Взмахом руки Сайлас притянул воду из закрытого канала в коридор его нового жилища, чтобы смыть грязь, скопившуюся в нем, а также нескольких мышей и пауков, которые надумали поселиться там, где их не жаловали. Его кожа стягивалась, пока вода бурлила и темнела. Он направил ее обратно в смежный коридор и вернул в трубу; контролируя каждую каплю, он ощутил, что в глаза будто песка насыпали. Его удача помогла ему найти это место, но плесени он не переносил. Сделав дело, он растер руки, подошел к кувшину с водой и залпом опустошил его, заглушая невыносимую жажду, вызванную таким большим количеством магии. Сухость глаз и кожи пройдет сама собой. Скоро он покинет это место и найдет дом, более ему подходящий, чем это подземное логово, выстроенное потом и магией. Но пока идет охота, лучше скрываться. О, как же он скучал по тем ливерпульским дням величия, бурлящим магией и деньгами. Он ужасно по ним скучал.
Его шаги гулким эхом отражались от каменных стен, когда он шел в свою лабораторию, направив все внимание на альков, вырезанный из песчаника, в котором хранились его сокровища. Королевская лига уничтожила те, что нашла, но не все. Все это время он знал – он бы почувствовал утрату, а их чары все еще были при нем. Все доноры за каменными стенами Горс Энда были невредимы. Он стиснул зубы, вспоминая. Утрата других тел ощущалась, как выбитый зуб во рту. Когда-то он мог призывать железо, видеть будущее и даже контролировать землю под ногами. Такие редкие чары. Так много работы, столько трудов потеряно, потому что один из его собственных слуг его предал.
Он положил руку на один из железных прутьев, защищающих его трофеи. Всего десять, что давало ему двенадцать новых чар и дополняло ту магию, с которой он родился. Его взгляд обратился, как и всегда, к куклам в левом верхнем углу. Их черты сохранились хуже, отчего напоминали скорее скисшие дыни, чем мумифицированных монстров. Он тогда еще только открывал свои способности, был так неопытен. И все же они все еще были с ним. Все еще с ним…
Сайлас закрыл глаза, и тьма старых воспоминаний поднялась на поверхность. Он боролся с этой волной, подавлял ее. Он уже отдал дань этим жертвам. Он уже достаточно страдал из-за их утраты. Это чуть не сломило его. Разорвало его в клочья, но выстроило заново более сильным. Он стал кем-то, кто может победить всех и все. Кем-то, кто может нести в будущее наследие павших.
Он открыл глаза. Если б только оболочка его отца была на этих полках, иссушенная, но все еще способная чувствовать боль, Сайлас мог бы причинить ему все те же страдания, до капли, которые тот причинял ему самому. Но отец сыграл другую роль – он открыл ему дверь. Или, быть может, это сделал Господь, а отец был всего лишь пешкой.
Шагнув назад, Сайлас встряхнулся. Не время предаваться воспоминаниям. Он уже хорошо знает остров. Он готов встретиться с той ясновидящей. Готов принять форму волка и жить диким зверем днями напролет, пока не представится возможность, если это потребуется. Затем он двинется дальше. Все уже почти завершилось. Все наверняка почти завершилось, и он наконец сможет жить в покое и при силе до конца своих дней. Избавиться от этого паразитического существования.
Сейчас же, однако, пришло время пополнять коллекцию.
Мистер Портендорфер провел у них все выходные и уехал после ужина вечером воскресенья. На следующий день после его отъезда Хюльда была вынуждена обдумать свое затруднительное положение. Оно сквозило в ее мыслях, пока она помогала мисс Тэйлор с повседневными делами, дойдя даже до оттирания стенных панелей, мытья окон и полировки серебра. Когда все это оказалось недостаточным, чтобы мысли успокоились, она слила вместе чернила из полупустых склянок в кабинете мистера Фернсби и подмела ковер. Развесила свою одежду по цвету. Разложила травы в кухне по алфавиту и снова составила список заканчивающихся продуктов. Подровняла ногти.
В конце концов, однако, работа не сумела отвлечь ее от неизбежной правды: она не сможет вечно оттягивать разговор с Мирой. Поэтому тем вечером она повесила сумку на плечо и вышла на улицу, зная, что никто не станет спрашивать, куда она направляется, если при ней будет сумка. Она будет выглядеть занятой, и это даст ей время на размышления.
Она пошла на север, пробираясь через сорняки и растения, которые росли возле самой земли, вдоль соленого ручья, вьющегося по участку. Остывающий воздух оживил ее; звуки птичьего пения и вид ярких листьев успокоили душу. Сумка с инструментами подскакивала на бедре при каждом шаге.
Да, она хотела остаться в Уимбрел Хаусе. Незачем суетиться и пытаться это отрицать. Она бы предпочла не уходить из БИХОКа, сохранить свою должность, особенно потому, что оплата ее услуг тяжело ударит по кошельку мистера Фернсби. Не хотела она и понижения. Может, она сможет договориться с Мирой, занять промежуточное положение, при котором могла бы проводить бо́льшую часть времени на Блаугдоне, но иногда выезжать на дело, если будет найдена новая очарованная постройка, требующая ее внимания. Такой вариант предполагал, что ей придется отлучаться на целые недели, но прислуга с таким вполне справится. А мистер Фернсби отлично обойдется и временной экономкой.
Помимо этого… было неразумно думать о возможностях помимо этого. Хюльда обязательно увлечется мечтами, а это не принесет пользы никому, особенно ей самой.
Перешагнув через ручей, Хюльда позволила себе пойти прогулочным шагом и насладиться открытым небом, которое медленно окрашивалось заходящим солнцем. Закаты всегда были красивее всего, когда облака отражали свет, и над головой проплывало идеальное их количество. Она продумывала, что скажет Мире – будет лучше обсудить этот вопрос лично и предложить ей логичные аргументы, что-то, что скроет ее эмоциональную привязанность. Она могла бы предложить обучить мисс Тэйлор домоводству. Это казалось хорошей причиной остаться, верно? И обучение не будет стоить БИХОКу ни пенни сверх бюджета, выделенного на дом. Возможно, получится даже предложить изучить другие острова в заливе Наррагансетт. Может, она даже найдет еще магию…
– Здравствуй, Хюльда.
Ее тело среагировало на этот низкий голос раньше, чем разум. Оно замерло, охваченное внезапным холодом. Внутри все оборвалось, когда она обернулась и заглянула в темные, пронзительные глаза, обрамленные косматыми темными волосами.
Она прошептала: «Мистер Хогвуд». Вот он, во плоти, стоит, нависая над ней, одет просто и неброско, глаза сужены, а губы поджаты. Старше, чем она его помнила. Грубее.
Как… Как он мог быть здесь? Он же должен быть мертв!
Он схватил ее.
Паника огнем пронеслась по рукам и ногам. Она вывернулась и рванула в сторону, ее замедляла высокая трава, грязь липла к туфлям. Что-то дернуло ее за юбку; она упала лицом вниз. Лупа вывалилась из сумки.
Из сумки.
Отпинываясь от мистера Хогвуда, она рылась в сумке, отодвигая в сторону волшебную лозу и зонтик, пальцы коснулись селенита, камня общения. А пальцы мистера Хогвуда вцепились ей в волосы, рванув ее назад.
Она закричала, и сумка упала на землю, затерявшись в болоте.
Крик эхом отразился от стен спальни Мерритта. Он замер, наполовину расстегнув рубашку, – он готовился ко сну. Волосы на руках встали дыбом. Он резко развернулся, сбитый с толку. Этот крик… Он звучал так далеко, и вместе с тем так близко.
И он был похож на Хюльдин.
Кровь неслась по его венам, пока он обыскивал комнату, думая, а не проделки ли это Оуэйна, но звуков он прежде не издавал. «Хюльда?» – позвал он, подходя к комоду.
Взгляд упал на камень общения за мгновение до того, когда волшебная печать на нем погасла.
Его кости превратились в масло. Схватив камень, он прижал большой палец к печати и закричал:
– Хюльда! Ты там? Хюльда!
Он подождал ответа. Но тот не пришел.
Бросившись к двери, Мерритт пронесся по коридору, зажав камень в руке.
– Хюльда! – Он заглянул в библиотеку. Развернулся и слетел вниз по лестнице. – Хюльда!
Батист вышел из уборной:
– Что случилось?
Мерритт поднял камень, как будто это все объясняло.
– Где Хюльда?
Батист покачал головой.
– Мистер Фернсби? – Бет вышла из столовой.
– Где. Хюльда?
Бет прикусила губу.
– Я не видела ее с тех пор, как она вышла. Я подумала, что изучать турмалин…
С тем же успехом Оуэйн мог бы проделать дыру в полу прямо у него под ногами.
– Найдите Хюльду. – Он развернулся к Батисту. – Найдите ее сейчас же. Что-то не так.
Он бросился к двери, затем помедлил, пропуская Батиста вперед. Перепрыгивая через ступеньку, он ворвался в свою спальню и схватил со стены нарезной мушкет, а из ящика комода – кольт «Патерсон». Однако когда он попытался выйти, Мерритт наткнулся на невидимую преграду, ударившись головой и свалившись на пол.
– Не сейчас! – Он вскочил и ударил прикладом мушкета по охранному щиту раз, дру…
Щит поддался, и он не раздумывая понесся по дому. Снаружи ветер взъерошил ему волосы, временно его ослепив. Солнце было всего лишь золотой полоской на горизонте. Он выругался. Низкий голос Батиста выкрикивал имя Хюльды. Бет бежала в сторону надгробий.
– Хюльда! – позвал Мерритт. Он снова испробовал камень, но никто не ответил. Выбрав направление, он начал бежать. – Хюльда! Хюльда!
Он чуть не сломал щиколотку, угодив в кроличью нору.
Нарезной мушкет выскальзывал из пальцев.
– Хюльда!
Холодный ветер шелестел в траве. «Ищщщщщщиииииииии», – шептал он.
Дрожь поднялась по загривку Мерритта.
– Кто здесь?
Ищщщщщщщиииииии…
– Оуэйн! Где искать? – Он продирался через чертополох, его голос охрип. – Ищи! Где она?
– Ищщщщщииииииииии, – стонал воздух, и в голове Мерритта возникла картинка берега, вдалеке от того места, где он стоял сейчас.
Он побежал.
Хюльда лежала лицом в камыше. Ее запястья сковывали чары сильнее любых наручников. Солнце покинуло ее, оставляя во тьме и в руках Сайласа Хогвуда, одну из которых он держал у нее на затылке, вдавливая рот в грязь.
Она ощутила тот самый момент, когда чары некромантии просочились ей под кожу, высасывая жизненные силы.
Она дернулась, снова пытаясь освободиться. Ее переполняла паника, душила ее. Она не могла дышать! Она извивалась, погнула очки. Смогла приподнять бедро.
Хватка мистера Хогвуда усилилась, выдирая ей волосы из головы.
– Бороться бессмысленно. Даже без магии я бы тебя одолел, – пробормотал он. Ее мышцы нагревались от колдовства, а кожа леденела. – Нужно было начать с тебя в тот раз. Я не повторю этой ошибки.
От этих слов в голове зазвенела тревога. Она попыталась заговорить, умолять, но лишь набила рот грязью.
Что-то зажужжало в ее крови. Ее мысли метнулись к подвалу Горс Энда, к скукоженным, почерневшим телам людей, которых уже невозможно было опознать. Она закричала. Болото проглотило ее крик.
Колено мистера Хогвуда вжалось ей в поясницу, отчего по позвоночнику прошла волна боли. Слезы потекли из глаз.
– Это дело небыстрое. – Он говорил так тихо, что она едва расслышала его слова за оглушительным стуком собственного сердца. – Но ты ведь это знаешь, не так ли?
Его ногти впились ей в череп. Горячее дыхание обожгло ухо, и он сказал:
– Но знаешь ли ты как? А? Как я высосу твою жизненную силу, выломаю твою магию и перенесу ее из этого бесполезного мешка плоти? Я сделаю тебя уродливее остальных. Но вот глаза… Я очень постараюсь сохранить тебе глаза. Я хочу, чтобы ты видела, что с тобой станет.
Он сильнее надавил коленом на ее спину. Хюльдин крик полетел к корням и дождевым червям, когда молния пронеслась по ее телу, заглушая заклятье, тихонько тянущее из нее жизнь. Ее позвоночник скоро сломается.
– Не стоит того. – Он отстранился, не обращая внимания на всхлипы, сотрясающие ее грудь и плечи. Она попыталась вздохнуть и втянула грязь, едва сумев откашляться. Она пробовала брыкаться, но чары, удерживающие ее запястья, так же склеили ее лодыжки и колени.
Она умрет. Господи, помоги мне, я умру.
– Я каждый день о тебе думал. – По ней пронеслось новое заклятье, теперь и правда ощущавшееся молнией. Она закричала, когда оно обожгло ее бедра сзади. Это была часть высасывания магии или просто способ помучить ее? Песок налип на ее ресницы и смешался со слезами. – Каждый день в том забытом богом месте. – Он снова нажал ей на голову, вдавливая лицо так глубоко в топкую грязь, что она не могла вздохнуть. Она боролась, извивалась, дергалась. – Никогда и не думал, что будет…
Прогремел гром. Он врезался Хюльде в голову, и в ушах зазвенело.
Внезапно невыносимая тяжесть исчезла с ее головы и спины. Хюльда откатилась в сторону, слезы текли по ее лицу. Руки и ноги, внезапно свободные, покалывало от резкого притока крови. Она упала на траву. Снова поднялась. Очки свисали с одного уха.
Через оставшуюся линзу она увидела приближающуюся тень.
А мистер Хогвуд… Мистер Хогвуд исчез.
– Покажись! – Демонические и жесткие слова звучали в голосе Мерритта. Гром снова расколол воздух, и Хюльда прижала руки к ушам. Какая-то далекая ее часть поняла, что она слышала вовсе не гром, а выстрел.
Тень спешно пробиралась через траву, размахивая прикладом мушкета, как мечом. С сердцем, колотящимся где-то в горле, Хюльда обернулась, ища на болоте мистера Хогвуда, но его будто никогда там не было. А с тем набором чар, которыми этот человек владел… он и правда мог исчезнуть.
– Хюльда. – Надрыв пропал из его голоса, когда темная фигура упала на колени рядом с ней. Ее взбудораженный разум никак не мог ее узнать.
Разбитые губы попытались произнести:
– М-мистер… Мерритт?
Его руки обхватили ее лицо. Было так темно, что она едва видела его силуэт на фоне звезд. Он казался таким теплым ее холодной коже, его прикосновение почти обжигало.
– Ты ранена. Ты…
Трава зашуршала – возможно, просто заяц, но паника охватила Хюльду с головы до пят. Мерритт вскочил на ноги, держа в руках мушкет.
С ними говорил лишь ветер.
– Батист! – заорал Мерритт. – Батист, несите свет! Я нашел ее!
Хюльда глазела на него, трясясь, стуча зубами, в голове – сумбур несвязных мыслей и страхов. Ее тело все еще горело от чар.
Она не видела и не слышала, что он сделал с ружьем. Но Мерритт Фернсби присел рядом с ней и привлек ее дрожащее тело в свои объятия, поднимая ее из неглубокой могилы из грязи и тростника. Где-то вдали раскачивался фонарь, медленно продвигаясь к ним.
Наконец, одна мысль смогла подняться над прочими: в безопасности. Она была в безопасности.
Хюльда уткнулась лицом в рубашку Мерритта и расплакалась.