Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Дом был довольно силен. Он напомнил ему Горс Энд, но атмосфера здесь была иная. Сайлас уже успел обследовать остров, чтобы убедиться, что больше здесь никто не живет и никакие чары не помешают его намерениям, и по ходу дела обнаружил нечто весьма приятное.
За последние три десятка лет Сайлас собрал изрядное количество чар психометрии, включая те, что позволяли ему чувствовать магические способности других. Людей, вещей, чары дремлющие и активные. Это место было сильно своей хаократией. Сайлас родился с одним-единственным заклятьем хаократии; именно оно позволяло ему разбивать на части магию в крови доноров. Но другие заклятья поглощать ему никогда не доводилось. А он хотел и другие.
Он планировал начать работу после заката. Но, адово пламя, у них ясновидящая. Сайлас ненавидел ясновидящих. От их способностей не укроешься за опрятностью, как с провидцами. Он никогда не подпускал таких к себе близко, по понятным причинам. Она его почувствовала, он точно знал. Почувствовала еще до того, как он смог отразить ее чары. Сайлас был могуч, но у него не было никаких магических вещей или чего-то подобного, что могло бы замаскировать его от психической интуиции. Ему придется все тщательно продумать, чтобы не повредить другим своим планам.
Его волчье тело несло его дальше вглубь острова. Он был уверен, что уже находится вне зоны действия способностей этой ясновидящей, но рисковать не мог. Риск делал его уязвимым. Риск давал другим возможность превзойти его, как они уже делали это раньше. Это лишь небольшая трудность, и Сайлас легко с ней разберется.
Тяжело дыша, Сайлас добрался до западной оконечности острова и использовал чары изменения, снова трансформируя свое тело из волка в человека. Превращение сделало пальцы его левой руки слишком короткими, потому что изменение часто вызывало мутации в изначальном теле, но они в течение часа вернутся в нормальное состояние. Затем под покровом ночи он пробрался на свою лодку и поплыл на материк, избегая света маяков; преодолевая течения, он мысленно прорабатывал все детали плана.
Мерритту не спалось.
У его бессонницы было несколько причин. Во-первых, он слишком устал. Это звучало глупо, но почему-то, если Мерритт ложился в постель слишком усталым, сон к нему обычно не шел. Как будто его мозг обязан был бодрствовать, чтобы компенсировать изможденность тела.
Во-вторых, у него случился приступ творческого запора. Он хорошо продвинулся с романом, но теперь словно застрял. На самом деле Мерритт вовсе не планировал свои истории наперед, так что детали приходили к нему понемногу, постепенно. Он часто не знал, чем все закончится, пока не добирался до финала. И, по правде сказать, хоть он и зарабатывал пером с двадцати трех лет, в основном он писал газетные статьи и короткие рассказы – с первым опубликованным романом он намучился. Так что он прокручивал в голове приключения Элиз и Уоррена, раздумывая, предать ли им друг друга (но с каким мотивом?) или, может, влюбиться?
Цепочка мыслей в итоге привела его к Хюльде. Ей понравилась его книга. А значит, ей понравился его ум, так ведь? А это заставило его подумать, как славно было бы иметь рядом кого-то, кому можно озвучивать свои идеи постоянно, хоть в полдень, хоть в полночь. А это уже заставило его подумать, как славно было бы, если бы в этой слишком широкой постели лежал еще кто-то. Кто-то теплый, мягкий и настоящий.
Мерритт зарычал. Хватит. Он – независимый холостяк, который обеспечил себе хорошую жизнь сам, своими силами. Он был доволен этой жизнью. Он заставил себя быть ею довольным. И каждый раз, когда он пытался включить в это довольство еще одного человека, все заканчивалось плачевно. Так какой смысл пробовать?
Перекатившись на бок, он сунул подушку под голову и заставил себя закрыть глаза. Целую минуту притворялся, что спит.
Он снова подумал, каково ему будет, когда Хюльда уедет в БИХОК. Ну и что? Он может пережить влюбленность. Не впервой. Но Хюльда… она как книга, которую берешь без аннотации, без хвалебных отзывов, без названия, а она вдруг с каждой перевернутой страницей становится все лучше и лучше. Он хотел ощутить, как бы читалась ее история. Он хотел дойти до развязки, до самого конца. И хотел узнать, есть ли у нее продолжение.
Наверное, около полуночи Мерритт наконец застонал, сел и откинул одеяла, чтобы надеть штаны. Бесконечное лежание, очевидно, не помогало. Он попробует размять ноги, может, подышит воздухом. Конечно, здесь, вдали от города, ночи были ужасно темные, и он скорее заработает растяжение лодыжки, гуляя на улице, чем расслабится.
Потирая глаза, он пошлепал по коридору, с удивлением заметив свет под Хюльдиной дверью. Он услышал, как ее голос отсчитывает: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь», – и удивился, но решил не нарушать ее уединение и вместо этого направился к лестнице. Оуэйн, который, видимо, во сне не нуждался, любезно превратил ее в гигантскую деревянную горку до того, как он прибыл. Вздохнув, Мерритт сел на задницу и съехал вниз. Секунду спустя лестница приняла прежний вид.
Хотя он направлялся к входной двери, он услышал какой-то стук, доносящийся из кухни, а потому прошел через столовую и комнату для завтраков и обнаружил Батиста, склонившегося над столешницей, отбивая кусок мяса маленьким металлическим молотком.
– Думаю, оно уже сдохло, – прокомментировал Мерритт.
Единственный признак удивления – краткая напряженность плеч, когда мужчина оглянулся, чтобы взглянуть на Мерритта.
– Я… – он помедлил, – избиваю его.
– Отбиваете?
– Да, так. – Его акцент звучал ощутимее, чем обычно. Наверное, от усталости. – Я делаю шницель.
По выбору Хюльды, не иначе.
– Уверен, мясо можно и утром расплющить, если вы хотите поспать.
Повар пожал плечами:
– Иногда я не сплю.
Мерритт подтянул к себе табуретку и сел.
– И вы, и я. Это приходит с возрастом. А сколько же вам лет, мой друг?
– В августе исполнилось сорок.
– Вам не дашь ни на день больше тридцати семи.
Батист фыркнул. Может, даже и улыбнулся, но стоял он лицом к мясу.
– Свинина? – предположил Мерритт.
Батист кивнул.
– А что вам больше всего нравится готовить?
– Пироги, – тут же ответил он. – Фруктовые, мясные, с кремом. Мне очень удаются пироги.
Желудок Мерритта заурчал при мысли о таком количестве выпечки.
– Едва ли я стану запрещать вам их печь.
– Нужен погреб для масла. Холодное лучше подходит.
– Может, Оуэйн сможет вам его выкопать.
Он пожал плечами:
– Дайте лопату, и я сам выкопаю. И позабочусь о корове.
Мерритт оторопел:
– О какой корове?
Батист снова оглянулся:
– Я говорил с миссис Ларкин о корове. Мне бы хотелось корову. Хорошо позабочусь о ней. Будет много сливок.
Мерритт задумался было, что с его пищеварением сделает такая прорва сливок, но слюнки от этой идеи все равно потекли.
– Если мой роман окажется успешным, я куплю вам – нам – корову. Я даже разрешу вам ее назвать.
А вот на этот раз он, кажется, успел заметить ямочку на щеке этого непробиваемого мужчины.
Внезапно наверху раздалось «бум!», а следом – крик.
Оба мужчины напряглись. Батист рванул со своего места, чуть не сшибив Мерритта, спешившего встать. Они бросились через две столовые в приемную. Батист перепрыгивал через две ступеньки и первым добрался до двери Хюльды, Мерритт – в трех шагах позади. Повар, все еще сжимавший молоток, ворвался внутрь так резко, что чуть не снес дверь с петель.
Миллион недодуманных мыслей пронесся в голове Мерритта, и все они касались благополучия Хюльды. Кто-то вломился? Может, там крыса? Может, там…
Хюльда в нижнем белье?
Батист был уже в спальне, но Мерритт задержался в коридоре, заглядывая через его плечо в комнату, где стояла Хюльда, одетая лишь в панталоны, сорочку и туго затянутый корсет. Ее руки взметнулись вверх, чтобы прикрыть верхнюю часть последнего, а лицо пылало ярче летнего гибискуса.
– Пошли прочь! – закричала она, очевидно, вполне целая и невредимая.
Батист, точно такой же красный, запутался в собственных ногах, спеша закрыть дверь. Захлопнуть ее, в общем-то.
Мерритт попытался заговорить, но понял, что не может. Он все еще не мог отдышаться. Понять, что за крик они тогда услышали. И почему Хюльда разгуливала в нижнем белье.
Его мысли задержались на последнем вопросе и картинке, что к нему прилагалась.
Батист откашлялся.
– Мы не будем об этом говорить. – Его длинные ноги понесли его к лестнице.
– Пожалуй, – пробормотал Мерритт, сбитый с толку и четко осознающий присутствие женщины по ту сторону двери.
Спать он сегодня точно не сможет.
В конце концов Мерритт все же задремал и в итоге поздно проснулся. Он побрился, умылся холодной водой, причесал волосы и оставил их распущенными – он ведь все-таки жил на острове, ради всего святого, нет смысла переживать из-за моды – и оделся, оставив жилет в шкафу, потому что какая разница? Бет полировала перила, когда он спускался, и кивнула ему, не глядя в глаза, что было странно. Хюльда только что закончила завтракать и несла свою посуду к раковине.
Неловкость бегала вверх и вниз по пищеводу Мерритта, как колония термитов.
– Миссис Ларкин, хорошо, что я вас поймал. Я должен извиниться от лица Батиста и самого себя; мы услышали крик и очень спешили установить его источник.
Она поставила тарелки.
– Вот уж точно, спешили. Во всяком случае, мистер Бабино.
Он облегченно выдохнул, услышав, что она больше винит Батиста, и вдруг порадовался, что француз был настолько быстрее его. Почти сразу ему стало стыдно. Захотелось проверить, как себя чувствует повар после этого конфуза, но Батист не желал обсуждать ночное происшествие.
Вытерев руки, Хюльда повернулась к нему лицом, ровно такая же суровая и подтянутая, как в день их с Мерриттом встречи. Он начал подозревать, что это – успокаивающая маска, которую она надевала, – полнейший профессионализм, скрывающий все нежелательные эмоции и смущение. В его метафорической книге перевернулась еще одна страница.
– Я ценю ваши извинения. Я обучала мисс Тэйлор некоторым танцам кантри, и, развеселившись, она налетела на мой сундук, пустой. Мы обе свалились, и она от удивления закричала.
– Бет? – переспросил Мерритт, не думая.
Она нахмурила брови.
– Полагаю, перед ней вы еще не извинились.
– Я… если честно, я не заметил, что мисс Тэйлор тоже там была. – В груди потеплело. Хихикнув, он потер затылок, чтобы чем-то себя занять, и понял, что только что случайно признался, что глаза его сразу нашли Хюльду – и только на нее и смотрели. – Я, пожалуй, – он отвернулся, чтобы спрятать лицо, – пойду и сделаю это прямо сейчас.
– Мистер Фернсби.
Он замер.
Хюльда рассматривала потолок.
– Оуэйн стал часто прислушиваться к нам, с тех пор как мы узнали его имя.
Мерритт слегка расслабился:
– Я тоже это заметил.
– Я помню, что вы сперва были не в восторге от идеи найма прислуги. Возможно, с некоторой дополнительной подготовкой она вам и не понадобится. – Она предложила эту информацию осторожно, словно заранее отрепетировала. – Оуэйн отлично следит за порядком в самом себе, как мы уже поняли по отсутствию следов заброшенности, когда прибыли, а также он помогал мне в некоторых несложных домашних делах. Вам незачем переживать из-за мисс Тэйлор. Пока она с БИХОКом, без работы не останется.
Произнося последнее предложение, она смотрела не на Мерритта, а в окно. Льющийся из него солнечный свет подчеркнул зеленые пятнышки в ее глазах. Почему же она на него не смотрит?
Может, Хюльда не хочет уезжать? От этой мысли все внутри сжалось, а термиты вернулись. Раз она была сотрудницей БИХОКа, слово Мерритта мало влияло на ее передвижения. Неужели он желал слишком многого, если надеялся, что она не хочет, чтобы он последовал ее профессиональному совету?
Мог ли он убедить ее остаться? Остаться… ради него?
– Спасибо, но мои денежные средства едва ли исчерпаны, – сообщил он, мысленно умоляя ее глаза снова обратиться к нему. А даже если бы денег не было… он бы не отослал прочь ни одного из них, если только они сами бы не захотели уехать. Они не долго были вместе, но чувство товарищества уже начало устанавливаться в этом доме, некая рутина, которая заставила его думать о, в общем-то, доме. Он годами старался не думать о доме, потому что настроение после этого неизменно портилось. Но странности Батиста, тихое присутствие Бет и сдержанное подтрунивание Хюльды вызывали у него приятное чувство ностальгии. Это напоминало ему о хорошем, а не о плохом. Казалось, что они почти семья. – Если честно, мне нравится компания. Я бы хотел, чтобы вы… и мисс Тэйлор с Батистом – остались.
Несколько секунд тишины – которые тянулись для него гораздо дольше – прошли, пока они стояли, глядя друг другу в глаза. Все еще удерживая его взгляд, Хюльда сказала:
– Думаю, мне – всем нам – это очень приятно, мистер Фернсби.
Чувствуя себя осмелевшим, он сказал:
– Я все еще хочу, чтобы вы звали меня Мерритт.
Она полсекунды помолчала, улыбаясь уголком рта:
– Я знаю.
Мерритту больше нечего было сказать, так что он попрощался и пошел предлагать мисс Тэйлор свои извинения. А может, и прибавку, чтобы задобрить ее.
На утро после танцев мисс Тэйлор в Портсмуте Хюльда чинила свою оторвавшуюся кайму, на случай если те два платья, что она заказала, задержатся. В другом конце комнаты сидел мистер Фернсби, и она старалась не обращать внимания на то, как он редактирует свою рукопись, хотя он имел обыкновение издавать в процессе странные звуки. Он тихо кряхтел и неразборчиво что-то мычал, и сперва Хюльда думала, что он так пытается привлечь ее внимание. Но глаза его не отрывались от страниц, а между бровями как знак его сосредоточенности неизменно пролегали три тонкие складки. За ухом у него был один карандаш, а второй он стискивал в зубах. Странно, но у Хюльды и самой когда-то была привычка жевать карандаши, однако преподаватель-англичанка в школе для девочек еще в детстве выбила это из нее… зачастую используя тот самый карандаш, на котором оставались следы ее зубов.
Одну ногу он держал на кушетке, где сидел, а вторую закинул на стол, что прежде взбесило бы Хюльду. А теперь она находила это странным образом очаровательным. И ведь не должна бы… но теплые слова Мерритта – мистера Фернсби – вчера на кухне смягчили ее решимость. Решимость, которую она нещадно крахмалила, будучи одна, но почему-то всякий раз умудрялась измять, находясь в его присутствии.
Ей нравилось находиться в его присутствии, даже если было тихо. Она могла черпать счастье и в этом…
Ее стул сдвинулся вбок.
Хюльда одной рукой ухватилась за подлокотник, второй сжимая иглу. Она оглянулась, но все было в порядке. Странно. Возможно, ей нужно попить воды.
Пожевав губы, Хюльда сделала еще один стежок, как вдруг стул сдвинулся снова, в том же направлении. Она замерла. Если первый раз она еще могла списать на приступ головокружения, то второй – нет. Да что же здесь…
Стул сдвинулся еще на дюйм – в сторону мистера Фернсби. А тот, видимо, услышал скрип его ножек по полу, потому что оторвал глаза от рукописи.
И вот тогда Хюльда заметила, что пол приподнялся, пусть и немного, прямо под ней, и склон заставлял ее стул скользить вниз.
В сторону кушетки, на которой сидел мистер Фернсби.
Впившись ногтями в подлокотник, она попросила:
– Оуэйн, перестань.
Пол наклонился еще сильнее, и она приблизилась к нему на целую ладонь, и вот уже ее стул коснулся его кушетки.
– Чего это он? – спросил мистер Фернсби.
Хюльда запыхтела:
– Я серьезно, Оуэйн. Прекрати неме…
Пол вздыбился, выбрасывая Хюльду из сидения прямиком на мистера Фернсби.
Он выронил рукопись, несколько страниц которой отлетели прочь, и схватил ее за плечи, приподняв прежде, чем она упала лицом ему на колени. Ее щеки отчаянно пылали, и стало еще хуже, когда она начала думать о коленях мистера Фернсби. Она принялась про себя проклинать глупого мальчишку, который считал, что подобные шутки – это весело.
Поднявшись на ноги, она обернулась так резко, что очки лишь чудом удержались на ее носу.
– Клянусь, я развешу столько амулетов, что запру тебя в библиотеке, Оуэйн Мансель!
Дом затих.
Прошло несколько секунд, прежде чем Мерритт сказал:
– Все дело в фамилии. В ней всегда больше силы, чем в имени, хотя второе имя все-таки сильнее. – На его лице показались ямочки, а значит, он находил все это весьма забавным, но пытался быть вежливым. – Как думае- те, у него есть среднее имя? Тогда бы точно сработало.
Хюльда разгладила юбку, затем схватила свой стул и переставила его на прежнее место. А потом чуть подальше от кушетки. Как будто ставя точку в вопросе, обсуждать который не собиралась.
– Возможно.
Она подобрала свое шитье и плюхнулась на стул, по-детски преисполнившись справедливого негодования. Втыкая иголку в оторванную кайму, она осмелилась посмотреть на мистера Фернсби. Тот перехватил ее взгляд с мягкой, веселой улыбкой. Она снова сосредоточилась на работе. Три стежка спустя она снова посмотрела на него, но он уже изучал свою рукопись. Хюльда нахмурилась. Она не хотела, чтобы на нее таращились, не после этой нелепой тирады, но… возможно, это было глупо, но ей хотелось, чтобы он чаще обращал на нее внимание.
Сжав губы, она стала переживать, что могла раз или два кое-что пробормотать о Мерритте Фернсби вслух, а маленький Оуэйн мог это подслушать…
Слава богу, он не мог поговорить с Мерриттом и поставить ее в еще более нелепое положение.
Она снова подняла глаза. Стала смотреть, как он читает. Может, ей стоило остаться сидеть на кушетке. Детская мысль, и все же…
Шаги за дверью возвестили о возвращении мисс Тэйлор, которая вошла с жемчужной улыбкой на лице и пачкой писем под мышкой – видимо, перед возвращением на остров она зашла на почту. При виде этой пачки сердце Хюльды подскочило, и она укололась своей же иголкой, от чего с ее губ сорвался вскрик.
Мистер Фернсби опустил бумаги:
– Вы в порядке?
Он был так поглощен работой, что она удивилась и по-дурацки обрадовалась тому, что он заметил:
– Я впервые за много лет укололась, – сказала она, тряся рукой. На коже выступила крохотная капелька крови. – Едва ли это серьезно. Мисс Тэйлор, что там за письма?
Мистер Фернсби наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть горничную.
– Мисс Тэйлор! Хорошо провели время? Боюсь, что не очень, раз уж вы так хорошо ходите. Я видал множество танцоров, которые в кровь и мозоли стирали себе ноги на танцполе.
Она просияла:
– Я здорово повеселилась, мистер Фернсби, спасибо. – Она кивнула Хюльде и вытащила конверты. – У меня два письма для мистера Фернсби и два для вас, миссис Ларкин. А еще посылка, которую я положила вам на кровать.
Платья? Уже?
Хюльда вытащила нитку из иголки.
– Отлично. Значит, не придется это пришивать, – Может, стоит и вовсе отпороть кайму и отослать платье сестре, она ведь ниже ростом… но у Даниэль куда более эксцентричные вкусы в одежде, и она едва ли станет его носить.
Мисс Тэйлор направилась к мистеру Фернсби и вручила ему его письма, а уже затем подошла к Хюльде.
– А! Флетчер. – Наполовину вскрыв первое письмо, он бросил взгляд в сторону Хюльды. – Если повезет, он приедет на следующей неделе. Я могу взять на себя приготовления.
– Вам напомнить, для чего нужна прислуга? – Она позволила себе немного скривиться, на что мистер Фернсби улыбнулся. – Оуэйн наверняка сделает ему отдельную комнату. – Горничная вручила ей письма. – Спасибо, мисс Тэйлор.
Конверты были в столь плачевном состоянии, что Хюльда подумала, а не послали ли их с помощью заклинательства – трансформировали в нечто, способное перелететь через Атлантику, а по прибытии вернули прежнюю форму – вместо корабля на кинетической тяге. Первый метод был уже чуть ли не допотопным. Ее глаза нашли обратный адрес. Из Англии, оба.
В голове что-то щелкнуло.
– Извините.
Перебросив порванное платье через плечо, Хюльда направилась к выходу. Мистер Фернсби окликнул ее, но она лишь успокаивающе махнула ему и продолжила идти по ковру, который теперь был розовым с большими зелеными пятнами, разбросанными тут и там – спасибо местному призраку. Хюльда едва заметила эту пестроту и добралась до комнаты с похолодевшими и дрожащими пальцами.
Она вскрыла первое письмо, от констеблей из Ливерпуля. Оно было кратким, почерк – чуть лучше, чем курица лапой.
У нас нет информации о том, что некий Хогвуд покинул Мерсисайд или подал заявление на эмиграцию, но он мог это сделать в любом портовом городе.
Она вздохнула. Это лучшее, на что она может рассчитывать, – лишь немногие иммигранты удосуживались оформлять документы, а уж мистер Хогвуд явно не желал бы оставлять за собой бумажный след.
Отложив письмо в сторону, она открыла второе, от коменданта Ланкастерского замка.
Мисс Ларкин,
Я помню Сайласа Хогвуда, но все равно для верности поднял его досье. Да, он был в заключении, но скончался 14 июня по неустановленной причине. Он был вполне здоров, насколько я могу судить. Весьма странно.
Мои извинения, если новости вас обеспокоят.
С уважением,
Бенджамин Кентербери
Хюльда тупо смотрела на письмо, не вполне его понимая. Она прочла его снова, но слова сливались, так что она села на свой сундук и поправила очки, прежде чем прочитать его в третий раз, от начала и до конца. Перевернула листок, на случай если сзади написано что-то еще, потом снова прочла.
Обеспокоят… да, это и правда ее беспокоило. Как мог здоровый мужчина скончаться в тюрьме, где за ним постоянно присматривали, а ни у кого не имелось ни малейших догадок о причине смерти? Конечно, тюрьмы – не самые гигиеничные места для жизни…
Она облизнула губы. Письмо выпало из ослабевших пальцев.
Это значит, он не мог быть в Портсмуте, напомнила она себе. Но эта информация не принесла облегчения, лишь новое беспокойство.
Видел ли комендант тело мистера Хогвуда собственными глазами? Они вообще понимали, насколько сильным магом он был? Может, он потерял многие свои чары после того, как уничтожили трупы…
Она попыталась подавить свои необоснованные опасения и утешиться тем, что этого ужасного чародея больше нет. И все же, несмотря на подтверждение, что было у нее в руках, эти тревоги горели ярким костром, пожирающим ее кости.
Войти с помощью соц. сетей: