Глава I.
В НЕБЕСНЫХ ЧЕРТОГАХ

Ученому человеку по имени Холли, уродливому телом и лицом, но чистому душой и сердцем, гражданину далекой северной страны, которого, как мне порой думается, я прежде, в прошлом, которое ему самому кажется далеким и забытым, а мне — словно вчерашним днем, знавала как святого Нута, почтенного старца, философа и моего наставника, так вот, этому самому Холли я, которую на земле зовут Айшей, дочерью арабского шейха Яраба (а в других уголках земли у меня множество иных имен), поведала несколько историй о минувших временах и о той роли, которую мне довелось тогда сыграть. Приблизительно то же самое рассказала я и своему супругу, греку Калликрату (нынешнее имя его Лео Винси), в древние времена по традиции предков бывшему воином, но впоследствии ставшему по ряду причин жрецом Исиды, великой богини Египта и, как я когда-то верила, моей духовной матери. Те же либо несколько иные истории изложила я и некоему Аллану, путешественнику, охотнику на диких зверей и воину благородных кровей, который некогда приезжал ко мне в Кор. Однако о его визите я ничего не говорила ни Холли, ни своему супругу Калликрату, ныне известному как Лео, поскольку обо всем, что касается этого самого Аллана, я бы предпочла умолчать.

Все эти истории во многом не схожи, ведь я преподносила их в форме притч, с целью сказать каждому слушателю именно то, что он хотел услышать, или же с намерением скрыть свои собственные мысли.

Тем не менее в каждой из них крылась частичка правды, зернышко золота в горной породе, истина, которую сможет обнаружить в басне тот, кто хочет и умеет искать.

Сейчас же дух мой призывает меня истолковать все те притчи и объяснить наконец, кто я и откуда явилась, а заодно и рассказать кое-что из увиденного или содеянного мною: нет, разумеется, не все, но по меньшей мере то, что мне позволили открыть мои более могущественные владыки, которым я служу и которые, в свою очередь, находятся в услужении у сил еще более могущественных, чем они сами.

Здесь, в пещерах Азии, восседаю я, Хесеа и Дух Горы, последняя на земле жрица Вселенской Матери Исиды, как в былые времена сидела в Ливии посреди руин Кора.

В Коре две тысячи лет я бодрствовала, выжидая, пока наконец возродившийся Калликрат, которого я в припадке ревности непреднамеренно лишила жизни, вернется ко мне, туда, где я убила его. И там же из-за проклятия, лежащего на нас обоих, я потеряла его вновь, ибо в том самом месте тоже испустила дух, и смерть та была намного ужасней. Я погибла вследствие чрезмерно долгой жизни, из-за того, что помышляла сделать себя еще красивей, чем была тогда, и, намереваясь заново наполнить чашу, разбила ее, уронив в презренный прах. Так Судьба еще раз жестоко посмеялась надо мной. И я вновь потеряла Калликрата, мечтать о котором во плоти и возноситься к которому душой веки вечные — мой злой рок.

Душа моя тогда словно бы отлетела и ненадолго нашла приют здесь, спрятавшись в высохшем теле древней жрицы моей веры.

Как и было предопределено, мой супруг вернулся ко мне и разглядел сияющую душу в безобразном сморщенном теле и подтвердил это поцелуем, что я считаю храбрейшим деянием и искреннейшим поступком, когда-либо совершенным мужчиной. Расколдованная волшебством поцелуя, как то и было предрешено свыше, моя красота прямо на глазах у любимого возродилась вновь, дабы я подверглась на земле очередному испытанию. Теперь мы помолвлены и, если все будет хорошо, через год поженимся, да, спустя всего лишь один короткий год после того, как Калликрат вернулся в Кор, я освобожу тайный Огонь жизни и искупаю супруга в его волшебном пламени, разделив с ним свой собственный дар бессмертия.

И все же, и все же... кто знает, каким окажется финал? Мой возлюбленный томится в ожидании, что очень тревожит меня саму. Истосковавшаяся смертная женщина во мне сгорает от страсти, а плоть слаба и может уступить. Но если губы Калликрата коснутся моих, как знать, не уничтожит ли его, незащищенного, горящее во мне пламя, обратив в прах все мои планы и мечты? Я прекрасна, я стою над всеми смертными на земле, однако играю против сил, увидеть которые не могу. О, те силы много могущественнее меня, и им, возможно, в радость выхватить кубок, уже поднесенный к самым губам, и еще раз низвергнуть меня, ибо, если даже в моем любимом течет кровь богов, как течет она в каждом из нас, кому по силам противостоять их владыке — Судьбе? Поэтому я, Айша, Дочь Мудрости, Дитя Исиды, нынче ночью трепещу от страха, словно простая смертная девица, страстно тоскующая под луной по своему любимому и не ведающая, что некий рок — война, несчастный случай, коварное дыхание болезни — уже унес его в ту бездну, где исчезают все и вся... до тех пор, пока не возродятся вновь.

Месяц за месяцем Лео, мой супруг, охотится в горах, как и подобает мужчинам, а я, Айша, предаюсь размышлениям в пещерах, как и подобает женщинам. Да, я, наполовину богиня, все еще размышляю в пещерах, как то пристало женщинам, которые терпят и ждут. Холли, влюбленный в меня, как все мужчины, тоже здесь и терпеливо ждет вместе со мной, и мы частенько беседуем об удивительных древних вещах, коим в мире несть числа; надо сказать, что Холли человек ученый, прекрасно владеющий языками Греции и Рима, он из тех, кто размышляет и, полагаю, запоминает.

Однако вчера Холли заявил мне, что я, столь хорошо знающая прошлое, я, кому открыты двери, через порог которых простому человеку переступить не суждено, должна записать все, что помню, и тогда, быть может, в грядущие времена мир станет мудрее.

Фантазия моя разыгралась, и я решила последовать совету своего ученого друга, хотя и не уверена, что сумею довести дело до конца. Он дал мне нечто, на чем я могу писать. Это явно не древний папирус, но вполне сгодится. У меня есть также перья из тростника, и, будучи в прошлом недурным писцом, я могу изготовить чернила различных цветов. Сплю я мало, тело мое, как сосуд, полный жизни, требует лишь непродолжительного отдыха, а потому долгие часы ночи тянутся для меня утомительно и скучно: я лежу и размышляю о том, что минуло и что грядет, освещая темноту будущего, словно лампадой, своей больной, испуганной душой. Между прочим, я умею писать символами, которые, несмотря на всю свою немалую ученость, Холли прочитать не сможет. Я нерасположена к тому, чтобы он узнал мои мысли и дела и выдал их моему супругу: вдруг тот подумает обо мне худо.

Но зачем же мне вообще записывать все это? А вот зачем: в определенных случаях я обладаю даром предвидения, и сейчас моя душа сообщает мне, что в такой-то день, в назначенный час, некто разгадает секрет моего шифра и переложит рукопись на языки, читать которые смогут все люди на свете, и тогда рано или поздно по кругу своего вечного пути я отправлюсь туда, откуда явилась, и, как для бога огня в пещерах Кора, на некоторое время буду скрыта, а эти записи останутся мне памятником. Ах, эти проблески во мне человека смертного! Ведь в отличие от заурядных мужчин или женщин я не буду забыта даже среди мимолетных обитателей этого ничтожного мира.

Ну что ж, а теперь — за дело.

Начну издалека. Прежде чем душа моя снизошла с небес, дабы обитать в этом мире, мне было видение о том, что произойдет с нею в земной жизни. Пожалуй, это всего лишь притча, из тех, что ни в коем случае не следует воспринимать буквально, ибо они полны знаков и символов, которые нуждаются в трактовке. Хотя, уверена, частица правды в ней все же присутствует, иначе почему на протяжении долгих веков видение сие вновь и вновь упорно возвращалось ко мне? Почему каждый народ создает своих богов, которые хороши только для него? Холли рассказал мне (то же самое говорил прежде и странник Аллан, также обладавший кое-какими поверхностными знаниями), что Зевс, и Афродита, и Осирис, и Гор, и Амон ныне низвергнуты и вместе со всей своей компанией лежат в пыли, как и разбитые колонны их храмов. Боги не оправдали надежды людей, которые теперь считают их героями древних мифов. Так, из всех известных мне божеств лишь Он, Тот, что из иудеев, хотя и сменил образ и лик, остался Единственным, Кому до сих пор поклоняются.

Несомненно и то, что, пока живет на свете человек, будет жить Бог, пусть и во многих формах и обличьях. Всегда пребудет на земле вечное Добро, во сне святого Нута названное Наивысшим Божеством. Но учтите: и Зло тоже бессмертно! Его зовут Сет, или Ваал, или Молох (или как-то иначе). Но всегда запятнанная грешная душа человека искала и будет искать спасения, и имя того, кто его спасает, — Осирис (или как-то иначе). И пребудет вечно Природа, и имя ей — Исида (или как-то иначе). В этом огромном мире никогда не исчезнет стремление к новой жизни, и имя Дарующей Жизнь — Афродита (или как-то иначе). И так непрестанно будет до конца времен, денно и нощно. Там, где живет человек, повторю, всегда был и есть Бог, или Добро, — светлый дух, названный многими именами.

Я подхожу к «окну» своей пещерной кельи, смотрю на сверкающую россыпь бесчисленных звезд в морозном небе и — о, подумать только! — вижу там Бога, в одном из самых Его величественных облачений. Я смотрю на мотылька, порхающего вокруг моей лампы или отдыхающего на стене и волшебством своим призывающего издали свою пару, и — подумать только! — вижу Бога, но уже в другом, одном из самых скромных Его одеяний. Потому что Бог во всем и повсюду, и все живущие, от великих далеких солнц и до самой земли, должны поклоняться Тому, Который посылает их вперед и к Которому возвращаются они вновь.

А сейчас поведаю о своем видении, которое помогло мне истолковать притчу о вечных истинах.

Я Айша, дочь Яраба, дитя не плоти, но духа, живу в чертогах великой богини и служу Той, что правит на земле (самой Природе, как я теперь знаю). В Египте ее называли Исидой, Вселенской Матерью и Матерью Таинств. Она же звала меня «дитя» и «посланница». В этом видении, или притче, я была ее преемницей, потому что пила из чаши ее мудрости и частичка ее величия пребывала в моей душе.

Богиня сидела, погруженная в раздумья, в своем святилище, куда беспрестанно приходили и души, принося новости со всех земель, и, опустошив у ее ног чашу совершаемой молитвы, уходили обратно. Одежды ее, голубые, словно небо, ниспадали до самого пола, по плечам струились черные как ночь волосы, а из-под изогнутых бровей сверкали, будто яркие звезды, глаза. В руке Исида держала скипетр власти, ноги ее покоились на скамеечке в виде земного шара. Там, под балдахином света, на троне черного дерева восседала она, предаваясь раздумьям, в то время как вокруг нее, как морские волны о берег, билась музыка — такая музыка, которая на земле неизвестна.

Я вошла. Я предстала перед нею, я выразила покорность — опустилась на колени, и лоб мой коснулся земляного пола, и волосы смахнули с него пыль. Исида дотронулась до меня своим скипетром, приказывая подняться.

— Молви, дитя, — сказала она. — Какую весть принесла ты с берегов Нила? Как отправляются мои богослужения в храмах Исиды и преданы ли мои слуги святой вере и закону?

И я ответила:

— О Мать-богиня, я завершила свою миссию. Духом невидимым я прошагала по землям Египта. Я побывала в твоих храмах, я слушала твоих жрецов, я наблюдала, как молятся простые люди, верующие в тебя, и читала в их сердцах. И вот что я тебе поведаю. Священные храмы ныне, увы, пусты; жрецы пренебрегают заботой о твоих алтарях, а простые люди, за исключением немногих оставшихся верными тебе, поклоняются иной богине.

— И как же имя той богини, о дитя моей любви и мудрости?

— Греки, которые ныне наводнили Египет, называют ее Афродитой, а другие народы знают эту богиню как Астарту или Венеру. Ее святилище находится в Пафосе, на Кипре — это остров посреди моря, неподалеку от Египта. Афродита — богиня дольней любви, и именно любовь лежит в основе этой религии. Она дерзко высмеивает тебя, о Вселенская Мать, а заодно всех древних богов, твоих братьев и сестер, заявляя, будто ваше время миновало и скоро она восстанет из пены морской, чтобы править миром, и будет править им вечно. То там, то здесь обнаруживает себя Афродита и завоевывает сердца своей красотой, заставляя людей поклоняться ей; она в совершенстве владеет искусством обольщения и учит этому всех женщин, а твои жрецы, нарушив свои клятвы, распутничают с ними.

— Все это мне уже известно, о дитя, и даже сверх того. Однако я желала услышать об Афродите из твоих уст, которые не могут лгать, поскольку в тебе живет мой дух. А теперь внимай! Я намерена отомстить этим вероломным египтянам, и ты станешь моей посланницей, мечом, при помощи которого я нанесу удар, обратив их былую славу в пыль и надев им на шею ярмо вечного рабства. Да, таково мое намерение, и оно будет исполнено. Позже я научу тебя, что именно следует делать. Но сначала, поскольку обладаю властью и силой сделать это, я, которая правит на земле от имени Высшей Силы, призову к себе эту Афродиту и велю ей здесь и сейчас прямо сказать мне, что у нее на уме.

Затем Исида воскликнула:

— Слушай меня, Афродита, где бы ты ни была, на земле или на небесах! Афродита, приказываю тебе: немедленно явись ко мне!

С этими словами Вселенская Мать в моем видении поднялась с трона. Стоя перед ним, грозная в своем гневе, она поочередно махнула скипетром на север, запад, юг и восток, произнося тайные заклинания. Затем она трижды поклонилась и трижды проговорила заветные слова, после чего замерла в ожидании.

В конце огромного зала мне почудилось какое-то движение — оттуда кто-то приближался, напевая. Вот она! Плавно скользя меж двух долгих шеренг облаченных в пламя стражников, в сопровождении своих подданных — божеств, менад и девственниц, — обнаженная и прекрасная, к нам шла греческая Афродита. До пояса укрытая густыми вьющимися волосами и обернутая нитями ожерелий мерцающего жемчуга, она остановилась перед троном и поклонилась восседавшей на нем богине, а затем мелодичным голосом, в котором отчетливо слышался смех, произнесла:

— Я услышала твой призыв, о Мать Таинств, и вот я здесь. Чего ты хочешь от меня, Исида? Чем может богиня, рожденная из моря, та, чье имя — Красота и чей дар — Любовь, служить тебе, о Владычица Мира?

— Стало быть, это ты, срамница, ты, рожденная от новых богов и вылепленная из зла, присущего роду человеческому, дерзко переманиваешь к себе тех, кто прежде поклонялся Исиде? О, мне прекрасно известно, как ты это проделываешь! Пьяные от желаний, люди ходят за тобой толпами, а ты в награду платишь нечестивцам за их грехи. Ты опустошаешь их дома, ты развращаешь их девиц, ты обращаешь мужчин в зверей и потом насмехаешься над ними. Твои цветы блеклы, рот от твоих утех полнится изгариной, а те, кто пьют из твоего кубка, льют в свои души яд. Твоя прекрасная плоть внутри изъедена червоточиной, твои благоухания суть зловония, а фимиам твоих алтарей — чад преисподней. Посему я повелеваю тебе: убирайся туда, откуда явилась, и оставь этот мир в покое!

— Куда же мне податься, о Вселенская Мать? — спросила Афродита, разразившись серебристым смехом. — Разве что обратно в твое лоно, откуда я вышла, поскольку ты есть сама Природа, а я твое дитя. Суров ли твой закон или милостив, но только без меня тебе некем будет править. Да, без меня не родится ни одно дитя и даже не расцветет ни один цветок. Без меня ты со всей своей мудростью, которой так кичишься, останешься в бесплодной пустыне. Выслушай меня! Мы с тобою пребываем в состоянии войны, и в этой войне победительницей стану я, потому что я вечна и мне повинуется весь живой мир, потому что имя мне Жизнь. Отправляйся к себе на небеса, Исида, и правь там на пару с Осирисом, царем загробного мира, но живых оставь мне. Их век недолог, и они уйдут из-под моих чар в твои владения. Там и распоряжайся ими, как тебе захочется, поскольку Афродите в этих людях уже больше не будет нужды, равно как и им во мне. Скажи, Исида, чем это я вдруг прогневала тебя, ведь ты хорошо знаешь меня с начала времен? Уж не тем ли, что взяла себе новые имена и установила в Египте свои обвитые цветами алтари, оставив неукрашенными твои, пред которыми бормочут молитвы изголодавшиеся сердца и холодные руки возлагают дары отречения? А что, Мать Исида, давай сыграем в игру, ставкой в которой будет Египет. У тебя есть преимущество: испокон веку египтяне подчинялись твоим законам и твое ярмо давило им шею.

— Но что же, в таком случае, о Афродита, ты обещаешь даровать Египту, которому я и те, кто правит вместе со мною, принесли величие, мудрость и надежду на загробную жизнь?

— Ничего из перечисленного тобой, о Вселенская Мать. Мои дары — любовь и счастье, упоительная любовь и светлое счастье, в котором ненадолго забываются все страхи. «Невелики прибытки», — оглянувшись в прошлое и вглядевшись в грядущее, можешь сказать ты, чей взор охватывает вечность. Однако победу одержу именно я. Исида, твое время в Египте вышло! Как и повсюду на земле, твоя верховная власть пала!

— Если так, распутница, то вместе с нею падет и Египет, быть ему отныне рабом. Когда один завоеватель за другим наступят ногой ему на шею, вот тогда и вспомнят египтяне об Исиде, от которой они отреклись, и, вопя и завывая, насытят свои души твоей свинячьей пищей. Слушай же! Я ухожу, оставляя свое проклятие на Египте. Можешь продолжать влачить свою ничтожную жизнь вплоть до судилища, на котором мы и сведем счеты. Я не стану больше слушать твою ложь и богохульства. А до тех пор, распутница, не смей даже поднимать глаз на мою величественную особу.

Так сказала в моем видении Вселенская Мать и — исчезла. А вместе с нею, вспыхивая, как молнии, пропали один за другим и одетые в пламя стражи богини. В огромном пустом зале остались лишь Афродита со своей веселой компанией и моя душа, которая наблюдала, и слушала, и изумлялась. Богиня из Пафоса огляделась вокруг и опять рассмеялась, а затем плавно заскользила к опустевшему трону и, усевшись на нем, засмеялась снова; ее музыкальный смех летел от колонны к колонне, наполняя серебром все залы храма.

— Это знамение! — воскликнула она. — Я беру то, что оставляет Исида, отныне ее власть переходит ко мне. Видите, мои жрецы, теперь царица здесь я. Хоть и нет на моей голове золотого ястреба, как у Исиды, или символов луны, это чело лучше украшено густыми локонами, а скипетр мой есть цветок, аромат которого сводит с ума мужчин. Да, я царица здесь, как и всюду, хотя в этом торжественно-печальном храме мне так не хватает человека.

Афродита вновь принялась озираться, пока блуждающий взгляд ее прекрасных глаз не натолкнулся на меня, вернее, на того духа, которым была в ту пору я.

— А ну-ка подойди, — велела она, — и воздай мне дань почтения!

И вот в моем сне я, то есть дух, имя которому в мире Айша, подошла, и стала перед ней, и сказала:

— Это невозможно, ибо я Дитя Исиды и склоняюсь лишь перед ней одной.

— Ты так полагаешь? — Афродита, улыбнувшись, осмотрела меня с ног до головы. — Что ж, а я думаю иначе. Видится мне, что скоро ты низойдешь из этого унылого царства в полные радости и счастья просторы земли, где, возможно, исполнишь миссию, уготованную тебе судьбой. А сейчас я, Афродита, сделаю твою судьбу более интересной и добавлю в нее света. Оглянись, о дух, которому суждено стать женщиной!

Я повернулась и увидела высокого статного мужчину. Незнакомец показался мне таким прекрасным, что дыхание в груди перехватило, и я замерла в изумлении. Он улыбнулся мне, и я тоже улыбнулась ему в ответ. А затем он исчез, навеки оставив свой образ запечатленным в моей душе.

— Именно это я и добавлю в твою трагическую судьбу, о дух, который станет женщиной. Бери его, предуготовленного тебе мужчину, который с самого начала всегда был твоим, и, как то много раз уже бывало на земле прежде, в его поцелуе забудешь ты и Вселенскую Мать, и юдоли власти своей.

На этом видение завершилось, и, хотя теперь я, Айша, узнала, что Исида, какой ее знали мы и какой представляли эту богиню в древние времена, есть всего лишь символ вечного благочестия, поставленный над всеми царствиями небесными и земными, позвольте мне повторить вновь: в притче этой скрыта некая важная и непреложная истина.