У БИХОКа оказалось больше влияния, чем Мерритт предполагал.
Дозорные заполонили странное подвальное логово, которое Сайлас выстроил для себя, как заправский злодей, следом за ними вошла мисс Мира Хэй, привлекательная женщина около пятидесяти лет на вид. Хюльду и Мерритта разделили (Хюльда все еще держала Оуэйна, как шаль стыдливости) и тщательнейшим образом допросили, что, в общем-то, не было проблемой, потому что Мерритту не о чем было лгать. В конце концов мисс Хэй выступила вперед и занялась всем, помогая силам закона, расчищая беспорядок, избавляя их от… тела. К рассвету, после самой странной и опасной ночи в его жизни, Мерритта и Хюльду отпустили.
Так он и оказался в Бостоне в середине утра, подавляя зевок, пока стоял, облокотившись на беленую кирпичную стену отеля «Брайт Бэй», где, как предполагалось, скрытно располагался БИХОК. Он рассеянно теребил бинт на руке, там, где Сайлас обжег его метким ударом молнии. Оуэйн нервно приплясывал у его ног, осматривая город, принюхиваясь к людям, проходящим мимо. Интересно, насколько разум этого существа принадлежит дворняжке, а насколько – мальчику? Он явно быстро оправился.
Оуэйн повеселел и приподнял свои висячие уши. Мерритт обернулся и увидел, как Хюльда выскальзывает из задней двери, перекинув свою надежную сумку через плечо, все ее повязки прикрыты скромным платьем с воротничком, застегнутым до самого подбородка. Несмотря на долгую и тяжелую ночь, она умудрялась не казаться измотанной, хотя прическа ее выглядела так, будто кто-то затащил ее в постель самым страстным образом. Мерритт прикусил ухмылку и не стал делиться с ней этим сравнением.
Подойдя к нему, она протянула папку:
– Вот.
Он выпрямился и взял бумаги, открыл первую страницу.
– Что это?
Она прикусила губы.
– Это информация о твоем отце. То есть о том, кого я считаю твоим отцом.
Мерритт опустил бумаги, не читая их.
– Понятно.
– Когда будешь готов. – Она потерла руки, как будто перчатки были ей не совсем впору. – Если я права, то Оуэйн – твой пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра… двоюродный дедушка. Плюс-минус.
Бумаги стальными листами повисли в его руке. Он взглянул на собаку, которая гавкнула рядом с ним, виляя хвостом.
– Спасибо. – Не зная, что делать, он сунул папку под мышку. Постоял. Нахмурился.
– Ты в порядке? – спросила Хюльда.
Он покачал головой.
– Разве кто-то из нас в порядке?
Хюльда пожала плечами, и он добавил:
– Я должен жалеть об этом, да?
Она изучающе смотрела на него.
– О чем?
– О том, что убил его, – сказал он мягче. – Прошлой ночью я убил человека. Но я… Я не жалею об этом. Разве я не должен жалеть? Чувствовать вину?
Хюльда прерывисто вдохнула.
– Мистер Хогвуд не был хорошим человеком. Ты сделал то, что должен был. – Его плечи расслабились. Она подняла к нему руку, но опустила. – Ты спас меня. Никто не стал бы тебя винить.
– А я думаю, это ты спасла меня.
Ее губы изогнулись в улыбке.
– Не важно.
Он медленно кивнул, позволяя этому отпущению грехов омыть его.
– Ну что ж. Пойдем?
Он шагнул на улицу, но остановился, когда Хюльда не последовала за ним.
Она вздохнула.
– Я не знаю, Мерритт. Мое положение в БИХОКе довольно… шаткое. – Она шепотом рассказала об участии мисс Хэй во всем этом, когда они ехали сюда в повозке патрульных. – Я даже не знаю, есть ли у меня вообще еще работа… и все мои вещи здесь. Но я не хочу здесь оставаться.
Он пожал плечом, в груди разрасталась надежда.
– Ты можешь собрать сумку. Послать за остальными вещами.
Легкая улыбка мелькнула на ее губах.
– Я не уверена, что это будет… уместно, учитывая обстоятельства.
Мерритт поник.
– Конечно же. – Он оглянулся на отель. – Тогда куда ты пойдешь?
Потирая заднюю часть шеи, Хюльда сказала:
– Поеду к сестре, наверное. Она живет не так и далеко отсюда. Пока все… не прояснится.
Он перенес вес на другую ногу.
– А когда все прояснится?
Она теребила края одежды.
– Я не уверена.
Мимо проехала открытая коляска.
– Камень общения все еще у тебя? – спросил он.
Она похлопала по сумке.
– Конечно.
Он кивнул, не зная, что еще сказать, или куда девать руки.
– Ну, тогда…
Она распрямила спину.
– Мне нужно… собрать вещи, пока Мира не вернулась.
– Наверное, хорошая идея.
– Но я оставлю записку.
Он улыбнулся:
– Это тоже хорошая идея.
Они неловко постояли еще минутку, потом Мерритт наконец отвернулся и направился к причалу. Он оглянулся лишь раз. Хюльда все еще смотрела на него.
«Она не вернется?» – спросил веселый молодой голос в его голове.
Он остановился. В его сторону верхом ехал мужчина, так что он быстро перешел на другую сторону улицы, Оуэйн следовал за ним по пятам. Мерритту потребовалась секунда, чтобы понять, что голос принадлежал собаке.
– Эм. – Он точно не знал, что делать со всей этой магией. Он даже не мог точно сказать, верит ли в нее. Может, содержимое папки его убедит… папки, читать которую у него не было никакого желания. Пока что. Но, несмотря на странность и невероятность второго голоса в его голове, удивление сменилось тяжестью. Он оглянулся во второй раз, но не увидел ее.
– Я не знаю, Оуэйн, – признался он. – Я не знаю.
Мерритту понадобилось три дня, чтобы открыть ту папку, что ему завещала Хюльда. Вначале шло семейное древо с подчеркнутым именем Нельсона Сатклиффа.
Мерритт уставился на него. Кэттлкорн был городком приличного размера; он отчасти ожидал, что не будет знаком с этим человеком. Но Сатклиффа он знал. Констебля Сатклиффа, то есть. У него была жена и трое сыновей, все младше Мерритта. Его… братья?
Он заглянул в записи под древом; лишь через минуту он сообразил, что это – магические метки. Если это взято из Генеалогического общества распространения магии, то в них был смысл. Его глаза пробежались по ветвям, отмечая множество Х, Ох и, по одной из веток, Об. Общение. Кажется, эти чары превалировали у его предков. Именно общение привело его к могильной плите Оуэйна. И это значило… что? Что трава и тростник говорили с ним? У него было то же чувство, когда он искал Хюльду в темноте. А потом те искаженные штуки в лаборатории Сайласа…
Мерритта передернуло, и он оттащил свои мысли от вызывающих содрогание воспоминаний, вновь сосредоточившись на своей родословной. Все верно, отцовская линия Нельсона Сатклиффа вела прямиком к Манселям, хотя имя Оуэйна в документах не было указано. Он потратил всего секунду, чтобы вписать его.
Глаза вернулись к Нельсону Сатклиффу.
– Давай-ка кое-что проясним, – сказал он листу бумаги. – У тебя был роман с моей матерью, которая родила меня, и мой отец об этом знал. Поэтому он так и хамил мне всю мою жизнь, но то ли из-за давления общества, то ли из-за какого-то подобия совести он подождал, пока мне не исполнится восемнадцать, чтобы подкупить мою возлюбленную, чтобы та соблазнила меня и разыграла беременность, а ты тем временем, что, отыскал мою бабушку и отдал ей этот дом, чтобы все исправить?
Он отбросил бумаги и откинулся на спинку стула. Дверь в его кабинет скрипнула, и сопение подсказало ему, что пришел Оуэйн. Ну или Батист получил по голове сильнее, чем он думал.
– Мне стоит написать мемуары, – сказал он собаке. – Хотя никто не поверит, что это правда.
А что такое мемуары?
Он все еще не привык к голосу в своей голове. Это случалось все чаще и чаще, а значит, как-то Мерритт начинал разбираться с этими чарами общения, запертыми в его крови.
– Это приукрашенная автобиография, – ответил он.
Насколько Мерритт понимал, Оуэйн останется собакой неопределенно долго… пока не умрет, в случае чего он сможет снова поселиться в доме, если только скончается на острове Блаугдон. Не то чтобы Оуэйн хоть в какой-то мере хотел обитать в доме – ему нравилось снова иметь тело, нюхать, трогать, пробовать на вкус, а всего этого он не мог делать в своем каркасе из дерева и кирпича. Ну и к тому же Мерриттовы чары общения работали только на растениях и животных – если Оуэйн вернется в дом, они потеряют это средство коммуникации.
Мерритт потер глаза. Помимо того, что он в тридцать один год обнаружил, что он волшебник, ему придется вернуться в Нью-Йорк. Ему было необходимо встретиться лицом к лицу с Нельсоном Сатклиффом и Питером Фернсби. По меньшей мере один из них не будет рад его видеть.
Он взглянул на камень общения, тихо лежащий на краю его стола.
– По очереди.
Открыв ящик, он вынул свою все растущую рукопись.
Прямо сейчас было критически важно дописать книгу.
Прошло чуть больше недели с тех пор, как Хюльда приехала жить к младшей сестре, которая приняла ее очень любезно, учитывая, что Хюльда не смогла предупредить ее о своем прибытии заранее. Даниэль Ларкин Таннер проживала в Кембридже, к северо-западу от Бостона, в чудесном доме, который она вот уже десять лет делила с двумя детьми и мужем, наследственным адвокатом. И это было замечательно, потому что у них имелась свободная комната, которую выделили Хюльде и ее вещам, и свободное пространство, по которому она могла бродить и тоскливо вздыхать, рассматривая свою жизнь в целом в аористическом ключе, как нечто завершенное.
Она не получала вестей от Миры. Она не получала вестей от Мерритта. Мисс Тэйлор однажды связалась с ней через камень, это было приятно. Но, опять же, может, кто-то еще и пытался, но Хюльды не было рядом, и она не слышала. Она запретила себе повсюду носить с собой камень, зная, что в итоге станет сердиться. Хотя, стоит отметить, она проводила очень много времени, просто сверля его взглядом. Она пыталась набраться смелости и активировать камень, даже записала фразы, которыми могла бы начать разговор, но ее смелость, даже если изначально она у нее и имелась, теперь ее подводила. Сказать по правде, каждую ночь она прокручивала в голове целый ряд идей, позволивших бы связаться с Мерриттом, но к утру ее строго выдрессированная рациональная сторона отбрасывала их все до единой.
Теперь же, с полным желудком после ланча, который она совсем не помогала готовить, Хюльда сидела на диване-подоконнике у многопанельного окна и смотрела, как ее племянники и зять бегают во дворе, а пестрые оранжевые и красные листья кружатся возле их ног. Уже было достаточно холодно, чтобы надевать шапки, шарфы и перчатки, и деревья стояли полуобнаженные, но солнце оставалось ярким. Поправив очки, Хюльда улыбнулась этой картинке, снова почувствовав тоску и немножко грусть. Но это уже становилось для нее нормой.
– Мисс Ларкин? – Единственная служанка сестры, мисс Кентербери, подошла к ней, держа под мышкой метлу, а в руках – сверток в коричневой бумаге. – Это только что пришло для вас.
Хюльда моргнула.
– Для меня? – Кто вообще знал, что она здесь? Только у Миры был адрес. Это такое извинение? – Спасибо.
Она положила сверток – на ощупь как книга – на колени, и мисс Кентербери отошла в сторонку, оставив ее в относительном одиночестве.
Развернув бумагу, она обнаружила, что там не книга, а стопка листков, исписанных знакомым почерком, и сверху записка:
Хюльда,
Я подумал, вы захотите узнать конец.
Искренне ваш,
Мерритт Фернсби
PS: Сэди Стиверус очень добрая и слишком плохо хранит секреты, чтобы водить с вами знакомство.
Хюльда улыбнулась, хотя, если честно, ей хотелось бы, чтобы записка была подлиннее. Она прочла ее еще раз, медленнее, и положила рядом с собой на сиденье окна. Листки в ее руке продолжали историю с того самого момента, где Мерритт остановился, когда читал ей вслух, пока она оправлялась после первого нападения Сайласа Хогвуда. Ее удивило, что он так точно запомнил место.
– Вот и он. – Она вертела в руках усыпанный рубинами крест, золото блестело в свете свечи. – Красное Спасение.
Священник присел на корточки в своей не по размеру большой рясе, устраиваясь поудобнее. Его лицо озарила теплая улыбка, напомнившая Элиз об отце.
– Я уже давно не слышал этого названия.
Уоррен нагнулся, поднимая лупу.
– Но вы знаете, что это, верно?
Выражение лица священника не изменилось.
– Ага, знаю. Я многое позабыл, но это знаю.
– Наверное, стоит целое состояние. – Уоррен протянул руку, и Элиз положила распятие ему на ладонь, как новорожденное дитя. – Я прямо вижу, как он может осчастливить кого-нибудь.
– Тогда ничего вы не видите. – Отец Чаммингс цокнул языком. – Вы знаете латынь?
– Я знаю, – отозвалась Элиз.
Он наклонил голову.
– Тогда прочтите надпись на задней стороне, дитя. Вслух, для вашего напарника.
Хюльда отложила листок в сторону, заинтригованная. Однако на следующей странице история совершенно переменилась.
Давным-давно жил на свете одинокий старый (ну, не то чтобы очень старый) разбойник, жил он в убогой (ну, не совсем уж убогой, он же не нищий) квартирке в Нью-Йорке, и вот однажды вызвал его один очень вежливый адвокат, по поводу дома посреди нигде, который оказался его. Кстати, дом был с привидениями. К счастью, разбойник тогда не верил в призраков, так что взял и поехал.
Хюльда улыбнулась. Что-то теплое и странное раздувало ей грудь.
Дом оказался совершенно ужасен, как и можно было ожидать от дома с привидениями. Но, к счастью для разбойника, прибыл некто компетентный. Компетенция заявила, что ее прислала специальная организация с абсолютно кошмарной аббревиатурой, но на самом деле ее приезд устроило божественное вмешательство.
Дом (который потом стал говорящей собакой, но это история на другой раз) понемногу успокоился под ее рукой, так же, как и разбойник. Собственно, разбойник вдруг обнаружил, что больше не спит до обеда и не считает булочки главным событием дня; он вставал (относительно) вовремя, чтобы увидеть, как Компетенция рассеянно жует губу, погрузившись в книгу по самый нос, или болтает с прислугой, или любуется закатом, когда думает, что никто не видит.
Шарик все надувался. Вокруг Хюльдиных ушей кольцами расходился жар. Она перевернула страницу, прикрыв нижнюю часть ладонью, ужасно боясь прочитать ее раньше времени и все испортить.
Компетенция помогла разбойнику написать, вероятно, очень ужасный роман, наняла слуг, которые стали его друзьями, и вела с ним беседы, разом занимательные и глубокие. Очень скоро разбойник обнаружил, что ничего не хотел бы больше, чем вечно делить этот дом с ней, хотя было одно неприятное обстоятельство – она отказывалась звать его по имени.
Хюльда рассмеялась. В уголке глаза выступила слезинка.
Разбойник, конечно же, неспроста был разбойником. У него было не то чтобы приятное прошлое, включающее в себя вечно порицающего (Компетенция оценила бы сложность этого слова) отца и хитрую красотку, которая оставила его с тяжелыми мыслями и (главное) без наследства. К тому же, к сожалению, и разбойник, и Леди Компетенция очень плохо умели выражать свои мысли, когда дело касалось важных и неудобных вещей.
Собралась вторая слеза. Хюльда стерла ее большим пальцем. Заляпала очки, но не спешила их протирать.
И вот однажды отправился разбойник на дело, чтобы раскрыть свое каверзное (вот вам еще словечко) прошлое, как раз когда намеревался сказать Компетенции, что он безумно в нее влюбился.
Из горла вырвался всхлип. Хюльда прижала ладонь ко рту, боясь, что мисс Кентербери услышит, и продолжила читать через очки, которые становились все более и более мутными.
Компетенция, в свою очередь, тут же решила съехать. И это, как очень надеялся разбойник, было способом разобраться с разбитым сердцем, потому что, если так, то значит, Компетенция тоже, вероятно, влюбилась в него. Ну или, по крайней мере, очень хорошо его терпела.
Она рассмеялась. Слезинка упала на бумагу и размазала выведенное на листе слово «тоже». Она чувствовала, будто ее ребра раздаются вширь самым замечательным образом. Ее сердце стучало, словно прыгая на скакалке. Приятное покалывание прошло по голове.
И вот, после какой-то чепухи с супернекромантом, которая едва ли имеет значение для истории, разбойник решился сказать Компетенции, что он чувствует, в надежде, что она однажды вернется к нему. Ему повезло, что он мог сделать это в виде очень странно написанного письма, так как он всегда лучше писал, чем говорил.
Не спеши, Хюльда. Я ношу камень общения в кармане.
Абсолютно твой – Мерритт.
Лишившись дара речи, Хюльда перевернула страницу, но нашла лишь продолжение истории Элиз и Уоррена. И не смогла заставить себя его прочесть. Не сейчас.
Собрав листочки вместе, она прижала их к груди и поспешила прочь от окна, в коридор. Ее сестра играла на фортепьяно в парадной гостиной, так что она побежала к ней, ничуть не переживая, что ее глаза, должно быть, покраснели.
– Даниэль! – выкрикнула она, заставив сестру прервать игру и развернуться на скамье. – Даниэль, я должна уехать, немедленно. Ты не отвезешь меня на станцию трамвая?
Хюльды не было меньше двух недель, и все же остров показался ей совсем другим, когда хозяин шлюпки причалил к берегу, чтобы высадить ее. Это место полнилось цветом, оттенками желтого, оранжевого, красного и коричневого. Зелень тростника и травы понемногу бледнела, ожидая зиму. Певчие птицы все еще издавали свои трели на полуголых деревьях. Иней поблескивал там, где ветви отбрасывали тень.
Сделав глубокий вдох, Хюльда поплотнее закуталась в шаль и пошла к Уимбрел Хаусу. На веревке было пусто – может, сегодня слишком холодно, чтобы развешивать стирку. Дрова никто не рубил, хотя топор торчал из чурбака во дворе. Из кухонного окна доносился тонкий аромат розмарина и шалфея, он приподнял Хюльде настроение и успокоил нервы. Она знала, что дом изменился, но теперь и почувствовала это, каким-то непостижимым образом. Как будто некое шестое – или, быть может, седьмое – чувство нашептало ей об этом. И все равно она понимала, что это – ее дом.
Она помедлила у парадной двери, не зная, стоит ли постучать. Не зная, хотела ли она, чтобы этот разговор прошел на пороге, а не уединенно, в закрытой комнате. Вспомнив, что ее контракт еще не расторгнут, она сочла уместным открыть входную дверь и проскользнуть внутрь. Портрет на стене не обратил на нее внимания; нарисованная женщина просто смотрела вперед, как и задумывал художник, лишенная магии.
Наверху гавкнула собака. Считаные секунды спустя на виду оказалась помесь терьера, которая слетела вниз по лестнице, скользя лапами по полированному дереву. Пес шлепнулся на попу, чем вызвал смех Хюльды, но быстро пришел в себя, бросился к ней и уперся передними лапами ей в колени.
– А ты неплохо выздоравливаешь. – Она потрепала Оуэйна за уши и позволила лизнуть свой подбородок. – Рада тебя видеть. А где же хозяин дома?
– Хюльда! – Мисс Тэйлор вылетела из столовой и кинулась к ней, обнимая ее с величайшей осторожностью. – Вы вернулись!
– Вы в порядке? – Хюльда отстранилась, чтобы осмотреть раны подруги.
– С каждым днем все лучше, – уверила ее мисс Тэйлор. – Просто не могу поднимать тяжести и тянуться наверх. Пыль теперь вытирает мистер Бабино.
Тяжелые шаги возвестили, что Батист идет проверять, из-за чего этот шум. Физически он никак не отреагировал на присутствие Хюльды.
– Хорошо выглядите, – сказал он.
– Я в порядке, спасибо. А вы?
Он пожал плечами.
– Я готовлю цыпленка.
– Уверена, выйдет превосходно. – Она вновь взглянула на лестницу, надеясь увидеть, как Мерритт появится на верхней ступеньке. – Он работает?
– Мистер Фернсби с полчаса назад ушел на прогулку, – объяснила мисс Тэйлор, слегка улыбнувшись. – На запад. Уверена, вы его отыщете. Он уже тропинку протоптал.
Хюльда кивнула, нервы снова воспламенялись.
– Можно я только оставлю сумку?
– Конечно же. Я отнесу ее в вашу комнату.
Ее комнату. Она поблагодарила ее и вновь выскользнула наружу. Оуэйн попытался пойти за ней, но мисс Тэйлор его позвала, прошептав что-то, чего Хюльда не расслышала. Если подумать, то, может, и хорошо, что не расслышала.
И верно, узкая тропинка, отмеченная притоптанной травой и гусиной лапчаткой, огибала дом сзади и уходила на запад. Как часто Мерритт проходил здесь с тех пор, как она уехала? Она пошла по тропе, потирая руки, хотя скорее от нетерпения, чем от погоды, застудившей ей пальцы. Солнце подбадривало ее, оставляя теплое местечко на голове. Рядом вскрикнул кроншнеп.
Она шла где-то четверть часа, когда увидела его возле плакучей вишни: он смотрел в сторону Коннектикута, скрестив руки на груди, его волосы были, как всегда, распущены. На нем было пальто, но, судя по тому, как оно сидело, было видно, что оно не застегнуто. Хрустя травой, она едва ли приближалась тихо, но Мерритт, скорее всего, глубоко задумался, потому что обернулся, только когда она оказалась шагах в шести от него. Его глаза, темно-голубые, как самые глубокие части залива, слегка расширились, а рот раскрылся.
– Хюльда. Я… не ждал тебя.
Она остановилась в четырех полных шагах и задрала нос.
– Ты приглашаешь меня вернуться, а потом говоришь, что не ждал?
Уголок его губ дрогнул.
– Подловила. – Он вынул из кармана жилета часы и проверил время. – Почту доставили гораздо быстрее, чем я предполагал. Я думал, ты еще два дня не получишь моего приглашения.
Она пожала плечами.
– Я ведь была в Массачусетсе, не во Франции.
– Я как-то съел яблоко, которое было подозрительно похоже на Францию. – Вернув часы в карман, он сократил расстояние между ними на два шага. Сердцебиение Хюльды эхом отдавалось в ее ушах. – Тебе… понравилась книга?
Она прижала большой палец к ладони.
– Признаться, я ее еще не дочитала.
– Да?
– Меня очень отвлекла одна сцена, которая ни в коей мере не вписывалась в историю.
Мерритт посмотрел вниз и сжал пальцами цепочку часов.
– И как она тебе?
– Компетенция – весьма меткое имя. В детстве я бы предпочла зваться так, а не Хюльдой.
Он снова посмотрел ей в глаза.
– Правда?
Она склонила голову набок.
– Мне тогда было бы, к чему стремиться.
Полуулыбка, появившаяся на его лице, гипнотизировала.
– Не думаю, что тебя требовалось вдохновлять.
Она вздохнула, чтобы успокоиться.
– К сожалению, меня часто нужно вдохновлять.
Он сделал еще шаг, оставив между ними лишь один.
– Вот как?
Она кивнула. Сглотнула. Взглянула на его губы.
Когда Мерритт сделал еще шаг, ее пульс отозвался даже в коленях. Он взял ее за руку, прогоняя холод.
– А как тебе все остальное? – его голос стих, стал чуть громче шепота.
Ее щеки покраснели, что ни в коей мере ее не удивило.
– Мне очень понравилось.
Он наклонился вперед и прижал свой лоб к ее. Закрыв глаза, Хюльда упивалась его весом. Теплом, что исходило от него, окутывая ее весной, в то время как вокруг была зима.
Он сжал ее руку. Она услышала его улыбку, когда он спросил:
– Тебя нужно еще вдохновлять?
Открыв глаза, она встретила его пронзительный взгляд. Несколько секунд удерживала его.
– Нет.
Наклонив голову, она пододвинулась вперед настолько, что коснулась своими губами его губ. Ее нервы взорвались, словно стая воробьев разом взлетела ввысь. Свободная рука Мерритта поднялась, обхватила ее лицо и притянула ее поближе, достаточно, чтобы по-настоящему, мягко и блаженно поцеловать ее.
В это мгновение, несмотря на узоры из света, пляшущие на ее веках, она оттолкнула свое прови́дение прочь.
Ей не нужна была магия, чтобы увидеть светлое и полное радости будущее для них обоих.
Что ж. Это был тот еще аттракцион.
У таких аттракционов всегда есть поручни и ремни безопасности, а у меня имеется много метафорических поручней и ремней безопасности, которым я должна сказать за это спасибо!
Он всегда стоит первым, так что не удивляйтесь – спасибо моего супругу и партнеру по преступлению, Джордану Хольмбергу. Книги не появились бы на свет без тебя. Спасибо, что поддерживал меня и наших деток, что был декой, альфа-чтецом и энтузиастом. Люблю тебя безмерно.
Огромное спасибо моему агенту, Марлин, пусть даже она и заставила меня снова сделать БОЛЬШУЮ правку этой книги. Эта история претерпела так. Много. Правок. Но в конечном счете стала от этого лучше. И спасибо Джеффу Уилеру, который помог мне с вышеупомянутой БОЛЬШОЙ правкой. Ты мудрый, и умный, и добрый.
Спасибо моим ранним читателям! Трише Левенселлер, Рейчел Молтби и моей соведущей по подкасту, Кэйтлин МакФарланд. Вы и представить себе не можете, через какую мешанину слов им приходилось продираться. Еще я не могу забыть Уитни Хэнкс и Лию О’Нил, самых скоростных бета-чтецов в мире, которые прочесывают текст мелким гребнем, управляясь с ним уверенно, как с мечом.
Я очень благодарна команде, которая делает мои рукописи читаемыми, включая Эдриенн Прокаччини, Анджелу Полидоро, Кару Николс, Лору П., Ариэль и всех редакторов, корректоров, дизайнеров, которые год за годом остаются невоспетыми.
Огромное спасибо моим читателям. Вы – воздух в моем спасательном жилете и дрожжи в моем хлебе. Я вам стольким обязана.
И, наконец, да славится Бог на Небесах, который терпит меня и проводит через все мои истории, как литературные, так и нет.
Ура.