Мерритт никак не мог поверить в то, как хорошо все идет. И не только с домом, который стал к нему добрее с тех пор, как он узнал его имя, но и с… Хюльдой.
Причина, по которой отец вышвырнул его из дома… она и бровью не повела, все узнав.
Он уже со всем смирился: с утратой наследства, с отречением – или так ему нравилось считать. Он мог по несколько дней не вспоминать об этом, хотя, когда все же вспоминал, его будто жалила оса. Особенно если он думал об Эббе. Разрушение всего его мира было завязано на ней. На их ошибке. И все же Мерритт был полон решимости собрать осколки, жениться на ней, вместе вырастить их дитя. Идти дальше по жизни как семья. Он сделал предложение, она его приняла, и вагончики начали понемногу выстраиваться на рельсах. Так что, когда она тоже его покинула, очевидно, никого не нося под сердцем, он был… шокирован – и это недостаточно сильное слово. Слова – его хлеб, его ремесло, и все же он не был уверен, что подходящее описание вообще существует. Она даже не попрощалась. Он все узнал от ее родителей. Не было ни записки, ни прощания, ни объяснения.
Она оставила кольцо. Флетчер заложил его от имени Мерритта.
Отец Мерритта всегда смотрел на него с презрением, так что отречение показалось почти логичным. Но Эбба любила его, или так ему казалось. И непонимание, почему она сорвала и выбросила его, как подсохшую корку с раны, все еще отравляло его ночные сны.
И все же.
Мерритт сидел за столом, держа ручку, но не писал уже несколько минут. Сгущались сумерки, и он потихоньку привыкал к темноте. Пора было зажечь еще одну свечу, но что-то в пустой стене напротив будто усиливало те разрозненные мысли, в которых ему нужно было навести порядок.
Когда он нашел ту забытую, заросшую грязью могилу, в нем дрогнула струна. И нота все еще звенела, даже теперь. Он ощутил сочувствие к дому, к живущему в его стенах человеку, которого нельзя было увидеть, с которым нельзя было по-настоящему поговорить. Он почувствовал с ним связь, будто они были двумя романами в одной серии.
Если бы Оуэйн не пробрался ему в душу так легко, он бы мог и не рассказать Хюльде свою историю. Если не считать Флетчера, он никому не рассказывал. Семья Флетчера, разумеется, знала, но не с его собственных слов. И вот внезапно, тринадцать лет спустя, он извергает свой позор и свое отчаяние, и на кого? На экономку! Он правда полагал, что она оскорбится. Что он проснется этим утром и обнаружит, что ее сумки уже собраны, а преемница вызвана.
Но вместо этого она предложила ему постирать его галстук и спросила совета насчет ужина.
Она была головоломкой. Такая чопорная, и вместе с тем… совершенно невозмутимо воспринимает все его проступки. Его статус изгоя. Если честно, он никогда не встречал женщин, подобных Хюльде Ларкин.
Кто же ты?
Не меньше он поразился и ее готовности рассказать о Сайласе Хогвуде. У Мерритта было живое воображение; он ощущал, будто стоял рядом с ней, когда ей в видении открылись все эти ужасы. Тела. Конечно, такое не пройдет для человека бесследно. Даже кто-то столь сильный, как Хюльда, не может просто взять и отмахнуться от подобного. Он так отчаянно хотел утешить ее. Успокоить. Если бы она уже этого не сделала, Мерритт бы сам навел справки касательно этого человека.
Он услышал ее голос, когда она прошла мимо его двери; судя по шагам, с ней был кто-то более легкий, видимо, Бет:
– …совершенно не трудно. Вы меньше меня; примите ванну первая. Я принесу воды. Мне не помешает физическая нагрузка…
Мерритт провел руками вниз по лицу, а затем уперся подбородком в ладони, пытаясь не думать о ванне. Даже без корсета Хюльда была отлично сложенной женщиной, и…
Против этого, наверное, были ведь какие-то правила? Нельзя влюбляться в тех, кто на тебя работает.
Он застонал и откинулся на спинку стула, заполняя глаза – и мозг – созерцанием покрытой тенями стены напротив. В его жизни было много хороших женщин. Парочку он даже водил на ужин. Одной стало с ним неловко, когда она узнала, что он был отлучен от семьи, но она все равно была снобкой, вечно носила горы кружев даже в самые жаркие летние дни. А потом еще была та неприятность с сестрой Флетчера, которая ему сразу же отказала, и ему пришлось избегать ее, хотя они несколько месяцев жили в одном доме. А та женщина, что ему нравилась, пока он работал под прикрытием на сталеплавильном заводе, была не в восторге, когда его статья фактически оставила ее без работы.
Иногда он думал, а не проклял ли его отец, лишив не только прежней семьи, но и шанса построить будущую? Он не очень много об этом думал, но только потому, что не хотел. Он уже давно вырыл могилы для любимых людей, отобранных у него, и лишь время от времени подсыпал сверху землицы.
Его мысли вернулись к Хюльде. Она была до смешного жесткая, но иногда смягчалась, проявляя свою человечность будто бы ненароком. Когда взяла его галстук. Когда он упомянул Эббу, девушку, на которой был готов жениться. Когда он сказал ей, что она в безопасности.
Он помотал головой. Нет. Она – его экономка. Будет неловко. А доброта еще не означает взаимный интерес. Он лишь позволяет своему одиночеству взять верх.
Ну и не так уж он и одинок.
– Нужно работать, – прорычал он, притягивая поближе чистый лист. Его персонажи сейчас находились под прикрытием у криминальных авторитетов, и Мерритту нужно было поднапрячь свое воображение, потому что ему как-то не хотелось идти и лично приобретать подобный опыт. Он постучал ручкой по бумаге, оставив на ней кровоточащие чернильные круги, словно неприглядные прыщи на белом лице. Он написал: «Элиз», – так звали его героиню. Чуть подумал и добавил: «Элиз не любила одеваться по-мужски».
С этим можно работать.
Под обоями спальни вздулся пузырь размером с его голову и начал двигаться ленивыми кругами, как будто какой-то сонный демон, пытающийся войти.
– Не подсматривай за девочками, Оуэйн, – пробормотал Мерритт, вновь макая ручку в чернильницу. – Мы же не хотим, чтобы твоя душа прогнила и отвалилась от дома?
Пузырь дернулся и сдулся, как будто разочарованный. Мерритт наклонился вперед и погладил его, как кота, и вся стена пошла волнами.
– Помоги мне, – сказал он, радуясь тому, что есть на что отвлечься. – Если бы ты был главой знаменитой преступной группировки, где бы у тебя была штаб-квартира? Под городом не слишком сыро? Или, может, ты бы предпочел вести дела в открытую, скажем, в игорном доме?
Стена всколыхнулась дважды.
– Значит, игорный дом.
И он начал писать.
Через три дня после того, как она обнаружила, что в Уимбрел Хаусе есть второй источник магии, Хюльда получила письмо ветряным голубем, что было довольно дорогостоящим методом коммуникации. Требовались специфичные чары стихийной магии: воздуха, чтобы ускорить полет, и общения, что позволяло птицам получить четкие указания для доставки. В Средние века этот метод не был столь ужасно дорогим, но вот в девятнадцатом столетии было сложно найти людей, которые обладали магией, необходимой для зачарования новых птиц. А поэтому тем, кто мог это делать, щедро платили за услуги. И все же, если не имелось возможности отправить телеграмму или воспользоваться спаренными камнями общения, это был самый подходящий способ быстро с кем-то связаться.
На письме стояла печать БИХОКа, так что Хюльда тут же его вскрыла.
Хюльда!
Как дела в вашем домике у залива? Надеюсь, твое здоровье в порядке, и ты смогла установить личность вселившегося духа. Мистер Фернсби все еще настаивает на его изгнании?
Думаю, ты будешь рада узнать, что у меня для тебя новое поручение. Пока в Бостоне. В головном офисе всегда много работы. Но наша команда в Новой Шотландии вот-вот раскроет нечто интересное! Кажется, туда мы тебя еще не отправляли? Можем обсудить лично.
Сдай все чеки Сэди, она возместит тебе убытки и подобьет платежную ведомость.
Всего наилучшего,
Мира
Желудок Хюльды провалился куда-то вниз.
Она не хотела уезжать.
Ей нравился Уимбрел Хаус. Ей нравились остров и океанический воздух. Ей нравилось работать с мисс Тэйлор и мистером Бабино. Ей нравился мистер Фернсби…
Сжав губы, она дважды прошлась по комнате из конца в конец, а потом вытащила собственный лист пергамента. Ее руки дрожали, когда она схватила карандаш. Почему они дрожали? Она выпрямила спину и злобно посмотрела на них, силой воли заставляя их вести себя разумно. Секунду спустя они подчинились.
Мира,
Спасибо, что интересуешься. Прости, что не послала тебе новостей о доме; если честно, я думала, у меня больше времени. Мы действительно установили личность волшебника. Это двенадцатилетний мальчик по имени Оуэйн Мансель. Мистер Фернсби решил его не изгонять, так что дом сохранит свой статус зачарованного.
Если я не нужна тебе срочно, не ради работы в офисе, то я бы хотела запросить дополнительное время в Уимбрел Хаусе. Видишь ли, я обнаружила, что здесь имеется второй источник магии, но еще не определила, что это. Подозреваю, это будет весьма непросто. Может быть, я открою что-то значительное для БИХОКа или мистера Фернсби. Обязательно буду держать тебя в курсе.
С уважением,
Хюльда
Она сложила листок, запечатала его и прикрепила к ветряному голубю. «Вернись к отправителю», – велела она, и птица выпорхнула в окно и полетела на север на ветре, пахнущем морем.
Возможно, я поступаю глупо. Но ей и правда не хотелось путешествовать. Раньше ей это нравилось… но чем старше она становилась, тем утомительнее становились переезды. А мысль о том, чтобы посвятить себя какой-то бумажной работе в офисе вместо того, чтобы быть здесь и искать второй источник магии Уимбрел Хауса… ей не нравилась. Возможно, она могла бы на какое-то время наняться сюда в качестве постоянной экономки. Как сделала в Горс Энде. Покуда сможет сохранять свой профессионализм.
– Нельзя просто взять и сделать горку! – закричал Мерритт из коридора. – Ты мне в следующий раз ногу сломаешь! Хочешь горку, так делай ее до того, как я начну спускаться!
Хюльда улыбнулась. Как давно уже Оуэйн не наслаждался приятной компанией?
А она сама?
Отходя от окна, краем глаза она заметила чей-то силуэт и оглянулась. Мисс Тэйлор стояла на улице, неподвижно глядя на северо-запад. Полная любопытства, Хюльда выскользнула из своей комнаты и подошла к лестнице ровно в тот момент, когда Мерритт убедил Оуэйна снова сделать ее лестницей.
Он поймал ее взгляд и улыбнулся, и от этого ее глупые органы начали вытворять глупые вещи, которые она проигнорировала. Он предложил ей руку:
– Позвольте сопроводить вас вниз по этому опасному утесу? Никогда не знаешь, что может приключиться.
Хюльда уже хотела отбрить его – это у нее получалось автоматически. Но вопреки всем доводам рассудка она решила подыграть:
– Конечно же, сэр. Мне сегодня очень нужны целые ноги.
Он широко улыбнулся, она улыбнулась в ответ и позволила ему взять ее за руку.
До первого этажа было всего тринадцать ступенек, но Хюльде показалось, что она пробежала целую милю.
Мисс Тэйлор так и не сдвинулась с места, пока Хюльда добиралась до нее; она по-прежнему стояла в тридцати шагах от бельевой веревки. Глаза миниатюрной женщины смотрели куда-то в поросшие травой луга в глубине острова, а может, чуть дальше, за границу видимого берега. Мимо пронесся ветер, и Хюльда отметила разом и тепло солнца, и молчание обычно во всю распевающих птиц.
– Мисс Тэйлор? – Она тихонько приблизилась. – Вы не заболели?
Взгляд мисс Тэйлор перескочил на нее, как будто горничную вырвали из глубокой задумчивости.
– Ой, простите. То есть, я хотела сказать, я в порядке. – Ее глаза снова обратились к берегу. – Мне просто показалось, что я увидела нечто странное.
Легкий мороз прошел по рукам Хюльды, несмотря на длинные рукава.
– Что?
Та пожала одним плечом.
– Волка. Но ведь на этом острове нет волков, верно?
Потирая грудь, в которой начало собираться беспокойство, Хюльда ответила:
– Не должно быть. Хотя мне тоже как-то раз показалось, что я его видела.
Волк в библиотеке. Ее магия тоже ей об этом шептала. Но что это значит?
– Может, стоит отправить мистера Бабино с мушкетом, посмотреть, – пробормотала она.
Мисс Тэйлор покачала головой:
– Я его не увидела, я просто… что-то почувствовала. А потом он убежал, но не туда, куда побежал бы настоящий волк. Может, это просто тени.
Хюльда кивнула.
– Но я все равно думаю, нам всем станет спокойнее, если мы отправим на разведку большого француза с мушкетом. – Уж оружия у мистера Фернсби предостаточно.
Мисс Тэйлор хихикнула.
– А я ведь как раз хотела попросить у вас, миссис Ларкин, немного свободного времени.
Блеск в исполненных надежды глазах привлек внимание Хюльды.
– Такая возможность всегда имеется. Что вы задумали?
Вдруг смутившись, мисс Тэйлор отвела взгляд и подтянула вниз рукава.
– Ну, я видела, что в Портсмуте будут танцы; какие-то мальчишки раздавали листовки в прошлый раз, когда я ездила туда за припасами. Я подумала, что было бы весело сходить. Хотелось бы чаще выбираться в общество.
– И я не могу вас в этом винить. – Хюльда не бывала на танцах уже… больше десяти лет. Тринадцать? Четырнадцать? Она всегда чувствовала себя неуютно в танцзалах. Не потому, что не знала шагов, а потому, что бо́льшую часть времени проводила, подпирая стенку. – И когда же?
– Завтра.
– Вы, конечно же, заслужили свободный вечер. Можете взять всю ночь, мисс Тэйлор. Не хочу, чтобы вы пытались плыть по этим водам в темноте. Вам порекомендовать пансионат?
– Спасибо, но я остановлюсь у подруги. – Она улыбнулась, хотя улыбка вышла скорее нервная, чем веселая. – Вот только я не умею танцевать, и я подумала, может вы знаете как?
Хюльда смягчилась:
– Вам нужны уроки?
Она кивнула, полная энтузиазма:
– Ну, то есть я умею танцевать, но не так, как в Портсмуте. Я имею в виду, на юге так никто не танцует.
– Я буду рада вас научить. А вы, быть может, научите меня. – Она потянулась было поплотнее запахнуть шаль, но поняла, что не взяла ее. – Сегодня вечером, когда мужчины лягут, да? В моей комнате.
Мисс Тэйлор просияла:
– Большое спасибо.
Отмахнувшись от благодарностей, Хюльда просто сказала:
– Упражнения мне не помешают.
После ужина, пока мистер Фернсби наслаждался партией в карты с мистером Бабино, Хюльда поднялась к себе, чтобы заполнить официальный отчет о своих попытках классифицировать дом, а также записать тот признак, который, как ей думалось, указывал на вторичный источник магии. Признак в единственном числе, потому что повторного проявления охранных чар ей видеть еще не довелось, а она часто проверяла двери и окна. Где бы ни крылся источник, он был, вероятно, маленьким, возможно, нестабильным. Ее лучшее предположение – балка или половица, изготовленные из дерева, которое при жизни впитало магию. Непостоянность чар предполагала, что древесина, возможно, начинает гнить. Однако эту теорию еще нужно было подтвердить, а это ее раздражало. Ей редко приходилось прилагать столько усилий, чтобы разобраться с зачарованным домом, а ведь этот был к тому же совершенно небольшим.
Отложив отчет, она помассировала руки, разминая затекшие мышцы. Может, не ложиться сегодня спать, чтобы проверить, не становится ли магия активнее после заката? Мисс Тэйлор ненадолго составит ей компанию с этой их танцевальной тренировкой, а потом она могла бы ходить по дому в носках, тихонько, чтобы никого не разбудить. Она начала шить несколько амулетов, которые хотела расположить в труднодоступных местах в надежде выявить эту непослушную магию, и, приложив немножко усилий, к утру их уже можно будет развешивать.
Решив задокументировать и этот свой план, Хюльда снова взяла карандаш и начала писать, но на второй же строчке он сломался. Вздохнув, она принялась искать точилку, но на обычном месте ее не оказалось. Наверняка ее взял мистер Фернсби. Мисс Тэйлор всегда клала вещи на место, а мистер Бабино наверх и вовсе не поднимался.
Встав, Хюльда потянулась насколько позволял корсет и пошла по коридору, остановившись у начала лестницы, где Оуэйн закручивал ковер наподобие водоворота. Не чтобы ее позлить, подумалось ей, а от скуки.
– Добрый вечер, Оуэйн, – сказала она, и узкая прямая дорожка протянулась по коридору, позволяя ей пройти. Кивнув в знак благодарности, она пошла дальше и остановилась возле кабинета мистера Фернсби. Дверь была открыта, комната частично освещалась оранжевым закатом. Хюльда зажгла свечу на столике у входа и приблизилась к захламленному письменному столу. На нем было целых три чашки, а еще носовой платок, груда ручек и карандашей и несколько смятых листов бумаги, которая, вообще-то, была недешевая. Ей придется намекнуть ему, что бумагу можно использовать и повторно, потому что на оборотной стороне тоже отлично пишется. Хотя, если честно, что-то в этом беспорядке странным образом ее умиляло. Рядом с мятыми бумажками лежали, как ни странно, перо голубой сойки, один ботинок без шнурков, стопка с рукописью мистера Фернсби и – да – ее точилка.
Она заметила, что чернильница опустела. Усердно работает. Она забрала пузырек и проскользнула назад, в библиотеку, где заменила его на свой, почти полный, который и поставила рядом с его бумагами. Когда она подбирала точилку, свет свечи упал на рукопись, выхватив «Но скрип во тьме сказал Элиз, что она больше не одна» на самом верхнем листе.
Хюльда замерла. Это была не первая страница книги – только мистеру Фернсби известно, где та лежала. Это была середина главы, с подписанным в верхней части листа номером 102. Невероятно, что человек может просто сесть и написать целый роман. Что все эти слова и картины, что он рисует, существуют только лишь в его голове, пока он не перенесет их на бумагу. Что он может создать что-то из ничего.
Хюльда поднесла свечу поближе. Она боялась заговорить; в темном коридоре звуки разносились так отчетливо, что она могла поклясться, будто слышит эхо собственного дыхания. Она ждала, прижавшись спиной к стене, и вот скрип повторился.
– Ты сказал, что здесь они искать не будут, – ее голос был еле слышен. Так было нужно. Без света Уоррен не мог читать по ее губам.
Его ответ прозвучал совсем рядом с ее ухом, так что она даже подпрыгнула. В любом другом месте она бы смутилась от подобной близости. Но здесь, на территории врага, она была утешением.
– Не шевелись.
Хюльда опустилась на пустующий стул. А он хорош, не так ли? Она точно не знала, чего ожидала: если человек зарабатывает на жизнь словами, разумеется, он хорош. Она поймала себя на том, что думает о его первом опубликованном романе, и том, сможет ли найти его и прочесть. Но ее охватило любопытство: что же издавало те скрипы в темном коридоре? И почему эти люди – Элиз и Уоррен – вообще там оказались?
Поставив свечу, Хюльда наклонила лист к свету и прочла до самого конца, который случился прямо на середине предложения, поэтому она отложила эту страницу и взяла следующую. Очевидно, эти двое были в логове какого-то криминального босса. Это была та самая женщина, которая стала свидетелем ограбления, что мистер Фернсби тогда упоминал? А кто мужчина?
Она перешла к третьей странице. Тут же ахнула. Они не были одни. Там был кто-то еще. Кто-то, пахнущий сигарами фигурадо, – это было написано так, будто что-то значило. Хюльда предположила, что, если бы она прочла предыдущие страницы, она бы точно знала, кто преследует главных героев, и было у нее подозрение, что это человек не образцового характера.
Она перевернула страницу, задержав дыхание вместе с Элиз, когда та вместе с Уорреном укрылась в чулане. Тот мужчина подходил все ближе. Элиз потянулась к двери чулана, но Уоррен ее удержал. Она сжала его руку, успокаивая. Что она собралась сделать?
Господи боже, она побежала по коридору в другую сторону, чтобы отвлечь того, с сигарами! Хюльда перевернула страницу. Это сработало. Он бросился за ней. Но куда же бежать Элиз, чтобы спастись от него?
Все тот же запах вдруг окружил ее – запах гниения и фекалий, подчеркнутый вонью застарелой мочи. На этот раз она свернула прямо к его источнику, запнувшись туфлей о комок дерна, и чуть не упала. Это шум бегущей воды? Если здесь рядом канал, она еще сможет сбежать. Бог знает, какие болезни она при этом подцепит, но уж лучше болезнь, чем пуля в…
– Миссис Ларкин.
Хюльда вскрикнула и подскочила на стуле, едва не ударившись макушкой о подбородок мистера Фернсби. Она тут же прижала руку к сердцу, заходящемуся галопом.
– Мерритт, не подкрадывайтесь ко мне вот так!
Мерритт – Мистер Фернсби… Господи боже, она что, назвала его по имени? – улыбнулся, как дремлющий крокодил, и сложил руки на груди.
– И в мыслях не было подкрадываться. Вы просто оказались слишком заняты.
Она оглянулась на книгу и почувствовала жар во всем теле. Ее только что поймали за чтением чужой рукописи.
– Я… Я извиняюсь. – Она одновременно встала и шлепнула бумаги обратно в их стопку, но движение вышло столь резким, что очки слетели с ее носа. Они со стуком упали на пол. – Я пришла за точилкой и отвлеклась. Я не хотела рыться в ваших записях.
Мистер Фернсби нагнулся, чтобы поднять ее очки, ковер казался ей размытым темным пятном.
– Большинство людей начинают чтение с начала книги.
– Это больше не повторится.
– Миссис Ларкин. – Он потянулся к ней и сам надел ей на нос очки, отчего она покраснела еще сильнее. Господи помилуй, пусть в темноте этого будет не видно. Но его пальцы уж наверняка ощутили жар ее кожи, когда коснулись ее висков. – Меня не огорчает – и никогда не огорчит – если кто-то растворяется в том, что я набросал. Особенно учитывая, что это лишь черновик. Истории на этой стадии всегда ужасны.
Отступив назад, она пригладила волосы.
– Мне она ужасной не показалась. И скажу в свое оправдание: начала здесь не было.
– Рискну предположить, что с вашей стороны это самый настоящий комплимент.
Комплимент? Она вспомнила, что именно сказала, и внутри все сжалось.
– Я… Я не имела в виду, что она не ужасная. Она довольно хороша. Весьма, эм, захватывающая.
Он изучал ее, и она чувствовала себя совершенно глупо под взглядом его голубых глаз.
– Видимо, так и есть, если ваш, миледи, словарь вдруг стал столь ограничен, учитывая обычно яркий лексикон.
Она покраснела еще сильнее. Сейчас она, наверное, была похожа на спелый помидор.
Выражение его лица смягчилось.
– Я не хотел вас смущать. Собственно, мне бы не помешал читатель. Кто-то, кто указал бы на недочеты и всякое такое. Вы только за орфографию сильно не ругайте. Это ведь и правда лишь черновик.
Хюльда прочистила горло.
– Возможно, когда вы допишете роман. Мне нужно закончить отчет для мисс Хэй в БИХОКе. – Она подняла руку с точилкой, как бы подтверждая свое алиби. Поверить не могу, что не услышала его шагов! Поверить не могу, что я так отвлекалась… О, Хюльда, ну ты и клоун.
Поправив стул, мистер Фернсби сел, позволяя Хюльде осторожно отступить.
– Ну, если вы настаиваете. – Он потянулся к левому верхнему ящичку стола и дернул за ручку, но тот не сдвинулся с места. Он дернул сильнее. – Оуэйн, позволь мне его открыть, ладно?
Выглянув в коридор, Хюльда увидела, что Оуйэн все еще был занят закручиванием ковра. Так что, восстановив спокойствие с помощью прямой спины, расправленных плеч и вздернутого носа, она сбегала в свою комнату, чтобы взять из сумки ломик. Мистер Фернсби все еще возился с ящиком, когда она сказала:
– Позвольте?
Он выпустил ручку.
– Собираетесь его заколдовать?
Хюльда всунула кончик лома в щель. С небольшим усилием с ее стороны ящик выдвинулся.
– Сегодня было тепло, – объяснила она. – Полагаю, дерево просто рассохлось.
– А. – Он перевел взгляд с ящика на нее. – А вы рукастая. Точно не хотите остаться и почитать со мной?
Простое, ненавязчивое приглашение отозвалось в ней так, словно кто-то заиграл металлической ложкой на ее ребрах. Остаться и почитать со мной. Остаться и провести тихое, мирное время с Мерриттом Фернсби. Впитывать в себя его работу, смотреть, как он пишет, почувствовать себя частью всего этого. Это было так же притягательно, как запах свежеиспеченных булочек в конце полного трудов дня.
Она повертела ломик в руках.
– Мне нужно закончить отчет, – сказала она, проглотив собственное разочарование.
Он кивнул:
– Удачи.
Она направилась к выходу, не чувствуя ни облегчения, ни успешности, но остановилась, прежде чем выйти в коридор.
– Мистер Фернсби.
– М-м?
– Как… – Она чувствовала себя глупо, но немножко любопытства – это ведь так естественно. В конце концов, она ведь работала на этого человека. – Как называлась ваша первая книга? Та, что уже издана?
Он ухмыльнулся:
– «Начинающий бедняк».
Кивнув, Хюльда отвернулась и плотно закрыла за собой дверь.