! Может статься, ты уже опоздал, поскольку старец слабеет с каждым часом.

— Я и сам бы очень хотел этого, жрица, но я ведь даже не знаю, где найти Нута.

— Я отведу тебя к нему, Калликрат. На восходе второго дня, считая от сегодняшнего, мы можем отправиться к Нуту в его тайную обитель.

— Я буду готов к назначенному сроку, — ответил он и оставил меня.

Наутро Калликрат пришел вновь, и мы говорили с ним о состоянии Кора и моих планах по его улучшению, а также о дикарях, что угрожали нам извне, — племенах людоедов, как будто происходивших от отступников, отвергавших веру в Истину и Лулалу, как называли Исиду в те времена. Дикари сии веровали в дьявола, который, заявляли они, якобы жил на солнце или на какой-то зловещей звезде.

Полагая, что война с этим народом неизбежна, я обратилась за советом к Калликрату, искусному воину и опытному военачальнику. Он подробно расспросил, сколько людей у меня и как велико вражеское войско, насколько хорошо и чем вооружены обе стороны, и, уточнив также многие иные детали, имевшие отношение к военным действиям, составил план, который посчитал в наших условиях наиболее подходящим. Ступив на знакомую почву, Калликрат вдохновился необычайно и говорил долго и пылко, словно ненадолго позабыв о своих печалях. Я слушала, вглядываясь в его прекрасное умное лицо, казавшееся мне лицом Гелиоса, греческого бога солнца. Вставляя слово то там, то здесь, я думала про себя: если бы только мы вдвоем — он, с его опытом и отвагой, да я, со своей мудростью, — управляли судьбами Кора до конца наших дней! О, мы могли бы пронестись на колесницах победителей от границ Египта до самых южных морей, покоряя народ за народом и создавая такую империю, какой Ливия не знала никогда!

Хотя с чего бы нам останавливаться у границ Египта? Почему бы не устремиться еще дальше и, обрушившись на полчища нечестивых персов, не увенчать себя коронами мира в Сузах и Фивах? Однако на это понадобится время, а жизнь коротка... А совсем недалеко отсюда горит огонь бессмертия, и ведь я держу в руках ключ от его темницы, вернее, очень скоро буду держать, когда Нут отправится на вечный покой. Мысли об этом распаляли мое сердце; высокие устремления, заключавшиеся в том, чтобы обрести через войну мир и установить на земле благоденствие, не давали мне покоя. И все это едва не сорвалось с моих уст потоком пламенных слов, которые, я нимало не сомневалась, зажгли бы в душе моего любимого огонь. Но я, Айша, обуздала себя, я закуталась в молчание, я приказала себе: «Ждать, ждать, час еще не пробил».

Калликрат поднялся, дабы уйти, но затем обернулся и сказал:

— Завтра на восходе я буду здесь... — И добавил с сомнением: — Вернее, мы оба будем здесь, поскольку Аменарта тоже хочет отправиться с нами к святому Нуту...

— ...который, полагаю, хорошо примет ее, принимая во внимание то, как она распрощалась с ним на борту «Хапи». Что ж, пусть идет; рада слышать, что принцесса Аменарта вновь чувствует себя готовой к путешествиям. Однако предупреди ее, Калликрат, что путь туда не близок и опасен.

— Разумеется, я предупрежу ее, однако, боюсь, это мало поможет, ибо кому по силам сбить Аменарту с пути к ее цели? Не мне, во всяком случае, будь уверена, Пророчица, как и до меня это не удавалось ее отцу. Нет на свете такого человека.

— И нет такого бога, Калликрат, поскольку цели, к которым эта женщина устремляется, не от человека и не от бога, но от чего-то стоящего в тени за ними обоими. То же самое было и с фараоном Нектанебом, который породил ее. Каждый из нас стреляет в цель, которую выбрал он сам: и ты, Калликрат, и я, и Аменарта. Так какое право мы имеем судить об искусстве стрельбы другого лучника? Хорошо, пусть она идет с нами к Нуту и молится, чтобы ей удалось вернуться более счастливой, чем ныне.

На следующее утро, еще до зари, я стояла у входа в храм, дожидаясь Филона и слуг с носилками. И тут появилась Аменарта, вся закутанная в покрывала — утро выдалось довольно холодным, — однако прекрасная даже в таком одеянии.

— Приветствую тебя, о Дочь Мудрости, — проговорила она и церемонно поклонилась, словно при дворе фараона. — Я узнала, что ты и мой муж собрались в необычное путешествие, поэтому, как и подобает верной жене, буду сопровождать его.

— Но, насколько мне известно, принцесса, ты не состоишь в законном браке с господином Калликратом.

— Что такое брак? — пожала она плечами. — Всего лишь слово священнослужителя, клятва, оброненная перед алтарем, часть публичной церемонии? Или же союз сердца и плоти, заключенный по обычаю и закону Природы? Но оставим это. Я твердо намерена последовать за своим супругом, куда бы тот ни направлялся.

— Никто и не запрещает тебе этого, о принцесса Египта.

— Воистину, жрица. Разве что мое собственное сердце. Минувшей ночью меня мучили кошмары. Мне приснилось, будто бы мой отец Нектанеб стоит передо мной в траурном одеянии, прошитом огненными нитями. Он заговорил со мной, сказав: «Дочь моя, берегись этой колдуньи, которая отправляется в ужасное путешествие, захватив с собой того, кто тебе дорог. Ибо гибель уже поджидает всех троих — ее, его и тебя, хотя для каждого из вас конец будет разным».

— Случится то, что предназначено судьбой, принцесса, — бесстрастно ответила я. — Можешь не ходить со мной, если не желаешь, да и Калликрата оставить при себе.

— Это невозможно, — сказала она печально. — Поскольку впервые за все время он не внял моим мольбам и не послушался меня. Ты наложила на него свои чары, как на других в прошлом, и теперь Калликрат последует за тобой всюду.

— Быть может, так раб следует за тем, кто покажет ему, как сбросить цепи? Но я не собираюсь и далее с тобой спорить, принцесса Аменарта. Я ухожу. А ты следуй за мной, если хочешь, или оставайся — одна или вместе с Калликратом. Смотри, вон он идет, так что решайте скорее.

Она повернулась и встретила его на развалинах древнего пилона, где оба коротко переговорили, — слов я не слышала. Поначалу Аменарта, как мне показалось, одержала верх: они вдвоем даже прошли некоторое расстояние в сторону их дома. Но затем Калликрат резко развернулся и направился ко мне — я стояла у носилок. Принцесса чуть помедлила, но потом все же последовала за ним.

После этого мы в полном молчании разместились в паланкинах, и путешествие наше началось.

Пока мы пересекали залитую утренней дымкой долину, меня вновь, как это случалось в течение долгих последующих веков, больно задела мысль о том, сколь часто великое зависит от малого. Очередное едкое слово из уст Аменарты, малая толика отваги Калликрата — и насколько же иначе распорядилась бы судьба участью каждого из нас! Ведь выбор, позволю себе напомнить, лежал перед этими двумя: я же сама в тот момент не сделала ничего и всего лишь дожидалась их волеизъявления. Пореши они иначе — никогда бы не сели в носилки. Я отправилась бы туда без них; я одна бы взглянула на огонь и испила из Кубка жизни или, что не исключено, оставила бы его содержимое неиспробованным и впоследствии окончила бы свой земной путь так же, как и простые смертные. Однако все обернулось иначе: по своему собственному желанию эти двое отправились по тропе навстречу своей погибели, хотя, возможно, сие было предопределено свыше некой Силой, нам неподвластной.

Мы достигли пропасти и перебрались через нее — Аменарта, Калликрат, Филон и я. С фонарями в руках мы миновали пещеру и подошли к дрожащему выступу скалы, гигантской иглой вонзавшемуся в мантию тьмы. Увидев его, Калликрат и Аменарта содрогнулись и отпрянули назад, чем порядком развеселили меня: признаюсь, к тому моменту у меня самой уже почти не оставалось мужества на это приключение.

— Испугались? Ну так и стойте, где стоите! — крикнула я. — Ждите! Я пойду к святому Нуту одна и вернусь к вам еще до заката. А коли не вернусь — возвращайтесь в Кор и живите там. Или же отправляйтесь на побережье, в гавань неподалеку от скалы с головой эфиопа, и отплывайте вместе с Филоном, если он останется жив, а если нет — придумайте что-нибудь еще. Прощайте! Я ухожу.

— Нет! — вскричал Калликрат. — Куда поведешь ты, Пророчица, туда последую и я.

— Раз так, — снисходительно рассмеялась Аменарта, — одного я тебя не отпущу. Я не я буду, коли не рискну сделать шаг, на который отважился мой супруг! Это не первая опасность, Калликрат, перед которой мы с тобой стоим бок о бок, и даже если она станет последней — что с того?

И вот мы двинулись во тьму по дрожащему выступу, Филон замыкал нашу цепочку. Хоть и с риском для жизни — однажды голова у Аменарты закружилась, и она едва не упала, — мы все-таки благополучно преодолели сие препятствие. И принялись ждать опустившись на корточки на голой скале и вцепившись в нее руками, иначе безумная тряска или яростные порывы ветра смахнули бы нас в бездну, как осенние листья.

Наконец в назначенный момент сверкнул похожий на меч закатный луч, пробив темноту и показав, что хлипкий мост из досок все еще на своем месте — раскачивающийся и кренящийся, словно палуба корабля в штормовом море.

— За мной, и не трусить! — крикнула я. — Тот, кто медлит, обречен! — И, быстро перейдя по опасной доске пропасть, твердо стала на качающийся камень по ту ее сторону.

На мгновение Калликрат замешкался, будто не решаясь сделать шаг, но Аменарта протиснулась мимо него и со смехом перешла мостик, словно желая показать мне, что я не одна на свете, кого боги наградили бесстрашием. Я крепко схватила ее за руку. Следом перешел Калликрат, и его за руку ухватила уже Аменарта; наконец без видимого волнения преодолел пропасть моряк Филон; и вот мы, все четверо, стояли на камне.

— Я очень рад, что оказался здесь, Дочь Мудрости! — прокричал Калликрат, хотя в оглушительном вое ветра его голос донесся до меня едва различимым шепотом. — Однако, уж не знаю почему, у меня такое чувство, словно я отправился в свое последнее путешествие.

Я не ответила, потому что его пророческие слова сковали холодом мое сердце, отчего дыхание перехватило; я лишь взглянула на его лицо и заметила, что даже в красном свете луча оно белое как снег, а большие глаза лихорадочно сверкают.

Взяв Калликрата за руку и знаком велев Филону помочь Аменарте, я повела его к узкой, грубо высеченной в скале лестнице. По ней мы спустились к защищенной от ветра укромной площадке напротив уединенного жилища Нута, и как же я обрадовалась, очутившись вместе со своими спутниками вне досягаемости свирепых вихрей и увидев горящие огни в пещере отшельника.

— Подождите здесь! — велела я. — Надо подготовить святого Нута к вашему приходу.

Я вошла в пещеру, надеясь встретить того странного карлика, слугу Нута, но его нигде не было видно. Наверняка он где-нибудь поблизости, подумалось мне, поскольку на камне, словно в ожидании гостей, стояли четыре деревянные тарелки, наполненные едой. Скорее всего, решила я, святой старец увидел нас ползущими вниз по уступу, или, быть может, его дух предупредил о нашем приходе — кто знает?

Я огляделась вокруг, ища глазами Нута, и наконец в глубокой тени, вне досягаемости света лампы, заметила его стоящим на коленях перед статуэткой Исиды, о которой уже рассказывала. Я подошла ближе и немного подождала, не решаясь прервать его молитвы. Но Учитель все не поворачивался и не поднимал взгляда. И был он так тих, словно изваян из слоновой кости. Я чуть склонилась вперед и заглянула ему в лицо. О! Глаза старца были раскрыты, но взгляд неподвижен, и челюсть его отвисла.

Нут был мертв!

— Учитель, о мой любимый Учитель! Увы, поздно, слишком поздно! — простонала я и, наклонившись, поцеловала его ледяной лоб.

И тут до меня вдруг дошло. Разве в недавнем нашем разговоре, когда я прощалась с Нутом, он не предупреждал меня, что мы беседуем в последний раз? Как же я так оплошала, позабыв, что пророчества Нута всегда сбывались?! И вот он отправился на отдых в царство Осириса, оставив меня своей преемницей. Я, Айша, теперь стала Хранительница Огня жизни, секреты которого знала только я одна, и ключ был лишь у меня! Осознание этого поразило как удар молнии: меня охватила дрожь, и я без сил опустилась на землю. Возможно, я ненадолго лишилась чувств и за непродолжительное время обморока меня посетили грезы, описывать которые здесь не следует.

Вскоре я поднялась и, подойдя к входу, позвала остальных — все трое стояли, сбившись в кучку, словно овцы перед бурей.

— Входите, — сказала я, и они повиновались. — Садитесь и ешьте. — Я показала на стол.

— А где же хозяин пира, Пророчица? Где святой Нут, ради встречи с которым мы прошли по этой ужасной дороге? — спросил Калликрат, озираясь.

— Там, — ответила я, показав рукой в черную тень пещеры. — Он там... мертвый и холодный. Ты слишком долго мешкал в Коре, Калликрат. Теперь тебе придется искать совета и отпущения грехов у другого стола... у стола Осириса.

Так я говорила, поскольку что-то вдохновляло меня на эти слова, хотя сейчас думаю, что лучше бы я прикусила себе язык, прежде чем они слетели с моих губ. Разве подходящим было место сие для того, чтобы говорить подобные вещи человеку, которого я любила?

Они прошли в темный уголок, где маленькая священная статуэтка глядела вниз, на своего навеки умолкнувшего почитателя, недолго постояли там, не говоря ни слова, а затем вернулись. Филон бормотал молитвы, Калликрат в отчаянии заламывал руки, ведь он любил и чтил Нута выше любого из живущих людей. А еще... я прочитала в его мыслях вопрос: перед кем же теперь исповедоваться в своих грехах? Кто освободит его от тяжкого бремени?

И только Аменарта, по недолгом размышлении, вдруг заговорила, многозначительно улыбаясь:

— Быть может, супруг мой, даже и к лучшему, что этот старик, верховный жрец, отправился узнать, на самом ли деле он столько лет видел на земле вещие сны. Не знаю, что ты собирался ему сказать, однако не сомневаюсь, что это сулило бы вред мне, твоей жене, ведь я супруга твоя, что бы ни утверждала эта жрица, от которой ни мне, ни тебе ничего хорошего ожидать не приходится. Однако теперь Нут мертв, и даже Дочь Мудрости не в силах вернуть его к жизни. Так что давай отдохнем немного и перекусим, а затем отправимся назад этой жуткой дорогой, что привела сюда, пока силы и дух не изменили нам.

— Это не удастся тебе, принцесса Аменарта, вплоть до следующего заката, когда красный луч вновь покажет нам, куда поставить стопы, а попытка сделать сие до срока равносильна смерти, — возразила я и затем продолжила: — Слушайте меня. После смерти этого святого человека, или полубога, я стала хранительницей некоего сокровища, которое он стерег. Сокровище это спрятано под нами, глубоко в недрах земли. Я должна сходить проверить, все ли с ним благополучно, причем сделать это немедленно. Если хотите — оставайтесь здесь до моего возвращения, а коли я вдруг не вернусь, дождитесь, пока красный луч ударит в вершину скалы, переходите мост, взбирайтесь на уступ и бегите оттуда куда пожелаете. Путь вам может указать Филон.

— Это вряд ли, Дитя Исиды, — возразил моряк. — Ибо я поклялся верно служить тебе, но не этим двоим. А потому не брошу свою госпожу и буду с тобой до конца. Куда ты, туда и я.

— Я тоже, — подхватил Калликрат. — Не желаю оставаться в этом мрачном месте в компании со смертью.

— И все же так было бы разумней, Калликрат, — ответила я. — Ибо кто может избежать компании смерти, о которой ты говоришь? — И вновь зловещие пророческие слова помимо воли сорвались с моих уст.

— Мне все равно. Я иду с тобой, — мрачно бросил он.

— Тогда пойду и я тоже, — подала голос Аменарта. — Эта Пророчица, несомненно, женщина мудрая и святая, и я не стану упускать возможность последовать за нею. Вдруг Дитя Исиды откроет мне некие заветные врата, которые сама я ни за что в жизни не отыщу? — добавила она с горькой усмешкой.

О, если бы эта неразумная женщина знала, что ее грубые нападки лишь закаляли мое сердце, которое Аменарта пыталась пронзить насмешкой, и побуждали его совсем не к тому, чего хотелось ей.

— Воля твоя, — сказала я. — А сейчас подкрепитесь и отдохните, пока не настанет час отправиться в путь. Я позову вас.

И они поели, правда совсем немного, я же сама вообще не притронулась к пище. А затем приготовила всем троим ложе во внутренней пещере, устроив их по возможности с удобствами, и там они спали. Или не спали. Я же все эти часы просидела у тела святого Нута, пытаясь общаться с его духом, который, я знала, витал рядом со мной. Однако дух не давал ответов на мои вопросы. Во всяком случае, до меня долетело лишь одно-единственное слово: «Берегись!»

Как странно, думала я, что мой Учитель, Пророк Нут, любивший меня больше всех живущих на земле и изучивший вдоль и поперек мое одинокое своевольное сердце, не нашел нужным сказать мне хоть что-то еще. И тут мне вспомнилось, что, и пребывая во плоти, Нут также предостерегал меня. Ох, неспроста все это!

«Берегись!» Но что же означал этот совет покойного старца? Что мне не следует больше смотреть на огонь, что я должна немедленно вернуться в Кор и там заниматься тем, что мне по разуму и силам? И чахнуть, и состариться, и умереть, воспитывая, быть может, детей Калликрата и Аменарты, если этим двоим доведется уйти в мир теней раньше меня, или же, устав от развалин и варваров, бежать из Кора прочь, чтобы искать братьев по вере?

Полагаю, именно это и означал его совет. Ну а что же пророчит и подсказывает мне собственное сердце? Быть может, скорую смерть и после нее — наказание в неизведанном мире по ту сторону жизни за то, что ослушалась я туманных предостережений святого Нута и отважилась испытать новую Силу, которой до сих пор ни один смертный не осмеливался противостоять? Или, может, славу более великую, чем любая, о которой только когда-либо мечтал человек? И власть обширнее, чем у императоров, и жизнь дольше, чем у скал? А также любовь... нет, нечто больше... больше той любви, о которой я мечтала, — лучшей для меня награды, чем все эти блага, взятые вместе и помноженные на снежинки в горах Ливана или песчинки на морском берегу. Конечно же, несмотря ни на что, я сделаю так, как решу сама, и будь что будет.

И вот подоспел назначенный час. Хотя я и не видела, но знала, что там, на воле, занялась вечерняя заря. Я поднялась и позвала остальных. В неясном свете ламп мы отправились по темной тропе, пробираясь в недрах земли от валуна к валуну.

Мы подошли к внешней пещере, миновали проход и остановились у входа во вторую пещеру; время от времени ее своды озаряли далекие вспышки света и слуха нашего достигали ослабленные расстоянием громовые раскаты.

— Сокровище, на которое я хочу взглянуть, находится там, внизу. Оставайтесь здесь, — велела я.

— Нет, — возразил Калликрат, — как и прежде, я пойду с тобой. — Куда мой супруг, туда и я, — заявила Аменарта.

И лишь Филон, осторожный грек, склонил голову и проговорил:

— Слушаюсь. Я остаюсь здесь. Если возникнет нужда — позови меня, о Дитя Исиды.

— Хорошо! — воскликнула я. Признаться, хотя я всегда очень любила этого хитреца, но в тот момент Филон и его судьба мало заботили меня.

Итак, я продолжила путь, а со мной вместе — Калликрат и Аменарта.