Мерритт не замечал, что заснул, пока рука Бет на его плече не разбудила его. Голова дернулась вверх, и коридор перед комнатой Хюльды понемногу обрел четкие очертания. Его ягодицы болели, как и спина. Колени торчали кверху, чтобы рукам было на что опереться, а оттого онемели подошвы ног. Брюки и ногти были заляпаны грязью.
Он просидел так всю ночь.
– Она проснулась. – Застенчивая улыбка Бет подбодрила его. – Она в порядке, лишь царапины и синяки. – Улыбка увяла. – Много синяков.
Он заскрипел зубами, снова вспомнив отчаяние прошедшей ночи, гадостный вкус наполнил его рот. Если бы он только был внимательнее… Он ведь обещал, что здесь она будет в безопасности. В доме были психометристка и провидица, казалось бы… но Мерритт ведь знал, что не стоит полагаться на эти капризные мелкие чары. Никто бы не мог этого предсказать.
Бет протянула ему свою маленькую, но сильную руку, чтобы помочь подняться. Ему пришлось подождать минутку, прежде чем войти, пока кровь в его теле заново расставляла приоритеты, одним из которых оказалась голова. Проведя рукой по волосам и запутавшись не в одном колтуне, он скользнул в комнату своей экономки.
Хюльда лежала в постели, одеяла целомудренно укрывали ее до плеч, руки лежали сверху. Бет расчесала ей волосы, которые рассыпались по подушке мягкими волнами. Ее погнутые очки лежали на прикроватном столике, и ничто не скрывало синяков на носу и под глазами. Край нижней губы опух.
Много синяков.
Сколько же их он не видел, и насколько страшными они были?
Ее глаза были закрыты, но, когда Мерритт сел на стул, поставленный Бет возле кровати, веки приподнялись. Шторы были не задернуты, так что утреннее солнце ясно освещало ее глаза, и оказалось, что они не карие и не зеленые, а ореховые, с темным кольцом, опоясывающим радужку.
Желудок Мерритта сжался, и не только от голода.
– Как вы себя чувствуете? – пробормотал он.
Ее губы дернулись кверху – добрый знак, – пока движение не натянуло тот воспаленный участок, и улыбка перешла в гримасу боли.
– В безопасности, – прошептала она.
От этих слов вверх по рукам и вниз по спине пробежала волна мурашек. Он потянулся к ее руке – Бет отмыла их дочиста – и сжал ее пальцы.
– Теперь в безопасности. Батист с первым светом поплыл за констеблем. Мне так жаль…
Она сжала его руку.
– Не жалейте. Я не хочу ненужных извинений.
– Нужны они вам или нет…
– Спасибо, – перебила она, снова закрывая глаза, хотя ее теплые пальцы все так же сжимали его. – Спасибо, что нашли меня.
Мерритт хихикнул, не зная толком почему.
– Спасибо, что закричали через камень.
Ее ресницы задрожали.
– Вы меня услышали?
Он кивнул. Сглотнул. Провел по ее указательному пальцу свои большим.
– Как думаете, кто… схватил вас?
На ее лбу выступили морщины. Она повернула голову, посмотрела в потолок.
– Сайлас Хогвуд.
По позвоночнику пронесся электрический червь, как будто Батист ударил по нему своим молотком для мяса.
– Разве он не в тюрьме? Он бы не приехал…
– Он должен быть мертв. – Свободной рукой она потерла лоб. – Это был он. Он… говорил со мной. Он пытался забрать мою магию.
Пальцы Мерритта на ее руке ослабли.
– Святый боже…
– Видимо, это куда более медленный процесс, чем я полагала. Он сказал… – Она поморщилась, но Мерритт не мог сказать точно, от воспоминаний или от боли. В любом случае выражение ее лица разбивало ему сердце. – Он сказал, что в этот раз я буду первой. Мне было плохо слышно, но… это он точно сказал.
Мерритт закусил щеку изнутри.
– Как думаете, что это значит?
– Могу вообразить дюжину жутких вещей. – Она попыталась сесть, не отпуская его руки, затем зашипела сквозь зубы и вновь упала на подушки.
Наполовину встав со стула, Мерритт сказал:
– Вам нужно отдыхать.
Она покачала головой:
– Это спина. Лежать вот так… больно.
Забрав у нее руку, Мерритт нагнулся над ней, чтобы взять еще одну подушку, затем обхватил ее за плечи, помогая сесть, и впервые заметил, как болят его мышцы после того, как он шесть акров нес ее на руках прошлой ночью. Она сжала зубы так сильно, что те заскрипели, но вместе они справились.
Хюльда выпустила долгий выдох, пошевеливший ее волосы.
– Требуется время. На то, что он делает… Я не знаю деталей. Множественные чары, чтобы вытянуть магию из человека и вобрать ее в себя. Он родился с идеальным сочетанием для этого. Если бы процесс был быстрым… меня бы здесь не было. По крайней мере, не живой. Он, наверное, думал, что нас никто не прервет…
Мерритт опустился на стул, затем придвинул его ближе к кровати, упершись коленями в матрас.
– Он смог ее забрать?
– Я не знаю. – Она посмотрела на свои ладони. Перевернула руки. – Не думаю… Но я, наверное, от некромантии чувствую такую усталость.
– Или от травм после избиения, – его голос помрачнел. Он отвел глаза от синяков, все еще не до конца проступивших на ее лице, потому что при виде их все внутри него закручивалось узлом. Он не должен был такого допускать.
Ее губы дрогнули.
– Или от этого.
На этот раз она потянулась к его руке, и Мерритт с радостью прижал ее пальцы к своей ладони. Не встречаясь с ним взглядом, она добавила:
– Если бы вы не пришли…
– Я хорошо стреляю. – Большим пальцем он поглаживал костяшки ее пальцев. – Вы даже не представляете, насколько свободнее себя чувствуешь, расстреливая соломенное пугало, – таким хобби он обзавелся, съехав от Флетчера. – И гораздо дешевле, чем профессиональный врач.
Она закатила глаза – хорошо; ее неприятие его юмора не повредилось.
– Это хорошо. Один выстрел не отпугнул бы его. Мистер Хогвуд… он бы отбивался. У него так много чар под кожей. Ужасных чар, причиняющих боль, но и лечащих чар тоже. Вы, видимо, задели жизненно важные органы.
Он немного подумал об этом. Было слишком темно, чтобы судить наверняка. Если бы я промахнулся… Что бы стало тогда с Хюльдой? А с ним самим?
Второй рукой он накрыл ладонь Хюльды.
– Вам нужно рассказать БИХОКу. Передадим отчет с дозорными.
– Расскажу. Или пусть этим займется мисс Тэйлор. – Она снова поморщилась.
– Я могу вызвать врача…
– Просто синяки, – успокоила она, ее глаза слипались. Они встретились взглядами. – Просто синяки, – повторила она уже тише.
Мерритт несколько секунд изучал ее черты, запоминая изгиб нижней челюсти и длину ресниц, пытаясь не рычать при виде отеков.
– А когда вы усталая, вы не звучите как словарь, – сказал он.
Она засмеялась, тут же поморщилась, накрыла свободной рукой разбитую губу.
– Простите. – Он почувствовал себя собакой с поджатым хвостом.
– Я не против, – сказала она, придя в себя.
Откинувшись на спинку стула, Мерритт нехотя выпустил ее пальцы.
– Я должен принести вам поесть. Потом вам нужно еще отдохнуть. – Он поднялся и отодвинул стул туда, где он стоял сначала.
– Мерритт.
Господи, как же ему нравилось, как звучит его имя на ее губах.
– М-м?
Она сжала руками складки на одеяле.
– Пока я не встаю, я, наверное, захочу что-нибудь почитать.
Его эго загарцевало.
– У меня есть три четверти замечательнейшей истории, если вам интересно.
Она очень осторожно улыбнулась, чтобы снова не сделать себе больно. Потом, прищурив глаза, посмотрела на свои очки на столике.
– Я… то есть если вы не возражаете…
– Вы хотите, чтобы я вам почитал? – предложил он, и под ее синяками проступил тончайший румянец. – Я могу на разные голоса.
Она хихикнула, снова прижав руку к губе, чтобы ее не натянуть.
– Мне бы очень этого хотелось.
Кивнув, он выскользнул из комнаты. Сперва завтрак, потом чтение. И он был совершенно не против этим заняться.
В эту минуту он был готов сделать все, что она попросит.
Известия о Сайласе Хогвуде были спешно отосланы в Англию, а домочадцы и местные власти обшарили остров, хотя единственной существенной находкой оказалась сумка Хюльды. Через неделю после ужасающего происшествия Хюльда достаточно оправилась, чтобы вернуться к нормальной жизни. Она оделась, выбрав корсет на шнуровке, а не из китового уса, заколола волосы и старательно выпрямила проволоку своих очков. Нужно будет подобрать новую пару в следующий раз, как она поедет в город, а это уже завтра, поскольку Мира прислала с ветряным голубем полное паники сообщение в ответ на телеграмму мисс Тэйлор о нападении. Хюльда уверила ее, что она в порядке и как можно скорее переговорит с ней лично. А пока ей придется игнорировать царапины, покрывающие линзы ее очков. Ее зрение было недостаточно хорошим, чтобы выходить вовсе без них.
Хюльда боялась, что ее слово не будет иметь никакого веса в неизбежном споре с начальницей касательно продленного пребывания в Уимбрел Хаусе. Но, несмотря на случившееся, она все еще очень хотела остаться, теперь даже сильнее, чем прежде.
Приглушенный удар донесся до нее через окно. Отодвинув в сторону занавеску, она увидела, как Мерритт ставит узкое полено на чурбак, затем замахивается топором и разрубает его надвое. Ради этого упражнения он собрал волосы сзади. Расколов второе полено, он отложил топор и потряс руками. Вынул занозу из ладони. Его рубашка была расстегнута и намокла от пота. Невидимая за занавеской, Хюльда не спешила отворачиваться. Хотя чем дольше она смотрела, тем сильнее что-то сжималось у нее в животе, как будто корсет затягивался сам по себе.
«Уже слишком поздно, – подумала она, прикусив изнутри уже зажившую губу. – Не получится убедить себя, что ничего нет». Она слишком глубоко увязла. Все эти дни она провела в постели, укутанная в одеяла, в безопасности, но на самом деле она падала. Падала на такую глубину, которую нельзя измерить, – и падала все глубже всякий раз, когда Мерритт приходил проведать ее, всякий раз, когда он читал ей, всякий раз, когда приносил ей поднос с едой, не давая это сделать Бет. Всякий раз, когда он держал ее за руку…
Хюльда судорожно вздохнула. Она была влюблена в него. Она знала его чуть дольше месяца, но она любила его.
И она думала с отчаянной, жгучей надеждой, что и он, возможно, тоже ее любит.
Сцепив руки, она вспомнила его прикосновение. Его палец, нежно обводящий ее костяшки. Было так страшно предполагать подобное, несмотря на доказательства… но она так этого хотела. Неужели неправильно желать чего-то, лишь одного, чего не купишь в магазине или не получишь с хорошим резюме? Неужели она недостаточно долго ждала? Неужели не выплатила свой долг обществу, глядя на то, как все ее друзья, родные и знакомые получают именно то, чего она всегда хотела, но пыталась убедить себя в обратном?
О, ей было больно. Это была странная, ни на что не похожая боль.
Отпустив занавеску, Хюльда вновь проверила прическу в зеркале, пощипала себя за щеки, подхватила шаль и вышла в дом, тихо закрыв за собой дверь. Ковер всколыхнулся, как океан в ветренный день, и пошел возле ее ног ярко-желтыми пятнами.
Она рассмеялась:
– Здравствуй, Оуэйн. Я тоже рада тебя видеть.
Насколько она знала, во время ее выздоровления дух к ней в комнату не являлся. Интересно, он сам боялся ее потревожить, или это Мерритт велел ему дать ей отдохнуть?
Цветные пятна шли за ней до самой лестницы, где она остановилась, положив руку на перила. Какая-то тревожная мысль снова всплыла в ее голове. Как мистер Хогвуд сумел найти ее? Откуда он знал, где она сейчас работает и даже когда выйдет из дома? Конечно, существовали чары, которые могли бы помочь ему в этом, но сперва требовалось сузить круг хотя бы до залива Наррагансетт, а это место было столь малонаселенным, что начинать с него поиски казалось нелогичным. Конечно, он мог предположить, что она все еще работает на БИХОК, но все дела были строго засекречены, а она почти все время проводила в разъездах.
Она вновь и вновь возвращалась к этому вопросу последние несколько дней, но не смогла найти даже частичного ответа. Не знала она, и как Мерритт нашел ее. Камень общения передавал только звук, но не место.
Оуэйн заскочил в портрет в приемной, сменив прическу женщины на ту, что носила Хюльда. Она улыбнулась ему и вышла на улицу, ее тут же встретил осенний морозец.
Мерритт стоял к ней спиной. Он расколол еще одно полено, добавив дрова во внушительную кучу. Либо он предпочитал очень хорошо топить камины зимой, либо вымещал какие-то сильные негативные эмоции на деревьях.
И тут она снова задумалась. Вражда и истина. Может, то предостережение касалось мистера Хогвуда? Конечно, вражды в этом происшествии хватало, но все же оно было более личным для Хюльды, а не для него. Сбылось ли уже предсказание, или все еще было впереди?
Мерритт отбросил топор и обернулся, вытирая лоб рукавом. Его лицо просветлело при виде нее, и в ее животе тут же запорхала сотня бабочек.
– Хюльда! Хорошо выглядите!
Она прикоснулась к носу, сбоку от которого, как она знала, все еще красовался желтеющий синяк.
– Думаю, сносно.
– Ну уж всяко лучше меня. – Он посмотрел на себя и, спохватившись, застегнул свою промокшую рубашку. – Вы же не собираетесь снова гулять, а?
На сердце потеплело от неуверенности в его голосе.
– Все прогулки, что я намереваюсь предпринимать, какое-то время будут исключительно с сопровождением, уверяю вас. К счастью, надвигается смена сезонов, и разминаться снаружи станет гораздо менее приятно.
Он улыбнулся:
– И как же вы планируете разминаться внутри?
Она не должна бы была покраснеть от этих слов, и все равно покраснела, проклятые щеки. Но Мерритт лишь хохотнул, смягчив ее смущение.
Он потянулся за топором, затем прошел через двор, чтобы прислонить его к дому, давая дровам передышку.
– Я буду рад сопровождать вас, хотя, боюсь, воняю, как кабан.
Она потеребила уголок шали и приблизилась к нему, оставив между ними лишь шаг. Картинно склонила голову.
– Не чую ничего, кроме болота.
Улыбка, которой он одарил ее, была кривой, как у проказливого мальчишки. И все равно он оправил рубашку и пригладил волосы, приведя себя в максимально достойный вид, прежде чем предложить ей свой локоть. Прикусив щеку изнутри в попытке выглядеть невозмутимо, она взялась за него, позволяя жару его руки просочиться в ее пальцы.
Она чувствовала его запах, если откровенно, но он не был неприятным. Едва ли. Это был запах мужчины, с нотками гвоздики и веточек апельсина от его одеколона, смешанный с ароматом свежей, только разрубленной древесины. Она была так околдована им, что в начале прогулки даже ничего не говорила, лишь вбирала в себя его запах, и свежий воздух, и солнечный свет на своем плече.
Мерритт нарушил молчание, хотя заговорил непринужденно:
– Батист был уже вне себя от того, что закончились яйца. Теперь он в дополнение к корове хочет еще и курятник.
Она улыбнулась:
– Ну, у нас – у вас – места на него точно хватит.
Мерритт оглядел остров, раскинувшийся перед ними.
– Я никогда прежде курятников не строил, хотя мама держала кур. Должно быть несложно. – Он обернулся. – Если пристроить его к дому, будет нужно сооружать на одну стену меньше.
Они пробрались через тростник на новую тропинку, проложенную, как подозревала Хюльда, Батистом. В спине все еще ощущалась скованность, но прогулка принесла облегчение. Она заметила, что Мерритт шуршит травой на обочине, позволяя ей идти по более утоптанной дорожке, и пошла еще более расслабленно.
– Мер… Мистер Фернсби, – сказала Хюльда, – я хочу разгадать одну загадку.
Он взглянул на нее. Он смотрел на ее губы?
– Какую загадку?
И правда, какую?
– Той ночью, с мистером Хогвудом. Как… вы нашли меня? Уже стемнело, а я была далеко от дома.
Он протяжно выдохнул и потер шею.
– За это вам нужно благодарить Оуэйна. Он указал мне направление.
Не такого ответа она ждала.
– Оуэйн?
Он пожал плечами.
– Он высокий. Ему, наверное, было все видно.
Хюльда посмотрела в ту сторону, где все произошло. Далеко… Даже стоя на крыше, человек без какой-нибудь подзорной трубы ничего бы не увидел.
– Как он вам сказал? Он… написал это?
– О, нет. – Мерритт сморщил нос, вспоминая. Вероятнее всего, Оуэйн был неграмотен, учитывая, как он рос. – Я просто… Я был снаружи, звал вас. А он сказал: «Ищи», – как будто направлял меня. К вам. – он посмотрел ей в глаза. – А затем он… ткнул пальцем, наверное. Только без пальца.
Хюльда отстала, замедлив их шаг, но не выпустила его локтя.
– Я… Я не уверена, что такое возможно. Оуэйн… Его «тело» – это Уимбрел Хаус, а не весь остров. Его магия заключена в этих стенах. – Она показала рукой в сторону здания. – Снаружи он лишен полномочий, – разве что залежи турмалина уходили глубоко… Но это ведь охранные камни. Они не могли бы дать ему возможность говорить.
Мерритт, казалось, огорчился, и Хюльда пожалела, что не подала информацию мягче.
– Ну тогда я честно не знаю, – признался он. – Может, просто повезло. Или вмешался сам бог.
Она кивнула, решив пока обойтись этим ответом.
– В любом случае спаси…
– Миссис Ларкин, – голос его был тверд, а губы хитро изогнулись, – еще раз меня поблагодарите, и я буду вынужден повести себя как последний подлец, чтобы восстановить баланс во вселенной.
Ей очень хотелось подыграть. Спросить: «И как же поведет себя последний подлец?» Но подобная импульсивность была ей несвойственна, и она просто кивнула.
– Ну, если вы настаиваете.
Потянувшись к ней, Мерритт продел ее руку в свою, притягивая ее все ближе, пока их локти не встретились, и тут же бабочки из ее живота разлетелись к ногам и рукам. Они продолжили неторопливо гулять, время от времени Хюльда высвобождала юбку, которая цеплялась за сорняки. Подняв голову, она заметила вдалеке движущуюся фигуру и напряглась.
Второй ладонью Мерритт накрыл ее руку.
– Это дозорный. Они здесь всю неделю. Всегда только по одному за раз; мы довольно далеко от отделения полиции. Но они либо на острове, либо плавают по заливу.
Хюльда расслабилась.
– Как любезно с их стороны.
– Хюльда, – он помолчал, – вы не расскажете мне о своей семье?
Она удивилась перемене темы. Он смотрел не на нее, а себе под ноги, и ей отчаянно хотелось заглянуть ему в голову, догадаться, о чем он сейчас думает. Почему интересуется ее семьей? Но, опять же, своей ведь у него толком не было. Или была, но она уже не была… его. Воспоминание об этом придавило ее сердце мокрым мешком с песком.
– Родители еще живы, – начала она, – а еще есть младшая сестра. Ее зовут Даниэль. Она живет в Массачусетсе со своей семьей.
– Она замужем?
– Да, за юристом. – День свадьбы Даниэль был одновременно и радостным, и горьким. Хюльда была счастлива за сестру, правда, но тяжело было смотреть, как ее сестра, на четыре года младшее нее, победила в игре в любовь и брак, когда у нее самой перспектив не было. Многие гости считали уместным прокомментировать этот факт. Мягкий смешок сорвался с губ Хюльды, когда она сказала:
– Мы не похожи. Я пошла в отца. А она – в мать, – сказав это, она застенчиво коснулась своего носа.
Почувствовав, что Мерритт смотрит на нее, она опустила руку. Он тихо спросил:
– Вы думаете, что мамина внешность связана с тем, что она замужем?
Она вдруг смутилась и попыталась скрыть неловкость, пожав плечами.
– Они обе воистину благолепны, – пробормотала она, находя утешение в этом старинном и крайне специфичном слове.
– Простите? – переспросил он.
Ветка хрустнула под ее туфлей, пока она шагала в ногу с ним.
– Красивые, – упростила она.
– Знаете, что интересно в писательстве, – сказал он, снова меняя тему, – так это читатели. Романы, признанные критиками, кто-то может презирать, а то и сжигать. Когда я писал для газеты, иногда приходили письма, которые либо хвалили мою точку зрения, либо осуждали ее. Иногда приходили и те и другие, в ответ на одну и ту же статью. Особенно на ту, что я написал про сталеплавильный завод.
Она изучала его профиль.
– Так я к чему… – он перешагнул через упавшую ветку, – субъективность неизбежна. Если я чему и научился на своем поприще, так это тому, что не бывает двух одинаковых мнений, и в этом нет ничего плохого. Кому-то нравится мистика, а кому-то – история. Батисту вот нравится укроп, а я никогда не был большим его ценителем. Но это не значит, что укроп – это плохо.
Хюльда сглотнула:
– Не уверена, что я вас вполне понимаю.
– Думаю, понимаете. – Он мимолетно ей улыбнулся. – Кому-то нравятся женщины, похожие на своих матерей, а кому-то нравятся те, что похожи на отцов. Красота – она как книга. Кто-то и не подумает заглянуть под обложку; зато другие сочтут весь том совершенно захватывающим.
Ее сердце забилось с новой силой после этого утверждения. Оно означало то, что, как она надеялась, оно означало? Мерритт Фернсби и правда считал, что она… красива? Или он просто утешал ее, по доброте душевной?
Ей отчаянно хотелось, чтобы он продолжал, чтобы говорил прямо, чтобы сказал ей все то, что она так хотела услышать.
Но он этого не сделал. Он осторожно подбирал слова, так же, как и она, и разговор перешел на поездку в Бостон, которую им завтра предстояло совершить, на накопившуюся работу, которую Хюльде не терпелось выполнить, на то, как справляются мисс Тэйлор и мистер Бабино. Постепенно Хюльда отложила в сторонку все свои надежды и разочарования и стала просто наслаждаться надежностью руки Мерритта и его приятной компанией, впитывая столько красоты этого момента, сколько могла, боясь, что однажды он останется только лишь в ее воспоминаниях.
Мерритт был настороже, когда на следующее утро они с Хюльдой сели в зачарованную лодку и поплыли через залив к Портсмуту. Он обшаривал взглядом берега островов, всматривался в рыбацкие лодки, вслушивался в воздух. Но ничто не казалось необычным. Ни травинка, ни рыбешка не выбивались из общей картины.
– Вы опрокинете лодку, если будете так напряжены, – сказала Хюльда, одной рукой удерживая шляпу, которую норовил подхватить ветер. Это был единственный минус их удобного средства передвижения, хотя Мерритту нравилось, как ветер дергает Хюльду за идеальные локоны, будто хочет заставить эту всегда собранную женщину немножко расслабиться.
Но она уже и сама начала это делать, все чаще и чаще. Даже до этого странного нападения. Поначалу моменты ее расслабленности казались скорее случайностью. Она понимала, что ведет себя слишком непринужденно, и тут же запиралась в себе, пока не становилась еще более строгой и правильной, чем прежде. Но эти моменты стали повторяться так часто, что уже были почти столь же привычными, если не более, чем те, когда она была настороже. Отчасти поэтому Мерритт чувствовал себя «напряженным» из-за этой поездки, хоть и пытался расслабиться. Не только из-за Сайласа, но и из-за женщины, что сидела с ним в лодке. Из-за того, что он планировал сделать, и того, как она это воспримет.
По правде сказать, Мерритт сейчас дошел до самой лучшей части в истории Хюльды и не хотел прекращать ее читать. Он не хотел, чтобы ее история заканчивалась. Но сколько еще страниц она позволит ему перевернуть? Какой будет ее – их – концовка?
Его спутанные эмоции заставляли его внимательнее смотреть по сторонам. Если этот треклятый мистер Хогвуд напал однажды, кто сказал, что он не нападет снова? Он мог, Мерритт был в этом уверен. Потому что, если бы Мерритт задел действительно жизненно важный орган, было бы тело. А он не знал точно, ни что часовые вообще могут сделать против такого человека, как Сайлас Хогвуд, ни как долго еще констебль будет готов предоставлять им своих офицеров.
Может, им стоит на какое-то время вернуться на материк. Ему не нравилась идея надолго оставлять Оуэйна, но…
Хюльда наклонилась вперед:
– О чем вы думаете?
Моргнув, Мерритт секунду поработал рулем, убеждаясь, что они не отклонились от курса.
– О том, кого нельзя называть.
Хюльда серьезно кивнула и посмотрела на противоположную сторону залива.
Они сошли на берег и сели на трамвай до Бостона, доехав до Маркет Стрит. Отсюда личные задачи разведут их в разные стороны: Мерритт отправится к редактору обсудить книгу, лежащую в сумке, перекинутой через его плечо, а Хюльда – в Бостонский институт хранителей очарованных комнат, чтобы встретиться с начальницей, Мирой Хэй, и заняться тем, чем там занимаются хранители очарованных домов. Хотелось бы надеяться, что не переводом в другое место.
Они прошли мимо группы шумных мужчин возле ресторана «Юнион Ойстер Хаус». Отойдя достаточно далеко, чтобы можно было разговаривать, не повышая голоса, Мерритт собрался и отогнал нервные мысли, которые вились, как назойливые мухи. Он не мог и припомнить последний раз, когда так нервничал.
– Хюльда. – Он все чаще и чаще так ее называл, и она ни разу не поправила его, и это был один добрый знак из многих. Когда она взглянула на него, ему оказалось сложно смотреть ей в глаза. «Тебе тридцать один год, – напомнил он себе. – Вот и веди себя соответственно».
Он прочистил горло.
– После сегодняшних дел, я бы… хотел поговорить с вами с глазу на глаз. – Возможно, стоило сделать это во время плавания, когда подслушать его могла разве что стрекоза, но если бы все прошло плохо, то, уф, он оказался бы заперт в маленькой лодке посреди огромной бухты один на один с ее отказом.
– Да? О чем? – Они разошлись в стороны, чтобы пропустить ребенка с собакой.
– Просто… поговорить, – имбецил. Он остановился на перекрестке, где, как он знал, ей нужно свернуть на север.
– О. – Что это промелькнуло на ее лице – понимание? С каких это пор Мерритту стало трудно читать людей? – Я бы… хотела этого. До возвращения на Блаугдон?
Он кивнул. Посмотрел вдоль улицы, где зацепился взглядом за ряд каменных колонн.
– Встретимся у рынка Куинси? К шести вы закончите?
Она потеребила свои манжеты.
– Думаю, да. – Она улыбнулась. Боже, она была такая хорошенькая, когда улыбалась. Почему он не заметил, какая она красивая, когда она впервые постучала в его дверь? Неужели он сравнил ее – с кем там? – с училкой?
Она была чуть старше, чем он, но ненамного. Собственно, чем старше становились люди, тем меньше значил возраст. Было ли неловко от того, что она его экономка? Но она же не его экономка, а БИХОКа. И если его признание в том, что он отчаянно хочет ухаживать за ней, будет сочтено неприемлемым, они легко смогут пойти каждый своей дорогой, ничего страшного.
Откажет ли она ему? Но то, как она всю вчерашнюю прогулку держалась за его руку – а прогулка была долгой, – намекало, что не откажет. То, как она все чаще улыбалась и хихикала от его попыток быть забавным. То, как смотрела на него…
Ну, то есть ему казалось, что она как-то по-особенному смотрела на него…
Он прочистил горло.
– Лучше я пойду, не то опоздаю.
– Значит, в шесть, – сказала она.
Он кивнул. Помедлил. Неловко приподнял несуществующую шляпу и развернулся на пятках. Его издатель был недалеко; прогулка может пойти ему на пользу.
Он оглянулся, дойдя до следующей улицы, и заметил, как мелькнула юбка Хюльды, когда она садилась в экипаж.
– Прости мне отсутствие профессионализма, – сказала Мира, замерев на полушаге, – но ты, черт побери, свихнулась?
Хюльда бы сейчас отошла назад, если бы не сидела в кресле напротив директорского стола. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться.
– Так прощать или нет? – Ни в одном из сценариев, которые она сочинила для этого разговора, не было столько желчи. – Едва ли я прошу…
Она замолчала, когда Мира отвернулась и пробурчала что-то по-испански так быстро, что Хюльда не смогла разобрать ни слова. Когда она повернулась обратно, с горящими глазами, она сказала:
– На тебя напали, Хюльда! Какой-то неуправляемый бандит! Чуть не убил тебя, и ты еще хочешь остаться? Ты там больше не нужна! Ты сама так сказала. – Она подобрала отчет Хюльды со стола и тут же шлепнула его обратно.
– Я не говорила, что я там не нужна, лишь что я определила второй источник магии… и это был не какой-то бандит, Мира. Это был Сайлас Хогвуд.
– Так мисс Тэйлор и сказала. – Мира начала было шагать, остановилась и уперлась кулаками в бедра. – А ты уверена…
Хюльда встала, и ее сумка свалилась на пол.
– Увереннее просто некуда. Я уже сообщила его имя властям. Я не знаю, как он заставил всех думать, что он мертв, но это был он.
Ее старшая коллега сжала пальцами переносицу и рухнула на свой стул.
– Я хочу, чтобы ты оставила это все позади, Хюльда. Я хотела, чтобы ты двинулась дальше, еще до того, как твоей жизни начала грозить опасность, а теперь я еще сильнее хочу, чтобы ты убралась с этого острова!
Хюльда нахмурилась, немного расслабившись, но сесть отказалась. Ее начальница была непреклонна, и она не понимала почему. Обычно Мира гораздо уступчивее. Конечно, ее поведение было бы логичным, знай она правду, но Хюльда слишком хорошо знала Миру, чтобы опасаться, что та залезла ей в голову без разрешения. Между ними было слишком много уважения. Слишком много доверия. Так что она не могла знать, что, пусть Хюльда и хотела остаться ради побережья, воздуха и маленького Оуэйна, она также очень хотела остаться ради любви мужчины. Мужчины, который хотел поговорить с ней позже, и разговор, кажется, будет весьма особенным.
Сердце забилось чаще при этом предположении, и она быстро его отогнала, опасаясь, что мысль такой силы Мира услышит, даже не стараясь. Поэтому она принялась изучать, очень тщательно, текстуру стола, что стоял перед ней, выделяя абстрактные узоры и ормы, и спросила:
– Тебе одиноко?
Мира покачала головой.
– Я в порядке, честно.
Мира также была одинокой женщиной – правда, разведенной. БИХОК был всем ее миром, хотя, будучи психометристом, способным читать мысли, она легко бы нашла работу в дюжине других мест. Она подняла свои темные глаза:
– Одиноко. Но ведь нужно выполнять работу…
– В Новой Шотландии? – Боже, да Хюльда завела ужасную привычку перебивать других, так ведь?
Мира погрустнела:
– Нет… Пока не в Новой Шотландии. Но, – она помедлила, – я планирую несколько мероприятий для сбора средств, плюс еще расширение на запад. И на восток.
– И я буду счастлива задержаться и послушать об этом, если у тебя есть время, – упорствовала Хюльда. – Но в таком случае, если забыть про вопрос с мистером Хогвудом, я бы хотела остаться, пока не будет готово новое место.
Ноготь Миры так глубоко впился в стол, что чуть не отколол щепку.
– Хюльда, я не понимаю, почему…
Стук в дверь прервал вопрос, и мисс Стиверус заглянула в кабинет:
– Мисс Хэй, я только что получила записку от мистера Мориса Уотсона. Он хочет встретиться сегодня.
Хюльда наклонила голову набок. Морис Уотсон. Почему это имя звучит так знакомо? Она порылась в памяти, но не нашла его.
Мира прочистила горло:
– Я сейчас же этим займусь, лично. После обеда. – Мира посмотрела Хюльде в глаза. – У тебя есть время пообедать?
Улыбнувшись, Хюльда кивнула.
– Для тебя – всегда.
Встреча Мерритта с издателем, мистером МакФарландом, прошла лучше, чем он ожидал. Это был дружелюбный парень, его ровесник, с мрачным чувством юмора и огромными залысинами. Они провели много времени вместе… потому что мистер МакФарланд читал пробные страницы Мерритта. Молча. Мало кто поймет, но отсутствие комплиментов – и критики – это очень даже хорошо. Значит, человек погрузился в историю. А это лучшее, чего можно желать от читателя.
Он оставил почти дописанную рукопись у мистера МакФарланда, отчаянно желая узнать, как ему понравится продолжение истории и оценит ли он поворот, с которым ему помогла Хюльда, пока лежала в постели. Пожалуй, нужно было сказать спасибо Сайласу Хогвуду за вдохновение – тот факт, что труп, который его герои искали половину романа, окажется живым – это потрясающий сюжетный поворот, хотя так, наверное, придется поменять концовку, которую он уже начал продумывать, но это ничего. Вот еще одна причина, по которой планировать все наперед – плохая идея.
Кстати, о планировании… Он почти дошел до Маркет Стрит, а значит, и до того разговора, на который намекнул Хюльде ранее. Может, она о нем забыла. Но не было смысла оттягивать. Собственно, волнение – самая ужасная часть любого ожидания.
Мерритт думал, что стоит вести себя как обычно. Как обычно – значит, безопасно. Он просто пригласит ее на ужин, не в доме. Наступала ночь, а значит, обратная дорога все равно пройдет в темноте, так что можно было сходить и сегодня. Если ей идея покажется странной, он сможет списать все на пустой желудок, а это ведь не шутки. Он и сам уже изрядно проголодался.
«Но если она согласится, то, может, потому что сама оголодала», – решил он, а потом задумался, есть ли вообще такое слово, «оголодать». Надо будет потом посмотреть в словаре. Может, вставить его в роман, и пусть редактор проверит за него?
Он обогнул двух старичков, болтающих на обочине, и подошел к углу рынка Куинси, который сиял множеством ярких фонарей, явно повешенных, чтобы привлечь побольше случайных прохожих перед закрытием на ночь. Он быстро отыскал Хюльду возле дальней стороны рынка, она стояла рядом с фонарем, как будто пытаясь согреться.
Мерритт ускорил шаг, чтобы добраться до нее поскорее.
– Давно ждете?
Она встрепенулась. Хороший знак.
– Вовсе нет. От силы пять минут.
– Как там БИХОК?
– Ну… интересно. Я еще на какое-то время останусь в Уимбрел Хаусе. – Она посмотрела на него поверх серебряной оправы своих очков, ловя его взгляд. – Я также посетила оптику и подала жалобу начальнику городской полиции, так что я не скучала.
– На Хогвуда? – спросил он.
– Ну уж точно не на вас.
Он хохотнул:
– Какое облегчение.
Она прикусила губы. Мерритт вспомнил тот разговор, что у них состоялся, когда они обсуждали романтическую линию его безымянной книги. Никогда не целовали. Давненько он и сам уже никого не целовал… Он вообще еще помнил, как это делается? Будут ли ее губы теплыми на ощупь – или холодными от вечернего мороза?
– А как ваш издатель? – спросила она.
Он моргнул, чтобы в голове прояснилось.
– О. Он в порядке. То есть… – Он сунул руки в карманы. – Все прошло неплохо. Книга ему вроде как понравилась.
Ее глаза засияли:
– Это хорошо!
– Воистину так, потому что мне терпения не хватит ее переписывать. – Кто-то врезался в его плечо, выходя из рынка, и Мерритту пришлось сделать шаг в сторону. Мужчина быстро извинился и поспешил по своим делам. Мерритт уперся рукой в стену, чтобы восстановить равновесие, и его большой палец оказался прямо под знакомым именем. Тем, от которого по позвоночнику пронеслась молния.
– Вы сказали, – Хюльда понизила голос, – что хотите о чем-то со мной поговорить?
Земля закачалась под его ногами, и вот уже наружная стена рынка Куинси оказалась внизу, и гравитация беспощадно тянула его к ней.
Маллин, было написано там. Мерритт провел по имени пальцем. Эбба К. Маллин.
Пульс все ускорялся, и вот уже стук заходящегося сердца стал единственным звуком, раздававшимся в его голове. Он судорожно выдохнул, и вдруг ему снова стало восемнадцать лет, и он стоит на улице под проливным дождем, и ему некуда идти. Нет ни семьи, которая приняла бы его, ни невесты, которая бы уняла его боль, ни ребенка, который бы носил его имя, ни обещаний, которые нужно исполнять…
– Не может быть, – выдохнул он, наконец разглядев весь плакат, приклеенный к стене рынка. Пытаясь вспомнить, как читать. Как думать. Это была реклама концерта в Манчестере, штат Пенсильвания, на котором исполнят произведения великих немецких композиторов. Мелким текстом в нижней трети плаката был перечислен состав оркестра. Судьба приклеила его руку прямо к ее имени: Эбба К. Маллин, флейтистка.
Эбба Кэролайн Маллин, его Эбба, играла на флейте. Она посвящала ей всю себя. В ту минуту он слышал, как ее музыка звенит в его воспоминаниях: пока он читает книгу, она играет в передней и ругает его за то, что он не слушает…
– Мерритт? – спросила Хюльда откуда-то издалека.
Один из шрамов, пересекающих его сердце, начал кровоточить. Он так никогда и не узнал, что с ней стало. Только то, что он был ей не нужен, – так же, как не нужен собственному отцу. Она так и не поставила точку, даже через свою семью…
– Мерритт?
Он заставил себя вдохнуть. Попытался уцепиться за что-нибудь в настоящем.
– Эбба, – просвистел он. Указал на имя. – Это… Эбба.
Хюльда поправила очки. Он так старался сосредоточиться на ней, но что-то взорвалось в его голове. Что-то, что он закрыл на замок, похоронил и засыпал землей, лопата за лопатой. Что-то, что приходилось скрывать, прятать, стреляя по соломенному пугалу.
– Кто такая Эбба? – спросила она.
Оно разрасталось, как болезнь, проникая в его артерии, вены, капилляры.
– Та… причина, по которой отец… – он сглотнул, – отрекся от меня.
Еще одно что-то разорвалось при мысли об отце, но он сумел подавить его, с усилием сглотнув.
А Эбба… Она была всем, что у него осталось, – пока не исчезла. Она испарилась так быстро, словно по щелчку. В одно мгновение разбила весь его мир и оставила его подбирать осколки. Он все еще не знал почему. Этот вопрос мучил его сильнее всего остального, даже сильнее разбитого сердца. Он решился, был готов сделать все, как положено, отвести ее в ближайшую церковь и работать на двух, на трех работах, если понадобится, чтобы содержать их семью. Она приняла то, что он ей предлагал. А потом исчезла. Ни письма. Ни слова. Ни следа.
И вот она здесь. В Массачусетсе.
В его голове словно разверзлась дыра, и рана натягивалась все сильнее, пока не полилась кровь. Он оставил это в прошлом. Он так хорошо притворялся, что это больше его не трогает…
Выступление завтра вечером. Если уйдет сейчас, снимет номер в отеле, проснется, как только начнет ходить кинетический трамвай… Да, он мог успеть, если билеты не распроданы. Ему было не важно, сколько стоит билет. Он наконец узнает. Он наконец-то сможет склеить хотя бы некоторые осколки…
Рукой, затянутой в перчатку, Хюльда легонько коснулась его запястья.
– Кажется, вам нехорошо.
Он помотал головой:
– Я… Я в порядке. – Шагнув прочь от плаката, он провел рукой по волосам. – Я в порядке.
Ложь далась ему так легко, потому что он тринадцать лет подряд повторял ее.
– Я…
Я должен поговорить с вами. Но он разваливался на куски. Он не мог объявить Хюльде о своих намерениях, пока разваливался. Она не захочет его такого, разваливающегося, так же, как и Эбба не захотела…
Он прочистил горло. Снова отчаянно попытался уцепиться за настоящее.
– Я… Я встречусь с вами возле лодки. Погодите, нет. – Он не хотел, чтобы Хюльда плыла домой одна, в темноте, не так скоро после нападения. Зажмурившись, он мысленно подсчитал. Да, он успеет. Вернет ее на остров и снова приплывет сюда.
– Нам нужно возвращаться. Мне нужно… – Он взволнованно показал на плакат. – Мне нужно сделать это.
Хюльда, застыв, перевела взгляд с него на плакат.
– Но это же в Манчестере.
– Я знаю. Знаю. – Он потер глаза. – Но я должен… Я должен увидеть ее. Я должен узнать. – Он мог бы взять Хюльду с собой, но тогда она увидит, насколько же он на самом деле сломан. Она увидит, как обломки выпирают из темноты, распарывают его, превращают его в перегной…
Он отвернулся от плаката и двинулся к причалу. Его мысли превратились в пчел, а череп – в улей, и все покрывал липкий мед. Это не могло быть совпадением. Ее семья отказалась разговаривать с ним. Ни тогда, ни в ответ на письма, которые он им писал в последующие года. Он никогда этого не понимал, но теперь поймет. Теперь он поймет.
Хюльды рядом с ним не было. Он обернулся.
– Хюльда? Пожалуйста, мне нужно…
Она покачала головой.
– Видите ли, Мира пригласила меня на ужин. В «Ойстер Хаус».
Нервный, продрогший и потерянный, Мерритт посмотрел на дорогу. Попытался выдать внятное предложение.
– В «Ойстер Хаус»?
Она кивнула.
– Да. По рабочим вопросам. Там много кто соберется… чтобы обсудить Новую Шотландию.
Его кровь неслась по венам, подначивая его двигаться. У него было время. Он вполне мог скрывать свое нетерпение достаточно долго, чтобы убедиться, что с Хюльдой все будет в порядке. А когда ему станет лучше, как только тайна будет разгадана, он сможет поговорить с ней. Тогда он сможет сказать ей все то, что хотел.
– Давайте я вас провожу.
– Идти всего три квартала.
– Хюльда…
– О, я вижу мисс Стиверус. – Она помахала кому-то вдалеке. – Пожалуйста, мистер Фернсби. – Она натянуто улыбнулась. – Вы спешите. Не позволяйте мне вас задерживать.
Нутро Мерритта сдавило тисками. Его мозг намертво приклеился к плакату.
– Вы уверены? Мне не трудно.
– Пожалуйста. Так будет лучше.
Эта фраза дротиком врезалась ему в грудь, как будто он был ужасно пьян и осознавал все лишь наполовину. Будет лучше?
Концертный плакат словно пульсировал за ее плечом.
– Но чтобы попасть домой…
– Я найму лодку, а Мира меня проводит. То, что я женщина, не делает меня беспомощной.
Он помедлил.
– Прошу вас. – Она прочистила горло. – Или я опоздаю.
Мерритт вздохнул сквозь сжатые зубы. Почему ему так холодно? Или… может, он дрожит вовсе не от холода? Думай.
– У вас с собой камень общения? – Его спутник оттягивал его карман. Он сунул туда руку и сжал его, только лишь затем, чтобы хоть за что-то держаться.
Она похлопала по сумке.
– Воспользуйтесь им, как только закончится ваш ужин, – господи, помоги, он уже сходил с ума. – Когда будете в лодке. И на острове, и когда войдете в дом.
Казалось, она хотела начать с ним спорить, но холод уже добрался и до нее, судя по покрасневшим глазам. Она кивнула.
В районе лба разгоралась головная боль, лишь ускоряя его беспокойный пульс.
– Спасибо, Хюльда.
Но она уже шла прочь по улице, края ее шали трепал ветер.